Питер Сингер и Иммануил Кант — два великих моральных философа диаметрально противоположных подходов. Но этот контраст тем удивителен, что двух мыслителей объединяет одна поистине жуткая идея — оправдание убийства новорождённых детей (aka инфантицид, aka постнатальный аборт).
В своей работе «Метафизика нравов» Кант бескомпромиссно выступает за смертную казнь для убийц. Настолько бескомпромиссно, что требует от политического сообщества, замыслившего самороспуск, умертвить всех убийц в тюрьмах прежде, чем разойтись на все четыре стороны. Но есть два исключения, на которые кровожадность Канта не распространяется: дуэлянты и матери, убивающие своих детей. С дуэлянтами всё понятно — обе стороны понимали, на что идут, так что никаких претензий у убиенного быть не должно. С матерями всё намного интереснее.
Само собой, Кант не утверждает никакого неограниченного права убивать своих детей. Однако он считает, что закон не распространяется на детей, рождённых вне брака, а поэтому убийство таких детей не может наказываться смертью, даже если это по-прежнему ужасный и предосудительный поступок. Мотивация Канта здесь примерно та же, что и в случае с дуэлями: убийство совершается ради сохранения своей чести, а поскольку честь «не пустой звук» и «позор не может быть снят никаким указом», то защищать свою честь людям приходится в естественном состоянии, где на них не действуют гражданские законы.
Здесь отчётливее, чем где-либо ещё, видно, что при всей своей гениальности и прогрессивности Кант всё ещё был всего лишь человеком своего времени и разделял все «варварские» (с перспективы современного европейца) предрассудки своего времени. Какому современному европейцу придёт в голову, что к человеку, который с кем-то пошёл-вышел и в процессе его убил насмерть, должны применяться какие-то другие правовые нормы, чем к обычным убийцам? А ведь от дуэлей кантовских времён славная традиция «пойдём-выйдем» отличается разве что способом проведения и классовой принадлежностью участников.
Сингер тоже, разумеется, не поддерживает никакого неограниченного права убивать своих детей. Его аргумент в пользу инфантицида — это в первую очередь аргумент в пользу права родителей принимать решение о детской эвтаназии. Это всё ещё очень спорно, но куда более гуманистично по современным меркам, чем убийство бастардов с целью сохранить честь семьи.
К чему это всё? Тут можно сделать два очень важных замечания. Первое, которое я честно украл у Макинтайра: даже великие моральные философы — это продукт конкретных исторических эпох и сообществ. Сегодня никто не стал бы слушать «оправдание» Кантом постнатального аборта внебрачных детей. Но и во времена Канта не стали бы слушать аргументы Сингера если не по детской эвтаназии, то по ряду других его непопулярных даже сегодня позиций. Это, конечно, не значит, что современному европейцу нечему научиться у Канта и немецкого философа надо срочно сбрасывать с парохода современности. Моральный облик современного европейца — продукт интеллектуальной культуры, в формировании которой не последнюю роль сыграла этика Канта.
Второе замечание: если мы принимаем (как это делаю я) натуралистическое объяснение морали, что нормы нужны нам для процветания, то эта трансформация в наших представлениях о гуманности и то, как хорошо она коррелирует с качеством жизни в наших сообществах, реально отражают моральный прогресс человечества. Но работы в этом направлении предстоит проделать ещё много, потому как тот же кантовский ретрибутивизм мы пока ещё не изжили так же, как моральное отвращение к внебрачному деторождению или «культуру чести», в которой вопросы решаются через «пойдём-выйдем». (На самом деле, даже в этих двух направлениях работа далека от завершения).
Питер Сингер и Иммануил Кант — два великих моральных философа диаметрально противоположных подходов. Но этот контраст тем удивителен, что двух мыслителей объединяет одна поистине жуткая идея — оправдание убийства новорождённых детей (aka инфантицид, aka постнатальный аборт).
В своей работе «Метафизика нравов» Кант бескомпромиссно выступает за смертную казнь для убийц. Настолько бескомпромиссно, что требует от политического сообщества, замыслившего самороспуск, умертвить всех убийц в тюрьмах прежде, чем разойтись на все четыре стороны. Но есть два исключения, на которые кровожадность Канта не распространяется: дуэлянты и матери, убивающие своих детей. С дуэлянтами всё понятно — обе стороны понимали, на что идут, так что никаких претензий у убиенного быть не должно. С матерями всё намного интереснее.
Само собой, Кант не утверждает никакого неограниченного права убивать своих детей. Однако он считает, что закон не распространяется на детей, рождённых вне брака, а поэтому убийство таких детей не может наказываться смертью, даже если это по-прежнему ужасный и предосудительный поступок. Мотивация Канта здесь примерно та же, что и в случае с дуэлями: убийство совершается ради сохранения своей чести, а поскольку честь «не пустой звук» и «позор не может быть снят никаким указом», то защищать свою честь людям приходится в естественном состоянии, где на них не действуют гражданские законы.
Здесь отчётливее, чем где-либо ещё, видно, что при всей своей гениальности и прогрессивности Кант всё ещё был всего лишь человеком своего времени и разделял все «варварские» (с перспективы современного европейца) предрассудки своего времени. Какому современному европейцу придёт в голову, что к человеку, который с кем-то пошёл-вышел и в процессе его убил насмерть, должны применяться какие-то другие правовые нормы, чем к обычным убийцам? А ведь от дуэлей кантовских времён славная традиция «пойдём-выйдем» отличается разве что способом проведения и классовой принадлежностью участников.
Сингер тоже, разумеется, не поддерживает никакого неограниченного права убивать своих детей. Его аргумент в пользу инфантицида — это в первую очередь аргумент в пользу права родителей принимать решение о детской эвтаназии. Это всё ещё очень спорно, но куда более гуманистично по современным меркам, чем убийство бастардов с целью сохранить честь семьи.
К чему это всё? Тут можно сделать два очень важных замечания. Первое, которое я честно украл у Макинтайра: даже великие моральные философы — это продукт конкретных исторических эпох и сообществ. Сегодня никто не стал бы слушать «оправдание» Кантом постнатального аборта внебрачных детей. Но и во времена Канта не стали бы слушать аргументы Сингера если не по детской эвтаназии, то по ряду других его непопулярных даже сегодня позиций. Это, конечно, не значит, что современному европейцу нечему научиться у Канта и немецкого философа надо срочно сбрасывать с парохода современности. Моральный облик современного европейца — продукт интеллектуальной культуры, в формировании которой не последнюю роль сыграла этика Канта.
Второе замечание: если мы принимаем (как это делаю я) натуралистическое объяснение морали, что нормы нужны нам для процветания, то эта трансформация в наших представлениях о гуманности и то, как хорошо она коррелирует с качеством жизни в наших сообществах, реально отражают моральный прогресс человечества. Но работы в этом направлении предстоит проделать ещё много, потому как тот же кантовский ретрибутивизм мы пока ещё не изжили так же, как моральное отвращение к внебрачному деторождению или «культуру чести», в которой вопросы решаются через «пойдём-выйдем». (На самом деле, даже в этих двух направлениях работа далека от завершения).
BY Моральная крыса
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The picture was mixed overseas. Hong Kong’s Hang Seng Index fell 1.6%, under pressure from U.S. regulatory scrutiny on New York-listed Chinese companies. Stocks were more buoyant in Europe, where Frankfurt’s DAX surged 1.4%. The perpetrators use various names to carry out the investment scams. They may also impersonate or clone licensed capital market intermediaries by using the names, logos, credentials, websites and other details of the legitimate entities to promote the illegal schemes. The regulator said it has been undertaking several campaigns to educate the investors to be vigilant while taking investment decisions based on stock tips. Two days after Russia invaded Ukraine, an account on the Telegram messaging platform posing as President Volodymyr Zelenskiy urged his armed forces to surrender. Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations.
from kr
