Питер Сингер и Иммануил Кант — два великих моральных философа диаметрально противоположных подходов. Но этот контраст тем удивителен, что двух мыслителей объединяет одна поистине жуткая идея — оправдание убийства новорождённых детей (aka инфантицид, aka постнатальный аборт).
В своей работе «Метафизика нравов» Кант бескомпромиссно выступает за смертную казнь для убийц. Настолько бескомпромиссно, что требует от политического сообщества, замыслившего самороспуск, умертвить всех убийц в тюрьмах прежде, чем разойтись на все четыре стороны. Но есть два исключения, на которые кровожадность Канта не распространяется: дуэлянты и матери, убивающие своих детей. С дуэлянтами всё понятно — обе стороны понимали, на что идут, так что никаких претензий у убиенного быть не должно. С матерями всё намного интереснее.
Само собой, Кант не утверждает никакого неограниченного права убивать своих детей. Однако он считает, что закон не распространяется на детей, рождённых вне брака, а поэтому убийство таких детей не может наказываться смертью, даже если это по-прежнему ужасный и предосудительный поступок. Мотивация Канта здесь примерно та же, что и в случае с дуэлями: убийство совершается ради сохранения своей чести, а поскольку честь «не пустой звук» и «позор не может быть снят никаким указом», то защищать свою честь людям приходится в естественном состоянии, где на них не действуют гражданские законы.
Здесь отчётливее, чем где-либо ещё, видно, что при всей своей гениальности и прогрессивности Кант всё ещё был всего лишь человеком своего времени и разделял все «варварские» (с перспективы современного европейца) предрассудки своего времени. Какому современному европейцу придёт в голову, что к человеку, который с кем-то пошёл-вышел и в процессе его убил насмерть, должны применяться какие-то другие правовые нормы, чем к обычным убийцам? А ведь от дуэлей кантовских времён славная традиция «пойдём-выйдем» отличается разве что способом проведения и классовой принадлежностью участников.
Сингер тоже, разумеется, не поддерживает никакого неограниченного права убивать своих детей. Его аргумент в пользу инфантицида — это в первую очередь аргумент в пользу права родителей принимать решение о детской эвтаназии. Это всё ещё очень спорно, но куда более гуманистично по современным меркам, чем убийство бастардов с целью сохранить честь семьи.
К чему это всё? Тут можно сделать два очень важных замечания. Первое, которое я честно украл у Макинтайра: даже великие моральные философы — это продукт конкретных исторических эпох и сообществ. Сегодня никто не стал бы слушать «оправдание» Кантом постнатального аборта внебрачных детей. Но и во времена Канта не стали бы слушать аргументы Сингера если не по детской эвтаназии, то по ряду других его непопулярных даже сегодня позиций. Это, конечно, не значит, что современному европейцу нечему научиться у Канта и немецкого философа надо срочно сбрасывать с парохода современности. Моральный облик современного европейца — продукт интеллектуальной культуры, в формировании которой не последнюю роль сыграла этика Канта.
Второе замечание: если мы принимаем (как это делаю я) натуралистическое объяснение морали, что нормы нужны нам для процветания, то эта трансформация в наших представлениях о гуманности и то, как хорошо она коррелирует с качеством жизни в наших сообществах, реально отражают моральный прогресс человечества. Но работы в этом направлении предстоит проделать ещё много, потому как тот же кантовский ретрибутивизм мы пока ещё не изжили так же, как моральное отвращение к внебрачному деторождению или «культуру чести», в которой вопросы решаются через «пойдём-выйдем». (На самом деле, даже в этих двух направлениях работа далека от завершения).
Питер Сингер и Иммануил Кант — два великих моральных философа диаметрально противоположных подходов. Но этот контраст тем удивителен, что двух мыслителей объединяет одна поистине жуткая идея — оправдание убийства новорождённых детей (aka инфантицид, aka постнатальный аборт).
В своей работе «Метафизика нравов» Кант бескомпромиссно выступает за смертную казнь для убийц. Настолько бескомпромиссно, что требует от политического сообщества, замыслившего самороспуск, умертвить всех убийц в тюрьмах прежде, чем разойтись на все четыре стороны. Но есть два исключения, на которые кровожадность Канта не распространяется: дуэлянты и матери, убивающие своих детей. С дуэлянтами всё понятно — обе стороны понимали, на что идут, так что никаких претензий у убиенного быть не должно. С матерями всё намного интереснее.
Само собой, Кант не утверждает никакого неограниченного права убивать своих детей. Однако он считает, что закон не распространяется на детей, рождённых вне брака, а поэтому убийство таких детей не может наказываться смертью, даже если это по-прежнему ужасный и предосудительный поступок. Мотивация Канта здесь примерно та же, что и в случае с дуэлями: убийство совершается ради сохранения своей чести, а поскольку честь «не пустой звук» и «позор не может быть снят никаким указом», то защищать свою честь людям приходится в естественном состоянии, где на них не действуют гражданские законы.
Здесь отчётливее, чем где-либо ещё, видно, что при всей своей гениальности и прогрессивности Кант всё ещё был всего лишь человеком своего времени и разделял все «варварские» (с перспективы современного европейца) предрассудки своего времени. Какому современному европейцу придёт в голову, что к человеку, который с кем-то пошёл-вышел и в процессе его убил насмерть, должны применяться какие-то другие правовые нормы, чем к обычным убийцам? А ведь от дуэлей кантовских времён славная традиция «пойдём-выйдем» отличается разве что способом проведения и классовой принадлежностью участников.
Сингер тоже, разумеется, не поддерживает никакого неограниченного права убивать своих детей. Его аргумент в пользу инфантицида — это в первую очередь аргумент в пользу права родителей принимать решение о детской эвтаназии. Это всё ещё очень спорно, но куда более гуманистично по современным меркам, чем убийство бастардов с целью сохранить честь семьи.
К чему это всё? Тут можно сделать два очень важных замечания. Первое, которое я честно украл у Макинтайра: даже великие моральные философы — это продукт конкретных исторических эпох и сообществ. Сегодня никто не стал бы слушать «оправдание» Кантом постнатального аборта внебрачных детей. Но и во времена Канта не стали бы слушать аргументы Сингера если не по детской эвтаназии, то по ряду других его непопулярных даже сегодня позиций. Это, конечно, не значит, что современному европейцу нечему научиться у Канта и немецкого философа надо срочно сбрасывать с парохода современности. Моральный облик современного европейца — продукт интеллектуальной культуры, в формировании которой не последнюю роль сыграла этика Канта.
Второе замечание: если мы принимаем (как это делаю я) натуралистическое объяснение морали, что нормы нужны нам для процветания, то эта трансформация в наших представлениях о гуманности и то, как хорошо она коррелирует с качеством жизни в наших сообществах, реально отражают моральный прогресс человечества. Но работы в этом направлении предстоит проделать ещё много, потому как тот же кантовский ретрибутивизм мы пока ещё не изжили так же, как моральное отвращение к внебрачному деторождению или «культуру чести», в которой вопросы решаются через «пойдём-выйдем». (На самом деле, даже в этих двух направлениях работа далека от завершения).
BY Моральная крыса
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
"Russians are really disconnected from the reality of what happening to their country," Andrey said. "So Telegram has become essential for understanding what's going on to the Russian-speaking world." Lastly, the web previews of t.me links have been given a new look, adding chat backgrounds and design elements from the fully-features Telegram Web client. "The argument from Telegram is, 'You should trust us because we tell you that we're trustworthy,'" Maréchal said. "It's really in the eye of the beholder whether that's something you want to buy into." What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. In a statement, the regulator said the search and seizure operation was carried out against seven individuals and one corporate entity at multiple locations in Ahmedabad and Bhavnagar in Gujarat, Neemuch in Madhya Pradesh, Delhi, and Mumbai.
from jp
