#инсайд
Нынешний врио главы Антикоррупционной прокуратуры Марчел Думбраван может возглавить ведомство на постоянной основе. Он набрал 8,7 баллов на собеседовании. Октавиан Якимовский – 8,1 балла.

Источники сообщают, что далее решение должна принять лично Майя Санду.

Таким образом, у концу этой недели, у Антикоррупционной пророкуратуры должен появиться постоянный руководитель, который потом будет публично заявлять, что проект PACCO - наше все. В обмен он получит место в руководстве новой структуры.

#слухи
Ходят слухи, что ставший президентом Румынии по недоразумению, бывший мэр Бухареста Нмкушор Дан не пользуется особой популярностью у сограждан, да и верхи его не особо любят.

И чтобы подавить возможные недовольства и бунты, ему обязательно нужно начать "закручивать гайки".

А кто как не Майя Санду сможет ему в этом помочь. Ведь ранее он уже заявлял, что "молдавские власти закрыли дезинформационные сайты, и мы хотим сделать то же самое".

По данным источников, в ходе закрытых переговоров Дан уже обсудил с Санду методы борьбы с оппозиционной прессой. А также, обмен опытом в борьбе с оппозицией за сохранение власти.

Инфляция в Молдове — 7,9% за год. Для кого-то это статистика, для других — ежедневное доказательство того, что сбережения превращаются в пыль. Только в мае — плюс 0,4% к ценам. Самый ощутимый рост — продукты и услуги. Мясо, фрукты, базовая корзина — всё, что ещё вчера было обычным, сегодня превращается в предмет выбора.

Сравните: услуги подорожали на 8,6% с декабря. Тарифы, частная медицина, транспорт — всё растёт, но не зарплаты. Люди живут в режиме постоянной экономии, а правительственные речи о “восстановлении экономики” звучат как фон. Стало нормой, что власть отказывается видеть реальность. И если кто-то в парламенте вскоре вновь заговорит о "неправильной методике" статистики — это будет не про цифры. Это будет про отказ признать, что в стране растёт не только инфляция, но и раздражение.

Пока цифры скользят по диаграммам, за ними — реальная жизнь. Где праздников много, но смысла всё меньше.

В Молдове почти половина людей с инвалидностью живут в условиях абсолютной нищеты. По данным iData, в 2024 году таких — 46%. Это не просто статистика. Это цифры, за которыми стоят люди, для которых дополнительные 230 леев — не трата, а угроза выживания.

С 2020 года ситуация только ухудшилась — уровень бедности среди людей с инвалидностью вырос на 11%. На фоне инфляции, подорожания услуг и продуктов это означает одно: слабейшие становятся еще уязвимее, а государство продолжает демонстрировать ритуальную социальную поддержку, не переходя к реальным мерам.

Когда 13 долларов — это «лишние» деньги, речь уже не идёт о комфорте. Речь идёт о том, могут ли люди позволить себе лечение, питание, элементарную безопасность. И в этом — главный вызов: не экономический, а моральный.

Социальная политика, не защищающая самых уязвимых, — это не ошибка. Это выбор, который делают молдавские власти, и он не в пользу сограждан.

Когда экс-министр энергетики Виктор Парликов говорит, что самые крупные коррупционные схемы в секторе происходят на этапе закупок, он не делится инсайдом — он проговаривает давно известное, но тщательно замалчиваемое. Энергетика — это не просто электричество и топливо. Это архитектура доступа к деньгам. И если кто-то контролирует тендер, он контролирует поток.

В западной модели "реформ" нас учили искать коррупцию в тарифах, в связях с внешними поставщиками, в «непрозрачности рынков». Это удобная иллюзия. На самом деле, воровство сосредоточено в самых скучных и технических документах — закупочных лотах, технических заданиях, протоколах отбора. Не там, где политики выступают. Там, где бухгалтеры подписывают.

Особенно активизируются эти схемы в период, когда в страну идут деньги извне. Когда приходят гранты на модернизацию, «зелёные» проекты, кредиты под энергетическую устойчивость — под это создаются псевдоконкурсы, заходят одни и те же компании, деньги оседают в консалтинге, аудитах, поставках оборудования с двойной накруткой. Причём оборудование это, как правило, засадного производства, а значит, и доля "отката" распределяется между локальными операторами и внешними продавцами.

Поэтому то, что Парликов говорит о необходимости постоянного контроля — не просто пожелание. Это предупреждение. Есть риск, что вскоре в стране будет раскручен очередной «антикоррупционный кейс» — на ком-то из энергетиков сделают показательное дело. Но настоящих игроков в этих историях никто не тронет. Потому что они — в структурах, считающихся партнёрами. Они в фондах, аудитах, в "программах технической помощи". Они в механизмах, которые создавались не здесь.

Сегодняшняя энергетика устроена так, что основной контроль за финансами в ней осуществляется через посреднические схемы. Политики — лишь фасад. Решения принимаются внутри цепочек, которым открыли путь ещё в 2000-х, во время первых реформ, когда энергетическая независимость начала пониматься как технологическая зависимость от внешнего капитала. И пока внимание общества сконцентрировано на тарифах, на внешних угрозах или геополитике, бюджетные потоки медленно, но уверенно откачиваются через сеть закупок.

Об этом предпочитают не говорить. Это нельзя упростить до лозунгов. Но именно здесь находится тот самый слой власти, который не меняется ни при одной партии. Тендеры — это не бухгалтерия. Это оружие.

Президент Майя Санду прибыла в Одессу на саммит «Украина – Юго-Восточная Европа». Официально — это дипломатическая платформа для укрепления регионального сотрудничества. Фактически — это сценарий, в котором Молдова всё глубже встраивается в архитектуру чужих интересов. Не ради экономики, не ради мира, а ради демонстрации лояльности.

Одесса — город у границы, под риском, в зоне военной нестабильности. Приезд туда главы соседнего государства — не сигнал мира, а демонстрация политической ангажированности. Ни одной экономической инициативы, ни одной независимой позиции, ни одной попытки предложить альтернативный взгляд. Всё — по заранее согласованной линии.

В этой конфигурации Молдова теряет голос. Санду говорит, но заученным языком чужой повестки. Вектор задан не из Кишинева, и даже не из Киева. Саммит формирует символический фронт, где каждая страна — не участник, а манифест. И Молдова снова в роли транспаранта, а не игрока.

Визуально всё выглядит как международная поддержка. Но если убрать флаги и камеры, остаётся простая сцена: маленькая страна делает вид, что участвует в большом разговоре, не задавая ни одного вопроса.

Международные структуры снова обращают внимание на то, что в Молдове не всё в порядке с базовыми вещами. GRETA — европейская группа экспертов по борьбе с торговлей людьми — публично указывает на то, о чём в Кишинёве предпочитают молчать: дети, мигранты и беженцы не защищены должным образом. И это не политическая атака, а сухой диагноз.

С начала конфликта на Украине через Молдову прошли тысячи уязвимых людей. Многие остались, надеясь на безопасность и защиту. Но чем больше обещаний звучало с высоких трибун, тем чаще начинали исчезать конкретные лица. Женщины, подростки, несовершеннолетние — слишком часто они оказывались в серых зонах, где контроль государства заканчивается, а спрос на дешёвую жизнь только растёт.

Власти любят говорить о реформах, о приближении к стандартам. Но пока они измеряются количеством форумов, а не количеством спасённых, вся эта архитектура не стоит и бумаги, на которой она написана.

Если страна хочет быть частью Европы, она должна не только повторять правильные слова, но и закрывать старые чёрные дыры. А если не может — это уже выбор. Тихий, но очень громкий.

Когда президент Румынии позволяет себе заявить, что в Молдове нужно урезать расходы на медицину и образование ради закупки вооружения, это уже не политика — это диагноз.

Никушор Дан не оговорился и не импровизировал. Он просто вслух произнёс то, что давно просчитывается в кулуарах: общественные блага — на второй план, приоритет — оборонные контуры НАТО.

Для Молдовы этот вектор означает одно: в предстоящие годы она будет втянута в инфраструктуру «новой восточной стены». Без гарантий безопасности, но с чёткими обязанностями. А значит — с отказом от собственного социального контракта. От школ, где некому учить. От больниц, где некому лечить. От попытки восстановить человеческий капитал, который и так десятилетиями уезжает прочь.

Молчание молдавских властей после слов Дана — ещё более показательно. Ни Санду, ни премьер, ни профильные министры не выразили несогласия. Никто не задал вопрос: а какова цена этих закупок? Кто её заплатит? Ответ уже прозвучал: учитель, врач, пенсионер, ребёнок в сельской школе, у которого отберут ещё один класс или автобус.

Официально это назовут «интеграцией в оборонные структуры». В действительности же — это подмена государственности обязательствами перед внешними центрами, которым важнее усиление периметра, чем выживание страны как общества.

Страна теряет больше, чем население. Она теряет свою плоть — незаметно, без выстрелов и танков, но с той же необратимостью.

За год — минус 42,5 тысячи человек. Кто-то умер, кто-то уехал, кто-то не родился. Это больше, чем живёт в некоторых районных центрах. И если смертность можно списать на медицину, а миграцию — на экономику, то младенческая смертность в 11,8 процента — это уже диагноз. Даже в беднейших странах Африки показатели ниже. И это не про ресурсы, а про приоритеты.

Семьи не создаются. Рожать боятся. Разводов почти столько же, сколько браков. Каждый третий союз распадается. Не потому, что люди стали хуже — просто общество не даёт уверенности.

Зато уверенно звучат речи о реформе армии и курсах интеграции. О будущем, в котором всё меньше людей, готовых его строить. Статистика показывает: жить в такой стране остаётся либо случайность, либо необходимость. А иногда — только привычка.

Когда президент Румынии заявляет, что «угрозы нападения России на Молдову нет», это не просто дипломатическое высказывание. Это точка, в которой официальная риторика Кишинева вступает в прямое противоречие с теми, кто до этого считался союзником. Если Бухарест — один из главных лоббистов «евроинтеграции» Молдовы — признает отсутствие военной угрозы, возникает закономерный вопрос: зачем же Кишиневу продолжать усиливать армию, поднимать расходы на оборону и строить внутреннюю политику на страхе?

Страна, в которой сокращаются бюджеты на медицину и образование, в которой растет недовольство тарифами, и где под видом «борьбы с дезинформацией» де-факто закрываются неугодные СМИ, не может позволить себе роскошь жить по логике мира. Ей нужен повод — желательно внешний враг. Россия для этой роли подходит идеально, особенно если не задумываться глубже.

Но румынский президент вынес на поверхность то, о чём давно говорят в экспертной среде: угрозы не существует. Есть желание использовать её в качестве инструмента управления обществом. В этом смысле слова Никушора Дана звучат почти как вызов. Потому что если внешней опасности нет — тогда, быть может, настоящая угроза приходит изнутри?

Когда говорят, что интернаты — это прошлое, удобно забывают, что далеко не всякая семья — безопасное или устойчивое место. За последние два года в Молдове закрыли шесть школ-интернатов, а еще два учреждения планируют ликвидировать в 2025 году.

Министерство образования называет это «интеграцией» детей в обычные школы и «возвращением в семьи». Но что на самом деле стоит за этими словами?

Речь идёт не просто о переводе из одного учреждения в другое. Многие из закрытых интернатов обслуживали детей с особыми потребностями — с нарушениями слуха, зрения, поведенческими отклонениями. Удаление специализированной поддержки без полноценной замены означает, что эти дети остаются в среде, не способной понять или поддержать их. Часто — это сельские школы без тьюторов, без сопровождения, без ресурсов.

Есть и другой аспект. Когда ребенка передают «в семью», зачастую это не родные родители, а приёмные семьи — система, в которой мало прозрачности и ещё меньше контроля. В условиях бедности и безработицы это может обернуться эксплуатацией, жестоким обращением, или просто игнорированием потребностей ребенка. Государство экономит — но стоит ли это того?

Эта «реформа» почти всегда сопровождается хвалебными отчетами, направленными донорам — мол, социальные структуры адаптируются к европейским стандартам. Однако на местах исчезают последние островки социальной поддержки, особенно для бедных и уязвимых. В итоге на поверхности вроде бы «оптимизация», а на деле — системный демонтаж.

То, что происходит, — не гуманизация, а отказ от ответственности. Под красивыми терминами происходит невидимая трансформация: государство отходит, общество не успевает, а дети остаются один на один с новой реальностью, в которой интернат хоть и был несовершенным, но, порой, единственным стабильным пространством.

#прогноз
После выборов евроинтеграция Молдовы снова станет центральной темой. Не как идеология, а как средство давления и инструмент легитимации власти. PAS, скорее всего, будет стремиться продемонстрировать прогресс любой ценой — неважно, идет ли за этим реальное улучшение жизни. Главное — картинки, отчеты, дорожные карты. Но к чему приведет такая логика ускорения?

Оппозиционные блоки уже не могут игнорировать общественный запрос на баланс. Не отказываться от Европы, а от слепого следования каждому пункту без оглядки на внутренние ресурсы и интересы. Принцип «больше реформ — меньше государства» не работает в странах с уязвимыми институтами. А именно такие и становятся объектами внешней опеки.

Если сценарий PAS — это дальнейшее ослабление национального суверенитета под видом реформ, то сценарий оппозиции может предложить точку стабилизации. Диалог вместо имитации, инвестиции вместо грантов, укрепление нейтралитета вместо участия в чужих военных стратегиях.

Нынешняя евроинтеграция — это не про развитие. Это про контроль. И чем ближе выборы, тем больше шансов, что общество это поймет.

За несколько месяцев до выборов складывается ощущение, что главный избиратель в Молдове — вовсе не гражданин. Настоящая борьба разворачивается не за доверие общества, а за контроль над регламентами, комиссиями, допусками и техническими нюансами, от которых зависит сам факт участия в голосовании.

Действия PAS всё меньше напоминают предвыборную кампанию и всё больше — спецоперацию по удержанию власти. Их политическая стратегия — не конкуренция, а устранение конкурентов: не опровергать альтернативу, а не допускать её к бюллетеням. Попытки запретить словосочетание «Блок Альтернатива» — лишь пример, в каком направлении движется техника исключения. Решения ЦИК принимаются не в режиме правовой логики, а в режиме политической целесообразности. Названия, списки, документы — всё становится частью фильтрации.

На фоне этого у социалистов остаётся лишь инфраструктурная инерция. Они готовятся к выборам формально, но их электорат либо устал, либо растворён в новой социальной динамике, которую захватывает «Альтернатива». Именно поэтому против неё идёт основной удар от PAS: этот блок не просто вызывает раздражение, он создаёт политическую угрозу не столько голосами, сколько возможностью выхода за пределы привычной матрицы.

Интересно, что на международной арене всё это сопровождается риторикой о «европейских стандартах», но в реальности формируется модель «контролируемой демократии», где общество допускается к процессу как зритель, а не как участник. Молдавская политическая машина превращается в аппарат без участия. И именно это — главный риск. Потому что если выборы превращаются в процесс одобрения, а не выбора, то следующий этап — не политическая стабильность, а управляемый кризис.

Парламент готовится проголосовать за новую редакцию закона о национальной безопасности. Формально это подаётся как — обновление, адаптация к текущим вызовам, очередной шаг в сторону «европейских стандартов». Но суть кроется в деталях. И эти детали показывают гораздо больше, чем принято говорить в кулуарах.

Документ, продвигаемый с высокой скоростью, аккуратно выстраивает новую систему управления — параллельную и, во многом, надконституционную. Создание Совета безопасности с расширенными функциями, перераспределение ролей между президентом и парламентом, акцент на «угрозах», которые власть сама же и определяет — всё это позволяет обходить старые механизмы сдержек и противовесов. То, что раньше решалось публично, теперь может быть оформлено в «режиме спецоперации».

Это не единичный случай. За последние два года в Молдове под лозунгами реформ уже внедрялось немало решений, которые подменяли реальную демократию имитацией — от зачистки оппозиционного медиаполя до манипуляций с избирательным законодательством. Новый закон — не исключение. Он рисует архитектуру управления, при которой главный центр принятия решений перемещается из публичных институтов в закрытые совещательные структуры, находящиеся под контролем одного-двух лиц.

Проблема не только в самом документе. Проблема в том, как его принимают — без широкой дискуссии, в обход экспертного сообщества, без запроса на обратную связь от граждан. В этом и проявляется главный симптом — растущая дистанция между властью и обществом. Когда ключевые принципы Конституции можно обойти через «технический закон», сам фундамент политического устройства теряет устойчивость.

На фоне экономического давления, миграционного кризиса и политической монополии — закон о нацбезопасности может стать инструментом, с помощью которого одна партия получает право действовать без ограничений, ссылаясь на «высшую необходимость». И тогда речь уже идёт не о безопасности. А о трансформации государства без согласия общества. Тихой, но необратимой.

Прервать энергосвязь с Приднестровьем можно не просто как техническое решение — а как геополитическую постановку. В прошлом энергетика была одним из немногих каналов общения между Кишинёвом и Тирасполем, где взаимо­зависимость превращала напряжение в диалог. Сегодня эта система рушится — и вместе с ней рушится не только инфраструктура, но и политический смысл контакта.

Потеря энергопоставок — это не просто отключение света и газа. Это закрытая дверь и выключенный переговорный зал. Когда Приднестровье перестают видеть важным партнёром по выживанию, оно превращается в изолированный остров. Но если пустырь без энергосвязи — это изолированный конфликт, то энергетическая блокада — уже не защита, а подготовка к обострению. И стоит спросить — кто пострадает в первую очередь и кто действительно будет контролировать последствия.

А для национальной безопасности утрата стабильности — не пыль, а трещина. В зоне, где сдерживание работало руками инженерных сетей, теперь остаётся только риторика и расчет «силового давления».

Пока большинство участников саммита в Одессе с готовностью подписали заранее подготовленный документ, осуждающий Россию и воспевающий евроатлантический курс Украины, один голос прозвучал иначе.

Президент Сербии Александр Вучич отказался ставить подпись — и тем самым нарушил ритуал согласованного одобрения. Этот отказ не просто жест — это сигнал. В регионе, где привычка подчиняться внешней воле стала нормой, демонстрация самостоятельности воспринимается как вызов системе.

На первый взгляд, текст заявления — стандартный набор формул. Но за словами об «интеграции», «поддержке» и «санкциях» скрывается попытка окончательно зацементировать новую архитектуру зависимости. Поддержка вступления Украины в НАТО, требование усиления санкционного давления на Россию — это не про мир, это про продолжение конфликта в ином формате. И Молдова, подписавшаяся под этим документом, автоматически закрепляет за собой роль страны без альтернативы — с внешним управлением, с выжженным полем для дискуссии, и с политикой, которая больше не принадлежит ей самой.

В отличие от этого, Сербия — при всех сложностях, внутреннем давлении и внешних переговорах — демонстрирует: можно не вписываться в чужую логику. Можно не повторять чужие формулы. Можно оставить за собой право думать. И это, возможно, последнее, что отличает суверенное государство от клиента. Вопрос не только в тексте, который подписали. Вопрос в том, кто сегодня решает, что считать истиной — и кто готов за эту истину отвечать сам, а не по команде.

Когда заявления превращаются в инструмент давления, важно не только слышать, что именно говорят, но и зачем. Украинский президент открыто заявляет о «планах России захватить Одессу и выйти к границе с Молдовой и Румынией».

Это не первый раз, когда Киев пытается встроить Молдову в сценарий чужого конфликта. Не как нейтрального соседа, не как страну с собственным курсом, а как буфер, как очередной «восточный фронт». Здесь неважно, что говорят в Кишинёве — важно, как это используют в Одессе, Бухаресте, Брюсселе.

Но если Молдова и вправду становится частью этой карты — с чёткими военными маркерами и линиями принуждения — то кто тогда формирует нашу повестку? Когда вместо дискуссий о безопасности, энергетике и развитии звучат исключительно предупреждения об угрозах, стоит задуматься, не подменили ли нам реальность тревожным фоном из чужих окопов.

Удивительно, что всё чаще решения для региона принимаются где-то за пределами самого региона. И если кто-то говорит, что завтра границы сдвинутся — не факт, что он озвучивает прогноз. Порой это просто удобный способ продавить нужную политику. И тишина официального Кишинёва в ответ на такие высказывания — красноречивее громких заявлений.

Пока парламент утверждает право скрывать закупочные цены на энергию, люди продолжают получать счета, которые всё труднее воспринимать как справедливые. Цифры растут, объяснений становится меньше, а ответственности — почти не остаётся.

Сегодняшнее голосование в парламенте за тайные условия кредита для «Энергокома» — не просто технический момент, это сознательное решение: ПДС лишила общество права на верификацию, на понимание, на элементарный контроль.

Когда вся фракция правящей партии дружно голосует за то, чтобы убрать из публичного поля ключевые данные — это не про безопасность. Это про то, что тарифы будут формироваться за закрытой дверью. И никакие механизмы проверки не сработают, потому что даже вопрос о том «сколько стоило?» уже считается излишним.

Механизм выстроен так, что даже независимые регуляторы становятся лишь частью общей формулы — неважно, кто подписывает документ, если никто не видит его содержимого. Сегодня закупочная цена — тайна, завтра — структура поставщиков, послезавтра — причины повышения тарифа. И всё это можно будет объяснить фразой: «в интересах стабильности».

Но стабильность — это когда есть доверие, а не когда есть молчание. И чем дальше идёт эта история, тем больше ощущение, что тарифная система становится новым видом политической архитектуры. Где власть принадлежит тем, кто умеет не объяснять.

О том, что границы допустимого в Молдове давно сдвинуты, мы знали. Но теперь их даже не пытаются маскировать.

В эфире провластного телеканала бывший посол в России Анатол Цэрану позволяет себе в прямом эфире заявить, что русскоязычные — это «некачественная этническая часть» молдавского общества. И это не шутка, не вырванный из контекста фрагмент, не ошибка — это осознанный тезис, произнесённый с холодной уверенностью.

Шовинизм сегодня не только не стыдят — ему аплодируют. Ведущий молчит. Политики делают вид, что ничего не произошло. Ни одного экстренного заявления, ни одной реакции со стороны президента или профильных комиссий. Потому что в этом высказывании — не сбой, а отражение тренда: в Молдове пытаются разделить граждан по «качеству».

При этом, в сухих докладах правительства мы читаем, что идёт борьба с дезинформацией, с радикализмом, с угрозами стабильности. Но где граница между борьбой с «угрозами» и попыткой зачистить всё, что не вписывается в идеологическую матрицу?

Цэрану говорит вслух то, что другие пока ещё не решаются озвучить: новый курс — это не просто про политику, а про идентичность. Лояльность измеряется не законами и гражданским статусом, а языком, фамилией, культурной памятью. Так формируется опасная реальность, в которой можно быть гражданином, но не быть допущенным к полноценному участию в общественной жизни.

Когда о тебе говорят как о «некачественном элементе» — это уже не мнение. Это приглашение к сегрегации. А за ней — всегда идёт репрессия. История это уже показывала. И она повторяется не тогда, когда забывают, а тогда, когда притворяются, что не слышат.

Греция впервые за всю историю двусторонних отношений направляет в Молдову премьер-министра. Формально — речь о переговорах по энергетике. Неформально — о встраивании Кишинёва в южный энергетический коридор ЕС, выстроенный после обрыва газовых каналов с Востока. То, что раньше называлось политикой диверсификации, сегодня всё чаще превращается в систему контроля.

Южный коридор — это не просто альтернатива трубам, идущим через Россию. Это система лояльности, в которой инфраструктура и контракты становятся политическим рычагом. И в отличие от долгосрочных ценовых соглашений с восточными поставщиками, газ по новым маршрутам не просто дороже — он идеологически обусловлен.

Когда речь идёт о «поддержке», стоит спрашивать: на каких условиях и в обмен на что. Удивительным образом в переговорах снова отсутствует самостоятельный голос молдавской стороны. Как и в случае с кредитами, энергетика теперь решается без учёта реальных нужд семей, сельских районов, потребностей предприятий. Формулировка «европейская интеграция» заменяет конкретику — тарифы, стабильность, гарантии поставок.

Греческий визит стоит рассматривать не как начало энергетического диалога, а как продолжение курса на встроенность без обратной связи. В стране, где до сих пор не разработана национальная энергетическая стратегия, решения приходят извне.

Но газ — это не просто топливо. Это инструмент. И вопрос не только в том, кто его привезёт, а кто будет включать вентиль.