Художник-иллюстратор Юлия Толстоусова

Нет, не дали мне Анькины вчерашние стихи спокойной жизни. Не могла не проиллюстрировать.

* * *

А знаешь, я, привыкшая молчать,
нести клеймо, чернильную печать,
скажу, не поднимая взгляд от книги,
о том, как в декабре сгустился снег.
И кто-то, попросившись на ночлег,
принёс лукошко спелой земляники.

И грянул май. Родился и уснул.
Восторженный отец снежинки сдул.
И мы молчали рядом с колыбелью.
Он спал так тихо, что боясь дышать,
век не смыкая, молодая мать
не прикасалась больше к рукоделью.

Но город всё же замело к утру.
Ты мне сказал: "Я больше не умру,
хотя ещё вчера желал со всеми".
Душа завёрнута в небесную фольгу.
Неужто ты её хотел врагу
отдать за место в новой мир-системе?

И превратится кажимое в явь –
в одну из четырёх донецких глав.
В непрочный сплав тоски, вины и боли.
И город сам вдруг встанет на дыбы,
от злости и от нежности любви,
как будто ему губы распороли.

Анна Ревякина

www.group-telegram.com/us/juliatolstousovaart.com/886

2.8K viewsedited  Jan 6 at 09:48

Нет, не дали мне Анькины вчерашние стихи спокойной жизни. Не могла не проиллюстрировать.

* * *

А знаешь, я, привыкшая молчать,
нести клеймо, чернильную печать,
скажу, не поднимая взгляд от книги,
о том, как в декабре сгустился снег.
И кто-то, попросившись на ночлег,
принёс лукошко спелой земляники.

И грянул май. Родился и уснул.
Восторженный отец снежинки сдул.
И мы молчали рядом с колыбелью.
Он спал так тихо, что боясь дышать,
век не смыкая, молодая мать
не прикасалась больше к рукоделью.

Но город всё же замело к утру.
Ты мне сказал: "Я больше не умру,
хотя ещё вчера желал со всеми".
Душа завёрнута в небесную фольгу.
Неужто ты её хотел врагу
отдать за место в новой мир-системе?

И превратится кажимое в явь –
в одну из четырёх донецких глав.
В непрочный сплав тоски, вины и боли.
И город сам вдруг встанет на дыбы,
от злости и от нежности любви,
как будто ему губы распороли.

Анна Ревякина

BY Художник-иллюстратор Юлия Толстоусова