group-telegram.com/knigi_literatura_dnevniki/5267
Last Update:
Вероника Полонская стала последней любовной привязанностью Владимира Маяковского и осталась в истории также как женщина, находившаяся рядом с поэтом в последние часы и минуты его жизни.
Из воспоминаний Вероники Полонской о последнем дне жизни Владимира Маяковского:
Когда мы сидели еще за столом во время объяснений, у Владимира Владимировича вырвалось:
- О господи!
Я сказала:
- Невероятно, мир перевернулся! Маяковский призывает господа!.. Вы разве верующий?!
Он ответил:
- Ах, я сам ничего не понимаю теперь, во что я верю!
Завтра в 10 1/2 у меня был показ пьесы Немировичу-Данченко.
Мы условились, что Владимир Владимирович заедет за мной в 8 утра.
Это было уже 14 апреля.
Утром Владимир Владимирович заехал в 8 1/2, заехал на такси, так как у его шофера был выходной день. Выглядел Владимир Владимирович очень плохо.
Был яркий, солнечный, замечательный апрельский день. Совсем весна.
- Как хорошо, - сказала я. - Смотри, какое солнце. Неужели сегодня опять у тебя вчерашние глупые мысли. Давай бросим все это, забудем... Даешь слово?
Он ответил:
- Солнце я не замечаю, мне не до него сейчас. А глупости я бросил. Я понял, что не смогу этого сделать из-за матери. А больше до меня никому нет дела. Впрочем, обо всем поговорим дома.
Я сказала, что у меня в 10 1/2 репетиция с Немировичем-Данченко, очень важная, что я не могу опоздать ни на минуту.
Приехали на Лубянку, и он велел такси ждать.
Его очень расстроило, что я опять тороплюсь. Он стал нервничать, сказал:
- Опять этот театр! Я ненавижу его, брось его к чертям! Я не могу так больше, я не пущу тебя на репетицию и вообще не выпущу из этой комнаты!
Он запер дверь и положил ключ в карман. Он был так взволнован, что не заметил, что не снял пальто и шляпу.
Я сидела на диване. Он сел около меня на пол и плакал. Я сняла с него пальто и шляпу, гладила его по голове, старалась всячески успокоить.
Он был безобразно груб и сегодня сам себе мерзок за это. Но об этом мы не будем вспоминать.
Я люблю его, буду с ним, но не могу остаться здесь сейчас, ничего не сказав Яншину. Я знаю, что Яншин меня любит и не перенесет моего ухода в такой форме; как уйти, ничего не сказав Яншину, и остаться у другого. Я по-человечески достаточно люблю и уважаю мужа и не могу поступить с ним так.
Он спросил:
- Значит, пойдешь на репетицию?
- Да, пойду.
- И с Яншиным увидишься?
- Да.
- Ах, так! Ну тогда уходи, уходи немедленно, сию же минуту.
Я сказала, что мне еще рано на репетицию. Я пойду через 20 минут.
- Нет, нет, уходи сейчас же.
Я спросила:
- Но увижу тебя сегодня?
- Не знаю.
- Но ты хотя бы позвонишь мне сегодня в пять?
- Да, да, да.
Я сказала:
- Что же, вы не проводите меня даже?
Он подошел ко мне, поцеловал и сказал совершенно спокойно и очень ласково:
- Нет, девочка, иди одна... Будь за меня спокойна...
Улыбнулся и добавил:
- Я позвоню. У тебя есть деньги на такси?
- Нет.
Он дал мне 20 рублей.
- Так ты позвонишь?
- Да, да.
Я вышла, прошла несколько шагов до парадной двери.
Раздался выстрел. У меня подкосились ноги, я закричала и металась по коридору: не могла заставить себя войти.
Мне казалось, что прошло очень много времени, пока я решилась войти. Но, очевидно, я вошла через мгновенье: в комнате еще стояло облачко дыма от выстрела.
Владимир Владимирович лежал на ковре, раскинув руки. На груди было крошечное кровавое пятнышко.
Я помню, что бросилась к нему и только повторяла бесконечно:
- Что вы сделали? Что вы сделали?
Глаза у него были открыты, он смотрел прямо на меня и все силился приподнять голову.
Казалось, он хотел что-то сказать, но глаза были уже неживые.
Лицо, шея были красные, краснее, чем обычно.
Потом голова упала, и он стал постепенно бледнеть.
Набежал народ. Кто-то звонил, кто-то мне сказал:
- Бегите встречать карету скорой помощи!
Я ничего не соображала, выбежала во двор, вскочила на ступеньку подъезжающей кареты, опять вбежала по лестнице. Но на лестнице уже кто-то сказал:
- Поздно. Умер.
Жизнь в дневниках
BY Жизнь в дневниках
Share with your friend now:
group-telegram.com/knigi_literatura_dnevniki/5267