Часто пишу, что внутренняя и внешняя политика России зависит от цен на нефть (шире – от поступления валюты). Группа авторов из ВШЭ и МГУ (Коротаев, Билюга и Зинькина) даже посчитали такую корреляцию для стран, сидящих на нефтяной ренте («Политическая наука», №4, 2016).
Их краткий вывод: пик нестабильности в таких странах (к ним относится и Россия) наступает через три года от времени, когда цена на нефть снижается критически. «Затяжное падение цен на нефть ведёт к неизбежному росту социально-политической нестабильности в нефтеэкспортирующих странах. При падении ниже $60 (в ценах 2014 года – Т.) снижение на каждые последующие $10 приводит ко всё более значительному росту рисков социально-политической дестабилизации. Эти риски особенно вырастают при затяжном падении цен ниже уровня в $40 за баррель, а при затяжном падении этих цен ниже уровня в $35 очень заметный рост социально-политической нестабильности становится практически неизбежным. При этом обнаруживается эффект трёхлетнего временного лага».
Часто пишу, что внутренняя и внешняя политика России зависит от цен на нефть (шире – от поступления валюты). Группа авторов из ВШЭ и МГУ (Коротаев, Билюга и Зинькина) даже посчитали такую корреляцию для стран, сидящих на нефтяной ренте («Политическая наука», №4, 2016).
Их краткий вывод: пик нестабильности в таких странах (к ним относится и Россия) наступает через три года от времени, когда цена на нефть снижается критически. «Затяжное падение цен на нефть ведёт к неизбежному росту социально-политической нестабильности в нефтеэкспортирующих странах. При падении ниже $60 (в ценах 2014 года – Т.) снижение на каждые последующие $10 приводит ко всё более значительному росту рисков социально-политической дестабилизации. Эти риски особенно вырастают при затяжном падении цен ниже уровня в $40 за баррель, а при затяжном падении этих цен ниже уровня в $35 очень заметный рост социально-политической нестабильности становится практически неизбежным. При этом обнаруживается эффект трёхлетнего временного лага».
As a result, the pandemic saw many newcomers to Telegram, including prominent anti-vaccine activists who used the app's hands-off approach to share false information on shots, a study from the Institute for Strategic Dialogue shows. In 2018, Russia banned Telegram although it reversed the prohibition two years later. In a message on his Telegram channel recently recounting the episode, Durov wrote: "I lost my company and my home, but would do it again – without hesitation." At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup. Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts.
from jp
