Не могу не радоваться успехам книг, иллюстрации к которым делал Сережа Орехов.
Узнал сегодня, что тираж "СНТ" Владимира Березина уже разошелся. И хочу сказать - обратите внимание на "0,5", пока она еще у "Азбуки".
История невидимого мира глазами курьера - это как одиссея команды Кусто - только в мире наркотрафика. Каких только глубоководных осьминогов здесь не увидишь.
Ну, и иллюстрации Сережи опять же.

Если бы вы знали, как я жду эту книгу: Сьюзен Таубес «Развод» (предзаказ еще можно оформить здесь)

Таубес прожила короткую, но насыщенную жизнь. Джудит Фельдман родилась в Будапеште, в еврейской семье психоаналитика Шандора Фельдмана. Будущая писательница эмигрировала с отцом в США, защитила диссертацию по Симоне Вейль в Гарварде, собирала африканские мифы и сказки. В середине шестидесятых она увлеклась литературой и примкнула к кружку Сьюзен Зонтаг, а в 1969 году написала свой первый роман «Развод», во многом автобиографический. Так уж получилось, что это была ее первая и последняя книга. Критика не оценила этот роман, и вскоре Таубес покончила с собой. Признание пришло к ней гораздо позже, чем могло бы.

«Софи мертва; она дрейфует в фантасмагорическом лимбе воспоминаний, вымыслов и снов. Ей многое надо успеть. Добраться в гробу из Парижа в Нью-Йорк, чтобы попасть на свои похороны. Добиться развода от Эзры Блайнда — блестящего ученого, раввина, обаятельного манипулятора, чей эгоизм по разрушительной силе сравним лишь с его либидо. Дописать книгу о своей семье и привести в порядок отношения с родителями, которые развелись давным-давно, до войны, до поездов смерти, еще когда жили в Будапеште, откладывая неизбежную иммиграцию. И наконец — понять, кто такая Софи Блайнд без мужа и академической карьеры, отцовского психоанализа и еврейских обрядов венгерской родни. Софи еще никогда не чувствовала себя такой свободной и живой».

Сам не люблю и вам не советую

​«Её словами. Женская автобиография 1845-1969» Лорны Мартнес (пер. Алёны Фоменко)

Признаться честно, когда я бралась за эту книгу, то была морально готова к сухому академическому исследованию об истории автобиографического женского письма. Ни сухость, ни строгая академичность меня не пугали, но книга в разы превзошла мои ожидания, так как не отличилась ни тем, ни другим. «Её словами» — это увлекательное и живое исследование, посвящённое не столько женским автобиографиям в целом, сколько эволюции изображения детства и юности в этих автобиографиях. Лорна Мартнес, историк литературы и профессор Университета Вирджинии, проанализировала 178 забытых текстов, написанных на английском, французском и других европейских языках, чтобы проследить и систематизировать историю развития жанра.

Читая эту книгу, можно сосредоточиться сразу на нескольких аспектах. Во-первых, на том, как женщины-писательницы обращались со своими произведениями: как произошёл переход от написания автобиографий детства "в стол" или для друзей семьи, чтобы просто сохранить воспоминания, до коммерчески успешных произведений, предназначенных сначала для юных читателей или поклонников так называемых «семейных историй», а позже — и до разоблачительных текстов о тяготах жизни девочек в семьях и обществах разных эпох, многие из которых, впрочем, и вовсе не допускали к публикациям или запрещали после. Во-вторых, на том, как менялась сам тон повествования о детстве девочек — от смягчённого изображения идиллии, утраченного рая, до откровений о неприглядных сторонах взросления в определённом общественно-политическом климате.

Структурно книга поделена на хронологические отрезки: с 1845 до Первой мировой, межвоенный период, Вторая мировая и т. д. Помимо вводной части в каждой главе, где перечисляются основные тенденции развития жанра, в ней представлены развернутые рецензии на отдельные произведения, которые кажутся наиболее показательными для исследования. Словом, даже если вам не так уж интересна история женского письма о детстве, книга наглядно показывает хронику затяжной битвы за право женщин честно говорить о своём опыте и быть услышанными.

Издательство: @nlobooks

Элизабетта Сирани Тимоклея, сталкивающая в колодец своего насильника, 1659. Неаполь (могу смотреть бесконечно на эту картину)

Под занавес этого дня: 55 лет богине и королеве Пи Джей Харви

Книга, которая понравилась абсолютно всем, кто ее прочитал: «Маркетолог от Бога» Екатерины Какуриной. Представьте себе сплав «Разговоров с друзьями» с «Флибэг», чуток приправленный «Современным патериком». Атмосфера, исполненная ностальгии по началу десятых годов, те же бары, кафе и бульвары Москвы, которые мы, только отучившиеся и восторженно пархнувшие в самостоятельную жизнь, топтали. До четырнадцатого года еще есть время, но дело Pussy Riot уже случилось. У Нади и Сони — то, что называется броманс. Надя — интернет-маркетолог — решает сменить место работы, и волею случая оказывается в фирме, занимающейся производством православных ювелирных изделий. Надя ко всему этому движу относится настороженно, из православных обычаев помнит разве что только — женщины в церковь должны надевать платок. Она постоянно попадает в дурацкие ситуации (ну, а кто бы не попал)

«Сижу, ем винегрет. Вкусно. Лесоруб наклоняется ко мне и тихо говорит:

— Ангел за трапезой.

Я киваю ему, улыбаюсь, делаю вид, что жую винегрет и поэтому не могу ответить, а сама думаю: „???“. А это что такое было? Таких комплиментов мне ещё не отвешивали. Да он просто пикап-мастер, старый негодник.

Тут заходит девушка, крестится и говорит всем машинально „Ангела за трапезой“. Ах, вот оно что. Это значит „приятного аппетита“ на их языке. Понятненько. Кто-то отвечает „Невидимо предстоит“».

«- Это тебе можно сказать, если нашёл ошибку на сайте?

— Да, мне.

— Ты знаешь, что у нас там образок „Иверская“ бракованный?

— Знаю, говорю гордо. Мало того — я уже всё исправила.

Там и правда была царапина на фото. Я подумала: „так не пойдёт“ и быстренько всё потёрла в фотошопе, залила на сайт и осталась довольна собой.

— А ты знаешь, что он раньше был нормальный, а теперь бракованный?

Черт. Оказалось, по легенде, в девятом веке, один из иконоборцев ударил копьем по образу — и потекла кровь. Воин пал ниц, все вокруг уверовали, происходили многие чудеса и четыре ближайшие деревни крестились. С тех пор Иверскую изображают с небольшой раной на щеке, которую я, по доброте душевной, удалила».

Потом у подруг случается любовный треугольник, и эта сюжетная линия здорово добавляет динамики тексту. В общем, я влюблена в «Маркетолога», потому что это в меру дерзкая, очень ироничная книга о том, что на самом деле, все мы можем стать чуточку лучше (и очень, очень смешная).

Если бы я была писательницей, то написала хотя бы рассказ о сотрудниках пунктов выдачи. На днях юноша эльфийской наружности абсолютно невозмутимо выдал мне пять литров «Чистина» (чистящее средство, в котором, наверное, можно и труп растворить при необходимости), виниловую пластинку Тома Йорка, запас колготок и кухонный нож-топорик.

А поделитесь, пожалуйста, под этим постом, в комментариях, вашими любимыми хоррорами

«Азбука. Голоса» — серия, стартовавшая в одноименном издательстве под чутким присмотром редактора и исследователя Марии Нестеренко, отмечена обложками с узнаваемыми иллюстрациями Сергея Орехова и собственно текстами, населенными неконвенциональными персонажами, действующими в не самых привычных обстоятельствах.

«0.5» Валерия Шпякина вроде бы с порога отсылает к «Трейнспоттингу» Уэлша и другим томам знаменитой оранжевой контркультурной серии, «Теряя наши улицы» Саттарова и внезапно отчасти кинопритче «ДМБ». Но, конечно, это просто ассоциации, к тому же не слишком точные — ни эстетизации пороков и анархизма, ни ностальгии по безбашенной юности, ни света в конце тоннеля.

История кладмена (да, человека, делающего закладки вовсе не в книгах или браузере) Андрея, местами документальная до судорог, вымышлена и снабжена необходимыми дисклеймерами: вещества, расширяющие сознание, это зло. Жизнь молодого человека могут разрушать уныние, конфликты с отчимом и сестрой, непрожитое толком горе утраты близких, закольцованная бытовая безысходность и невозможность найти ответы на вечные вопросы «кто я», «зачем я» и т. д. Но добьёт его не инфантилизм и духовная деградация, а синтетика в крови. Химия тоже бессердечная стерва. Но эта история не болезненное художественное погружение в наркотрип, а, скорее, реалистичное исследование еще одной социальной пищевой цепочки.

Главный герой ироничен, задирист и периодически проклевывает четвертую стену, словно пытаясь самому себе облегчить попытку переварить реальность. Но это бравада висельника. Мрачное предостережение о том, что на дне дна может оказаться кто угодно. Жутковатое и, что еще страшнее, захватывающее чтение.

"Важного и неважного уже не осталось; значимым так или иначе было все — и особенно желтоватые газеты, собранные за десятилетия, высокие колонны вырезок, подпиравшие стены и кровать". Всегда возвращаясь домой, еду в дом бабушки, которой давно нет, и подолгу смотрю на эту стену. И всегда в голове крутится эта цитата из Памяти памяти.

Хочется простого женского, чтобы дарили кубки из гробниц фараонов

«Никогда не забуду, как впервые пришла к ней в гости в Хай Виндс. Мы сидели за обеденным столом, и Лила пила из прекрасного золотого кубка, подаренного ей египетским правительством; она говорила, что он из гробницы Тутанхамона» (Марта Грэм, Память крови, автобиография)

Поэзия в ассортименте

Когда я слышу голос Алисы Тен, мне всегда кажется, будто солнце вышло из-за туч

Вот еще дружеский репост call for papers конференции Исследовательского центра Еврейского музея «Еврейское поле: новые открытия, опыт и концептуализация». Подробности тут.
Тематика довольно широкая, поэтому расчехляйте своих диббуков и големов. Организаторы по секрету сказали, что будет здорово, если докладов по литературе наберется на целую секцию. Податься можно до 20 октября.

Пусть будет здесь