5 июня делегация верхней палаты российского парламента Совета Федерации прибыла с официальным визитом в Ереван. И хотя Федеральное собрание эксперты не так часто рассматривают в контексте российской внешнеполитической динамики, к ереванскому турне российских сенаторов следует приглядеться повнимательнее.

Во-первых, во главе делегации Валентина Матвиенко, по статусу - третье лицо в государстве. Впрочем, и за рамками официальных иерархий она играет значительную роль в российской политике. Во-вторых, визит делегации сенаторов происходит вскоре после посещения Еревана главой МИД РФ Сергеем Лавровым. Напомню, что он нанес визит в столицу Армении 20-21 мая, но до того бывал здесь три года назад. И до сих пор в армянской (и, кстати, говоря в азербайджанской тоже) медиа-и-блогосфере итоги лавровского визита активно обсуждаются. Приезд Лаврова означает новый геополитический поворот Еревана? Или пока рано делать такие выводы? Как это повлияет на урегулирование армяно-азербайджанского конфликта и региональную безопасность? Вот круг вопросов, которые уже более двух недель получают разные, подчас диаметрально противоположные интерпретации.

Спикер Национального собрания Армении Ален Симонян лично встретил Валентину Матвиенко в аэропорту. Ранее он удостоил таким приемом Нэнси Пелоси (экс-спикер Палаты представителей США), хотя по протоколу встречать высоких гостей могут и вице-спикеры. В данном случае Симонян, не раз позволявший себе публичную критику в адрес Москвы, решил проявить геополитическое «джентльменство». Хотя бывали случаи и его критики со стороны Валентины Ивановны. Можно вспомнить высказывания Симоняна по поводу Украины и ее «территориальной целостности», которые подверглись критической оценки председателя Совета Федерации.

Но в июне 2025 года, Симонян, похоже, настроен на конструктивный разговор. Спикер верхней палаты российского парламента также говорит о важности диалога с армянскими коллегами. «Мы рады возобновлению после определенного периода политического диалога на уровне спикеров», - резюмировала она. И также не преминула охарактеризовать отношения Москвы и Еревана как «стратегические».

В этой связи важно зафиксировать следующее. Россия и Армения крайне заинтересованы в том, чтобы поддерживать высокий уровень взаимодействия и купировать возникшие проблемы в двусторонних отношениях. Визит Матвиенко- демонстрация того, что Москва хотела бы поддерживать интенсивное взаимодействие. Особенно на фоне оживившихся разговоров об армяно-азербайджанском урегулировании и повышенного интереса к ним со стороны как США и ЕС, так и Турции. Но любой мир имеет своих авторов. Сегодня же конкуренты России на Южном Кавказе не сильно заинтересованы в укреплении ее позиций в регионе. Но и ослабление Москвы в Закавказье создает проблемы не только для РФ, но и для Армении. И поэтому диалог между нашими странами на самом высоком уровне востребован.

Сергей Маркедонов

О Трампе и Маске.

1. Дональд Трамп не склонен прощать, если затрагивают его лично. Джо Байден не случайно превентивно помиловал генерала Марка Милли, который, помимо прочего, назвал Трампа «фашистом до мозга костей» – и президенту пришлось пока удовольствоваться снятием портрета военачальника в галерее председателей Объединенного комитета начальников штабов. Маск не просто затронул тему отношений Трампа с одиозным педофилом Джеффри Эпштейном, но и прямо заявил, что файлы по делу Эпштейна не рассекречиваются именно по этой причине. Никакого инсайда у Маска по этому поводу явно нет – он распространяет слухи, которые крайне неприятны для Трампа.

2. Маск не случайно сказал про Эпштейна. Он апеллирует к крайне правой части американского общества, для которой Эпштейн – символ преступности и развращенности глобальной элиты. Тема Трампа, который, как и многие американские бизнесмены, общался с Эпштейном, вызывает у них двойственные чувства. Для них Трамп – это борец с deep state, но он должен постоянно доказывать это, разоблачая преступность элиты. И когда в обнародованных файлах по делу Эпштейна не появилось ничего нового, у них начали закрадываться сомнения в Трампе. Тем более, что эти люди мечтают о массовых арестах «глобалистов», каковых пока не наблюдается. Маск дает им дополнительные аргументы.

3. Вопрос в том, сколько таких крайне правых, готовых ради идеи идти даже против Трампа. Абсолютное большинство трампистов не идут так далеко, и довольны тем, как президент преследует нелегальных мигрантов и воюет с либеральными университетами. Маск же для них – фигура куда более сомнительная с учетом многих обстоятельств. Здесь и симпатии Маска к демократам, хотя и оставшиеся в прошлом, но довольно недавнем – еще в 2020 году он голосовал за Байдена. И его принадлежность к глобальной элите (да еще и место рождения в ЮАР – так что в их глазах он не настоящий американец, а «понаехавший»). И сферы деятельности Маска – электромобили и космос – которые традиционалисты воспринимают как обременение для бюджета и трудолюбивых налогоплательщиков. Возникает парадокс – Маск, как и финансовые «ястребы», требует бюджетной экономии, выступая против «большого прекрасного закона», а сам является «растратчиком».

4. Маск намекает на возможность создания новой партии. Но опыт Росса Перо показывает, что даже при наличии денег и харизмы «третья сила» в США неэффективна (а если посмотреть дальше в историю, то «третью силу» не удалось привести к власти даже Теодору Рузвельту). И неясно, кто будет в гипотетической «партии Маска». Если собрать в нее безбашенных конспирологов в сочетании с технологическими менеджерами, то самому Маску очень быстро надоест финансировать такую безумную смесь. Впрочем, Маск может совершить кульбит и вернуться к демократам, но там ему вряд ли будет комфортно – и его отталкивает современная либеральная повестка, и ему не забыли бензопилу.

5. А вот Трамп, не склонный к христианскому всепрощению, может ответить Маску. Успехи Маска в бизнесе связаны не только с его энергией и креативностью, но и хорошо выстроенным GR, обеспечивающим контракты и льготы. Креативность частного бизнеса и налаженный GR – это два столпа; выдернешь один из них, и начнутся проблемы. Такие проблемы Трамп может создать Маску, причем не оглядываясь на стратегические интересы США, для которых Маск важен и ценен. И даже если он вдруг из прагматичных соображений временно примирится с Маском, то ничего ему не забудет.

Алексей Макаркин

6 июня в СМИ и блогосфере Азербайджана, Армении и Турции случилось настоящее потрясение. Некоторое время эта новость «висела» в верхнем списке сообщений информационных агентств. Никол Пашинян, премьер-министр Армении поздравил Азербайджан с праздником Курбан-байрам. Свое поздравление в социальной сети Х глава армянского кабмина завершил следующими словами: «Желаю мира и процветания нашим странам и народам».

Излишне говорить, какое значение имеет этот день для мусульман, и рядовых членов общин, и лидеров государств, глав правительств стран, где ислам - доминирующая религия. И в новости про жест Пашиняна многое примечательно.

Долгие годы Армения позиционировала себя, как первое в мире христианское государство. Национальный нарратив всегда подчеркивал, что армянский царь Трдат III, по преданию, был обращен в христианство святым Григорием Просветителем в 301 году нашей эры, за 14 лет до подписания Миланского (Медиоланского) эдикта римских императоров Константина и Лициния, запрещавшего гонения на сторонников «христовой веры». Армянские лидеры и даже до Пашиняна поздравляли своих партнеров из исламских стран (Иран, Египет). Но это делалось, как правило, по случаю завершения поста в месяц Рамадан и наступления Ураза-байрам.

От глаз дотошных комментаторов не ушло и то, что практически синхронно с публикацией поздравления в бывшем твиттере, Пашинян в телефонном разговоре поздравил с Курбан-байрамом и президента Турции Реджепа Эрдогана.

Означает ли, что такие жесты ускорят подписание мирного соглашения между Баку и Ереваном, а также армяно-турецкую «нормализацию»? Наверное, многим хотелось бы дать на этот вопрос однозначный положительный ответ. Но есть сложные нюансы и детали, на которые стоит обратить внимание. Для Пашиняна «борьба за мир» - это не столько про геополитику, сколько про политику внутреннюю. В 2026 году в Армении пройдут главные выборы пятилетия - парламентские. После утраты Карабаха и краха карабахского общественно-политического консенсуса идея мира становится главной идеологемой в стране.

Не все приветствуют внешнеполитическое отступление Еревана. Но открыто призывать к реваншу не пытаются даже герои Карабаха прошлых лет. На этом фоне Пашинян пытается позиционировать себя, как человек, который идет на болезненные уступки ради мира. Иначе неизбежна война и крах Армении как государства. В такой объяснительной модели множество изъянов. Она – демонстрация явного упрощенчества. Но никакой целостной альтернативы оппоненты премьера не дают.

Как следствие, коррекция (и довольно жесткая) внешнеполитических приоритетов. Впрочем, вся эта, на первый взгляд, логически безупречная конструкция, разбивается о несколько моментов. Во-первых, Азербайджан, видя слабость Армении, стремится не закрыть конфликтный гештальт, а взять по максимуму все, что возможно. Во многом по тому же алгоритму действует и Турция (которую толкает вперед ее недавний успех в Сирии). Здесь возникает вопрос, готовы ли Баку и Анкара принять жесты Еревана? Или попытаются, напротив, усилить давление? Но тогда есть риск, что пружина уступок может и сломаться с непредсказуемыми последствиями.

Сергей Маркедонов

Прошло 35 лет с того времени, как патриархом Московским и всея Руси стал Алексий II. Его избрание состоялось 6 июня, а интронизация – 10 июня 1990 года.

На период патриаршества Алексия II пришлось церковное возрождение в современной России. И нередко звучат претензии, что многие возможности тогда были упущены. Но такие претензии часто не учитывают реалий, в которых существовала церковь к началу этого возрождения. Причем дело было не только в нехватке храмов и священников, разгроме еще в первые годы советской власти церковного образования и издательского дела. Так что священнослужителями нередко становились люди, не обучавшиеся в семинариях, которым приходилось совмещать функции духовного пастыря и организатора восстановления храма.

Проблема была глубже. Российская церковь начала ХХ века была куда более открытой к переменам, чем позднесоветская церковь. Принудительное навязывание советской властью обновленчества в начале 1920 годов дискредитировало любое, даже самое умеренное реформаторство на многие десятилетия вперед. Компартия, не сумев реализовать задачу создания полностью атеистического государства, вытеснила церковь на глубокую периферию общественной жизни.

Но и церковные люди в ответ, стремясь сохранить свою идентичность, нередко старались насколько возможно отгородиться от современного мира, ища ответы на значимые для них вопросы у старцев (и сохраняя при этом лояльность государству – диссидентские настроения в церкви были невелики). Образованная церковная молодежь обращалась к трудам консервативных богословов и философов XIX века, для которых любые либеральные веяния в церкви и стране были неприемлемы.

Когда же началось церковное возрождение, то многие люди, пришедшие тогда в церковь, стали не прихожанами, а «захожанами», то есть посещавшими храмы в лучшем случае 1-2 раза в год - по большим праздникам или же семейным событиям. Свои проблемы были и с новыми прихожанами, для которых церковная жизнь была куда более значима – многие из них вскоре потеряли привычную работу, большинство болезненно восприняло распад страны. Отсюда и широкий спектр проблем – от поиска новых авторитетов в виде «младостарцев» до распространения эсхатологических настроений. Кстати, в деле возвращения людям надежды помогло восстановление храма Христа Спасителя как символа церковного возрождения.

И что в такой ситуации мог сделать патриарх? На самом деле, немало. Велик вклад патриарха в предотвращение распада церкви, который в начале 1990-х годов казался вполне возможным вслед за распадом страны. При этом Алексий мог быть и твердым, и гибким в конкретных вопросах церковного устройства на территории бывшего СССР. И Русская церковь, исключая непродолжительный разрыв с Константинополем в феврале-мае 1996 года, связанный с эстонским вопросом, сохраняла молитвенно-каноническое общение со всеми поместными церквями.

Было воссоздана (не без труда в связи с дефицитом кадров) система религиозного образования. Восстановлено множество храмов, разоренных в советское время. В рамках церковной «полифонии» консервативные приходы соседствовали с либеральными. Передача церкви храмов, находившихся в ведении музеев, не приводило к острым конфликтам с музейным сообществом, неизбежно возникавшие проблемы решались путем договоренностей. Церковь старалась не отталкивать от себя интеллигенцию – наоборот, отмечался вклад музейного сообщества в сохранение православных святынь.

Важнейшим делом жизни Алексия II стала канонизация новомучеников. Она была важна не только для того, чтобы церковный народ мог молиться святым, погибшим за веру в ХХ веке. Канонизация новомучеников сделала возможным объединение с Русской православной церковью за границей, где их официально почитали еще с 1981 года. И, что не менее важно, поставила заслон на пути любого компромисса церкви с так называемым «православным сталинизмом». Нельзя одновременно почитать новомучеников и прославлять советского лидера, в правление которого были убиты большинство из них – архиереев, священнослужителей, монашествующих и мирян Русской церкви.

Алексей Макаркин

«Мы рады, что на грузинский авиационный рынок выходит флагманская авиакомпания Сербии - «Air Serbia»». Комментарий генерального директора объединения аэропортов Грузии Левана Мосешвили настраивают на оптимистический лад.

Закавказье и Балканы нередко рифмуются в аналитических обзорах, «стратегических докладах». Но, как правило эти два региона сравниваются как своеобразные «конфликтные хабы». Косово, Абхазия и Южная Осетия. Сербская Краина и Нагорный Карабах. Относительно успешные и провальные сецессии, борьба за восстановление порушенной территориальной целостности», иностранные интервенции, стандарты (не)признания новых образований. Вот круг тем и вопросов, которые приходят на ум, когда мы обращаемся к сравнению Кавказа и Балкан.

Но, похоже, страны двух регионов не хотят, чтобы их отождествляли только с этнополитическими противостояниями, беженцами и «замороженными статусами». Есть запрос и на развитие, особенно тогда, когда страны хотят балансировать между разными центрами силы и не вовлекаться в войны, которые не считают «своими». И в этом контексте начинающееся сербско-грузинское взаимодействие вызывает очевидный интерес.

Летом 2025 года между Грузией и Сербией будет организовано прямое воздушное сообщение. Уже с 15 июня флагманский сербский авиаперевозчик «Air Serbia» запускает рейсы по маршруту «Белград-Тбилиси-Белград». Для начала таковых будет только три в неделю. Но не исключено, что вскоре ассортимент авиаперевозок будет расширен, как и в случае между Россией и Грузией. Кстати, это авианаправление имеет свои политэкономические особенности. Между Тбилиси и Москвой нет дипломатических отношений. Их восстановление не кажется перспективой ближайшего будущего. Пока что Грузия и РФ не могут договориться о статусе Абхазии и Южной Осетии. И ключевое требование Москвы предоставить четкие гарантии неприменения силы Тбилиси не выполняет, полагая, что конфликтует не с двумя бывшими автономиями, а с Россией. Что, впрочем, не мешает налаживать транспортные коммуникации.

У Сербии и Грузии с «политэкономией» все проще. Дело не только в дипломатических контактах. Тбилиси даже во времена президентства Михаила Саакашвили, когда США воспринимались, как главный и безоговорочный союзник и военно-политический патрон, отказывался признавать независимость Косова. Это– последовательная позиция и пункт консенсуса между властями и оппозицией. Что касается Сербии, то Белград при всех своих симпатиях к России и связях с Москвой, не пошел по пути признания Абхазии и Южной Осетии. Время от времени этот вопрос поднимался, ближе всех к нему был экс-президент Томислав Николич (занимал этот пост в 2012-2017 гг.). Но, если посмотреть внимательно, такие заявления он делал в первые месяцы нахождения у власти, затем данный вопрос был «отложен» до «лучших времен». Пока они, судя по всему, не наступили.

Зато, по данным объединения аэропортов Грузии, в прошлом году пассажиропоток между этой страной и Сербией составил порядка 16, 4 тысяч человек. Эта цифра на 66% выше по сравнению с показателями 2023 года. И есть куда расти! Число сербских туристов в Грузии в 2024 году также увеличилось на треть по сравнению с предшествующим годом. Таким образом, налицо и экономические соображения, и политические, включая и «большую геополитику». Грузия пытается найти себе партнеров за пределами «евро-атлантического сообщества». Отсюда и поиски на центральноазиатском направлении, и в странах Европы за рамками НАТО и Евросоюза. Сербия из их числа!

Сергей Маркедонов

Европейский парламент призвал грузинскую оппозицию не покидать внутриполитическое поле и побороться на местных выборах. Впрочем, обо всем по порядку.

В октябре 2025 года в Грузии пройдут муниципальные кампании. Будут определяться главы городов и сельских поселений, а также депутаты представительных органов местного самоуправления. На первый взгляд, рядовое рутинное событие. Но это только на первый взгляд.

Хотя правящая партия «Грузинская мечта» купировала внутриполитический кризис, но он далек от полного завершения. Практически все партии, прошедшие по итогам прошлогодних выборов в парламент, бойкотируют работу высшего законодательного органа страны. И в муниципальных кампаниях они не собираются участвовать! Фактически исключением из этого ряда является объединение «За Грузию», возглавляемое экс-премьером Георгием Гахария. Оно планирует побороться за свое представительство на местном уровне. Но в целом оппозиция видит в бойкоте средство делигимации правительства и «Грузинской мечты». Надеясь и на внешнюю поддержку со стороны ЕС и США. И до сих пор американские и европейские политики оправдывали их ожидания.

Но в докладе, опубликованном 10 июня, призывают оппозиционеров «использовать возможность» местных выборов, «чтобы продемонстрировать единство грузинского народа в его поддержке демократии и верховенства закона, как это уже продемонстрировали мирные протесты после октябрьских выборов». Таким образом, представители Европарламента не признают общенациональные выборы-2024 легитимными, а все требования оппозиции, напротив, считают обоснованными. Но при этом они не предлагают оппонентам властей эскапизм, как единственный сценарий. Возможно, есть стремление взять паузу, дождаться итогов голосования, чтобы «на новом витке» включить прессинг против грузинского правительства. Впрочем, такие предложения со стороны евродепутатов несколько размывают политический фундамент оппонентов правительства Грузии. В то же время они дают им подсказку: даже откровенный провал на муниципальных выборах не приведет к прекращению поддержки грузинской оппозиции со стороны европейских структур. Как минимум, Европарламента.

Сергей Маркедонов

Об успехах Трампа.

Дональду Трампу пока не удается добиться внешнеполитических успехов. В экономике его тарифная политика в настоящее время выглядит фактором хаотизации, раздражающим американский бизнес. Высылки нелегальных мигрантов носят демонстративный характер, но пока не меняют общей ситуации с миграцией (впрочем, за несколько месяцев технически это невозможно сделать). Илон Маск разругался с президентом раньше, чем это прогнозировали самые неблагожелательные в их отношении наблюдатели.

А между тем дела у Трампа идут неплохо.

Волнения в Лос-Анджелесе невыгодны демократам - Трамп предстает в качестве защитника порядка. Даже один разгромленный магазин, с точки зрения колеблющихся избирателей, может стать основанием для ввода нацгвардейцев. Аргументация демократов о том, что протесты вызваны политикой Трампа, напротив, является для них неочевидной. Тем более, что изначально именно нелегальные мигранты, на которых устраивают облавы, являются нарушителями закона. Просто раньше была другая правоприменительная практика, но закон остался тем же. И логика Трампа может быть ближе избирателям – если волнения продолжатся, то нацгвардейцы окажутся востребованными, а если прекратятся, то получается, что Трамп остановил их своими решительными действиями. А вот демократам из Калифорнии приходится идти по грани, чтобы критиковать Трампа, но не отождествляться со смутьянами.

Протесты в Лос-Анджелесе повысили шансы на принятие «большого, прекрасного законопроекта», который на то и большой, что включает в себя множество разнообразных положений. Включая и дополнительное финансирование мер по обеспечению иммиграционного контроля. И теперь трамписты давят на неопределившихся сенаторов – в их арсенале мощная угроза объявить их сообщниками коммунистов, марксистов и демократов, которые стремятся заполонить Америку мигрантами, заместив ими белых англосаксонских протестантов. И провалить на ближайших республиканских праймериз.

Трамп выглядит крутым – и нравится избирателям, которые востребуют силу и уверенность. Когда он посетил Форт-Брэгг, сотни военных и членов их семей аплодировали Трампу, когда тот высмеивал демократов. Такое открытое использование армии в партийных целях несвойственно американской политической традиции, но Трамп уже перечеркнул многие ее положения. Кстати, он вернул Форт-Брэгг прежнее название, отменив политкорректное Форт-Либерти, введенное при Джо Байдене, так как Брэкстон Брэгг был генералом армии южан. Трамп и его министр обороны Пит Хегсет нашли способ обойти принятый Конгрессом закон, запрещающий называть федеральные объекты в честь конфедератов. Теперь Форт-Брэгг назван в честь рядового Роланда Брэгга, отличившегося во время Второй мировой войны. Для военных, гордящихся тем, что служили (служат) именно в Форт-Брэгг, это праздник, а байденовское название укорениться за пару лет не успело.

А вот Маск во всей этой истории не выглядит крутым, несмотря на все свои успехи в бизнесе. Он удалил свой пост с обвинениями в адрес Трампа и подает другие сигналы, что погорячился. Маск заявил, что «некоторые» из его постов зашли слишком далеко. Такая позиция неудивительна – бизнес Маска зависит от выстроенных отношений с федеральными властями, а Трамп как президент не зависит от Маска, сколько бы тот ни вложил денег в его избирательную кампанию. А в 2028 году Трамп баллотироваться не собирается, так что вопросы отношений со спонсорами он оставляет следующему республиканскому кандидату. Так что Маск «моргнул» первым – а Трамп восстанавливать с ним прежние отношения не собирается.

Впрочем, индикатором успешности политики Трампа будут промежуточные выборы 2026 года – когда будут выбирать конгрессменов и треть сенаторов. И цена вопроса – не только контроль над Конгрессом. Результаты этих выборов станут важной демонстрацией общественных настроений. Правда, правящая партия нередко такие выборы проигрывает, но у нее в случае первого срока президента есть ресурс, связанный с его баллотировкой на второй срок. У Трампа такой возможности не будет.

Алексей Макаркин

В чем главная проблема Ирана?

Не в гибели ключевых военачальников. В 1979 году иранские революционеры (среди которых были и погибшие военные) сами обезглавили армию своей страны, причем еще сильнее, чем даже в России 1917 года. Многие генералы, в том числе наиболее способные, были казнены, включая таких ярких военачальников как десантник Хосродад (имевший успешный опыт борьбы с повстанцами в Омане на стороне султана Кабуса) и летчик Рабии, другие бежали из страны, как волевой лидер Овейси (его потом «достали» в Париже). Саддам Хусейн поэтому и напал на Иран в 1980 году, что исходил из слабости командного состава иранской армии. И просчитался.

Революция, как и во Франции в XVIII веке, и в России в XX столетии выдвинула новую генерацию генералов и офицеров. Появились элитные идеологические силы – КСИР. Разгромить иракцев Иран не мог, но отбиться сумел – и ощущал себя победителем. Многие из этих военных остаются на службе и сейчас, другие погибли – одни еще на иракском фронте, другие в Сирии, генерал Сулеймани в результате удара американцев, еще несколько военачальников – сейчас.

И дело не столько во внутренних противниках режима, которые либо тайно помогают Израилю, либо ждут крушения исламского режима. Таких было много и 45 лет назад, спектр противников Хомейни был крайне широк – от монархистов до левых радикалов, еще недавно сидевших в шахских тюрьмах. Последние осуществили ряд терактов, стремясь уничтожить руководство страны – погибли президент, премьер, влиятельнейший глава Верховного суда аятолла Бехешти. Но существенного влияния на дееспособность власти это не оказало, так как был жив Хомейни с его харизмой и железной волей.

А что сейчас? Элиты постарели. Некогда молодые бедные муллы стали богатыми «олигархами», в полной мере пользующимися всеми преимуществами нахождения у власти, с многочисленными экономическими интересами и семейными кланами. Хомейни давно нет, но в течение десятилетий существует постепенно угасающая инерция, связанная с курсом, который он определил. Внешняя экспансия, непримиримая борьба с Израилем, поддержка любых антиизраильских сил на Ближнем Востоке являются его неотъемлемыми элементами. Поэтому отставные и действующие военные высокого ранга ездили воевать в Сирию – и многие там погибли. А для генерала Сулеймани борьба с США и Израилем стала делом жизни.

Но многие иранские политики и чиновники смотрели на такой курс с недовольством, считая, что «ястребы» своими авантюрами подставляют Иран под санкции, и надо договариваться с Западом о компромиссе, который позволил бы иранской экономике спокойно развиваться. Образованная городская молодежь, средний класс в большинстве своем разделяют эти приоритеты – им еще и надоели многочисленные идеологические запреты, причем в условиях, когда сама элита не является образцом аскетизма, а, напротив, обвиняется в коррупции. А именно коррупция и огромные социальные диспропорции были в числе причин развала шахского режима в 1978-1979 годах.

Преемник Хомейни Хаменеи стремится интегрировать разные элитные интересы, балансируя между моделями «осажденной крепости» и «открытости миру» (нетрудно заметить, что они носят взаимоисключающий характер). Лично он ближе к «ястребам», которые почти заклевали «голубей» в начале президентства Раиси. Но после гибели президента «голуби» стали брать реванш, используя общественные настроения, но не могли опереться ни на парламент, ни на силовиков. В результате игра на двух досках привела к отсутствию цельной линии – из Тегерана слышались то угрозы в адрес Запада, то сигналы о желании договориться с ним же. А стареющий Хаменеи в условиях нерешенности вопроса о преемнике все менее способен к эффективному руководству.

За последний год Иран потерял (в Сирии) или ослабил (в Ливане) свои позиции на Ближнем Востоке. А сейчас Израиль своими ударами хочет не только сорвать ядерный проект Ирана, но и дестабилизировать ситуацию в стране и обрушить режим аятолл. И режим сейчас пытается выжить, но делать это ему приходится в демобилизованной стране, далекой от мобилизации времен Хомейни.

Алексей Макаркин

«Я очень рад быть сегодня в Кишиневе. Это мой первый официальный двусторонний визит как президента Румынии». На прошлой неделе румынский лидер Никушор Дан посетил Молдову. В его словах есть одна оговорка, но важная, подчеркивающая значимость посещения Кишинева недавно избранным президентом Румынии.

С формальной точки зрения визит Дана в Молдову- не первый в череде его зарубежных поездок. 25 мая он побывал в Варшаве, где провел переговоры с польским премьер-министром Дональдом Туском, а заодно и продемонстрировал «проевропейскую солидарность» с кандидатом на президентских выборах Рафалом Тшасковским. Выборы в Румынии и Польше проходили практически синхронно. И если в Румынии главной мишенью для критики был политик-популист Джордже Симион, то в Польше сторонники пробрюсельского курса «болели» за Тшасковского против Кароля Навроцкого. Консервативно-националистического «дубля» не получилось, Навроцкий победил в Польше, а Симион уступил, хотя и немного Никушору Дану.

И именно президентская избирательная кампания обусловила важность его визита в Кишинев. В борьбе Дана с «правонационалистическим наступлением» (в ходе кампании оппоненты маркировали Симона едва ли не как «человека Путина») президент Молдовы Майя Санду была всецело на стороне победившего кандидата. Нельзя сказать, что Дан обязан исключительно молдавскому лидеру и ее команде, но этот фактор сыграл немаловажную роль. Президент Молдавии Майя Санду год назад публично заявила: «У моей бабушки и у моего дедушки были румынские паспорта. Для меня было важно иметь румынский паспорт». В ходе президентских выборов на территории Молдовы были открыты 64 избирательных участках (20 из них открыты в Кишиневе). В списке самых голосующих румынских диаспор Молдова лишь немногим уступила Италии, ФРГ, Британии Испании. По разным оценкам это 100-120 тыс. голосов. И лично Санду, и ее партия «Действие и солидарность» отчаянно поддерживали Дана. Видя в нем, гаранта и промоутора проевропейских устремлений Молдовы.

Вернемся, однако же, к оговорке вновь избранного румынского президента. Для него было крайне важно подчеркнуть особый характер румынско-молдавских отношений, его особое отношение к процессам внутри Молдовы. Санду по итогам визита румынского коллеги заявила про опасность попадания ее страны в «руки России». И Дан разделял этот пафос. В сентябре Молдову ждут парламентские выборы. Они или укрепят позиции Санду и ее команды, либо создадут режим конкуренции различных ветвей власти. В канун этой кампании президент Румынии готов поддержать молдавского президента и ее партию. Таков ключевой итог его визита в Кишинев.

Сергей Маркедонов

Об особенностях иранской теократии.

Иранский режим является теократическим по многим признакам. Во главе него стоит пожизненно избираемый рахбар, которым может быть только религиозный деятель. Рахбара избирает Совет экспертов, в состав которого входят исламские законоведы, за кандидатуры которых раз в восемь лет голосует население страны. Впрочем, кандидатов в Совет экспертов отбирает другой орган – Совет стражей, состоящий из 12 законоведов, половину которых назначает рахбар, половину – меджлис (парламент). Если перед выборами президента или депутатов «стражи» могут дисквалифицировать любого кандидата по крайне размытым основаниям, то кандидатов в Совет экспертов стражи специально экзаменуют.

Таким образом функционирование теократии, с одной стороны, зависит от теократа (рахбара), который контролирует Совет стражей и фактически является авторитарным лидером. А, с другой стороны, есть элементы демократии, несвойственные теократической модели. Хотя все кандидаты в Совет экспертов предварительно отобраны, но выборы носят конкурентный характер, и избиратели могут, в принципе, провалить более компетентных в исламском законоведении кандидатов. Так что Совет экспертов – это не аналог коллегии кардиналов, формируемой единолично папой Римским, а более сложный институт.

Но главное – это эволюция института рахбара. Когда аятолла Хомейни разрабатывал свою концепцию исламского правления, то исходил из того, что рахбар должен сочетать в себе качества наиболее авторитетного духовного и наиболее компетентного политического лидера. Авторитет в духовной сфере подразумевал, что рахбар должен быть «марджа ат-таклид» («образцом для подражания», то есть великим аятоллой). Нетрудно заметить, что определяя критерии лидерства, Хомейни исходил из собственной личности – он был и великим аятоллой, и политиком. Это положение было зафиксировано в Конституции 1979 года.

Однако очень быстро возникли проблемы с преемником. Из нескольких возможных кандидатов двое – аятоллы Мотаххари и Бехешти – были убиты террористами, соответственно, в 1979 и 1981 годах (Мотаххари считался наиболее вероятным преемником – до своей гибели он руководил заседаниями Революционного совета, главного координирующего органа после свержения шаха). Никто из них так и не стал великим аятоллой, хотя есть все основания полагать, что проживи они дольше, то получили бы этот титул.

Третий кандидат – аятолла Монтазери – все же стал и великим аятоллой, и официальным преемником, но в течение второй половины 1980-х годов Хомейни все более в нем разочаровывался. И даже не из-за отсутствия харизмы, а в связи с мягкостью и дефицитом качеств жесткого политического лидера (он и в Революционный совет входить отказался). Хомейни, видимо, почувствовал, что Монтазери может начать политическую либерализацию, и решительно пресек такой вариант – как в иной ситуации, но в то же время поступил Дэн Сяопин в Китае. В 1989 году, перед смертью, он лишил его статуса преемника.

Так что «второго Хомейни» найти не удалось. Великие аятоллы либо не проявляли интереса к политике, либо были недостаточно надежны. И тогда Хомейни поменял правила – теперь рахбаром мог стать любой религиозный деятель. Была изменена конституционная норма. И после его смерти лидером страны был избран новый преемник - Хаменеи, который на тот момент не был не только великим аятоллой, но даже аятоллой (великим аятоллой он стал лишь в 1994 году, через пять лет после вступления в должность рахбара). Зато он в течение восьми лет был президентом – и, что немаловажно, главнокомандующим во время войны с Ираком.

Так что Хаменеи в рамках иранской теократии стал лидером не как духовный авторитет, а, по сути, как военно-политический руководитель. Религиозный фактор имеет в Иране огромное значение – хотя суровые запреты сопровождаются системой их обхода. Но роль силовых структур в теократической системе всегда была велика. Поэтому рахбаром и становится не самый авторитетный исламский ученый, а религиозный деятель, способный руководить силовиками и принимать решения в этой сфере.

Алексей Макаркин

«Да, я подтверждаю, Эрдоган пригласил премьер-министра, визит состоится на основе приглашения, все остальные вопросы, в частности, связанные с повесткой переговоров предоставит пресс-служба премьера». Спикер Национального собрания (парламента) Армении Ален Симонян 17 июня анонсировал предстоящий визит главы кабмина республики Никола Пашиняна в Турцию.

Впрочем, этот «экспромт» выглядел хорошо подготовленным. Поездку Пашиняна в Турецкую республику уже обсуждают журналисты, блоггеры, политики. За несколько дней до заявления Симоняна данная тема уже была предметом дискуссии на форуме «APRI Armenia». Тогда секретарь Совбеза республики Армен Григорян воздержался от комментариев, перенаправив вопрос к аппарату правительства. Заметим при этом, что высокопоставленный чиновник констатировал: «Мы продолжаем работать над урегулированием отношений, открытием границы. Это не идеальный вариант того, чего мы бы хотели достичь, но мы видим прогресс». Впрочем, чиновникам и дипломатам положено видеть прогресс по должности. Даже там, где он не слишком виден.

Через два дня после представительного форума Ален Симонян назвал дату визита Пашиняна- 20 июня. Встреча с турецким лидером намечена в Анкаре. Спикер парламента уже поспешил назвать визит премьера «историческим». «Не могу сказать, визит рабочий или официальный, обсуждения будут касаться всех возможных вопросов, ничего выдающегося на данный момент не могу сказать», - резюмировал Симонян.

Впрочем, сама по себе подобная новость вызывает интерес. Об армяно-турецкой «нормализации» говорят уже не первый год. Но пока что количество разговоров и дискуссий не перешло в качество решений. И вряд ли 20 июня нас ждет такая информация, которая станет прелюдией к нобелевской премии мира для Пашиняна и Эрдогана. Вряд ли за два дня в позициях Анкары произойдет радикальная перемена. Пока же турецкая сторона настаивает на предусловии: «нормализация» будет ускорена после кардинальных изменений на армяно-азербайджанском треке, то есть после подписания мирного соглашения.

И тем не менее, контакты двух лидеров всегда представляют интерес как факты трансформации двусторонних отношений.

Сергей Маркедонов

Сегодня вопрос о (не)признании Абхазии и Южной Осетии не принадлежит к числу самых актуальных в международной повестке. И тем не менее, к нему снова обращаются. И что интересно, делается это в контексте геополитических трансформаций на Ближнем Востоке.

Председатель парламентского комитета Грузии по международным делам Николоз Самхарадзе заявил, что официальный Тбилиси обратился за помощью и содействием к Анкаре. Грузинские власти попросили Турцию повлиять на Сирию с тем, чтобы ее руководство отозвало бы признании абхазской и югоосетинской независимости. Напомним, что Дамаск принял решение признать Абхазию и Южную Осетию в 2018 году. Тогда Башар Асад находился у власти, получал поддержку со стороны Тегерана и Москвы, хотя и не контролировал полностью всю территорию страны. После этого шага Грузия приняла решение разорвать дипотношения с Сирией после 14 лет взаимного признания. В Дамаске же в 2020 году открыли абхазское посольство. И даже после ухода Асада оно продолжило функционировать.

В новости о грузинской инициативе интересны сразу несколько моментов. Во-первых, власти страны пытаются переиграть оппозицию. Дело в том, что еще в январе 2025 года, вскоре после падения Башара Асада 4 грузинские оппозиционные партии обратились к лидеру сирийских повстанцев Ахмеду аш-Шараа, ставшему президентом этой страны, с просьбой об отзыве признания двух бывших автономий ГрузССР. В этом обращении оппозиционеры упомянули о «жесткой диктатуре», поддерживаемой из Москвы, и о «спасении» Сирии оппонентами свергнутого Асада. Сегодня грузинские власти хотят показать себя большими патриотами, чем оппозиция. И турецко-сирийское направление во многом продолжает внутриполитическую повестку.

Во-вторых, власти Грузии предлагают свои рецепты - действовать через Турцию. Влияние Анкары на новые сирийские власти общеизвестно, как, впрочем, и турецкое влияние (особенно в сфере экономики) на Грузию. Конечно же, официальный Тбилиси хочет хеджировать риски, ведь ранее многие выходцы из грузинских регионов с доминирующими мусульманским населением были вовлечены в конфликты на Ближнем Востоке.

Во-вторых, обращение грузинских властей к Анкаре показывает, что какие бы страсти ни кипели внутри страны, и какую бы «личную неприязнь» ни испытывали друг к другу сторонники Иванишвили и Саакашвили, их объединяет одно: приверженность к принципам «территориальной целостности» в границах ГрузССР.

Сергей Маркедонов

О рахбаре Хаменеи.

Аятолла Хаменеи – прежде всего политик, а не исламский ученый. Его работы немногочисленны на фоне многотомных трудов других великих аятолл, не претендующих на политическую власть. До исламской революции 1979 года 40-летний ходжат-оль-ислам Хаменеи не пользовался значительной известностью, зато был верным последователем аятоллы Хомейни, которым остается всю жизнь.

Хаменеи теснейшим образом связан с высшим духовенством. Он сейед, то есть потомок пророка Мухаммеда по особо почитаемой шиитами линии его внука Хусейна ибн Али. Среди родственников Хаменеи – несколько видных религиозных деятелей, его мать была также дочерью сейеда. Отец Али был этническим азербайджанцем, мать – персиянкой, но азербайджанские корни Хаменеи не означают, что он сколько-нибудь симпатизирует сепаратизму. Для него Иран – это унитарное шиитское государство.

Добавим, что его отец был религиозным деятелем в Мешхеде, богословы которого считаются наиболее консервативными в Иране – именно мешхедское духовенство в 1930-е годы наиболее активно противостояло реформам Реза-шаха Пехлеви. И религиозная деятельность самого Хаменеи до революции в значительной степени была связана с Мешхедом.

Как президент и верховный главнокомандующий в 1981-1989 годах Хаменеи принимал непосредственное участие во всех военно-политических операциях эпохи Хомейни. Это, в первую очередь, ирано-иракская война – и перед Хаменеи отчитывались генералы, и он сам посещал линию фронта. Это и создание и поддержка «Хезболлы», которая именно в это время стала опорой Ирана на Ближнем Востоке. И отношения с палестинцами, которые выстраивались у иранских исламистов еще до революции. Этим занимался Мустафа Чамран, будущий министр обороны, погибший в 1981 году на иракском фронте – в современном Иране он легендарная фигура.

Но при этом Хаменеи был готов идти на компромиссы со своими коллегами. В 1989 году он договорился с другим влиятельным религиозно-политическим деятелем – председателем меджлиса Али Акбаром Хашеми Рафсанджани – о том, что тот сменит его на посту президента. Хаменеи не предпринял мер по либерализации режима, но и не стал его ужесточать. Его пребывание на посту рахбара было временем многочисленных компромиссов между сторонниками более консервативного и более либерального курса в рамках исламистского консенсуса.

Сам Хаменеи существенно ближе к консерваторам и неоднократно им заметно «подыгрывал» - и не только при подавлении «зеленой революции» 2009 года. Например, когда в 2013 году послушный ему Совет стражей отстранил от участия в очередных президентских выборах Хашеми-Рафсанджани, сблизившегося к тому времени с реформаторами. Таким образом барьер в виде Совета стражей, придуманный Хомейни для того, чтобы не допустить к власти светских либералов, обратился против одного из создателей режима.

Или когда перед выборами 2021 и 2024 годов Совет стражей допускал к выборам только заведомо слабых кандидатов-реформаторов – впрочем, прореформаторские общественные настроения в 2024-м были настолько сильны, что такой кандидат стал президентом. Или когда перед парламентскими выборами 2024 года большинство реформаторских кандидатов были дисквалифицированы, что обеспечило победу консерваторам.

Хаменеи крайне неохотно шел на любые переговоры с Западом, которому совершенно не доверяет. Но шел, потому что на определенных этапах (например, в президентство Хасана Рухани) за это выступало большинство иранской элиты. А рахбар исходит из того, что его задача – это не новые революционные перемены, а консолидация элиты, пришедшей к власти в результате революции.

Такой курс позволил Хаменеи сохранить власть в условиях сильной внутриполитической конкуренции, которой он управляет как опытнейший политик. Но он столкнулся с двумя мощными вызовами. Первый – преемничество в условиях, когда пост рахбара отнюдь не гарантирован его сыну, а другой возможный преемник, президент Эбрахим Раиси, погиб в авиакатастрофе. Второй, проявившийся в последние дни, еще более опасен и прямо связан уже не с персоналиями, а с судьбой режима, который он строил и пытался укреплять.

Алексей Макаркин

Иранский наследный принц Реза Пехлеви сделал заявление о том, что «исламская республика достигла своего конца и находится в процессе распада», а навсегда покончить «с этим кошмаром» поможет народное восстание. Эти слова привлекли внимание к истории династии Пехлеви, насчитывавшей лишь двух шахов.

Интересно, что принц Реза не стал заявлять о готовности вступить на родительский престол, а лишь сказал, что иранцы не должны бояться возможной гражданской войны или сценария нестабильности, поскольку у оппозиции уже есть «план будущего Ирана и его процветания», предусматривающий «формирование национального и демократического правительства, созданного иранским народом и для него». Это неудивительно, так как династия Пехлеви недостаточно укоренена в иранской истории, а ее репутация крайне противоречива. Поэтому любые слова о реставрации могут отпугнуть немалую часть противников исламской республики.

В период правления династии Пехлеви были реализованы два модернизационных проекта. Первый – основателем династии Резой-шахом в 1930-е годы. При нем в стране было введено европейское образование, активно строились дороги и промышленные предприятия, создана армия (вместо племенных ополчений) и гражданская служба, учреждена банковская система, организована национальная система здравоохранения, проведена судебная реформа. Произошли бытовые перемены – всем мужчинам, кроме исламского духовенства, было предписано носить западную одежду, а женщинам запрещено ношение чадры.

Второй проект реализовал уже его сын Мохаммед Реза Пехлеви, назвав его «Белой революцией». Она была начата в 1963 году и включала в себя аграрную реформу, приватизацию государственных предприятий, участие рабочих в прибылях, предоставление права голоса женщинам, создание условий для развития деревень (борьба с неграмотностью, направление в села медицинских групп, обучение жителей современным методам ведения сельского хозяйства). Именно при шахе в Иране начала развиваться атомная энергетика. «Белая революция» способствовала экономическому росту.

И все же правление династии Пехлеви закончилось крахом в результате революции 1978-1979 годов. Можно искать причины этого краха в частностях – тяжелой болезни шаха, нерешительности США, породившей «теорию заговора» о том, что американцы сознательно привели к власти аятоллу Хомейни. Но проблемы носили более масштабный характер.

Реза-шах в значительной степени ориентировался на турецкий модернизационный опыт Кемаля Ататюрка. Однако Ататюрк пришел к власти как лидер национально-освободительной борьбы, а у обоих шахов из династии Пехлеви была репутация людей, сотрудничавших с иностранцами. Начиная с того, что Реза-шах в молодости лояльно служил в контролировавшейся Россией Персидской казачьей бригаде, и до свержения национально ориентированного правительства Мохаммеда Моссадыка в результате альянса Мохаммеда Резы Пехлеви, реакционного офицерства и американского ЦРУ.

Модернизация Пехлеви сопровождалась архаизацией. Реза-шах отказался от учреждения республики по турецкому образцу, сохранив монархию. Мохаммед Реза еще в большей степени апеллировал к иранскому национализму, но ища легитимность не в современности, а в древности – в Персидской империи Кира Великого. Шах не просто ущемлял интересы исламского духовенства (что было неизбежно в ходе реформ), но и демонстрировал пренебрежение к исламу, вплоть до замены солнечного календаря хиджры на имперский календарь, начинавшейся с предполагаемой даты коронации Кира. При этом из-за влияния иностранцев иранский национализм выглядел показным – в отличие от ататюрковского.

Роскошь шахского двора и коррупция госаппарата соседствовали с бедностью большинства населения. В стране огромную роль играла репрессивная спецслужба САВАК, а авторитаризм даже усиливался. Незадолго до свержения шаха Иран перешел от двухпартийной системы (полностью подконтрольной шаху) к однопартийной.

Исламская республика использовала экономический и образовательный потенциал, созданный «Белой революцией». Но политический опыт соединения модернизации и архаизации оказался плачевным.

Алексей Макаркин

Ватикан между США и Китаем.

Первые кадровые шаги папы Льва XIV не привлекли большого внимания. Они не касались ключевых постов в Ватикане – здесь папа, как и его предшественники, демонстрирует осторожность. Речь идет о «региональных» назначениях, которые были согласованы еще при папе Франциске. И которыми непосредственно занимался нынешний папа еще в качестве префекта Дикастерии по делам епископов. Тот факт, что папа подтверждает эти решения, свидетельствует о высокой степени преемственности политики Ватикана.

В первую очередь, обращает на себя внимание, казалось бы, второстепенное назначение. Епископ Джозеф Линь Юньтуань назначен вспомогательным епископом архиепархии Фучжоу в Китае. На самом деле, назначение очень интересное. В Китае существует официально признанная государством (а на деле им созданная и полностью контролируемая) Китайская католическая патриотическая ассоциация и, наряду с ней действуют подпольные католические общины. При папе Франциске Ватикан смягчил свое отношение к «патриотическим» католикам, пойдя навстречу Пекину – главным архитектором этого курса был госсекретарь Пьетро Паролин, сохранивший свой пост и при папе Льве.

В 2018 году было заключено соглашение между Китаем и Ватиканом, которое продлено в 2024-м. В этот период сложилась практика, согласно которой китайские власти фактически определяют кандидатуры новых епископов, а Ватикан официально их признает. В числе претензий консервативных католиков к Франциску и Паролину была уступчивость Ватикана в этом вопросе. Папа Лев демонстрирует, что будет продолжать этот курс.

Но и Китай слегка пошел навстречу. Дело в том, что Джозеф Линь Юньтуань – изначально «подпольный» епископ, рукоположенный еще в 2017 году, но не получивший тогда официального назначения. Предыстория нынешнего кадрового решения был следующей. В 2010 году «подпольным» архиепископом Фучжоу стал Питер Линь Цзяшань, но это назначение было признано китайскими властями только в 2020-м, то есть после соглашения с Ватиканом. В 2023 году пожилой архиепископ скончался. В январе 2025 года архиепископом Фучжоу стал Джозеф Цай Бинжуй – из «патриотических» католиков и с хорошими отношениями с китайскими чиновниками. Он убедил их, что назначение «подпольного» епископа на официальную, но подчиненную, должность в епархии не причинит ущерба безопасности страны. После этого Ватикан инициировал назначение, понимая, что оно не будет конфликтным. А китайские власти, как и было предусмотрено, согласились с этим.

Тем самым правила были несколько скорректированы, но только для этого случая. И государственный контроль над церковью от этого не уменьшился. Просто католики из Фучжоу привыкли к тому, что ими управляет «подпольный» архиепископ. Теперь им приходится согласиться с «патриотическим» архиепископом, но помогать ему более близкий им епископ.

Еще одно интересное кадровое решение, продолжающее курс Франциска - монсеньор Саймон Питер Энгураит стал епископом епархии Хума-Тибодо в американском штате Луизиана. Если нынешний папа – американец, служивший епископом в Перу, то Энгураит – угандиец, проходящий служение в США. Он родился и закончил университет в Уганде, а затем долгое время работал там в правительственном учреждении. В США он приехал в 2007 году учиться в семинарии в Новом Орлеане, а после ее окончания с 2013-го был священником в епархии Хума-Тибодо.

Таким образом в трампистском «красном» штате епископом становится мигрант из Африки – хотя и легальный. Для угандийских католиков это предмет гордости, а для республиканцев – очередной сигнал, что «американский папа» будет для них очень непростым. И не только для них. В Австралии либеральный епископ, сторонник введения института диаконисс (то есть рукоположения женщин в диаконы) Шейн Макинлей назначен на одну из важнейших кафедр – архиепископа Брисбена. Это уже вызвало недовольство традиционалистов.

Алексей Макаркин

Визит Никола Пашиняна в Стамбул, ранее объявленный «историческим», состоялся. Однако по его итогам возникают сомнения, что в будущих учебниках истории Армении или Турции ему будут посвящены обстоятельные фрагменты.

Попробуем суммировать итоги визита, а также сформулировать основные проблемы, которые сопровождали и конкретное дипломатическое мероприятие, и процесс армяно-турецкой «нормализации» в целом.

Во-первых, бросается в глаза явная диспропорция в освещении визита в Армении и в Турции. «Историческим» визит Пашиняна назвали его соотечественники, конкретно спикер Нацсобрания Ален Симонян. В Анкаре таких авансов никто не делал. Заметим также, что армянские блоггеры и авторы комментариев в социальных сетях строили больше предложений об итогах визита, чем их турецкие коллеги.

Сама встреча Пашиняна и турецкого президента Реджепа Тайипа Эрдогана продолжалась примерно час. Релиз управления коммуникаций турецкой президентской администрации был довольно скромным. Перечислены те вопросы, которые уже годами составляют традиционные «блюда» армяно-турецкого «меню». Вопросы текущей повестки, открытие границ, мир в Кавказском регионе. Но последствия этой дискуссии не очевидны. Ни в турецком релизе, ни в сообщениях армянских официальных структур нет информации о том, что завтра будут открыты КПП на границах или послы прибудут в Ереван и в Анкару для вручения верительных грамот главам государств.

Во-вторых, стоит вчитаться в турецкий релиз повнимательнее. «В течение встречи президент Эрдоган особо подчеркнул значение консенсуса» в переговорах между Азербайджаном и Арменией и «добавил, что Турция продолжит обеспечивать все виды поддержки намерений, нацеленных на развитие региона в рамках подхода «победа-победа». Старый новый месседж Еревану: «нормализация» обретет плоть и кровь тогда, когда Азербайджан и Армения достигнут мира. Понятное дело, на условиях выгодных турецкому стратегическому союзнику. Для Турции - это важнейший приоритет.

И, в-третьих, мы много обсуждаем конкуренцию мирных планов Запада и России. Москва, Вашингтон, Брюссель, Париж пытаются обеспечить себе преференции в пост-карабахском Закавказье. Но в этой борьбе зачастую упускается Турция. Для которой «нормализация» - это, в первую очередь, усиление позиций на Кавказе, ибо Баку и Тбилиси уже в одной стратегической «упряжке» с Анкарой, Ереван остается единственным «слабым звеном». Реши этот паззл Турция, она автоматически усилит свои позиции в формате «3+3», диалоге (и конкуренции) с Ираном, Россией и Западом.

Сергей Маркедонов

Об американском изоляционизме.

1. Возникает вопрос о возможности для США «классического» изоляционизма, который проповедуют Стив Бэннон, Такер Карлсон и другие правые антиглобалисты в рамках MAGA. Возможности, разумеется, в реальной политике – конструировать любую схему в рамках телевизионного шоу или публикаций в Сети не возбраняется. Вторая администрация Трампа оказалась самой изоляционистской, по крайней мере, за последнее столетие, но именно она менее чем через полгода после инаугурации решилась на то, чего избегали все администрации, начиная с Джимми Картера. И идеологические изоляционисты в команде Трампа во главе с Джеем Ди Вэнсом должны были подчиниться своему шефу.

2. Трамп хочет сделать Америку снова великой. А это означает доминирование США в мире. Но меняется характер этого доминирования – в нем меньше «мягкой силы» (и Трамп разносит ее институты), которую трамписты считают неэффективным расходом средств трудолюбивых налогоплательщиков. Нет апелляции к демократическим принципам - Трамп не скрывает своего презрения к ним. США теперь не собираются отталкивать союзников из-за того, что те нарушают права человека. Если арабские нефтяные монархии далеки от идеалов демократии, тем хуже для их критиков. Другое дело, что есть нюансы. Визит Кита Келлога в Беларусь сопровождался освобождением ряда заключенных. Но это связано с тем, что Беларусь – союзник не США, а России. И освобождение заключенных – это символический шаг навстречу Америке.

3. Оборотной стороной такого доминирования является сокращение затрат на обязательства перед союзниками. Впрочем, это свойственно американской политической традиции. Система военных блоков с участием США (НАТО, СЕНТО, СЕАТО, АНЗЮС) была связана с холодной войной в условиях биполярного противостояния сверхдержав – ранее США не вступали даже в Лигу Наций (сенат не поддержал Вудро Вильсона). НАТО воспринимается трампистами как институция, основанная на устаревшем принципе, когда США «покупали» лояльность Европы, беря на себя ответственность - в том числе финансовую - за ее оборону. И косвенно стимулировали экономический рост, в результате чего Евросоюз стал более конкурентоспособным, чем давно исчезнувший Варшавский договор. Теперь США хотят реорганизовать НАТО с тем, чтобы не платить за Европу.

4. Но жесткую силу США готовы применять в тех случаях, когда исходят из ее необходимости и безальтернативности. Как с атомным проектом Ирана, когда Трамп пришел к выводу, что он представляет реальную опасность (при противоречивых данных разведслужб или различии в их интерпретациях). ЦРУ Джона Рэтклиффа восторжествовало над Национальной разведкой Тулси Габбард. Впрочем, дозирование жесткой силы – вопрос крайне сложный. Во Вьетнаме США остановиться не удалось.

5. И последнее – о доверии как одном из принципов современного общественного развития. Трамп обещал Ирану две недели – хотя и с оговоркой «максимум» - на заключение соглашения, а ударил раньше срока. На оговорку мало кто обратил внимание – заявление Трампа было расценено как двухнедельная отсрочка. Сейчас выясняется, что США одновременно готовились нанести удар, не рассматривая этот срок в качестве ограничителя. И ударили раньше. Теперь такие дезинформационные кампании, заимствованные из не вполне корректных (зато нередко эффективных) бизнес-практик, могут применяться и дальше. А это размывает сам принцип доверия, возвращая международные отношения к временам, когда оно полностью отсутствовало. Что из этого получилось, наглядно описала Барбара Такман в «Августовских пушках».

Алексей Макаркин

Кто победил в израильско-иранской войне?

Понятно, что безусловной победы нет. Формулировка Дональда Трампа о «безоговорочной капитуляции», заимствованная из истории совсем другой войны, в данном случае неактуальна. Вообще в современных войнах полная победа может обернуться неожиданными последствиями как это было в Афганистане и Ираке. С тех пор Запад крайне осторожен, когда речь идет об занятии территорий сухопутными силами, так как это ведет не только к неизбежным потерям, но и к вопросу о том, как покинуть данную территорию.

В Ираке это получилось - хотя и в условиях крайне нежелательного для США роста влияния Ирана в этой стране, которое было неизбежно при любых демократических выборах с учетом фактора шиитского большинства. В Афганистане уход привел к катастрофе – как политической, так и имиджевой. Также напомним, что ни одна арабо-израильская война не завершилась безоговорочной капитуляцией – Моше Даян не вошел ни в Каир, ни в Дамаск.

Таким образом можно говорить о частичной победе – и здесь она на стороне Израиля, которым помогли США. Иранская ядерная программа не уничтожена полностью - здесь Трамп явно выдает желаемое для него за действительное, тогда как не только медиа, но и американские военные (например, генерал Кейн), и разведчики существенно более осторожны. Но ее реализация крайне затруднена. Приведены в неработоспособное состояние основные объекты, убиты как многие военные командиры, так и ключевые ученые, занимавшиеся реализацией этой программы.

И, самое главное – Иран показал свою уязвимость. Он, конечно, может попробовать заняться восстановлением своей ядерной программы – и в среднесрочной перспективе добиться результатов. Но никто не может гарантировать того, что в любой момент Израиль и США не повторят свои удары – и все придется начинать сначала. Тем более, что параллельно Ирану придется восстанавливать и свою систему ПВО – и делать все это в условиях сильнейших проблем в экономике, с которыми не могут справиться ни реформаторы, ни консерваторы, да еще и снизившихся цен на нефть. А Трамп по-прежнему делает ставку на низкие цены, несмотря на беспокойство американских сланцевиков.

Рухнула «ось сопротивления», которую десятилетиями выстраивал КСИР. Если раньше «на передовой» находились шииты из Ливана и алавиты из Сирии, то теперь удар принял на себя непосредственно Иран. Ослабленная и в военном, и в политическом отношении «Хезболла» предпочла роль наблюдателя, не оказав поддержки Ирану в тот момент, когда она для него была наиболее важна. Кстати, появились сообщения, что новые сирийские власти ведут переговоры с Израилем – об этом заявил на закрытом заседании комиссии Кнессета по иностранным делам и обороне глава Совета национальной безопасности Цахи Анегби. Это полностью соответствует ожиданиям Трампа. Остались хуситы, у которых нет достаточного ресурса для эффективной помощи Ирану.

Заявления о перекрытии Ормузского пролива столкнулись с недовольством арабских стран, у которых отношения с Ираном не испорчены – это Катар (сыгравший в ходе войны посредническую роль) и Оман (где проходили предвоенные переговоры). Это могло стать одной из причин умеренного ответа Ирана на удары США. Впрочем, может быть и другая – неуверенность в собственных возможностях и опасения последствий масштабного конфликта с США. Это проявилось еще в 2020 году после убийства генерала Касема Сулеймани – ответ тогда был сходным. Режим оказался менее «отвязанным», чем риторика ряда его представителей.

Что ждет Иран? Скорее всего, рост противоречий между реформаторским правительством и консервативным парламентом, куда рахбар Хаменеи не пустил реформаторов (депутаты еще до войны уволили министра экономики, назначенного только в прошлом году). Продолжение споров о преемничестве. Рост внутриэлитных претензий к рахбару, пусть даже и не озвучиваемых публично. И еще многое, что просчитать сейчас крайне сложно.

Алексей Макаркин

Борьба за восстановление территориальной целостности- один из ключевых пунктов внутри-и-внешнеполитической повестки Грузии.

Но в последнее время этот сюжет заиграл новыми красками. Была заметна внешнеполитическая активность грузинской правящей партии по борьбе за отзыв признания Абхазии и Южной Осетии. Прошел соответствующий зондаж позиции Турции на предмет давление на Сирию ради пересмотра прежних позиций Дамаска и восстановления сирийско-грузинских отношений.

24 июня глава Службы государственной безопасности (СГБ) Грузии Анри Оханашвили выступил перед парламентом и предоставил депутатам отчет о деятельности подразделения за 2024 год. Оханашвили заступил на этот пост относительно недавно, в апреле 2025 года, сменив Григола Лилуашвили. Ранее он возглавлял Минюст республики. И если в первых своих «инаугурационных» речах Оханашвили произносил более общие политкорректные формулировки, то в июньском отчете перед парламентом использовал жесткие оценки в отношении России. По его словам, «главным вызовом для грузинского государства в 2024 году вновь оставалась оккупация регионов Грузии и процесс аннексии». В принципе, ничего нового. Но звучит отрезвляюще для тех, кто полагает (и у нас в России, и на Западе), будто бы «Грузинская мечта» уже взяла равнение на Кремль. Мягко говоря, преждевременные оценки.

И, наконец, еще одна интересная детективная история. Данное определение- вовсе не красивая метафора. Бывшего премьер-министра и экс-министра внутренних дел, а ныне оппозиционного политика и лидера объединения «За Грузию» Георгия Гахария обвинили в организации так называемой «цнелисской провокации». Речь о событиях 2019 года, когда по приказу Гахария грузинские полицейские установили блокпост над селением Уиста (Цнелис). И если тогда многие медиа и даже официальные представители называли Гахария едва ли не героем, то сегодня его обвиняют в нагнетании напряженности и опасности эскалации этнополитического конфликта. В общем, вчерашний кумир оказался едва ли не диверсантом, по воле которого могла разразиться вторая «пятидневная война».

Все эти истории объединяет один важный момент. Власти хотят выиграть «патриотическую партию» у оппозиции, зарезервировав за собой звание главного борца за единство и целостность страны. Активизация давления на новые власти Сирии стала следствием того, что оппозиция попыталась оседлать эту тему и выступила с ходатайством об отзыве признания Абхазии и Южной Осетии. Раскрутка «дела Гахарии» также имеет политический подтекст, поскольку экс-премьер готовится к участию в предстоящих в скором времени муниципальных выборах. Резкие заявления Оханашвили выглядят рутинными, его предшественники озвучивали схожие тезисы. Но есть текст и есть контекст. И в попытках купировать последствия прошлогоднего кризиса власти все чаще будут разыгрывать «патриотическую карту». Что, к слову сказать, ставит под сомнение стройность теорий о «геополитическом развороте» Тбилиси.

Сергей Маркедонов

На праймериз демократов на выборах мэра Нью-Йорка победу одержал мусульманин и социалист.

Зохрану Кваме Мамдани 33 года. Он родился в Уганде. Отец – представитель угандийской индийской общины (хотя родился в индийском Мумбаи) и шиит по вероисповеданию. Мать также из Индии, известный кинорежиссер. Оба придерживаются левых взглядов. Второе имя Кваме – в честь Нкрумы, борца за освобождение Африки от колониализма. Отец Мамдани – профессор постколониальных исследований, получивший образование в США по программе для молодых талантливых студентов из Африки, которая была принята при Джоне Кеннеди. В 1999 году он вернулся в США вместе с семьей уже в качестве профессора Колумбийского университета.

С этого времени Зохран живет в Нью-Йорке. Среднее образование получил в Нью-Йорке, колледж окончил в штате Мэн, занимался африканскими исследованиями. Со студенческих лет является активистом движения в поддержку палестинцев. Консультировал нью-йоркских бедняков по жилищным вопросам (советовал, как избежать выселения) и был продюсером рэп-музыки. В 2020 году был впервые избран в Ассамблею штата Нью-Йорк, с тех пор два раза переизбирался.

Продолжает он активно поддерживать палестинцев и сейчас – в нынешнем году отказался подписывать ежегодную резолюцию Ассамблеи штата Нью-Йорк, посвященную годовщине основания Израиля. Также он не подписывался под ежегодной резолюцией Ассамблеи о Дне памяти жертв Холокоста.

В качестве кандидата в мэры Мамдани выступает за бесплатные городские автобусы, государственные детские сады, открытие муниципальных продуктовых магазинов, замораживание арендной платы за жилье и строительство домов с дешевыми квартирами. Мамдани получил поддержку американских прогрессистов из Демократической партии, включая Берни Сандерса и Александрию Окасио-Кортес.

Поначалу Мамдани считался аутсайдером – фаворитом был Эндрю Куомо, бывший губернатор штата и сын экс-губернатора Марио Куомо. Однако в 2021 году Куомо был вынужден уйти в отставку с поста губернатора из-за обвинений в сексуальных домогательствах. Обвинения доказать не удалось, следствие было закрыто. Есть и другая проблема – во время пандемии администрация Куомо занижало число смертей от ковида в домах престарелых. По этому поводу Минюст уже при Дональде Трампе занялся расследованием.

Высокие рейтинги Куомо, казалось, делали праймериз формальностью. Однако среди нью-йоркских демократов произошел раскол – их левая часть, связанная с аффилированной с демократами Партией рабочих семей, отказалась поддержать элитного кандидата с подобным «багажом». Нынешний мэр Нью-Йорка Эрик Адамс, избранный как умеренный демократ, за время пребывания в должности был заподозрен в коррупции, вышел из партии, сблизился с Трампом и баллотируется сейчас как независимый кандидат. Второго умеренного и скандального кандидата левые не хотели.

Они провели мощную электоральную мобилизацию – от сбора средств (Мамдани собрал примерно столько же денег, сколько Куомо – но число жертвователей у него было значительно больше) до работы агитаторов. За несколько дней до праймериз The New York Times выступила против кандидатуры Мамдани, но это не помогло. Разрыв оказался большим - 43,5% против 36,4%.

За последние полвека мэрами Нью-Йорка были представители только трех общин – еврейской, черной и итальянской. Куомо был поддержан экс-мэром Майклом Блумбергом – то есть формировался «итальяно-еврейский» альянс. Ни один мэр не ссорился с влиятельной еврейской общиной города. Ни один мэр не был мусульманином. Но в последние годы мусульманская община Нью-Йорка увеличилась. Ислам считается третьей по величине религией в Нью-Йорке после христианства и иудаизма. По разным оценкам, в городе проживает от 600 тысяч до миллиона последователей ислама (численность еврейского населения – 960 тысяч).

Таким образом в городе появилась четвертая община со своими интересами – но вопрос, как их совместить с остальными (понятно, что оппоненты будут напоминать о терактах 11 сентября). Умеренные демократы уже шокированы таким кандидатом. А Трамп доволен и назвал Мамдани «Communist Lunatic».

Алексей Макаркин