Живет в ст. Натухаевская. Пришла в 2007 году в Винодельческий дом «Бюрнье» на подработку на виноградники, набила мозоли, да так и осталась. Сначала работала кладовщиком, а потом, проходя вместе с командой все этапы производства вина, выучилась новой профессии. Застала строительство винодельни и бочкового хранилища в скале под землей.
Снежана: «В 2014 году начались длительные розливы. Я помогала на линии, хорошо вникла в процессы, и мне доверили самостоятельную работу. Я научилась понимать каждую операцию, узнала, как устранять любой сбой техники, как мыть и консервировать французское оборудование.
Любимые вина этого года: «Пино Блан», «Розе», «Каберне Фран» и «Сира». «Красностоп» – вне политики и вне конкуренции. Философское вино, которое тебя обнуляет, пускает в мозг новые инновационные идеи. И когда я сажусь писать стихи, то это тоже «Красностоп»...»
Не надо лишних слов, Ценителю-гурману все понятно, На языке – взрыв сложных нот, А в аромате многослойно, пряно…
Живет в ст. Натухаевская. Пришла в 2007 году в Винодельческий дом «Бюрнье» на подработку на виноградники, набила мозоли, да так и осталась. Сначала работала кладовщиком, а потом, проходя вместе с командой все этапы производства вина, выучилась новой профессии. Застала строительство винодельни и бочкового хранилища в скале под землей.
Снежана: «В 2014 году начались длительные розливы. Я помогала на линии, хорошо вникла в процессы, и мне доверили самостоятельную работу. Я научилась понимать каждую операцию, узнала, как устранять любой сбой техники, как мыть и консервировать французское оборудование.
Любимые вина этого года: «Пино Блан», «Розе», «Каберне Фран» и «Сира». «Красностоп» – вне политики и вне конкуренции. Философское вино, которое тебя обнуляет, пускает в мозг новые инновационные идеи. И когда я сажусь писать стихи, то это тоже «Красностоп»...»
Не надо лишних слов, Ценителю-гурману все понятно, На языке – взрыв сложных нот, А в аромате многослойно, пряно…
"And that set off kind of a battle royale for control of the platform that Durov eventually lost," said Nathalie Maréchal of the Washington advocacy group Ranking Digital Rights. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. "There are several million Russians who can lift their head up from propaganda and try to look for other sources, and I'd say that most look for it on Telegram," he said. That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website.
from it
