Дженна Фишер: — На телевидении отношения между персонажами не обязательно развиваются по той формуле, которая изначально сделала шоу успешным. И я считаю, что «Офис» очень много раз рисковал, отступая от первоначальной формулы и позволяя героям делать очень противоречивые для своего архетипа вещи. Один из самых очевидных примеров — решение свести Джима и Пэм, не дожидаясь конца сериала, когда пара инженю наконец-таки осознала бы свою любовь.
Джон Красински: — Я верил в сценаристов. И знаю, что Дженна тоже. Они очень талантливо удерживали наших героев порознь, и я предполагал, что они так же талантливо сведут нас вместе, после чего продолжат показывать эти отношения подробно и многослойно. Было заранее понятно, что в какой-то момент мы к этому придем. Помню лишь, что было очень естественно наконец-то стать парой. И если бы мы задержали этот момент еще дольше, боюсь, что это стало бы, как бы это сказать, слегка утомительно.
Джастин Спитцер: — Два человека, которые мечтают друг о друге, — это огромное поле возможностей для создания романтической истории и новых сцен. Но что с ними будет, как только мы сведем их вместе? Зрителям будет уже неинтересно? У них больше не будет химии? Фанаты всегда говорят, что они хотят их воссоединения, а мы, сценаристы, уверены: «Нет-нет, вам только кажется, что вы этого хотите. Как только они будут вместе, вы уже не будете довольны». Наш страх был такого рода.
Ли Айзенберг: — У нас были шумные дебаты на эту тему, потому что мы боялись, что, как только мы соединим Джима и Пэм, мы словно в каком-то смысле сдуем шарик. Но в то же время в реальной жизни люди сходятся. И никто не вздыхает друг по другу десятилетиями. Вариант с бесконечным пролонгированием кажется менее реалистичным.
Дженна Фишер: — Наш подход всегда заключался в том, что Джим и Пэм — реальные люди. В первых сезонов было напряжение в духе «любит — не любит». Но мы все понимали, что если мы будем тянуть дольше, чем нужно, это начнет выглядеть надуманно. Мы позиционировали проект как документалку про жизнь реальных, обычных людей и чувствовали, что должны позволить Джиму и Пэм быть скорее реальными людьми, чем телеперсонажами, а значит, в какой-то момент наши герои должны сойтись. Так что мы прыгнули в неизвестность, надеясь, что у нас получится.
Энтони К. Фаррелл: — Мне кажется, перемена от «любит — не любит» к «теперь они вместе» удалась. Мне нравилось, когда они перешли на новый уровень отношений. Когда ты пишешь сценарий, ты спрашиваешь себя: «Как нам удержать интерес тех, кто смотрел все это только ради любовной линии Джима и Пэм? Как сделать так, чтобы они продолжили смотреть дальше?» И мы придумали объединить их в команду. Теперь это были Джим и Пэм против Дуайта, Джим и Пэм, помогающие Майклу. Они стали таким маленьким дуэтом. Я считаю, что в большинстве эпизодов это работало.
Джастин Спитцер: — Вопрос был в том, как сделать шоу увлекательным на новом этапе. И не просто увлекательным, но и романтичным. Не потому, что романтика умирает, как только люди сходятся или женятся. Дело главным образом было в том, что у нас — мокьюментари про рабочее место. То есть когда Джим и Пэм не были вместе, их отношения развивались на работе. Это мотивировало их на продолжительные взгляды или флирт, во всем этом был романтичный подтекст. Но как только они начинают встречаться, очевидно, что они вместе приходят с работы домой, и романтика начинается уже там. Нам не очень хотелось делать заметными их романтические жесты на рабочем месте. Не хотелось, чтобы они целовались на работе. Ты начинаешь рассуждать так: «Нет, ребята, давайте-ка вы будете делать свои дела в свое свободное время, когда мы не видим». Сводить герои всегда проблематично, особенно когда у вас производственное мокьюментари.
Брент Форрестер: — По правде говоря, мы лишний раз убедились, что, как только люди сходятся, это больше не материал для историй. Гораздо сложнее искать истории в паре, которая твердо решает быть вместе.
Рики Джервейс: — Будь моя воля, они не сошлись бы до самого конца. Это никуда не годится — влюбленные голубки в офисе, чертова тошниловка.
Дженна Фишер: — На телевидении отношения между персонажами не обязательно развиваются по той формуле, которая изначально сделала шоу успешным. И я считаю, что «Офис» очень много раз рисковал, отступая от первоначальной формулы и позволяя героям делать очень противоречивые для своего архетипа вещи. Один из самых очевидных примеров — решение свести Джима и Пэм, не дожидаясь конца сериала, когда пара инженю наконец-таки осознала бы свою любовь.
Джон Красински: — Я верил в сценаристов. И знаю, что Дженна тоже. Они очень талантливо удерживали наших героев порознь, и я предполагал, что они так же талантливо сведут нас вместе, после чего продолжат показывать эти отношения подробно и многослойно. Было заранее понятно, что в какой-то момент мы к этому придем. Помню лишь, что было очень естественно наконец-то стать парой. И если бы мы задержали этот момент еще дольше, боюсь, что это стало бы, как бы это сказать, слегка утомительно.
Джастин Спитцер: — Два человека, которые мечтают друг о друге, — это огромное поле возможностей для создания романтической истории и новых сцен. Но что с ними будет, как только мы сведем их вместе? Зрителям будет уже неинтересно? У них больше не будет химии? Фанаты всегда говорят, что они хотят их воссоединения, а мы, сценаристы, уверены: «Нет-нет, вам только кажется, что вы этого хотите. Как только они будут вместе, вы уже не будете довольны». Наш страх был такого рода.
Ли Айзенберг: — У нас были шумные дебаты на эту тему, потому что мы боялись, что, как только мы соединим Джима и Пэм, мы словно в каком-то смысле сдуем шарик. Но в то же время в реальной жизни люди сходятся. И никто не вздыхает друг по другу десятилетиями. Вариант с бесконечным пролонгированием кажется менее реалистичным.
Дженна Фишер: — Наш подход всегда заключался в том, что Джим и Пэм — реальные люди. В первых сезонов было напряжение в духе «любит — не любит». Но мы все понимали, что если мы будем тянуть дольше, чем нужно, это начнет выглядеть надуманно. Мы позиционировали проект как документалку про жизнь реальных, обычных людей и чувствовали, что должны позволить Джиму и Пэм быть скорее реальными людьми, чем телеперсонажами, а значит, в какой-то момент наши герои должны сойтись. Так что мы прыгнули в неизвестность, надеясь, что у нас получится.
Энтони К. Фаррелл: — Мне кажется, перемена от «любит — не любит» к «теперь они вместе» удалась. Мне нравилось, когда они перешли на новый уровень отношений. Когда ты пишешь сценарий, ты спрашиваешь себя: «Как нам удержать интерес тех, кто смотрел все это только ради любовной линии Джима и Пэм? Как сделать так, чтобы они продолжили смотреть дальше?» И мы придумали объединить их в команду. Теперь это были Джим и Пэм против Дуайта, Джим и Пэм, помогающие Майклу. Они стали таким маленьким дуэтом. Я считаю, что в большинстве эпизодов это работало.
Джастин Спитцер: — Вопрос был в том, как сделать шоу увлекательным на новом этапе. И не просто увлекательным, но и романтичным. Не потому, что романтика умирает, как только люди сходятся или женятся. Дело главным образом было в том, что у нас — мокьюментари про рабочее место. То есть когда Джим и Пэм не были вместе, их отношения развивались на работе. Это мотивировало их на продолжительные взгляды или флирт, во всем этом был романтичный подтекст. Но как только они начинают встречаться, очевидно, что они вместе приходят с работы домой, и романтика начинается уже там. Нам не очень хотелось делать заметными их романтические жесты на рабочем месте. Не хотелось, чтобы они целовались на работе. Ты начинаешь рассуждать так: «Нет, ребята, давайте-ка вы будете делать свои дела в свое свободное время, когда мы не видим». Сводить герои всегда проблематично, особенно когда у вас производственное мокьюментари.
Брент Форрестер: — По правде говоря, мы лишний раз убедились, что, как только люди сходятся, это больше не материал для историй. Гораздо сложнее искать истории в паре, которая твердо решает быть вместе.
Рики Джервейс: — Будь моя воля, они не сошлись бы до самого конца. Это никуда не годится — влюбленные голубки в офисе, чертова тошниловка.
The message was not authentic, with the real Zelenskiy soon denying the claim on his official Telegram channel, but the incident highlighted a major problem: disinformation quickly spreads unchecked on the encrypted app. A Russian Telegram channel with over 700,000 followers is spreading disinformation about Russia's invasion of Ukraine under the guise of providing "objective information" and fact-checking fake news. Its influence extends beyond the platform, with major Russian publications, government officials, and journalists citing the page's posts. At the start of 2018, the company attempted to launch an Initial Coin Offering (ICO) which would enable it to enable payments (and earn the cash that comes from doing so). The initial signals were promising, especially given Telegram’s user base is already fairly crypto-savvy. It raised an initial tranche of cash – worth more than a billion dollars – to help develop the coin before opening sales to the public. Unfortunately, third-party sales of coins bought in those initial fundraising rounds raised the ire of the SEC, which brought the hammer down on the whole operation. In 2020, officials ordered Telegram to pay a fine of $18.5 million and hand back much of the cash that it had raised. For Oleksandra Tsekhanovska, head of the Hybrid Warfare Analytical Group at the Kyiv-based Ukraine Crisis Media Center, the effects are both near- and far-reaching. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war.
from jp
