Вчера Конституционный Суд опубликовал историческое и в какой-то степени легендарное постановление — «против домашнего насилия».
Центр конституционного правосудия оперативно подготовил саммари дела и тезисов суда, читать по ссылке — «Бьет значит любит?»
А еще я вчера дал комментарий «Ведомостям»: несмотря на плюсы такого решения, — бесспорные, — есть и обратная сторона.
Несмотря на положительные решения этого постановления, нельзя забывать и обратную сторону. Во-первых, Гражданский кодекс — это частная сфера, отношения между равными субъектами: насколько там вообще применима публично-правовая логика в части защиты достоинства личности и свободы слова?
Не нарушается ли при этом принцип формального равенства?
Складывается ситуация, при которой конституционные принципы (достоинство личности, свобода слова), которые, в первую очередь, направлены на сдерживание государства, ломают частно-правовую основу.
Во-вторых, не приведёт ли позиция КС к обратному эффекту, когда уже другая сторона такого спора не может доказать свою непричастность к насилию, к пресловутой культуре отмены, иными словами, к ситуации, когда обвинённый в насилии окажется в статусе того, кто доказывает свою невиновность?
На мой взгляд, в подобных вопросах не может такого "твёрдого и чёткого", однозначного, ответа.
Вчера Конституционный Суд опубликовал историческое и в какой-то степени легендарное постановление — «против домашнего насилия».
Центр конституционного правосудия оперативно подготовил саммари дела и тезисов суда, читать по ссылке — «Бьет значит любит?»
А еще я вчера дал комментарий «Ведомостям»: несмотря на плюсы такого решения, — бесспорные, — есть и обратная сторона.
Несмотря на положительные решения этого постановления, нельзя забывать и обратную сторону. Во-первых, Гражданский кодекс — это частная сфера, отношения между равными субъектами: насколько там вообще применима публично-правовая логика в части защиты достоинства личности и свободы слова?
Не нарушается ли при этом принцип формального равенства?
Складывается ситуация, при которой конституционные принципы (достоинство личности, свобода слова), которые, в первую очередь, направлены на сдерживание государства, ломают частно-правовую основу.
Во-вторых, не приведёт ли позиция КС к обратному эффекту, когда уже другая сторона такого спора не может доказать свою непричастность к насилию, к пресловутой культуре отмены, иными словами, к ситуации, когда обвинённый в насилии окажется в статусе того, кто доказывает свою невиновность?
На мой взгляд, в подобных вопросах не может такого "твёрдого и чёткого", однозначного, ответа.
It is unclear who runs the account, although Russia's official Ministry of Foreign Affairs Twitter account promoted the Telegram channel on Saturday and claimed it was operated by "a group of experts & journalists." Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup. In February 2014, the Ukrainian people ousted pro-Russian president Viktor Yanukovych, prompting Russia to invade and annex the Crimean peninsula. By the start of April, Pavel Durov had given his notice, with TechCrunch saying at the time that the CEO had resisted pressure to suppress pages criticizing the Russian government.
from id