Ложь постмодерна

Во сне видел серое вязкое море от горизонта до горизонта. В середине моря — остров из проволоки и скрученной бумаги. На острове — чёрная ониксовая башня с сигилами и цифрами.

Поднялся я до верха башни. А там сидит ветхий старичок с длинной бородой, которая привязана к рядам железных скоб. Считает что-то себе на палочках, помогает абакусом, выписывает результаты на шкуру, растянутую по мраморной плитке. Ряды из тысяч чисел, и плитка уходит в черноту потолка — конца ей не видать.

Разговорился со старичком. Оказался пифагорейцем, заведующим по гармонии сфер местного хронопотока. Высчитывает углы наклона небесных камней, прогоняет по формуле. Что записывает — то становится скорбным фактом реальности.

И вот рассказывает всякое старичок, а сам так ехидно смотрит. И тянется, тянется острым пером к шкуре — точно паскудство хочет учинить.

— Чего ты, старче, делать собрался? — спрашиваю с подозрением.

— А вот я циферку сейчас конфузную нарисую — и у вас столько доллар будет стоить, — сказал пифагореец. И захохотал, как жаба задорная.

И ведь нарисовал! Успел, негодяй такой.

Только я собирался взять старика за химок и его бородой нарисовать небесные миллиарды на своём банковском счёте — прозвенел будильник, собака.

А конфузное сбылось, получается. Такие уж противные нынче пифагорейцы.

www.group-telegram.com/jp/esxaton.com/2089

1.6K viewsNov 27 at 16:59

Во сне видел серое вязкое море от горизонта до горизонта. В середине моря — остров из проволоки и скрученной бумаги. На острове — чёрная ониксовая башня с сигилами и цифрами.

Поднялся я до верха башни. А там сидит ветхий старичок с длинной бородой, которая привязана к рядам железных скоб. Считает что-то себе на палочках, помогает абакусом, выписывает результаты на шкуру, растянутую по мраморной плитке. Ряды из тысяч чисел, и плитка уходит в черноту потолка — конца ей не видать.

Разговорился со старичком. Оказался пифагорейцем, заведующим по гармонии сфер местного хронопотока. Высчитывает углы наклона небесных камней, прогоняет по формуле. Что записывает — то становится скорбным фактом реальности.

И вот рассказывает всякое старичок, а сам так ехидно смотрит. И тянется, тянется острым пером к шкуре — точно паскудство хочет учинить.

— Чего ты, старче, делать собрался? — спрашиваю с подозрением.

— А вот я циферку сейчас конфузную нарисую — и у вас столько доллар будет стоить, — сказал пифагореец. И захохотал, как жаба задорная.

И ведь нарисовал! Успел, негодяй такой.

Только я собирался взять старика за химок и его бородой нарисовать небесные миллиарды на своём банковском счёте — прозвенел будильник, собака.

А конфузное сбылось, получается. Такие уж противные нынче пифагорейцы.

BY Ложь постмодерна