Казанализация

Однако, вернемся на землю. На землю, где в кофейнях Габидула варится ароматный кофе, Андрэ Ундрухов играет с симпатичной незнакомкой в шашки на набережной озера Кабан, а крохотные трепещущие соловьи опускают тонкие клювы в розовые нежные головки цветов. Но это мы можем видеть такие милашные картины. Наш лирический герой отморозил себе глаза, борясь с водной стихией и человеческой жестокостью, и ему подарили страшные рентгеновские очки в качестве горького протеза-насмешки. Смотрит на порхающих птичек — и видит их нежные, хрупкие скелеты. Это как способность прозреть сквозь время, в тот предел, когда все вокруг умрут. Улыбки гуляющих горожан — не лица, а фотографии на могильных плитах. Сверхспособность настолько страшная, что нет большой необходимости городить мат-рок-конструкции, можно просто замешать пьянящую рок-песню (Sandugach) с красивой мелодией да на тяжелом груве. Что звучит даже освежающе после аттракциона аранжировщицкой щедрости тремя минутами ранее.

Жить под тяжестью таких эмоций — утомительно. Кажется, именно об этом чувстве утомления, тупой боли, перерастающей в привычку, монотонно трубит Qorım. Свыклись. Посмотрим, как будет петься дальше.

Eget начинается со звукописи — лето в постапокалиптической степи, написанное несколькими смелыми мазками. Черная пыль из сгоревших городов носится над красной землей да жужжат диковинные насекомые-мутанты. А посередине выписан образ былинного героя, рассекающего на радиоактивном облаке, как на Пегасе. Хорошо, когда есть такие ребята, которых хочется поместить в былину. Если мы сложим много таких песен-былин, песен-молитв, песен-похоронных-плачей, то лучше поймем их героев. И в нас заговорят, запоют, зарыдают их голоса.

Эффект наступает незамедлительно — уже в следующей песне Kemne söyä с ее пантюркистскими запилами, изломанным хард-роком и искренней, надрывной акустикой. Текст про любовь напополам с насилием переворачивает кишки. А когда дослушаешь до конца, понимаешь, что он был не про ту любовь, про которую ты подумал. И вообще не про любовь. Метафоры закончились. Добавить нечего. И дальше идут более старые песни.

Например, дальше идет Büre başı. Это классическая Gauga — группа «Би-2» из идеальной вселенной, где у нее все намного лучше с текстами, мелодиями, вкусом и вокалом. И тут мы, кстати, узнаем ответ на вопрос из начала статьи — какую сказку Оскар читал в детстве — «Кәҗә белән сарык». И можно написать, что в образах зверей из старой песни есть предчувствие всего, что мы слышали в остальных композициях на альбоме, но Kemne söyä меня эмоционально уничтожила. Поэтому я пишу уже чисто на автомате. Обозначаю контуры. Можно взять карандаш и дорисовать при необходимости.

В принципе, предыдущий абзац можно использовать еще раз, чтобы рассказать про следующую песню. И мы позволим себе эту метамодернистскую шалость. Дальше идет Alisa. Это классическая Gauga — группа «Би-2» из идеальной вселенной, где у нее все намного лучше с текстами, мелодиями, вкусом и вокалом. И тут мы, кстати, узнаем ответ на вопрос из начала статьи — какую сказку Оскар читал в детстве — «Алису в Зазеркалье». И можно написать, что в образах упырей из старой песни есть предчувствие всего, что мы слышали в остальных композициях на альбоме, но Kemne söyä меня эмоционально уничтожила. Поэтому я пишу уже чисто на автомате. Обозначаю контуры. Можно взять карандаш и дорисовать при необходимости.

Pıçaq начинается с чертовски красивого, хотя и простого проигрыша на гитаре. И сама песня — самая мелодичная и, простите за такой эпитет, радиоформатная на альбоме (хотя и не без артроковых приколов). Только где такое радио теперь на свете? Соло тоже призрак Фрущанте пригласили сыграть — четкое — в нем и юмор, и ощущение потустороннего.

www.group-telegram.com/id/kazanalization.com/1741

1.2K viewsАйдар Хуснутдинов, Nov 7 at 08:01

Однако, вернемся на землю. На землю, где в кофейнях Габидула варится ароматный кофе, Андрэ Ундрухов играет с симпатичной незнакомкой в шашки на набережной озера Кабан, а крохотные трепещущие соловьи опускают тонкие клювы в розовые нежные головки цветов. Но это мы можем видеть такие милашные картины. Наш лирический герой отморозил себе глаза, борясь с водной стихией и человеческой жестокостью, и ему подарили страшные рентгеновские очки в качестве горького протеза-насмешки. Смотрит на порхающих птичек — и видит их нежные, хрупкие скелеты. Это как способность прозреть сквозь время, в тот предел, когда все вокруг умрут. Улыбки гуляющих горожан — не лица, а фотографии на могильных плитах. Сверхспособность настолько страшная, что нет большой необходимости городить мат-рок-конструкции, можно просто замешать пьянящую рок-песню (Sandugach) с красивой мелодией да на тяжелом груве. Что звучит даже освежающе после аттракциона аранжировщицкой щедрости тремя минутами ранее.

Жить под тяжестью таких эмоций — утомительно. Кажется, именно об этом чувстве утомления, тупой боли, перерастающей в привычку, монотонно трубит Qorım. Свыклись. Посмотрим, как будет петься дальше.

Eget начинается со звукописи — лето в постапокалиптической степи, написанное несколькими смелыми мазками. Черная пыль из сгоревших городов носится над красной землей да жужжат диковинные насекомые-мутанты. А посередине выписан образ былинного героя, рассекающего на радиоактивном облаке, как на Пегасе. Хорошо, когда есть такие ребята, которых хочется поместить в былину. Если мы сложим много таких песен-былин, песен-молитв, песен-похоронных-плачей, то лучше поймем их героев. И в нас заговорят, запоют, зарыдают их голоса.

Эффект наступает незамедлительно — уже в следующей песне Kemne söyä с ее пантюркистскими запилами, изломанным хард-роком и искренней, надрывной акустикой. Текст про любовь напополам с насилием переворачивает кишки. А когда дослушаешь до конца, понимаешь, что он был не про ту любовь, про которую ты подумал. И вообще не про любовь. Метафоры закончились. Добавить нечего. И дальше идут более старые песни.

Например, дальше идет Büre başı. Это классическая Gauga — группа «Би-2» из идеальной вселенной, где у нее все намного лучше с текстами, мелодиями, вкусом и вокалом. И тут мы, кстати, узнаем ответ на вопрос из начала статьи — какую сказку Оскар читал в детстве — «Кәҗә белән сарык». И можно написать, что в образах зверей из старой песни есть предчувствие всего, что мы слышали в остальных композициях на альбоме, но Kemne söyä меня эмоционально уничтожила. Поэтому я пишу уже чисто на автомате. Обозначаю контуры. Можно взять карандаш и дорисовать при необходимости.

В принципе, предыдущий абзац можно использовать еще раз, чтобы рассказать про следующую песню. И мы позволим себе эту метамодернистскую шалость. Дальше идет Alisa. Это классическая Gauga — группа «Би-2» из идеальной вселенной, где у нее все намного лучше с текстами, мелодиями, вкусом и вокалом. И тут мы, кстати, узнаем ответ на вопрос из начала статьи — какую сказку Оскар читал в детстве — «Алису в Зазеркалье». И можно написать, что в образах упырей из старой песни есть предчувствие всего, что мы слышали в остальных композициях на альбоме, но Kemne söyä меня эмоционально уничтожила. Поэтому я пишу уже чисто на автомате. Обозначаю контуры. Можно взять карандаш и дорисовать при необходимости.

Pıçaq начинается с чертовски красивого, хотя и простого проигрыша на гитаре. И сама песня — самая мелодичная и, простите за такой эпитет, радиоформатная на альбоме (хотя и не без артроковых приколов). Только где такое радио теперь на свете? Соло тоже призрак Фрущанте пригласили сыграть — четкое — в нем и юмор, и ощущение потустороннего.

BY Казанализация