В переводе как профессии все настолько туманно и расплывчато, что перед теми, кто начинает его (ее) осваивать, возникают два соблазна. Первый: согласиться с теми, кто считает и не стесняется заявлять, что учиться тут, в общем-то, нечему – ну разве что иностранный язык имеет смысл подтянуть – и достаточно просто любить это дело. Примерно по слову апостола Павла: любовь, мол, не перестает, хотя и знание упразднится. И второй: уцепиться хоть за какие-нибудь правила. Если во мгле, которая тебя окружает, светят пускай даже редкие маяки, плыть становится гораздо веселее.
С теми, кто уже поддался первому соблазну, спорить не хочется: опыт показывает, что переубедить их все равно невозможно. Жертвы второго более восприимчивы – надо просто вовремя их разочаровать. Покажу на одном примере, что кораблекрушения порой случаются и тогда, когда переводчик берет курс на самый (казалось бы) надежный маяк.
Кого из нас не учили тому, что нельзя повторять в переводе однокоренные или попросту одинаковые слова? Кого редакторы не били по рукам за два или три одинаковых слова в одной фразе? Мы быстро привыкаем подбирать синонимы, чтобы избежать этих повторов, но забываем, что иногда на них все и держится. Книжка Терри Пратчетта Monstrous Regiment начинается так:
Polly cut off her hair in front of the mirror, feeling slightly guilty about not feeling very guilty about doing so.
Ясно, что все обаяние этой стартовой фразы заключено в повторах, как в песенке «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я». Но вот опубликованный перевод (В.Сергеевой):
Полли отрезала волосы, стоя перед зеркалом, и почувствовала себя слегка виноватой из-за того, что ничуть этого не устыдилась.
Синонимы найдены, еще один повтор, ненароком возникший при переводе, убран (правильнее было бы написать «Полли отрезала себе волосы», но дальше уже есть себя) – а весь кайф пропал. Попробуем его вернуть:
Полли отрезала себе волосы, и ей стало немножко стыдно за то, что не стало очень стыдно за то, что она это сделала.
Страшно так написать, да еще в самом начале книги? Еще бы! Последствия мерещатся жуткие: редактор озвереет, забракует весь перевод, издатели внесут тебя в черный список, репутация будет безнадежно загублена… Словом, кошмар. Да и вышло-то не ахти, особенно из-за калечки она это сделала. Подрихтуем:
Полли отрезала себе волосы перед зеркалом, и ей стало немножко стыдно за то, что не стало за это ужасно стыдно.
Годится? Решайте сами. Призрак взбесившегося редактора, конечно, никуда не денется, но тут уж надо выбирать, с кем вы меньше хотите встречаться: с ним или с духом расстроенного Пратчетта…
В переводе как профессии все настолько туманно и расплывчато, что перед теми, кто начинает его (ее) осваивать, возникают два соблазна. Первый: согласиться с теми, кто считает и не стесняется заявлять, что учиться тут, в общем-то, нечему – ну разве что иностранный язык имеет смысл подтянуть – и достаточно просто любить это дело. Примерно по слову апостола Павла: любовь, мол, не перестает, хотя и знание упразднится. И второй: уцепиться хоть за какие-нибудь правила. Если во мгле, которая тебя окружает, светят пускай даже редкие маяки, плыть становится гораздо веселее.
С теми, кто уже поддался первому соблазну, спорить не хочется: опыт показывает, что переубедить их все равно невозможно. Жертвы второго более восприимчивы – надо просто вовремя их разочаровать. Покажу на одном примере, что кораблекрушения порой случаются и тогда, когда переводчик берет курс на самый (казалось бы) надежный маяк.
Кого из нас не учили тому, что нельзя повторять в переводе однокоренные или попросту одинаковые слова? Кого редакторы не били по рукам за два или три одинаковых слова в одной фразе? Мы быстро привыкаем подбирать синонимы, чтобы избежать этих повторов, но забываем, что иногда на них все и держится. Книжка Терри Пратчетта Monstrous Regiment начинается так:
Polly cut off her hair in front of the mirror, feeling slightly guilty about not feeling very guilty about doing so.
Ясно, что все обаяние этой стартовой фразы заключено в повторах, как в песенке «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я». Но вот опубликованный перевод (В.Сергеевой):
Полли отрезала волосы, стоя перед зеркалом, и почувствовала себя слегка виноватой из-за того, что ничуть этого не устыдилась.
Синонимы найдены, еще один повтор, ненароком возникший при переводе, убран (правильнее было бы написать «Полли отрезала себе волосы», но дальше уже есть себя) – а весь кайф пропал. Попробуем его вернуть:
Полли отрезала себе волосы, и ей стало немножко стыдно за то, что не стало очень стыдно за то, что она это сделала.
Страшно так написать, да еще в самом начале книги? Еще бы! Последствия мерещатся жуткие: редактор озвереет, забракует весь перевод, издатели внесут тебя в черный список, репутация будет безнадежно загублена… Словом, кошмар. Да и вышло-то не ахти, особенно из-за калечки она это сделала. Подрихтуем:
Полли отрезала себе волосы перед зеркалом, и ей стало немножко стыдно за то, что не стало за это ужасно стыдно.
Годится? Решайте сами. Призрак взбесившегося редактора, конечно, никуда не денется, но тут уж надо выбирать, с кем вы меньше хотите встречаться: с ним или с духом расстроенного Пратчетта…
BY Игра слов
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. Overall, extreme levels of fear in the market seems to have morphed into something more resembling concern. For example, the Cboe Volatility Index fell from its 2022 peak of 36, which it hit Monday, to around 30 on Friday, a sign of easing tensions. Meanwhile, while the price of WTI crude oil slipped from Sunday’s multiyear high $130 of barrel to $109 a pop. Markets have been expecting heavy restrictions on Russian oil, some of which the U.S. has already imposed, and that would reduce the global supply and bring about even more burdensome inflation. The next bit isn’t clear, but Durov reportedly claimed that his resignation, dated March 21st, was an April Fools’ prank. TechCrunch implies that it was a matter of principle, but it’s hard to be clear on the wheres, whos and whys. Similarly, on April 17th, the Moscow Times quoted Durov as saying that he quit the company after being pressured to reveal account details about Ukrainians protesting the then-president Viktor Yanukovych. "He has kind of an old-school cyber-libertarian world view where technology is there to set you free," Maréchal said.
from us
