Старая история про современных ничтожных военкоров России . История советского писателя Дмитрия Фурманова
Недавно были найдены и опубликованы дневники Фурманова. Трусоватый от природы, попавший на Первую мировую не солдатом, а медбратом, Фурманов прошел эволюцию от эсера и анархиста до большевицкого военкора-писателя. В своем дневнике он похваляется тем, что по его приказу расстреляли пленного белогвардейца. Фурманову просто не понравилось его "надменное" лицо:
Едучи по полю, я раздумывал о том, хватит или нет у меня духу расстрелять собственноручно белогвардейца или хотя бы подписать ему смертный приговор. Я вот коммунист, должен быть смелым во всех отношениях, должен быть готовым в любую минуту претворить слово в дело. А смогу ли сделать этот решительный, страшный шаг? Пожалуй, что нет. Ведь до сих пор я лишь косвенно поддерживал расстрелы, угрожая в пространство на митингах, угрожая в статьях, одобряя расправы, учинённые над белыми. Ну, а когда самому придётся, тогда как? Должен смочь! Ведь по существу это одно и то же - говорю ли я и убеждаю других в необходимости суровой расправы с врагом или расправляюсь с ним непосредственно. На этом мои размышления закончились. Наутро, приехав в Русский Кандык, я застал там массу пленных, захваченных славною 73 бригадой. Среди них попался белый офицер.
Привели на допрос. Его жизнь была в моих руках. Я мог отменить, мог предписать любое решение. Все сосредоточились на мне. Задав целый ряд вопросов, я намерен был сопроводить его в Штарм26 как обыкновенного пленного. Кутяков рванулся его обыскивать. Вытащил документы:
- Всё? - Всё, говорит. - А если ещё что найду? - Больше ничего нет. - Смотри, потом не пеняй… - Ничего нет… разве только вот письмо от жены… - А ну, давай его сюда. Он вынул письмо, передал мне. У белого офицера была надменная морда, высокомерная, презрительная. Оказалось, что Ник. Александрович Шумилов, казанский семинарист, окончивший 6 кл[ассов] гимназии, сын полка. Я стал читать письмо. Писала какая-то девушка, видимо, его возлюбленная. "Белые отступят ненадолго, не робей, терпи, говорилось там… от красных житья нет никакого. Храни себя, чтобы отомстить большевикам…" Я даже не дочитал письма:
- Ну, кончено, ведите… - Вести? - обрадовался Кутяков. - Куда вести, расстреливать. - Да, да, - торопился я, ведите… - Я хочу… начал было офицер свои объяснения. - Не о чем разговаривать. Всё ясно, ну - живее! Его увели, расстреляли.
Теперь его нет, уничтожен. Он расстрелян по моему приказанию. Это звучит страшно. Это ещё первый случай в моей коммунистической практике. Он, верно, открывает целую серию подобных решительных актов.
Я стал сосредоточенным и строгим. Не шутил, не смеялся, даже разговаривал мало. Я даже чем-то как будто гордился. Чем? О, конечно, своей решительностью. Когда Кутяков сказал:
- Вон ты какой молодец, ну молодец, а я думал, что ты бандит… (Бандитом он называет человека с какой-либо слабостью и недостатком). Когда он "похвалил" - я снова был горд. К ночи я уже забыл. Сегодня наутро совершенно спокоен.
Это автобиографическое эссе Фурманов назвал "Мой первый приговор". То есть, он продолжил отдавать приказы о расстреле русских людей. Интересно, что Фурманов, как и все каратели, был трусом. В том же дневнике было описано, что Чапаев кадрился к жене Фурманова. Боевому начдиву Фурманов, конечно, даже морду не набил, только плакался в дневнике, как настоящий куколд. Жестоким он был лишь к безоружным пленным: Несколько дней назад… я стал замечать, что Чапай слишком нежно настроен к Нае. Я молчал, никому и ничего не говорил, всё наблюдал, следил за переменою его к ней отношения. Он стал искать уединения с нею, гулял иногда вечером, ехал возле её повозки, смотрел ей нежно в глаза, ловил взгляды и улыбки, брал за руку - любовался.
Старая история про современных ничтожных военкоров России . История советского писателя Дмитрия Фурманова
Недавно были найдены и опубликованы дневники Фурманова. Трусоватый от природы, попавший на Первую мировую не солдатом, а медбратом, Фурманов прошел эволюцию от эсера и анархиста до большевицкого военкора-писателя. В своем дневнике он похваляется тем, что по его приказу расстреляли пленного белогвардейца. Фурманову просто не понравилось его "надменное" лицо:
Едучи по полю, я раздумывал о том, хватит или нет у меня духу расстрелять собственноручно белогвардейца или хотя бы подписать ему смертный приговор. Я вот коммунист, должен быть смелым во всех отношениях, должен быть готовым в любую минуту претворить слово в дело. А смогу ли сделать этот решительный, страшный шаг? Пожалуй, что нет. Ведь до сих пор я лишь косвенно поддерживал расстрелы, угрожая в пространство на митингах, угрожая в статьях, одобряя расправы, учинённые над белыми. Ну, а когда самому придётся, тогда как? Должен смочь! Ведь по существу это одно и то же - говорю ли я и убеждаю других в необходимости суровой расправы с врагом или расправляюсь с ним непосредственно. На этом мои размышления закончились. Наутро, приехав в Русский Кандык, я застал там массу пленных, захваченных славною 73 бригадой. Среди них попался белый офицер.
Привели на допрос. Его жизнь была в моих руках. Я мог отменить, мог предписать любое решение. Все сосредоточились на мне. Задав целый ряд вопросов, я намерен был сопроводить его в Штарм26 как обыкновенного пленного. Кутяков рванулся его обыскивать. Вытащил документы:
- Всё? - Всё, говорит. - А если ещё что найду? - Больше ничего нет. - Смотри, потом не пеняй… - Ничего нет… разве только вот письмо от жены… - А ну, давай его сюда. Он вынул письмо, передал мне. У белого офицера была надменная морда, высокомерная, презрительная. Оказалось, что Ник. Александрович Шумилов, казанский семинарист, окончивший 6 кл[ассов] гимназии, сын полка. Я стал читать письмо. Писала какая-то девушка, видимо, его возлюбленная. "Белые отступят ненадолго, не робей, терпи, говорилось там… от красных житья нет никакого. Храни себя, чтобы отомстить большевикам…" Я даже не дочитал письма:
- Ну, кончено, ведите… - Вести? - обрадовался Кутяков. - Куда вести, расстреливать. - Да, да, - торопился я, ведите… - Я хочу… начал было офицер свои объяснения. - Не о чем разговаривать. Всё ясно, ну - живее! Его увели, расстреляли.
Теперь его нет, уничтожен. Он расстрелян по моему приказанию. Это звучит страшно. Это ещё первый случай в моей коммунистической практике. Он, верно, открывает целую серию подобных решительных актов.
Я стал сосредоточенным и строгим. Не шутил, не смеялся, даже разговаривал мало. Я даже чем-то как будто гордился. Чем? О, конечно, своей решительностью. Когда Кутяков сказал:
- Вон ты какой молодец, ну молодец, а я думал, что ты бандит… (Бандитом он называет человека с какой-либо слабостью и недостатком). Когда он "похвалил" - я снова был горд. К ночи я уже забыл. Сегодня наутро совершенно спокоен.
Это автобиографическое эссе Фурманов назвал "Мой первый приговор". То есть, он продолжил отдавать приказы о расстреле русских людей. Интересно, что Фурманов, как и все каратели, был трусом. В том же дневнике было описано, что Чапаев кадрился к жене Фурманова. Боевому начдиву Фурманов, конечно, даже морду не набил, только плакался в дневнике, как настоящий куколд. Жестоким он был лишь к безоружным пленным: Несколько дней назад… я стал замечать, что Чапай слишком нежно настроен к Нае. Я молчал, никому и ничего не говорил, всё наблюдал, следил за переменою его к ней отношения. Он стал искать уединения с нею, гулял иногда вечером, ехал возле её повозки, смотрел ей нежно в глаза, ловил взгляды и улыбки, брал за руку - любовался.
BY О чем молчат Маваши Дивнич?
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Elsewhere, version 8.6 of Telegram integrates the in-app camera option into the gallery, while a new navigation bar gives quick access to photos, files, location sharing, and more. Now safely in France with his spouse and three of his children, Kliuchnikov scrolls through Telegram to learn about the devastation happening in his home country. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. So, uh, whenever I hear about Telegram, it’s always in relation to something bad. What gives? On Telegram’s website, it says that Pavel Durov “supports Telegram financially and ideologically while Nikolai (Duvov)’s input is technological.” Currently, the Telegram team is based in Dubai, having moved around from Berlin, London and Singapore after departing Russia. Meanwhile, the company which owns Telegram is registered in the British Virgin Islands.
from kr
