Я не случайно упомянул об опасности для классического психоанализа, которую могла бы нести естественнонаучная альтернатива многим его положениям, — опасности, которую, видимо, ощущал Фрейд. Так, в свое время Клод Леви-Стросс дал блестящее объяснение инцестуозному запрету с позиций культурологии вместо психоанализа: инцест тормозит развитие культуры. Самые яркие вспышки культуры, самые интенсивные шаги эволюции ее всегда происходили там, где существовало смешение разных кровей, где пересекались этносы и народности: в крупных морских портах, на перекрестках караванных путей. Те же народы, которые веками, что называется, «варились в собственном соку», у которых сексуальные и прочие связи ввиду изолированности от «большого мира» не выходили за рамки общины или племени, до сей поры живут фактически в каменном веке, например, индейцы Амазонии или пигмеи африканских джунглей. И это также следует учитывать, говоря о последствиях межколлегиальной разобщенности. Я уже упоминал, что одним из сообществ, наиболее самоизолировавшихся от прочих психоаналитических направлений, как мне видится, является в наши дни сообщество лаканистов; признаюсь, я никогда не занимался глубоким изучением Лакана, однако мне приходилось немало беседовать с его приверженцами, и я обладаю некоторыми представлениями об особенностях их культуры. Один человек, далеко не последний в этом сообществе, рассказал мне, что практикующие аналитики-лаканисты предпочитают брать пациентов из числа таких же лаканистов, как они сами, например, слушателей своих лекций и участников семинаров. Это имеет очень простое объяснение. Всем известно, что аналитик или психотерапевт должен обладать одним важным профессиональным качеством: ему следует уметь разговаривать на языке пациента. Проблема же аналитиков лакановского толка (подпущу сарказма, уж простите) состоит в том, что они умеют говорить только на языке Лакана, поэтому и анализанд, с которым они смогут работать, должен владеть этим языком. Они оказываются заперты в круге лакановской парадигмы, как амазонские индейцы в круге своего обитания радиусом в пятьдесят километров, и большой мир за пределами этого круга их не касается; и чаще всего им просто неинтересны рождающиеся в психоанализе идеи и концепции последних десятилетий, если они исходят не от таких же лакани-стов. Индеец из деревни в низовьях Риу-Негру, поглощенный ловлей рыбы и выращиванием маниока, редко искренне мечтает побывать в Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро. Добавлю, что внутри лакановского сообщества жизнь при всем том бьет ключом: среди них существуют разные направления, трактовки канонических текстов, рождающие ожесточенные противостояния, неутихающие споры, образно вы-ражаясь, о том, креститься ли двуперстно или троеперстно, петь ли псалмы на латыни или на родном языке. И вот что за опасность, по моему убеждению, подстерегает нередко как супервизора, так и терапевта, обратившегося к нему за консультацией: когда ты замыкаешься в себе, в своей общине, своей парадигме, когда ты по собственной воле выпадаешь из мира и из естественного круговорота мысленной материи, ты незаметно для самого себя начинаешь вырождаться и в конечном счете понемногу умирать. Ты не ощущаешь поначалу никакого умирания, просто тебе становится нужен пациент, или супервизанд, или даже супервизор, разделяющий твои взгляды и рассуждающий в твоих терминах.
Разговор с супервизором, или дорога в Авиньон / Д.С. Рождественский. — Ижевск: ERGO, 2023. — 192 с. — (Серия «Линии психоанализа»).
Я не случайно упомянул об опасности для классического психоанализа, которую могла бы нести естественнонаучная альтернатива многим его положениям, — опасности, которую, видимо, ощущал Фрейд. Так, в свое время Клод Леви-Стросс дал блестящее объяснение инцестуозному запрету с позиций культурологии вместо психоанализа: инцест тормозит развитие культуры. Самые яркие вспышки культуры, самые интенсивные шаги эволюции ее всегда происходили там, где существовало смешение разных кровей, где пересекались этносы и народности: в крупных морских портах, на перекрестках караванных путей. Те же народы, которые веками, что называется, «варились в собственном соку», у которых сексуальные и прочие связи ввиду изолированности от «большого мира» не выходили за рамки общины или племени, до сей поры живут фактически в каменном веке, например, индейцы Амазонии или пигмеи африканских джунглей. И это также следует учитывать, говоря о последствиях межколлегиальной разобщенности. Я уже упоминал, что одним из сообществ, наиболее самоизолировавшихся от прочих психоаналитических направлений, как мне видится, является в наши дни сообщество лаканистов; признаюсь, я никогда не занимался глубоким изучением Лакана, однако мне приходилось немало беседовать с его приверженцами, и я обладаю некоторыми представлениями об особенностях их культуры. Один человек, далеко не последний в этом сообществе, рассказал мне, что практикующие аналитики-лаканисты предпочитают брать пациентов из числа таких же лаканистов, как они сами, например, слушателей своих лекций и участников семинаров. Это имеет очень простое объяснение. Всем известно, что аналитик или психотерапевт должен обладать одним важным профессиональным качеством: ему следует уметь разговаривать на языке пациента. Проблема же аналитиков лакановского толка (подпущу сарказма, уж простите) состоит в том, что они умеют говорить только на языке Лакана, поэтому и анализанд, с которым они смогут работать, должен владеть этим языком. Они оказываются заперты в круге лакановской парадигмы, как амазонские индейцы в круге своего обитания радиусом в пятьдесят километров, и большой мир за пределами этого круга их не касается; и чаще всего им просто неинтересны рождающиеся в психоанализе идеи и концепции последних десятилетий, если они исходят не от таких же лакани-стов. Индеец из деревни в низовьях Риу-Негру, поглощенный ловлей рыбы и выращиванием маниока, редко искренне мечтает побывать в Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро. Добавлю, что внутри лакановского сообщества жизнь при всем том бьет ключом: среди них существуют разные направления, трактовки канонических текстов, рождающие ожесточенные противостояния, неутихающие споры, образно вы-ражаясь, о том, креститься ли двуперстно или троеперстно, петь ли псалмы на латыни или на родном языке. И вот что за опасность, по моему убеждению, подстерегает нередко как супервизора, так и терапевта, обратившегося к нему за консультацией: когда ты замыкаешься в себе, в своей общине, своей парадигме, когда ты по собственной воле выпадаешь из мира и из естественного круговорота мысленной материи, ты незаметно для самого себя начинаешь вырождаться и в конечном счете понемногу умирать. Ты не ощущаешь поначалу никакого умирания, просто тебе становится нужен пациент, или супервизанд, или даже супервизор, разделяющий твои взгляды и рассуждающий в твоих терминах.
Разговор с супервизором, или дорога в Авиньон / Д.С. Рождественский. — Ижевск: ERGO, 2023. — 192 с. — (Серия «Линии психоанализа»).
On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. During the operations, Sebi officials seized various records and documents, including 34 mobile phones, six laptops, four desktops, four tablets, two hard drive disks and one pen drive from the custody of these persons. These entities are reportedly operating nine Telegram channels with more than five million subscribers to whom they were making recommendations on selected listed scrips. Such recommendations induced the investors to deal in the said scrips, thereby creating artificial volume and price rise. Russians and Ukrainians are both prolific users of Telegram. They rely on the app for channels that act as newsfeeds, group chats (both public and private), and one-to-one communication. Since the Russian invasion of Ukraine, Telegram has remained an important lifeline for both Russians and Ukrainians, as a way of staying aware of the latest news and keeping in touch with loved ones. Unlike Silicon Valley giants such as Facebook and Twitter, which run very public anti-disinformation programs, Brooking said: "Telegram is famously lax or absent in its content moderation policy."
from in