Только что увидел такое объявление от Института Национальной Памяти. Фразеология в тексте довольно забористая и вызывает определённые исторические реминисценции. Насколько именно этот Институт будет заниматься искоренением исторической крамолы, покажет время, но тренд начался не вчера и это не случайный проект.
Как бы в итоге такая структура ни называлась, руководить ей будут именно те люди, которым я посвятил последний десяток постов. Потому что "других экспертов у нас для вас нет", их "патриотическое реноме" безупречно, и во властные структуры они полностью интегрированы. Кстати, один из "экспертов" в передаче, господин Суржик, в этом институте как раз и работает.
Сегодня шёл после экскурсии по залам особняка Румянцева и услышал, как у карты Дороги Жизни гидесса рассказывала о "строившей трубопровод Русалке Ладоги". Читатель может сам сделать выводы, кому в случае разбирательства поверит достопочтенный ареопаг из передачи Мамонтова: сотням публикаций в прессе и нескольким военно-морским музеям, или какому-то блогеру, трясущему какими-то "документами", которые ему наверняка масоны-англосаксоны нарисовали.
Как бы в итоге такая структура ни называлась, руководить ей будут именно те люди, которым я посвятил последний десяток постов. Потому что "других экспертов у нас для вас нет", их "патриотическое реноме" безупречно, и во властные структуры они полностью интегрированы. Кстати, один из "экспертов" в передаче, господин Суржик, в этом институте как раз и работает.
Сегодня шёл после экскурсии по залам особняка Румянцева и услышал, как у карты Дороги Жизни гидесса рассказывала о "строившей трубопровод Русалке Ладоги". Читатель может сам сделать выводы, кому в случае разбирательства поверит достопочтенный ареопаг из передачи Мамонтова: сотням публикаций в прессе и нескольким военно-морским музеям, или какому-то блогеру, трясущему какими-то "документами", которые ему наверняка масоны-англосаксоны нарисовали.
VK
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЦЕНТР ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ. Пост со стены.
❗Напомним, что Национальный центр исторической памяти при Президенте Российской Федерации реализует ... Смотрите полностью ВКонтакте.
Часть 10, ч.9 - здесь
Если бы в распоряжении Говорова были такие солдаты, которые от крика "Ура!" не могли бежать, то будь он хоть трижды Ганнибалом или Цезарем, победить бы не смог. На Ленинградском фронте действительно был случай в ноябре 1941 года, когда солдатам именно в таком состоянии предстояло атаковать немецкие позиции, и закончилось там всё очень печально.
На самом деле многомудрые эксперты в очередной раз "услышали звон, но не знали, где он". Задача была не сохранить едва теплящуюся жизнь в измождённых солдатах, а позволить им максимально быстро пересечь лёд Невы, не сбивая дыхания. Чем меньше времени солдат проведёт на открытом льду, чем быстрее он достигнет берега, где можно укрыться за складками местности, тем больше у него шансов выжить и победить. Потому бежать надо было максимально "спортивно", пожертвовав известным психологическим эффектом от дружного крика. Так об этом пишет тот же Бычевский как в биографии Говорова:
"часто в землянке на командном пункте 67-й армии командарм генерал Духанов и Говоров уточняют и уточняют детали будущего сражения.
Детали? И да, и нет... За сколько минут солдаты пробегут по льду до вражеского берега? Пять, семь или восемь минут? Но это с автоматом, винтовкой. А со станковым пулеметом или минометом? Кричать на бегу «ура», или сорвешь дыхание в мороз?"
так и в его книге "Город-фронт":
"Бегут с лестницами, досками, баграми. Криков «ура» не слышно. Солдаты знают, что на морозе перехватит дыхание за семь минут бега."
Далее Алексей Говоров говорит о том, что операция из-за болотистой местности могла проводиться только зимой. Утверждение это довольно спорно, так как в районе наступления были незамерзающие болота, из-за которых танки не могли везде идти вровень с пехотой. Кроме того, в конце августа 1942 года наши войска смогли достичь серьёзного прорыва южнее Синявино, и если бы не ставшие неприятным сюрпризом свежие немецкие резервы, у той операции был бы хороший шанс на успех. А вот необходимость форсировать Неву на лодках и понтонах в противоположность перехода её по льду была куда более серьёзной причиной для предпочтения зимы лету.
Далее следует вопрос о питании Жданова и партийной элиты, до сих пор "токсичный" и требующий длительных пояснений. Если коротко, то элита себя не забывала, хотя свидетельств "лукулловых пиров" нет. Жданов скорее всего питался хоть и сытно, но скромно. Что касается пресловутых ромовых бабах и кондитерских изделий, ещё раз дам ссылку на эту статью о кондитерском производстве в блокадном Ленинграде.
Что касается закрытого распределителя, но несмотря на публикации, опровергающие его существование или утверждающие, что в "Елисеевском" была устроена лишь единовременная выдача продуктов представителям академической элиты, я склонен доверять Никите Ломагину как главному авторитету в исследованиях блокады. В этом интервью он говорит о списке из нескольких сотен имён, фигуранты которого могли получать весьма достойный даже по довоенным меркам паёк, проходя со стороны Малой Садовой (Пролеткульта) в "Елисеевский" через "потайной" боковой вход.
Как правило, такие факты используются для обличения советского строя, хотя стоит отметить, что критики никогда не приводят примеры других режимов, где элита в схожих обстоятельствах вела бы себя по-другому, или хотя бы умозрительно моделируют такую ситуацию. На мой взгляд, здесь в очередной раз себе выкопала яму советская пропаганда, ставшая заложником линии на превознесение руководства города как морального идеала, готового пожертвовать здоровьем ради единения с народом. Когда очевидная истина о том, что чиновники не с хлеба на воду перебивались, стала публичным знанием, вместо общих выводов о "природе человеческой во все века" были закономерно сделаны куда более радикальные умозаключения.
Довольно символично то, что на 59.02-07 появляется фотография того, что в музеях и, как ни странно, публичных дискуссиях, является странной фигурой умолчания. Об этом я напишу завтра утром в следующем, последнем в этом году посте.
Если бы в распоряжении Говорова были такие солдаты, которые от крика "Ура!" не могли бежать, то будь он хоть трижды Ганнибалом или Цезарем, победить бы не смог. На Ленинградском фронте действительно был случай в ноябре 1941 года, когда солдатам именно в таком состоянии предстояло атаковать немецкие позиции, и закончилось там всё очень печально.
На самом деле многомудрые эксперты в очередной раз "услышали звон, но не знали, где он". Задача была не сохранить едва теплящуюся жизнь в измождённых солдатах, а позволить им максимально быстро пересечь лёд Невы, не сбивая дыхания. Чем меньше времени солдат проведёт на открытом льду, чем быстрее он достигнет берега, где можно укрыться за складками местности, тем больше у него шансов выжить и победить. Потому бежать надо было максимально "спортивно", пожертвовав известным психологическим эффектом от дружного крика. Так об этом пишет тот же Бычевский как в биографии Говорова:
"часто в землянке на командном пункте 67-й армии командарм генерал Духанов и Говоров уточняют и уточняют детали будущего сражения.
Детали? И да, и нет... За сколько минут солдаты пробегут по льду до вражеского берега? Пять, семь или восемь минут? Но это с автоматом, винтовкой. А со станковым пулеметом или минометом? Кричать на бегу «ура», или сорвешь дыхание в мороз?"
так и в его книге "Город-фронт":
"Бегут с лестницами, досками, баграми. Криков «ура» не слышно. Солдаты знают, что на морозе перехватит дыхание за семь минут бега."
Далее Алексей Говоров говорит о том, что операция из-за болотистой местности могла проводиться только зимой. Утверждение это довольно спорно, так как в районе наступления были незамерзающие болота, из-за которых танки не могли везде идти вровень с пехотой. Кроме того, в конце августа 1942 года наши войска смогли достичь серьёзного прорыва южнее Синявино, и если бы не ставшие неприятным сюрпризом свежие немецкие резервы, у той операции был бы хороший шанс на успех. А вот необходимость форсировать Неву на лодках и понтонах в противоположность перехода её по льду была куда более серьёзной причиной для предпочтения зимы лету.
Далее следует вопрос о питании Жданова и партийной элиты, до сих пор "токсичный" и требующий длительных пояснений. Если коротко, то элита себя не забывала, хотя свидетельств "лукулловых пиров" нет. Жданов скорее всего питался хоть и сытно, но скромно. Что касается пресловутых ромовых бабах и кондитерских изделий, ещё раз дам ссылку на эту статью о кондитерском производстве в блокадном Ленинграде.
Что касается закрытого распределителя, но несмотря на публикации, опровергающие его существование или утверждающие, что в "Елисеевском" была устроена лишь единовременная выдача продуктов представителям академической элиты, я склонен доверять Никите Ломагину как главному авторитету в исследованиях блокады. В этом интервью он говорит о списке из нескольких сотен имён, фигуранты которого могли получать весьма достойный даже по довоенным меркам паёк, проходя со стороны Малой Садовой (Пролеткульта) в "Елисеевский" через "потайной" боковой вход.
Как правило, такие факты используются для обличения советского строя, хотя стоит отметить, что критики никогда не приводят примеры других режимов, где элита в схожих обстоятельствах вела бы себя по-другому, или хотя бы умозрительно моделируют такую ситуацию. На мой взгляд, здесь в очередной раз себе выкопала яму советская пропаганда, ставшая заложником линии на превознесение руководства города как морального идеала, готового пожертвовать здоровьем ради единения с народом. Когда очевидная истина о том, что чиновники не с хлеба на воду перебивались, стала публичным знанием, вместо общих выводов о "природе человеческой во все века" были закономерно сделаны куда более радикальные умозаключения.
Довольно символично то, что на 59.02-07 появляется фотография того, что в музеях и, как ни странно, публичных дискуссиях, является странной фигурой умолчания. Об этом я напишу завтра утром в следующем, последнем в этом году посте.
Часть 11, ч.10 - здесь
МЯГКОВ, как и ранее, путает "Англетер" с "Асторией" в качестве места нахождения стационара. Стоит добавить, что к апрелю эта идея была признана неудачной и вместо стационаров организовали столовые усиленного питания.
Далее МЯСНИКОВ начинает говорить о генерале Симоняке, верно отмечая его полководческие таланты. И потом сразу же рассказывает старую легенду, настолько въевшуюся в традиционный рассказ об "Искре", что её повторяют сотрудники Музея-Диорамы. Конечно, немцы не настолько сошли с ума, чтобы регулярно поливать берег водой. В. Мосунов в своей работе о прорыве блокады писал, что никаких упоминаний о таких гидравлических работах в немецких документах не было. Зато была оттепель, из-за которой операцию перенесли с 2 на 12 января, и наледь образовалась естественнным образом.
Дальше же начинается чистое безумие. Оставим "мальчишек, которые ещё держались на ногах" - это я разбирал ранее. Не будем говорить, что зимняя экипировка штурмовых групп - это всё же не признак гениальности полководца, хотя умный командир конечно же должен заботиться об амуниции своих солдат. МЯСНИКОВ предлагает радикально новый взгляд на операцию, от которого у меня вновь перехватило дух.
Оказалось, что всё, что мы знали об операции "Искра" - это ложь. Как и кинохроника. Точнее, от нас скрывали правду, потому что это был секрет. На самом деле всё было так: воружённые ботинками с шипами и "еле держащиеся на ногах" солдаты Симоняка сделали Невероятное. Они рано утром, пока было темно, с Большими Ножами взлетели на ледяную гору, "перерезали весь первый эшелон немцев", а потом и "началась вся эта операция". Жуков, Хозин, Федюнинский, да и Говоров тоже коллективно рвали волосы на голове от горя и досады, так как за полтора года им эта идея в голову не пришла.
Если вы вспомнили анекдот "в Политбюро не дураки, мы вас ночью на Солнце пошлём", то вы вспомнили его правильно. Здесь даже немного теряешься, с чего начать. То, что, как МЯСНИКОВ говорит, не применяли авиацию и артиллерию - это, конечно, очевидная даже незнакомому с той историей человеку чушь. Артиллерию как раз применяли, причём так нестандартно и ювелирно, что рассказ об этом мог бы даже далёкому от военной науки человеку быть намного интереснее слабоумной сказки про ночных бегунов.
Более месяца разведчики наблюдали за берегом и делали вылазки, засекая местонахождение амбразур немецких дотов, "врезанных" в берег Невы. Были созданы закамуфлированные артиллерийские позиции у берега, а прямо перед наступлением в них были заведены 122мм гаубицы, которые открыли огонь прямой наводкам по противоположному берегу. Таким образом пулемётные гнёзда и доты можно было уничтожить, не разрушив лёд. Всё это долго и кропотливо планировалось, многократно проигрывалось на макетах и штабных играх. В результате получилось вот что - опять цитирую Бычевского:
"Около двух тысяч пушек, гаубиц и минометов нацелено на врага... Второй раз прошли на бреющем полете штурмовики 277-й авиационной дивизии...
Наносят третий по счету десятиминутный удар тяжелые батареи по разведанным и засеченным вражеским огневым позициям, штабам и узлам связи. Орудия прямой наводкой раздолбили всю крутизну левого берега... Противник молчит. Он, видимо, оглушен и в буквальном смысле подавлен таким ураганным огнем...
Глухой топот ног по льду. Пустынное поле Невы мгновенно заполняется людьми. Бегут с лестницами, досками, баграми. Криков «ура» не слышно. Солдаты знают, что на морозе перехватит дыхание за семь минут бега... На шестой минуте мы видим, как достигают берега противника первые группы пехоты с саперами, ставят лестницы, взбираются по обрывам.
Видны уже взрывы на противоположном берегу. Значит, саперы Соломахина уже там и расчищают танкам проходы.
Я вижу, как Симоняк выходит на бруствер. На нем черная кубанка и черный полушубок... Все три полка его дивизии форсировали Неву в одном эшелоне. Это широкий, смелый бросок. В резерве у него лишь два батальона.
На льду все-таки лежат неподвижные фигуры, но их сравнительно мало. Там уже работают санитары. Бой быстро уходит на том берегу за первую траншею немцев."
МЯГКОВ, как и ранее, путает "Англетер" с "Асторией" в качестве места нахождения стационара. Стоит добавить, что к апрелю эта идея была признана неудачной и вместо стационаров организовали столовые усиленного питания.
Далее МЯСНИКОВ начинает говорить о генерале Симоняке, верно отмечая его полководческие таланты. И потом сразу же рассказывает старую легенду, настолько въевшуюся в традиционный рассказ об "Искре", что её повторяют сотрудники Музея-Диорамы. Конечно, немцы не настолько сошли с ума, чтобы регулярно поливать берег водой. В. Мосунов в своей работе о прорыве блокады писал, что никаких упоминаний о таких гидравлических работах в немецких документах не было. Зато была оттепель, из-за которой операцию перенесли с 2 на 12 января, и наледь образовалась естественнным образом.
Дальше же начинается чистое безумие. Оставим "мальчишек, которые ещё держались на ногах" - это я разбирал ранее. Не будем говорить, что зимняя экипировка штурмовых групп - это всё же не признак гениальности полководца, хотя умный командир конечно же должен заботиться об амуниции своих солдат. МЯСНИКОВ предлагает радикально новый взгляд на операцию, от которого у меня вновь перехватило дух.
Оказалось, что всё, что мы знали об операции "Искра" - это ложь. Как и кинохроника. Точнее, от нас скрывали правду, потому что это был секрет. На самом деле всё было так: воружённые ботинками с шипами и "еле держащиеся на ногах" солдаты Симоняка сделали Невероятное. Они рано утром, пока было темно, с Большими Ножами взлетели на ледяную гору, "перерезали весь первый эшелон немцев", а потом и "началась вся эта операция". Жуков, Хозин, Федюнинский, да и Говоров тоже коллективно рвали волосы на голове от горя и досады, так как за полтора года им эта идея в голову не пришла.
Если вы вспомнили анекдот "в Политбюро не дураки, мы вас ночью на Солнце пошлём", то вы вспомнили его правильно. Здесь даже немного теряешься, с чего начать. То, что, как МЯСНИКОВ говорит, не применяли авиацию и артиллерию - это, конечно, очевидная даже незнакомому с той историей человеку чушь. Артиллерию как раз применяли, причём так нестандартно и ювелирно, что рассказ об этом мог бы даже далёкому от военной науки человеку быть намного интереснее слабоумной сказки про ночных бегунов.
Более месяца разведчики наблюдали за берегом и делали вылазки, засекая местонахождение амбразур немецких дотов, "врезанных" в берег Невы. Были созданы закамуфлированные артиллерийские позиции у берега, а прямо перед наступлением в них были заведены 122мм гаубицы, которые открыли огонь прямой наводкам по противоположному берегу. Таким образом пулемётные гнёзда и доты можно было уничтожить, не разрушив лёд. Всё это долго и кропотливо планировалось, многократно проигрывалось на макетах и штабных играх. В результате получилось вот что - опять цитирую Бычевского:
"Около двух тысяч пушек, гаубиц и минометов нацелено на врага... Второй раз прошли на бреющем полете штурмовики 277-й авиационной дивизии...
Наносят третий по счету десятиминутный удар тяжелые батареи по разведанным и засеченным вражеским огневым позициям, штабам и узлам связи. Орудия прямой наводкой раздолбили всю крутизну левого берега... Противник молчит. Он, видимо, оглушен и в буквальном смысле подавлен таким ураганным огнем...
Глухой топот ног по льду. Пустынное поле Невы мгновенно заполняется людьми. Бегут с лестницами, досками, баграми. Криков «ура» не слышно. Солдаты знают, что на морозе перехватит дыхание за семь минут бега... На шестой минуте мы видим, как достигают берега противника первые группы пехоты с саперами, ставят лестницы, взбираются по обрывам.
Видны уже взрывы на противоположном берегу. Значит, саперы Соломахина уже там и расчищают танкам проходы.
Я вижу, как Симоняк выходит на бруствер. На нем черная кубанка и черный полушубок... Все три полка его дивизии форсировали Неву в одном эшелоне. Это широкий, смелый бросок. В резерве у него лишь два батальона.
На льду все-таки лежат неподвижные фигуры, но их сравнительно мало. Там уже работают санитары. Бой быстро уходит на том берегу за первую траншею немцев."
Поздравляю всех своих читателей с наступающим Новым Годом!
Так как в уходящем году у меня главной темой стали флотские дела и водолазы, то и открытка соответствующая.
Вот, что планирую сделать в следующем году в первую очередь:
- опубликовать статью Сильке Арнольд де-Симин о памяти и травме. Мы с Димой Евменовым наконец доделали перевод, теперь будем её вычитывать и шлифовать.
- написать ещё несколько постов в дополнение к делу Соколовой, получить заверенные архивные копии документов и завершить статью примерно к февралю
- писать заметки о Ленинградском отделении ЭПРОНа
- добраться наконец до музея МПВО в школе рядом со Смольным
- хотя бы до конца следующего года закончить многосерийный разбор передачи Мамонтова
- делать посты на памятные даты со своими коллажами из разных городов
- опубликовать отрывки из воспоминаний моряков и водолазов, которые я нашёл в архиве Н.П. Чикера
- планировать новые экскурсии
И многое другое! Увидимся 2 января!
Так как в уходящем году у меня главной темой стали флотские дела и водолазы, то и открытка соответствующая.
Вот, что планирую сделать в следующем году в первую очередь:
- опубликовать статью Сильке Арнольд де-Симин о памяти и травме. Мы с Димой Евменовым наконец доделали перевод, теперь будем её вычитывать и шлифовать.
- написать ещё несколько постов в дополнение к делу Соколовой, получить заверенные архивные копии документов и завершить статью примерно к февралю
- писать заметки о Ленинградском отделении ЭПРОНа
- добраться наконец до музея МПВО в школе рядом со Смольным
- хотя бы до конца следующего года закончить многосерийный разбор передачи Мамонтова
- делать посты на памятные даты со своими коллажами из разных городов
- опубликовать отрывки из воспоминаний моряков и водолазов, которые я нашёл в архиве Н.П. Чикера
- планировать новые экскурсии
И многое другое! Увидимся 2 января!
Сегодня, 83 года назад - освобождение Малоярославца
В начале января 1942 года продолжалось контрнаступление Красной Армии под Москвой. После жестоких и очень кровопролитных боёв в конце декабря был освобождён Наро-Фоминск, что заставило опасавшегося окружения врага начать отвод войск к юго-западу от этого города. Войска 43-й армии, занимавшие позиции вдоль реки Нары, заметили этот отход и пришли в движение после месяца позиционных боёв.
Наступая вдоль Киевского шоссе, войска 33-й армии завязали в последний день декабря бои за Боровск, а 43-я армия преследовала немцев по Варшавскому шоссе. Уже 28 декабря было освобождено Белоусово, а на следующий день советские войска находились всего в 6-7 километрах от центра Малоярославца.
Как сообщает журнал боевых действий 475 полка 53 стрелковой дивизии, "успех операции по-прежнему зависел от внезапности и обхода противника с флангов". Несмотря на попытки немцев организовать планомерный отход, получалось у них это далеко не всегда, и рапорты наступавших частей пестрели сообщениями о трофеях.
В новогоднюю ночь Малоярославец атаковали несколько советских подразделений с разных сторон, и к середине дня центр города был освобождён. Судя по всему, немцы стягивали в город сломанную технику для ремонта, но ни починить, ни отбуксировать её не смогли. Так описан штурм города в документах 475-го полка:
"В 4.30 утра 01.01.42 батальон под командованием капитана Кравченко ворвался в окраину Малоярославца и через несколько минут с других направлений вошли другие подразделения нашего полка. Завязались уличные бои, но враг не был готов к сопротивлению, атака была для него неожиданна. Сопротивлялись отдельные группы автоматчиков, и за ними охотились наши бойцы в течение дня.
Захвачены трофеи: танков - 5; автомашин - 19 грузовых, 5 легковых, 9 санитарных; бронемашин - 8, автомашин отечественных - 25, орудий - 6, пулемётов - 15, автоматов - 20, винтовок около 350, лошадей - 38, повозок 19, овса до 15 тонн, консервов - 50 ящиков, хлеба белого - 2 тонны, мыло - 15 ящиков, убито немцев около 400 человек. Данные эти далеко не полные. В течение дня 1 и 2 января 1942 продолжалась очистка города от автоматчиков."
Наступление этого полка началось из леса к с северу от города, и потому скорее всего в списке трофеев упомянуты именно те бронемашины, которые вы можете видеть на фотографии.
В начале января город посетил писатель и корреспондент Илья Эренбург и написал очерк "Весна в январе", который был опубликован в "Правде". Привожу в сокращении:
"Сначала я считал брошенные немцами машины, потом запутался. Их были сотни. Нагло и жалко глядели на восток морды пушек. Как пойманные слоны, послушно плелись немецкие танки. Я вспомнил слова берлинской сводки: «Мы добровольно укоротили фронт...» Чудаки, они укорачивают костюм вместе с мясом. «Укорачивают» и мимоходом теряют танки...
Дощечка осталась: «Село Покровское». А села нет. Село сожгли немцы. Что видишь по дороге на запад? От изб остались трубы, да скворечники на деревьях. Отступая, немцы посылали особые отряды «факельщиков» — жгли города и деревни.
Когда не успевали сжечь все, жгли самое хорошее. Жгли со смаком. В Малоярославце эти культуртрегеры показали себя вовсю: сожгли две школы-десятилетки, детские ясли, больницу и городскую библиотеку с книгами.
Вот их трупы. А рядом бутылки из-под французского шампанского, норвежские консервы, болгарские папиросы. Страшно подумать, что эти жалкие люди — господа сегодняшней Европы... Часть «господ», впрочем, уже не будет пить шампанского: лежит в промерзшей земле...
Пусть в Малоярославце люди радуются — сегодня снова начала работать электростанция, и в домах светло. Пусть в Боровске вставляют в рамы стекла — люди наконец-то отогреются. Пусть в Ильинском колхозники выветривают и чистят загаженные немцами дома. Все это позади. Красная Армия идет вперед, и она смотрит вперед. Она думает не о Малоярославце, не о Боровске. Она думает о Вязьме, о Смоленске. Перед ней люди, которых нужно спасти от смерти, — русские люди. И по пояс в снегу, не зная усталости, идут вперед любимцы России — бойцы Красной Армии..."
В начале января 1942 года продолжалось контрнаступление Красной Армии под Москвой. После жестоких и очень кровопролитных боёв в конце декабря был освобождён Наро-Фоминск, что заставило опасавшегося окружения врага начать отвод войск к юго-западу от этого города. Войска 43-й армии, занимавшие позиции вдоль реки Нары, заметили этот отход и пришли в движение после месяца позиционных боёв.
Наступая вдоль Киевского шоссе, войска 33-й армии завязали в последний день декабря бои за Боровск, а 43-я армия преследовала немцев по Варшавскому шоссе. Уже 28 декабря было освобождено Белоусово, а на следующий день советские войска находились всего в 6-7 километрах от центра Малоярославца.
Как сообщает журнал боевых действий 475 полка 53 стрелковой дивизии, "успех операции по-прежнему зависел от внезапности и обхода противника с флангов". Несмотря на попытки немцев организовать планомерный отход, получалось у них это далеко не всегда, и рапорты наступавших частей пестрели сообщениями о трофеях.
В новогоднюю ночь Малоярославец атаковали несколько советских подразделений с разных сторон, и к середине дня центр города был освобождён. Судя по всему, немцы стягивали в город сломанную технику для ремонта, но ни починить, ни отбуксировать её не смогли. Так описан штурм города в документах 475-го полка:
"В 4.30 утра 01.01.42 батальон под командованием капитана Кравченко ворвался в окраину Малоярославца и через несколько минут с других направлений вошли другие подразделения нашего полка. Завязались уличные бои, но враг не был готов к сопротивлению, атака была для него неожиданна. Сопротивлялись отдельные группы автоматчиков, и за ними охотились наши бойцы в течение дня.
Захвачены трофеи: танков - 5; автомашин - 19 грузовых, 5 легковых, 9 санитарных; бронемашин - 8, автомашин отечественных - 25, орудий - 6, пулемётов - 15, автоматов - 20, винтовок около 350, лошадей - 38, повозок 19, овса до 15 тонн, консервов - 50 ящиков, хлеба белого - 2 тонны, мыло - 15 ящиков, убито немцев около 400 человек. Данные эти далеко не полные. В течение дня 1 и 2 января 1942 продолжалась очистка города от автоматчиков."
Наступление этого полка началось из леса к с северу от города, и потому скорее всего в списке трофеев упомянуты именно те бронемашины, которые вы можете видеть на фотографии.
В начале января город посетил писатель и корреспондент Илья Эренбург и написал очерк "Весна в январе", который был опубликован в "Правде". Привожу в сокращении:
"Сначала я считал брошенные немцами машины, потом запутался. Их были сотни. Нагло и жалко глядели на восток морды пушек. Как пойманные слоны, послушно плелись немецкие танки. Я вспомнил слова берлинской сводки: «Мы добровольно укоротили фронт...» Чудаки, они укорачивают костюм вместе с мясом. «Укорачивают» и мимоходом теряют танки...
Дощечка осталась: «Село Покровское». А села нет. Село сожгли немцы. Что видишь по дороге на запад? От изб остались трубы, да скворечники на деревьях. Отступая, немцы посылали особые отряды «факельщиков» — жгли города и деревни.
Когда не успевали сжечь все, жгли самое хорошее. Жгли со смаком. В Малоярославце эти культуртрегеры показали себя вовсю: сожгли две школы-десятилетки, детские ясли, больницу и городскую библиотеку с книгами.
Вот их трупы. А рядом бутылки из-под французского шампанского, норвежские консервы, болгарские папиросы. Страшно подумать, что эти жалкие люди — господа сегодняшней Европы... Часть «господ», впрочем, уже не будет пить шампанского: лежит в промерзшей земле...
Пусть в Малоярославце люди радуются — сегодня снова начала работать электростанция, и в домах светло. Пусть в Боровске вставляют в рамы стекла — люди наконец-то отогреются. Пусть в Ильинском колхозники выветривают и чистят загаженные немцами дома. Все это позади. Красная Армия идет вперед, и она смотрит вперед. Она думает не о Малоярославце, не о Боровске. Она думает о Вязьме, о Смоленске. Перед ней люди, которых нужно спасти от смерти, — русские люди. И по пояс в снегу, не зная усталости, идут вперед любимцы России — бойцы Красной Армии..."
Часть 12, ч. 11 - здесь
МЯСНИКОВ продолжает рассказывать о Симоняке и как атака его дивизии в январе 1943 года была "тайной историей, о которой нельзя было говорить" (1.01.55). Видимо, поэтому биографию генерала, цитаты из которой он ранее приводил в крайне вольной интерпретации, издали в 1971 году тиражом всего 50000 экземпляров. Скорее всего, агент КГБ всё же вырвал тайную книгу у него из рук и он не дочитал последние главы. Иначе следующий его пассаж никакому логическому объяснению не поддаётся: "[Симоняк] не поехал после войны в Москву, не стал там нигде учиться".
С одной стороны, учиться никогда не поздно. С другой, военную академию им. Фрунзе он закончил в 1936 году, а за годы войны прошёл путь от командира бригады до командующего корпусом, дослужился до звания генерал-лейтенанта и был награждён орденами Суворова и Кутузова. Что такому человеку надо было изучать в Москве и у кого - вопрос крайне любопытный.
Не желая сразу переходить к следующему участнику передачи и одновременно пользуясь возможностью высказаться о наболевшем, приведу здесь цитату из скандально известных мемуаров Николая Никулина. Мне не хочется начитать сейчас разбор этой книги, однако эта цитата меня резанула при первом прочтении довольно сильно:
"Вспоминаю еще один эпизод времен войны. Одному генералу, командовавшему корпусом на ленинградском фронте, сказали: «Генерал, нельзя атаковать эту высоту, мы лишь потеряем множество людей и не добьемся успеха». Он отвечал: "Подумаешь, люди! Люди – это пыль, вперед!"
Этот генерал прожил долгую жизнь и умер в своей постели. Вспоминается судьба другого офицера, полковника, воевавшего рядом с ним. Полковник командовал танковой бригадой и славился тем, что сам шел в атаку впереди всех. Однажды в бою под станцией Волосово связь с ним была потеряна. Его танк искали много часов и наконец нашли – рыжий, обгоревший. Когда с трудом открыли верхний люк, в нос ударил густой запах жареного мяса.
Не символична ли судьба двух этих полководцев? Не олицетворяют ли они извечную борьбу добра и зла, совести и бессовестности, человеколюбия и бесчеловечности? В конце концов добро победило, война закончилась, но какой ценой? Время уравняло двух этих полководцев: в Санкт-Петербурге есть улица генерала и рядом с ней – улица полковника-танкиста."
Тем, кто знаком с историей битвы за Ленинград, угадать имя танкиста не сложно - это Владислав Хрустицкий, один из самых талантливых танковых командиров Ленфронта. В бою за Волосово 26 января 1944 года он возглавил атаку и погиб от немецкого снаряда. Понятно, что искать танк не надо было, так как всё это произошло на глазах у других экипажей, а "жареное мясо" пусть останется на совести рассказчика.
Генералом же в этом сравнении является Симоняк, и опознаётся он не по высосанной из пальца истории с лубочно-злодейским диалогом, а по названию улицы. Кроме него, именем другого генерала в том районе Ленинграда улицы не называли. Соврал для красного словца Никулин и о "долгой жизни" генерала - он умер в 55 лет от сердечной недостаточности. Между делом, я не могу не отметить, что читатель должен обладать исключительно дурным вкусом, чтобы в тексте, состоящем из категорических обобщений и прямолинейных манипуляций видеть "Глас Истины о Войне".
В защиту Симоняка можно сказать, что его внимательное отношение к подготовке солдат и заботе о них отмечают все известные мне биографии, а его полководческие успехи были обусловлены не швырянием резервов в топку фронта, но тщательной подготовкой и руководством операций. Не везде ему сопутствовал оглушительный успех, но в боях за прорыв и снятие блокады Ленинграда он был без сомнения лучшим командующим дивизионного и корпусного звена. Так, например, 15-19 января 1944 года соседний с ним 109-й стрелковый корпус плотно застрял в Урицке, потеряв несколько сотен человек убитыми, в то время как его войска смогли преодолеть мощную немецкую оборону на Пулковских высотах. С чего у Никулина образовался "зуб" на Симоняка, непонятно. Так или иначе, это высказывание является высосанной из пальца клеветой, как и значительная часть утверждений в его книге.
МЯСНИКОВ продолжает рассказывать о Симоняке и как атака его дивизии в январе 1943 года была "тайной историей, о которой нельзя было говорить" (1.01.55). Видимо, поэтому биографию генерала, цитаты из которой он ранее приводил в крайне вольной интерпретации, издали в 1971 году тиражом всего 50000 экземпляров. Скорее всего, агент КГБ всё же вырвал тайную книгу у него из рук и он не дочитал последние главы. Иначе следующий его пассаж никакому логическому объяснению не поддаётся: "[Симоняк] не поехал после войны в Москву, не стал там нигде учиться".
С одной стороны, учиться никогда не поздно. С другой, военную академию им. Фрунзе он закончил в 1936 году, а за годы войны прошёл путь от командира бригады до командующего корпусом, дослужился до звания генерал-лейтенанта и был награждён орденами Суворова и Кутузова. Что такому человеку надо было изучать в Москве и у кого - вопрос крайне любопытный.
Не желая сразу переходить к следующему участнику передачи и одновременно пользуясь возможностью высказаться о наболевшем, приведу здесь цитату из скандально известных мемуаров Николая Никулина. Мне не хочется начитать сейчас разбор этой книги, однако эта цитата меня резанула при первом прочтении довольно сильно:
"Вспоминаю еще один эпизод времен войны. Одному генералу, командовавшему корпусом на ленинградском фронте, сказали: «Генерал, нельзя атаковать эту высоту, мы лишь потеряем множество людей и не добьемся успеха». Он отвечал: "Подумаешь, люди! Люди – это пыль, вперед!"
Этот генерал прожил долгую жизнь и умер в своей постели. Вспоминается судьба другого офицера, полковника, воевавшего рядом с ним. Полковник командовал танковой бригадой и славился тем, что сам шел в атаку впереди всех. Однажды в бою под станцией Волосово связь с ним была потеряна. Его танк искали много часов и наконец нашли – рыжий, обгоревший. Когда с трудом открыли верхний люк, в нос ударил густой запах жареного мяса.
Не символична ли судьба двух этих полководцев? Не олицетворяют ли они извечную борьбу добра и зла, совести и бессовестности, человеколюбия и бесчеловечности? В конце концов добро победило, война закончилась, но какой ценой? Время уравняло двух этих полководцев: в Санкт-Петербурге есть улица генерала и рядом с ней – улица полковника-танкиста."
Тем, кто знаком с историей битвы за Ленинград, угадать имя танкиста не сложно - это Владислав Хрустицкий, один из самых талантливых танковых командиров Ленфронта. В бою за Волосово 26 января 1944 года он возглавил атаку и погиб от немецкого снаряда. Понятно, что искать танк не надо было, так как всё это произошло на глазах у других экипажей, а "жареное мясо" пусть останется на совести рассказчика.
Генералом же в этом сравнении является Симоняк, и опознаётся он не по высосанной из пальца истории с лубочно-злодейским диалогом, а по названию улицы. Кроме него, именем другого генерала в том районе Ленинграда улицы не называли. Соврал для красного словца Никулин и о "долгой жизни" генерала - он умер в 55 лет от сердечной недостаточности. Между делом, я не могу не отметить, что читатель должен обладать исключительно дурным вкусом, чтобы в тексте, состоящем из категорических обобщений и прямолинейных манипуляций видеть "Глас Истины о Войне".
В защиту Симоняка можно сказать, что его внимательное отношение к подготовке солдат и заботе о них отмечают все известные мне биографии, а его полководческие успехи были обусловлены не швырянием резервов в топку фронта, но тщательной подготовкой и руководством операций. Не везде ему сопутствовал оглушительный успех, но в боях за прорыв и снятие блокады Ленинграда он был без сомнения лучшим командующим дивизионного и корпусного звена. Так, например, 15-19 января 1944 года соседний с ним 109-й стрелковый корпус плотно застрял в Урицке, потеряв несколько сотен человек убитыми, в то время как его войска смогли преодолеть мощную немецкую оборону на Пулковских высотах. С чего у Никулина образовался "зуб" на Симоняка, непонятно. Так или иначе, это высказывание является высосанной из пальца клеветой, как и значительная часть утверждений в его книге.
Часть 13, ч.12 - здесь
Далее СУРЖИК ещё раз подчёркивает, что Жданов не объедался во время блокады и говорит, что тот был "осунувшийся" после блокады. Здесь опять становится заметно то слепое пятно истории блокады, которое не освещают ни "патриотические" историки, ни их идеологические оппоненты, а именно повсеместная коррупция на всех уровнях цепочки распределения продовольствия.
Первых останавливает нежелание противоречить старому советскому мифу о том, что "все заодно плечом к плечу выносили тяготы и сражались с одной целью, за исключением незначительной горстки отщепенцев". Для вторых "распылённость" воровства по всей вертикали власти и снабжения не даёт возможности сфокусироваться на конкретных "объедавших народ большевиках".
Казалось бы, для обличения всей системы им тут все карты в руки, но по причине примитивности своих представлений о работе государственной власти они ещё могут помыслить Жданова как "объедателя народа", но не способны воспользоваться уже найденными Никиты Ломагиным архивными данными о том, что до 70% уголовных дел по хищениям не раскрывалось в блокадном Ленинграде. Работа рынков-толкучек, благодаря которым выжило подавляющее большинство блокадников, начисто игнорируемая официальными музеями, у обличителей тоже не вызывает интереса, хотя при желании они могли бы превратить её в пропагандистский клондайк. Но о толкучках будет отдельный пост.
Далее СУРЖИК говорит о чудесах, что вполне логично для религиозного канала. Подобные истории есть у многих блокадников, но как минимум столько же нерассказанных историй есть и о тех, кто не смог вовремя убежать от снарядов и бомб.
Что ж, не буду развивать тему, дабы не стать Гринчем, крадущим Рождество. Я лишь отмечу, что не меньшую поэзию можно открыть и в том ежедневном труде всех, кто защищал город от налётов, от девушек МПВО до артиллеристов, как и столь же чудесном переходе от неминуемой гибели к победе, который творился посредством воли, разума и веры в победу. К сожалению, превращать руду ежедневной рутины войны в золото захватывающего рассказа у нас почти никто не умеет.
Следует поправить СУРЖИКа - грузовик перед Лидией Говоровой был не разбит снарядом, а провалился под лёд, как сообщает созданный внуком маршала сайт. Вообще странно, что такую историю не дали рассказать именно ему.
Далее СУРЖИК заявляет, что рядом с Говоровым жил Шостакович. Композитор был эвакуирован из Ленинграда 1 октября 1941 года, а Говоров жил в этом доме с 1942 по 1946 год. После эвакуации в Самару Шостакович жил в Москве, и во время своих визитов в Ленинград останавливался у родственников. В квартиру на Большой Пушкарской, 37 он более не возвращался.
СУРЖИК добавляет, что Шостакович был "якобы жертвой репрессий, но на самом деле это фейк". Дмитрия Дмитриевича действительно никуда не ссылали и не арестовывали. Тем не менее, как друга Тухачевского его в 1936 году вызывали на допросы, причём Тухачевский незадолго до своего ареста заступался за него после выхода известной статьи "Сумбур вместо музыки".
Во времена, когда арестовывали по спискам, такая близость почти неизбежно означала арест. Можно представить себе, как Шостакович жил в эти годы. В итоге Сталин сменил гнев на милость, и если рассуждать в парадигме анекдота "добрейший души человек - мог бы и бритвой по горлу полоснуть", то СУРЖИК безусловно прав. Возможно, рассказ о репрессиях можно действительно повернуть так, чтобы, как он утверждает, "расколоть власть и общество". Но на мой взгляд, без всяких шпионов и вредителей власть тогда справлялась с этой задачей самостоятельно.
Далее СУРЖИК ещё раз подчёркивает, что Жданов не объедался во время блокады и говорит, что тот был "осунувшийся" после блокады. Здесь опять становится заметно то слепое пятно истории блокады, которое не освещают ни "патриотические" историки, ни их идеологические оппоненты, а именно повсеместная коррупция на всех уровнях цепочки распределения продовольствия.
Первых останавливает нежелание противоречить старому советскому мифу о том, что "все заодно плечом к плечу выносили тяготы и сражались с одной целью, за исключением незначительной горстки отщепенцев". Для вторых "распылённость" воровства по всей вертикали власти и снабжения не даёт возможности сфокусироваться на конкретных "объедавших народ большевиках".
Казалось бы, для обличения всей системы им тут все карты в руки, но по причине примитивности своих представлений о работе государственной власти они ещё могут помыслить Жданова как "объедателя народа", но не способны воспользоваться уже найденными Никиты Ломагиным архивными данными о том, что до 70% уголовных дел по хищениям не раскрывалось в блокадном Ленинграде. Работа рынков-толкучек, благодаря которым выжило подавляющее большинство блокадников, начисто игнорируемая официальными музеями, у обличителей тоже не вызывает интереса, хотя при желании они могли бы превратить её в пропагандистский клондайк. Но о толкучках будет отдельный пост.
Далее СУРЖИК говорит о чудесах, что вполне логично для религиозного канала. Подобные истории есть у многих блокадников, но как минимум столько же нерассказанных историй есть и о тех, кто не смог вовремя убежать от снарядов и бомб.
Что ж, не буду развивать тему, дабы не стать Гринчем, крадущим Рождество. Я лишь отмечу, что не меньшую поэзию можно открыть и в том ежедневном труде всех, кто защищал город от налётов, от девушек МПВО до артиллеристов, как и столь же чудесном переходе от неминуемой гибели к победе, который творился посредством воли, разума и веры в победу. К сожалению, превращать руду ежедневной рутины войны в золото захватывающего рассказа у нас почти никто не умеет.
Следует поправить СУРЖИКа - грузовик перед Лидией Говоровой был не разбит снарядом, а провалился под лёд, как сообщает созданный внуком маршала сайт. Вообще странно, что такую историю не дали рассказать именно ему.
Далее СУРЖИК заявляет, что рядом с Говоровым жил Шостакович. Композитор был эвакуирован из Ленинграда 1 октября 1941 года, а Говоров жил в этом доме с 1942 по 1946 год. После эвакуации в Самару Шостакович жил в Москве, и во время своих визитов в Ленинград останавливался у родственников. В квартиру на Большой Пушкарской, 37 он более не возвращался.
СУРЖИК добавляет, что Шостакович был "якобы жертвой репрессий, но на самом деле это фейк". Дмитрия Дмитриевича действительно никуда не ссылали и не арестовывали. Тем не менее, как друга Тухачевского его в 1936 году вызывали на допросы, причём Тухачевский незадолго до своего ареста заступался за него после выхода известной статьи "Сумбур вместо музыки".
Во времена, когда арестовывали по спискам, такая близость почти неизбежно означала арест. Можно представить себе, как Шостакович жил в эти годы. В итоге Сталин сменил гнев на милость, и если рассуждать в парадигме анекдота "добрейший души человек - мог бы и бритвой по горлу полоснуть", то СУРЖИК безусловно прав. Возможно, рассказ о репрессиях можно действительно повернуть так, чтобы, как он утверждает, "расколоть власть и общество". Но на мой взгляд, без всяких шпионов и вредителей власть тогда справлялась с этой задачей самостоятельно.
EUSP
ОБ ИСТОРИИ БЛОКАДЫ ЛЕНИНГРАДА
ПОЛИТ.РУ: 18 марта 2017. Автор текста: Максим Руссо. Фото: Юлия Радиловская.
Никита Андреевич Ломагин: Об истории блокады Ленинграда.
Никита Андреевич Ломагин: Об истории блокады Ленинграда.
Часть 14, ч.13 - здесь
Потом ЗАЛЕССКИЙ говорит о столовой Смольного. Не буду здесь уточнять и придираться, и перехожу сразу же к МЯГКОВУ. В разговоре о жизни православных в городе он на удивление сильно не выдумывает. Разве что митрополит Алексий не делал обращения 22 июня, но только передал послание Патриаршего Местоблюстителя. Своё обращение он сделал 26 июля, но это детали.
Короткий период просветления у МЯГКОВА длится недолго, и пружина патриотически-церковной восторженности в конце монолога резко распрямляется. Оказывается, в блокадном Ленинграде "количество верующих и официально, и не официально было подавляющим". Иногда ловлю себя на мысли: "ну соври ты хотя бы красиво и правдоподобно, или факты подтасуй, или сманипулируй статистикой - я бы тебя даже похвалил". Если так хочется представить нечто большим, чем оно есть на самом деле, можно набрать кучу частных примеров и их выдавать за статистически значимые. Но нет - если нести околесицу, так яростно и самозабвенно.
Потом студент задаёт вопрос об агитационных мерах, и тут же МАМОНТОВ совершает самую кринжовую вещь за всю программу (1.06.22). Я видел всякое на экскурсиях со школьниками и подвыпившими взрослыми, даже самые отвязные персонажи не додумались громко цокать языком, подражая звуку блокадного метронома.
Явно обеспокоенный таким резким прыжком уровня кринжа у ведущего, МЯГКОВ пытается наверстать отрыв, чтобы на таком фоне не выглядеть никому не интересной своей нормальностью говорящей головой. В своей речи о Шостаковиче, он сообщает, что тот "дежурил на крыше, сбрасывал эти зажигалки и одновременно сочинял Седьмую симфонию". В общем, сбросить зажигалку - как две ноты написать.
Начать можно с того, что ни одной зажигалки Шостакович не потушил. Он вышел на несколько дежурств на крыше консерватории в конце июля - начале августа, после чего его от них под разными благовидными предлогами отстраняли. До 6 сентября ни одна бомба на территорию города не упала. Дмитрий Дмитриевич понимал, что его слишком берегут и время от времени порывался убежать на фронт, а эвакуировали его из Ленинграда 1 октября 1941 года почти принудительно.
Дальше же начинается чистый восторг. МЯГКОВ начинает рассказывать об исполнении Седьмой симфонии в Ленинграде. Здесь я предварю его версию официальной версией, дабы было понятно, о чём идёт речь. Согласно некоторым статьям, документального подтверждения которым я нигде не находил, вся артиллерия Ленинграда устроила массированный обстрел всех известных позиций немецких орудий на окраинах города.
Задачей этой операции под кодовым называнием "Шквал" было подавить вражеские батареи, чтобы люди смогли спокойно приехать на концерт, послушать его и вернуться домой, а само исполнение не было бы прервано влетевшим в зал снарядом. Было это или нет, ещё предстоит установить, но сама идея по крайней мере логичная. Что же сказал МЯГКОВ?
"Филармония Ленинграда играла это на всю страну, и чтобы немцы не заметили, мы дали такой артиллерийский залп, что они просто-напросто попрятались все в норы свои". (1.07.03) То есть звук из Малого зала Филармонии был слышен на всю страну, и чтобы немцы его не услышали, был дан залп из пушек, в результате которого вся страна слышала музыку, несмотря на заглушившие её пушки, а немцы попрятались в норы. "Это невообразимое впечатление", резюмирует доктор исторических наук.
Что касается футбольного матча, то здесь я опять соглашусь с Никитой Ломагиным, который говорит о том, что это был скорее сигнал для внешнего мира, чем для блокадного Ленинграда. Я лично не видел упоминаний об этом матче в дневниках ленинградцев, и на сайте "Прожито" ничего связанное с футболом в этот период не находится. Здесь есть хорошая статья проекта ТАСС на эту тему.
В следующей части будет о блокадных театрах и почему я не люблю о них рассказывать, а также об "уникальной технологии вмораживания столбов в лёд", посрамившей всю немецкую науку.
Потом ЗАЛЕССКИЙ говорит о столовой Смольного. Не буду здесь уточнять и придираться, и перехожу сразу же к МЯГКОВУ. В разговоре о жизни православных в городе он на удивление сильно не выдумывает. Разве что митрополит Алексий не делал обращения 22 июня, но только передал послание Патриаршего Местоблюстителя. Своё обращение он сделал 26 июля, но это детали.
Короткий период просветления у МЯГКОВА длится недолго, и пружина патриотически-церковной восторженности в конце монолога резко распрямляется. Оказывается, в блокадном Ленинграде "количество верующих и официально, и не официально было подавляющим". Иногда ловлю себя на мысли: "ну соври ты хотя бы красиво и правдоподобно, или факты подтасуй, или сманипулируй статистикой - я бы тебя даже похвалил". Если так хочется представить нечто большим, чем оно есть на самом деле, можно набрать кучу частных примеров и их выдавать за статистически значимые. Но нет - если нести околесицу, так яростно и самозабвенно.
Потом студент задаёт вопрос об агитационных мерах, и тут же МАМОНТОВ совершает самую кринжовую вещь за всю программу (1.06.22). Я видел всякое на экскурсиях со школьниками и подвыпившими взрослыми, даже самые отвязные персонажи не додумались громко цокать языком, подражая звуку блокадного метронома.
Явно обеспокоенный таким резким прыжком уровня кринжа у ведущего, МЯГКОВ пытается наверстать отрыв, чтобы на таком фоне не выглядеть никому не интересной своей нормальностью говорящей головой. В своей речи о Шостаковиче, он сообщает, что тот "дежурил на крыше, сбрасывал эти зажигалки и одновременно сочинял Седьмую симфонию". В общем, сбросить зажигалку - как две ноты написать.
Начать можно с того, что ни одной зажигалки Шостакович не потушил. Он вышел на несколько дежурств на крыше консерватории в конце июля - начале августа, после чего его от них под разными благовидными предлогами отстраняли. До 6 сентября ни одна бомба на территорию города не упала. Дмитрий Дмитриевич понимал, что его слишком берегут и время от времени порывался убежать на фронт, а эвакуировали его из Ленинграда 1 октября 1941 года почти принудительно.
Дальше же начинается чистый восторг. МЯГКОВ начинает рассказывать об исполнении Седьмой симфонии в Ленинграде. Здесь я предварю его версию официальной версией, дабы было понятно, о чём идёт речь. Согласно некоторым статьям, документального подтверждения которым я нигде не находил, вся артиллерия Ленинграда устроила массированный обстрел всех известных позиций немецких орудий на окраинах города.
Задачей этой операции под кодовым называнием "Шквал" было подавить вражеские батареи, чтобы люди смогли спокойно приехать на концерт, послушать его и вернуться домой, а само исполнение не было бы прервано влетевшим в зал снарядом. Было это или нет, ещё предстоит установить, но сама идея по крайней мере логичная. Что же сказал МЯГКОВ?
"Филармония Ленинграда играла это на всю страну, и чтобы немцы не заметили, мы дали такой артиллерийский залп, что они просто-напросто попрятались все в норы свои". (1.07.03) То есть звук из Малого зала Филармонии был слышен на всю страну, и чтобы немцы его не услышали, был дан залп из пушек, в результате которого вся страна слышала музыку, несмотря на заглушившие её пушки, а немцы попрятались в норы. "Это невообразимое впечатление", резюмирует доктор исторических наук.
Что касается футбольного матча, то здесь я опять соглашусь с Никитой Ломагиным, который говорит о том, что это был скорее сигнал для внешнего мира, чем для блокадного Ленинграда. Я лично не видел упоминаний об этом матче в дневниках ленинградцев, и на сайте "Прожито" ничего связанное с футболом в этот период не находится. Здесь есть хорошая статья проекта ТАСС на эту тему.
В следующей части будет о блокадных театрах и почему я не люблю о них рассказывать, а также об "уникальной технологии вмораживания столбов в лёд", посрамившей всю немецкую науку.