Соня учит новые слова. Простые, короткие и смешные: бэяу, тэмэм. И ругается: Хьэмашэ!

Русские и кабардинские слова смешались в нелепую кучу, словно наваленная на кровать одежда.

Мама носит все, ей подходят южные причастия, а глаголы скачут на русском. И все ей близко, и
все ей чуждо. Этим я в нее.

Я говорю Соне:
— Сэ уэ ф1ыуэ узолъагъу.
Она смеётся:
— Что?
— Я люблю тебя.

Соня пытается повторить, буквы выпадают из слов, она словно ребенок, который впервые
пытается сказать «мама». Когда она пробует непривычные сочетания, ее голос меняется,
появляются новые интонации. Все это звучит так красиво для меня.

— Бэяу! — смеётся Соня.

Я повторяют много раз:
— Сэ уэ ф1ыуэ узолъагъу, сэ уэ ф1ыуэ узолъагъу, сэ уэ ф1ыуэ узолъагъу. — Говорю четко,
медленно, честно. — Сэ уэ ф1ыуэ узолъагъу.

И теперь я люблю ее на двух языках. На ее языке и на моем. На языке моего мертвого отца.
Может, я говорю ей слова (те самые точь-в-точь) что он говорил моей маме, моему брату, но ни
разу не сказал мне. Так читаются молитвы, не искажая смысл переводом.

И я надеюсь, что Соня однажды, одолев новые буквы и сочетания, скажет мне в ответ:
— Сэ уэ ф1ыуэ узолъагъу.

#не_пустой_звук
#Валерия_Мадинова
Контрапункт

Это должно было быть чем-то особенным, сидеть вот так в сотне километров от дома за одним столом. Сейчас же это было, скорее, вынужденным, так как в кафе осталось лишь это место, а ей хотелось пойти именно сюда. Она запланировала посещение еще задолго до начала путешествия, а я не смогла отказать. Теперь же, когда тишина служила перегородкой от ссор, мы обе молчали.

Когда подошел официант, кудрявый мальчик лет 18, то заказать себе на испанском не составило труда, кажется, я еще что-то помнила. Она же спросила, говорит ли тот по-английски, однако, официант покачал головой. Тогда она ткнула в меню пальцем и сказала единственное слово, которое помнила из самолетного разговорника:
— Спасибо.
Мальчик утащился на кухню, и мы остались одни. Вокруг гудели голоса, но наши не встраивались в дружный хор, а разбивали его своим отсутствием. Мы походили на пару в шестидесятилетнем браке, где все слова уже сказаны. Но мы не истратили и половину их.
— Ты жалеешь? — спросила я, нарушая двухдневное молчание.
Она качает головой. Нам приносят напитки, а я пытаюсь собрать мысли во едино. Признаться честно, мне не вспомнить даже причину ссоры. На душе только неприятное послевкусие кинзы, а вместе надо провести еще неделю здесь, в стране за океаном от родной.
Она размыкает губы, чтобы тяжело вздохнуть, что блюдо пересолено. Я предлагаю его заменить, но вместо ответа она шепчет:
— Прости.

Позже я услышу эти слова еще раз вечером после прогулки. Она скажет:
— Прости меня.
Мне нужно будет обнять ее, пока рубашка впитывает горькие слезы. Я вновь попытаюсь вспомнить, почему ждала извинений, но не смогу. Ясно одно, что для нее признать ошибку — непросто. Поэтому я все прощу сейчас, потом завтра, через месяц, год и столетия, лишь бы она не молчала.

#не_пустой_звук
#Рут_Коган
Контрапункт

Лена лежала на гостиничной кровати. Седьмая командировка за год, снова провинциальный отель с коричневыми шторами и пыльными креслами. И всё бы ничего, если бы не тонкие стены. Мужчину из соседнего номера слышно было так, как если бы он лежал рядом. А тот кашлял, словно курил полвека или вот-вот умрет от туберкулеза.

— Простите, а можно мне в другой номер? Я в 302-м.
— Сейчас проверю, а что такое? Что-то не устраивает?
— Да очень громкий у меня сосед. И так кашляет…

Девушка за стойкой ресепшн округлила глаза, не ответила и пошла куда-то в глубину. С портрета на стене на Лену смотрел мужчина в костюме шоколадного цвета, с сигарой и пышными усами. Может, мэр города? Нет, мэров так не рисуют. В полный рост, в золотой раме… Да неважно. Лишь бы переселили.

Девушка наконец вынырнула из глубины, и показалась Лене побледневшей.

— Извините за ожидание. Дело в том, что сейчас у нас на верхних этажах ремонт, а на вашем и ниже все номера заняты. К сожалению, я не могу вас переселить.
— Ремонт? Я не слышала ремонта..
— Там просто красят стены, ничего шумного, не волнуйтесь.

Девушка демонстративно занялась какими-то бумажками. Лена вышла на крыльцо гостиницы покурить, отошла подальше от входа. Задрала голову. Вот ее окно, на третьем. В соседнем номере было темно. На четвертом и пятом в некоторых окнах горел свет и, казалось, люди смотрели телевизор.

У себя на этаже она подошла к двери 303-го. Наверное, мужчина уже спит? Буквально 15 минут назад она точно слышала жуткий кашель. У себя в номере она начала снимать покрывало с кровати. Тут послышался стук. Стучали не в дверь, а по стенке — той самой, за которой спал курильщик. Лена застыла.

— Ээээ… кто там?

Стук стих. А кашель раздался уже за спиной.

***

Утром девушка с ресепшн, все такая же бледная, успела перехватить горничную.

— В 302-м номере сегодня не убирай, просили не беспокоить.

Горничная кивнула: это было обычным делом. Как и странный стук, иногда доносившийся из вечно пустовавшего 303-го. Как и то, что портрет хозяина отеля иногда подкрашивали: его коричневый костюм раз в несколько месяцев… становился темнее.

#не_пустой_звук
#дарико_цулая

Мы с Кристофером трещим резиновыми сапогами по хаосу веток под ногами, чавкаем коричневой новогвинейской жижей, дышим тропическим воздухом, щедро сдобренным длинноногими комарами. Нам улыбаются короваи маноп, маноп, мы улыбаемся в ответ маноп.

У Кристофера почти два миллиона подписчиков на ютубе. Я полиглот, и моя страсть — языки и люди. Кристофер едет снимать видео в Папуа-Новую Гвинею, я еду с ним. Маноп.

Мы перемешиваемся с короваями, идя по заболоченной сельве в поисках трухлявой саговой пальмы, ненадолго становимся частью их племени, возвращаемся к истокам. Мужчины без одежды, на женщинах подпрыгивающие при ходьбе рыжие юбки из древесных волокон. Только на Андрео, переводчике из местных, джинсы и футболка. Он говорит мне маноп и шлепает комара на моем плече.

Вскоре находим гниющую пальму. Она лежит бурым стволом на боку, ее плоские короткие корни торчат, как подставка. Палками-копьями мужчины сдирают кору, вскрывают гнилое саговое нутро. Оттуда поднимается сильный пивной запах. Тянет ферментами и брожением. В рыхлой пальмовой стружке извиваются черви, личинки долгоносика в мясистых желтоватых коконах сокращаются гармошкой. Маноп, говорит мальчик лет семи, глядя в камеру, и тонкий червь исчезает в его улыбке за белыми зубами.

Один из короваев протягивает личинку Крису: «Ле, ле», что означает «ешь, ешь». Крис смеется, и кладет жирную личинку в рот. Куксится и жует. Все вокруг говорят маноп. Дети кричат маноп. Я шепчу маноп.

Андрео берет мою руку. Я ощущаю на ней щекотание. Ле, ле, смеется Андрео, маноп. Я кладу выгибающуюся личинку в рот, смыкаю зубы и зажмуриваюсь. Чувствую пару секунд движение на языке, затем рот мгновенно наполняется большим количеством кислой жидкости. Похоже на чичу или пиво. Проглатываю.

«Маноп», — кричат все вокруг. «Маноп», — отвечаю я и вытираю слезы, кисло.
— Андрео, а что точно значит маноп? Круто? Здорово?
— Маноп — это «все будет хорощё».

Вечером мы все сидим у костра, жарим личинок в саговой муке и плотных пальмовых листьях. Женщины поют песню. Я смотрю в улыбающиеся лица короваев, разглядываю их поджарые тела и думаю про себя маноп.

#не_пустой_звук
#наталья_бюлль

Не-по-кор-на-я мо-я лю-бовь...
Не-по-кор-на-я мо-я лю-бовь...

О Господи, в сотый раз!
Это в соседней комнате сын учит друга играть на гитаре. Тот впервые в жизни взял
инструмент в руки.
Сын прибегает: «Ты слышала?! Неплохо у Вани получается! Интересно, это я такой
классный педагог, или он гений?»

Беру вязание. Стучат спицы в моих руках, убаюкивая своей монотонной колыбельной
мой взбудораженный разум. На колени спускается мягкими складками рукоделие, которое
скорее всего будет опять распущено и смотано в клубки...

Звонок телефона.
— Ну как ты там, старушка, живая?
— Ну что ты звонишь. Ты же знаешь, что ничего у нас не будет...
— Проблема в том, Наташка, что ты любить не умеешь! Вот я тебя люблю, жить без
тебя не могу! Может ты встретила кого, полюбила?
Улыбаюсь своему отражению в окне.
— Да. Встретила. Полюбила.
А за стенкой все те же повторяющиеся аккорды и ломающийся юношеский голос:

Не-по-кор-на-я мо-я лю-бовь
Лю-бит не ме-ня у-же ко-то-рый год

Упорный Ваня.
Будет играть до кровавых мозолей.
Чертов гений...

#не_пустой_звук
#суслова_н

Ударилась лбом о стекло и заснула.

Автобус еще попрыгал, отсчитывая кочки, а потом успокоился и покатил легко и плавно. Скатертью дорога. За окном были не горы — пригорки горчили на языке.

Потом поезд. В соседнем купе заваривали лапшу. Провода наушников разбухли и поползли, вплетаясь в волосы, заплетая их в косы — и белые банты размером с голову и четыре астры — три, четвертую оставили дома. Достала голодную жареную курицу, пожалела ее и выпустила в окно. Лети, птичка, к деткам.

Потом поля. Зеленые и солнечные, желтые. Сбилась со счету, уплыла. Десять комбайн, девять комбайн, восемь девятьсот шестьдесят семь — так начинался номер няни Нины. Потом квадрат — телефон у меня тогда был кнопочный, пальцы помнили форму, а не цифры — и семьдесят шестьдесят три. «Сидит заинька, плачет, слезки лапками утирает», — читала мне в детстве бабушка, а сегодня взять книжку я забыла. Интернета нету.

чу-чух, чу-чух

Всегда любила ночи в поездах. Ненавидела остановки — лежишь, предвкушая движение, качку, заснуть не можешь. Одеяло колючее, кто спал под ним до. Вдруг заразное, вдруг плохое, не касаться, только сквозь жесткую накрахмаленную простыню. Отнесу проводнице, брошу, а сверху астру. Не поминайте лихом.

Ну, вот, поехали — чу-чух, чу-чух. Ожидание не может длиться вечно.

Ехала домой. Не в замызганную свою квартиру, а в замызганную к своим. К дрожащему холодцу и страшным коверным лицам, к ромбу ночного света, стекавшего с потолка на обманчиво-голубую стену. К шкатулкам с бусами. К святому роднику.

Потом опять автобус. Ударилась лбом и заснула, вышла на конечной — свою проспала. Можно было подождать другой автобус или попробовать вызвать такси — свои уже ждали. Не стала. Любой транспорт настойчиво отдавал стуком колес и скорым возвращением в Москву. Чу-чух, чу-чух. Пошла пешком — через поле подсолнечников до горизонта.

#не_пустой_звук
#алена_фокеева

- Еэээээээээ, Еоооооооо… Всё. Выше не могу.
- Всё вы можете, просто отпустите челюсть, вот так, вообще расслабьте, как у стоматолога, чего вы ее держите?

Я не знаю, я хожу сюда, чтобы узнать.

- Ну, Вера, вдоооох… Раз, два, три, четыре…

Почему я могу часами читать лекции в университете, но как только думаю о том, что сейчас нужно будет петь, тут же какая-то зима обнимает меня сзади за плечи, за ребра, берет мое лицо в свои ладони.

- Он пережатый.
- Кто?
- Звук.
- Конечно, это вы его пережали.

Пауза.

- Послушайте, вы слишком много думаете и слишком много делаете.

Это правда.

- Ваш голос больше вас. Вы его не знаете, потому что не даете ему звучать.

Тоже правда.

- Вы не помогаете, а мешаете.

Я хочу уйти, но мои ноги вмерзли в пол.

- Откройте рот, сделайте вдох и не толкайте звук в мягкое небо, это все равно что кричать в подушку.

Я часто кричу дома в подушку.

- Или в воду.

Иногда я кричу в воду.

- Представьте, что вы в лесу. И вам нужно кого-то позвать…

Молчу.

- Давайте, кого будем звать?
- Сашу.

Саша — это моя сестра. Она очень красивая. А еще она очень хорошо поет. И рисует. Мама говорила, что в нашей семье голос достался Саше.

В детстве нас часто отправляли в деревню. Я старше на семь лет и присматриваю за Сашей. Я — Вера, но она называет меня «Нана», это мое домашнее имя. Мы ходим гулять в лес. Саша ходит вприпрыжку и напевает, ее красная юбка пляшет между сосен, а потом исчезает. Сначала я злюсь, потом пугаюсь, что Сашка потерялась. Она умрет, и мне влетит. А потом пугаюсь еще больше — пусть мне влетит, лишь бы не умерла, Сашка, моя Сашка! Сейчас я вдохну и крикну: «Сашаааааа!» А она выждет мне назло, а потом засмеется. «Нана, я здесь».

Раз. Два. Три.

- Сашаааааааа!

Три года назад моя Сашка уехала в другой город искать себя. И потерялась. Может, быть, она и нашла себя, но другую, ту, что решила не возвращаться и оборвать все связи. У меня остались ее рисунки. А у нее — голос.

Преподавательница идет закрывать за мной дверь.

- Ну, вот я же говорила. Всё вы можете.

Ах, если бы всё.
Сашка, моя, Сашка.

#не_пустой_звук
#юлиана_кошкина

Мы завершаем серию текстов на тему #не_пустой_звук. Спасибо вам за присланные тексты, мы читали их с удовольствием, пусть и не все смогли опубликовать.

А на Новый год мы подготовили для вас кое-что необычное. Сразу у нескольких прекрасных писательниц и по совместительству соосновательниц «Штук» недавно вышли книги. Мы попросили их написать тексты для «Штук» и рассказать о своих романах, чтобы вы могли в эти праздники добавить на свои полки отличную прозу. А по хэштегам вы сможете найти их же ранние штуки. Все они точно стоят вашего внимания.

Начинаем сегодня с Ани Линской, у которой буквально месяц назад вышел роман «Кафе смерти».

— Мне ра… — щелчок и рот захлопнуло.

Попыталась вытолкнуть через сжатые губы букву эф, живот напрягся, что-то горячее поднялось по телу к шее, щекам, собралось в самой макушке.

— Только попр-р-робуй, — еще несколько щелчков черным клювом.

Холеный, блестящий, перо к перу, когтями по столешнице перебирает — цт-цт-цт — умный вороний глаз смотрит в упор. Машу рукой, мол, поняла, поняла.

Каждый р-р-раз, каждый раз одно и то же, — он что-то еще клокочет себе под нос (или под клюв?), но я уже не слышу — кофемолка. Наконец-то размыкаю губы, делаю глоток воды, но все равно чувствую, как будто недозрелую хурму жевала. Зерна пахнут яблочным сидром и орехом, прямо как шампунь сестры, которым я втихаря моюсь, потому что мой давно закончился.

Хугин — Хугин же? вглядываюсь в другой конец зала, где птица проливает фильтр, всегда их путаю, — не обращает на меня внимания. Я ложусь на стойку, лицом к меловой доске, на которой написано:

Death’s cafe
Только черный кофе
since начало времен

— Хугин, — тяну, — ну скоро же Новый год, у меня развод, меня все бросили, мне тридцать два, я живу у сестры с мужем, у меня на карте пятнадцать евро… — в носу засвербило.

Вот черт, хотела чисто на молочко наныть, а сама-то.

— У меня даже шампуня нет своего, — добавила шепотом и опустила лоб на прохладную поверхность стола.

Что-то коснулось плеча, подняла голову — стоит, белая пенка, посыпано даже чем-то, пахнет детским, перед глазами замелькало: теплое молоко, карамель, цитрусовая кожурка, сахар на черном хлебе, мамины руки, дождик на стенке, свечка, лапник с рынка.

— Это что?
— Самый ублюдский кофе на свете, — черный глаз на секунду затягивается белой перепонкой.
— Хугин, — в носу снова свербит, — это ты так подмигиваешь что ли?
— Боссу не говор-р-ри.

Хугин косится на дверь в подсобку. Я вытираю нос рукавом толстовки и делаю глоток.

— Какой кошмар.

Хугин смотрит на меня с опаской.

— Я десять лет просила тебя сделать мне раф, — жмурюсь, еле сдерживая смех, — а это кошмар как невкусно, — хохочу уже в голос, — кошмар!

#кафе_смерти
#анна_линская

------
А вот что Аня пишет о своем дебютном романе: «Книга тоже называется “Кафе смерти”, но она вообще не про ворона и Смерть, хотя птиц там много, и смерти тоже. Вот тут есть все ссылки на то, где ее можно купить. Это история про трех девчонок и то, как люди становятся друг другу семьей. Я с книгой живу в совершенном вакууме, не понимая, кто ее читает и читают ли, так что буду очень рада любым словам о ней в личке @shelsneg».

Всех с наступающим✨

Мы продолжаем нашу новогоднюю серию волшебным текстом Татьяны Смирновой, после которого хочется пойти и завернуть что-нибудь (можно себя) в охапку розовой мишуры и не думать уже ни о чем.

Профессор сказал, это все потому, что я слишком доверчивая. И они, конечно, не преминули этим воспользоваться.

Додо говорит это со странной гордостью. У нее нездешний выговор, и она раскатисто тянет «р». Доверррррчивая. Прррреминули. Она никогда не затыкается, эта Додо, и как будто специально выбирает рычащие слова — словно бросает мне в уши россыпь мелких камушков. Впрочем, не знаю, можно ли сказать, что у меня есть уши.

Это я здесь узнала такое слово, не преминули. Тут часто слышишь образованных людей, и я тоже пытаюсь соответствовать.

Мне говорят: не обращай на нее внимание. У нее тяжелая судьба. Пусть она выскажется. Только представь: ее посадили в банку и везли через весь океан. Я думаю: ну и сама виновата, дура, кто ж доверяет человеку. Мне говорят: да она и не поняла, наверное, что это человек. Подумала, что большая птица. Я думаю: ну значит, дура вдвойне. Втройне даже.

Надеюсь, в этом году на меня повесят побольше мишуры. Она, правда, слегка щекочется, зато выглядит нарядно. Мне идет розовый, да?

Невыносимо.

Мне вчера сделали новую табличку, можешь посмотреть, что там написано? Хоть бы они не забыли упомянуть, что я мифическое животное. И что я очень, очень доверчивая.

Я кошусь на табличку.

[Оксфордская додó (маврикийский дронт) — наиболее полные останки додо в мире, включающие ткани головы и стоп. Додо — нелетающая птица, впервые обнаруженная голландскими мореплавателями в конце XVI века на острове Маврикий. К 1680 году птица вымерла: из-за отсутствия на острове естественных хищников, додо не умела летать или быстро бегать, а также не испытывала страха перед людьми, поэтому зачастую становилась жертвой голодных моряков. В XIX веке исследование сохранившихся останков особей указало на родство додо с голубями.]

Голубь — это я. Очень обидно иметь в тетках такую дуру. Иногда я представляю, как она бежит на коротких ножках к голландским мореплавателям, и ужасно на нее злюсь. Надеюсь, в этом году ее всю обмотают мишурой, и она превратится в пушистый шар. Розовый.

#татьяна_смирнова

------
А вот что Таня пишет о своей книге: «Моя книга тоже в чем-то про то, как человеческий мир соприкасается с миром природным. Ее можно найти здесь, она называется “Лесовички. По следам голубой цапли”. Это история для детей — про сказочный лес, в котором живут маленькие существа, похожие на болотные кочки. И эти существа небеспричинно очень не любят людей. Но, возможно, однажды им удастся подружиться и научиться слышать друг друга, даже несмотря на то, что они очень разные».

Если бы можно было загадать на Новый год путешествие в другой мир, мы бы загадали побывать в сверкающем мире русалок и магов, который описывает в своих книгах Лена Ядренцева.

В этот День смены года мы решили не мелочиться и нарядили даже не дерево, а сразу дриаду. Надо сказать, что она согласилась почти сразу же, зато потом морщила нос от мишуры и так и норовила повесить себе на уши сразу по две-три посеребрённых шишки, и вертелась так, что все гирлянды с запертыми в стеклянных звёздах огоньками с неё соскальзывали. Свеч со свободным огнём мы, разумеется, даже не стали предлагать.

Дриада была лиственная, и каждый раз, когда она поворачивалась к речке другим боком, мы слышали шелест, хотя все листья она, как порядочная, сбросила и теперь любовалась на собственное отражение в ровном блестящем льду — очень и очень долго. Мы все сидели на поляне — наш молодой король (кудрявый юноша), его наставник-маг (длинные тёмные волосы чуть вьются на концах, глаза прищурены), ещё один король, уже русалочий (как всегда, в зимней шубе по случаю праздника), и, наконец, я сама, всеобщая подружка. Это была моя идея – попросить одну из дриад поработать на благо праздника, поэтому теперь я всячески старалась ей намекнуть, что уже хватит самолюбования.

Нормальные короли не сидят на брёвнах у наскоро замёрзшей речки (специально для дриады, зеркало в дар она не приняла); нормальные маги не заколдовывают речек почём зря и не хрустят какими-то поджаренными водорослями (щедрое угощение русалок); нормальные русалочьи короли делают что вздумается, в том числе привечают чужаков у собственной реки. Я не король и не маг, и, следовательно, со спокойной душой могу загадывать желания — миру от этого ни холодно ни жарко.

Я бы хотела, чтоб никто из нас никогда больше не терялся так надолго. Я бы хотела, чтобы худшей из проблем так и осталась дриада-кокетка, а худшим из различий — то, что дриады не жгут свечек, а мы — ещё как. Я бы очень хотела, чтобы мир больше не трескался, не делился на сказочный слой и обыденный, и чтобы мне никогда, никого больше не пришлось искать ни на одном.

#елена_ядренцева

***

«Текст выше — как бы специальный новогодний экстра-эпизод ко вселенной книги "Мальчик и его маг"; там есть дриады и русалки, короли и маги, очень и очень много психологии и столько же временных линий, которые непременно сложатся в одну; а главное — много любви. Ну, и зимняя речка тоже будет, и русалки, восставшие из спячки.
Почитать можно на Яндекс-книгах или на Литресе, а купить в бумаге, к примеру, тут».

Финальный новогодний телепорт — в загадочные Кварталы, где разворачивается действие фантастической антиутопии «Аукцион» Яны Москаленко.

В этом году снега в Кварталах не было. Квартальные внутренности прихватило морозцем и затянуло потасканной мишурой. Несмотря на разрастающееся уныние, Новый год никуда не делся.

Адриан и Данте сидели за столом напротив друг друга. Между ними — огромное серебряное блюдо с грудой крысиных черепков. Каждый черепок одет в красную шапочку с белым помпончиком. Рядом с блюдом еще две кучки — просто черепков и просто шапочек. Адриан брал шапочку, натягивал на черепок и клал к остальным. Данте смял бычок в пепельнице и закурил снова.

— И на кой ты здесь торчишь, если ни черта не делаешь? — бубнил Адриан и, как заведенный, продолжал — черепок, шапочка, блюдо.

— Праздник же, — отвечал Данте.

— Хуяздник.

Данте редко заставал его таким. Неугомонный, ломкий, Адриан раз в году послушно залезал на стул с ногами и наряжал черепки. Это была маленькая мамина традиция, потом их с отцом, и вот теперь…

И вот теперь…

Они сидели — каждый сам по себе. Вместе. Данте наблюдал за мальчишкой с напряженным любопытством: Адриан морщил нос, если шапочка не налезала, матерился сквозь зубы и бесконечно поправлял сальные волосы. Данте думал про Лялю и Колю и про то, что все они были немногим старше Адриана, когда с их миром случились души. Возможно, поэтому он и приходил уже несколько дней, сидел в душной, завонявшейся комнате и курил. Пытался прикоснуться к прошлому.

— Че ходил, че хотел… — затягивал Адриан, стоило Данте подняться. Но на следующий день он опять оставит место за столом для двоих.

Машина уже ждала перед выходом. В Новогодние в Кварталах стабильно усиливали патрулирование, и Данте стабильно опаздывал на маршрут, потому что с утра перед глазами — крысы в шапках, колени в дырявых джинсах. Призрачная репетиция семьи.

Данте стряхнул с рукавов серые хлопья и огляделся. Пыльное небо, площадь вокруг Дворца припорошило тонким слоем серого. Когда снега не было, ветер доносил до Кварталов ошметки пепла.

#яна_москаленко

------
Яна о своем дебютном романе: «В этом году со мной случился “Аукцион”. Это книга о крысах и людях, о том, как важно оставаться человеком. Врач, который очень боялся смерти, изобрел пересадки душ и продает их на Аукционе всем, кто в состоянии за них заплатить. Колесо Аукционного Дома крутится, жизни перемалываются, а в конце пути единственное, что остается, — это воспоминания. Книгу можно найти, например, здесь или здесь».