Народ явно жаждет еще и Ричарда особенно в ВК. Сделаем так. Цикл на пустом месте я начинать не буду тем более вместо Фулька. Но после пары тройки Фульк-постов переведу вам одну статью которую давно собирался. Касаться она будет Ричарда Львиное Сердце и полководческого искусства. А то это часто вызывает вопросы. Связаны они в основном с непониманием того как устроена война эпохи Крестовых походов.
Заодно посмотрим как мы со Скайнетом справимся с настоящей научной статьей, а не научпопом как прошлый раз. Что-то мне говорит, что я то справлюсь а вот он нет.
#Ричард_Львиное_Сердце
И чтобы завершить день.
Ульрика Кесслер «Löwenherz» ( Русское название дурацкое. «Ричард I Львиное Сердце. .Король. Крестоносец. Авантюрист». М. 1997. C.14 -15. Перевод, скорее всего, приличный).
"Несмотря на умозрительный характер описаний Гиральда, мы тем не менее, можем выделить из них тот стержень натуры Ричарда, подтверждаемый имеющимися источниками, который со временем мы сможем облечь живой плотью. Чтобы он ни делал, он делал это основательно и, как утверждает Гиральд, с завидным терпением, никто и ничто не могло заставить его отказаться от поставленной цели, препятствия лишь подзадоривали его. Гиральд не обходит стороной и его упорство - классическую добродетель князей, которую, он, однако, вовсе не замечает у его братьев, тоже князей. Это упорство, наряду с энергичностью и исключительным мужеством, являются теми качествами, которые автор выделяет в характере молодого Ричарда. О неиссякаемой его энергии упоминают многие источники, причем приводятся также примеры, несвязанные с войной. Под ним вечно что-нибудь ломается: то мост, по которому он скачет, то посох, на который опирается, то седло. Даже меч ломается у него в руке. Когда эта энергия пускается в ход - враги обращаются в бегство. Неустрашимость - вот, пожалуй, тот эпитет, который летописцы чаще всего употребляют рядом с этим именем в течение всей его жизни. Еще в юности летописец-современник Гиральд называет его "leo noster", "наш лев". "Львом" именовал его и Бертран де Борн. Сохранилось достаточно много подтверждений его неистовой силы в бою. Уже, будучи герцогом, он оставался лучшим солдатом своей армии, а к более позднему времени относятся сообщения о нем как о хладнокровном и осторожном полководце, никогда не попадавшем в западню. Гиральд отмечает его обостренное чувство справедливости, и в Itetenerarium говорит об уже более зрелом Ричарде: "Он не мог терпеть несправедливости". Терпеть-то он ее не терпел, но справедливость восстанавливал главным образом мечом. Эти "перегибы", как 80-е годы полагал Гиральд, все еще возлагая на Ричарда большие надежды и веря в его добрый нрав, с годами исчезнут. Гервасий называет Ричарда в начале правления очень любезным. Коггесхэйл утверждает, что после его коронации он был "довольно обходительным", но со временем становился все более свирепым, а согласно Ньюбургу, после крестового похода вновь утихомирился. Едва ли такое впечатление могло сложиться у того, кто был свидетелем его борьбы с Филиппом в 90-х - их ненависть друг к другу, казалось, была безграничной. Безусловно, свирепостью он отличался всю свою жизнь, и благодаря этому качеству ему суждено было стать бичом Божьим.
Но суждено ему было стать и идеалом рыцаря, и именно таким он изображен в легендах. Это удивляет и говорит не только о самом Ричарде, но о той культурной среде, из которой он происходит. Хотя Гиральд и приписывает ему жестокость, в других источниках мы не находим конкретных подтверждений этому. Тем более, что – жестокость понятие относительное.»
И чтобы завершить день.
Ульрика Кесслер «Löwenherz» ( Русское название дурацкое. «Ричард I Львиное Сердце. .Король. Крестоносец. Авантюрист». М. 1997. C.14 -15. Перевод, скорее всего, приличный).
"Несмотря на умозрительный характер описаний Гиральда, мы тем не менее, можем выделить из них тот стержень натуры Ричарда, подтверждаемый имеющимися источниками, который со временем мы сможем облечь живой плотью. Чтобы он ни делал, он делал это основательно и, как утверждает Гиральд, с завидным терпением, никто и ничто не могло заставить его отказаться от поставленной цели, препятствия лишь подзадоривали его. Гиральд не обходит стороной и его упорство - классическую добродетель князей, которую, он, однако, вовсе не замечает у его братьев, тоже князей. Это упорство, наряду с энергичностью и исключительным мужеством, являются теми качествами, которые автор выделяет в характере молодого Ричарда. О неиссякаемой его энергии упоминают многие источники, причем приводятся также примеры, несвязанные с войной. Под ним вечно что-нибудь ломается: то мост, по которому он скачет, то посох, на который опирается, то седло. Даже меч ломается у него в руке. Когда эта энергия пускается в ход - враги обращаются в бегство. Неустрашимость - вот, пожалуй, тот эпитет, который летописцы чаще всего употребляют рядом с этим именем в течение всей его жизни. Еще в юности летописец-современник Гиральд называет его "leo noster", "наш лев". "Львом" именовал его и Бертран де Борн. Сохранилось достаточно много подтверждений его неистовой силы в бою. Уже, будучи герцогом, он оставался лучшим солдатом своей армии, а к более позднему времени относятся сообщения о нем как о хладнокровном и осторожном полководце, никогда не попадавшем в западню. Гиральд отмечает его обостренное чувство справедливости, и в Itetenerarium говорит об уже более зрелом Ричарде: "Он не мог терпеть несправедливости". Терпеть-то он ее не терпел, но справедливость восстанавливал главным образом мечом. Эти "перегибы", как 80-е годы полагал Гиральд, все еще возлагая на Ричарда большие надежды и веря в его добрый нрав, с годами исчезнут. Гервасий называет Ричарда в начале правления очень любезным. Коггесхэйл утверждает, что после его коронации он был "довольно обходительным", но со временем становился все более свирепым, а согласно Ньюбургу, после крестового похода вновь утихомирился. Едва ли такое впечатление могло сложиться у того, кто был свидетелем его борьбы с Филиппом в 90-х - их ненависть друг к другу, казалось, была безграничной. Безусловно, свирепостью он отличался всю свою жизнь, и благодаря этому качеству ему суждено было стать бичом Божьим.
Но суждено ему было стать и идеалом рыцаря, и именно таким он изображен в легендах. Это удивляет и говорит не только о самом Ричарде, но о той культурной среде, из которой он происходит. Хотя Гиральд и приписывает ему жестокость, в других источниках мы не находим конкретных подтверждений этому. Тем более, что – жестокость понятие относительное.»
Мда. Я как представил что я сейчас начну сходу вам рассказывать о Ричарде Львиное Сердце. Это же не только о нем рассказывать. Это о Людовике VII, Алиеноре Аквитанской, Генрихе II, Генрихе Молодом, Жоффруа, Иоанне, Филлипе Августе. А еще о Втором и Третьем крестовых походах и о том как функционировала Анжуйская империя. Я пришел в ужас и в состоянии ужаса ушел ужинать. Нет пойду-ка я еще серию "Сорвиголовы" посмотрю. Для успокоения. Приятного всем вечера и ночи!
Тут еще Балдуина Прокаженного просят. Все в планах есть. И хронологически он будет раньше Ричарда. Но пока работаем над самым простым. Выводим обе площадки на серьезный режим работы. 2 серьезных поста в неделю. Когда выйдем на 3, значит перешли на крейсерскую скорость с учетом других моих дел.
Forwarded from Право на историю
Рабочее, переводы
======
Еще про королевский гнев из другой дидактической компиляции, известной как "Книга двенадцати мудрецов" (1237 год). Здесь любопытно то, что традиционный взгляд на гнев как на неприятное свойство, многократно умножающееся в исполнении королей, уступает место "позитивной повестке". Гнев и даже жестокость оказываются необходимыми для правителя качествами. Вопрос только, на кого их можно и следует обращать.
Libro de doze sabios, IX: Король, князь или управитель королевства должен быть гневлив против дурных и против тех, кто не блюдет службы Богу и не заботится об общем благе королевства, грабя слабых и забирая у них против их воли их имущества, верша предательства и иные злодеяния, посягая на самого короля, не боясь его и дерзая идти против него. Князь, король или правитель, не гневающийся на дурных, не указывающий на проступки тем, кто заслуживает этого, не воздающий карой за зло и наградой за доброе дело — недостоин правления; ведь правитель королевства значит то же, что и пастырь овец, который должен выбирать путь, которым они ходят, разрушитель злых, исправитель дурных обыкновений и обычаев, умножитель добра, примиритель разногласий, когда — гневом, когда — добрым словом, воспитатель добродетелей, враг грехов, кара за зло и слава за добро, защита народа, заселитель земли, жезл правосудия. И потому ему надлежит гнев против злых, жестоких, нарушающих порядок своими действиями, ведь князь или сеньор, не умеющий проявлять гнев и жестокость, когда это необходимо, не может правильно править королевством, поскольку каждый будет пытаться творить зло в надежде не быть наказанным. И больше страха порождает гнев короля или правителя, известного своим правосудием, чем само правосудие, которое он творит или приказывает творить, и сильнее он должен выказывать гнев по отношению к большим, нежели к малым, ведь исправив большее, меньшим можно и пренебречь. А для народа более значимо видеть поверженную гордыню магнатов, чем самим подвергаться правосудию
======
Еще про королевский гнев из другой дидактической компиляции, известной как "Книга двенадцати мудрецов" (1237 год). Здесь любопытно то, что традиционный взгляд на гнев как на неприятное свойство, многократно умножающееся в исполнении королей, уступает место "позитивной повестке". Гнев и даже жестокость оказываются необходимыми для правителя качествами. Вопрос только, на кого их можно и следует обращать.
Libro de doze sabios, IX: Король, князь или управитель королевства должен быть гневлив против дурных и против тех, кто не блюдет службы Богу и не заботится об общем благе королевства, грабя слабых и забирая у них против их воли их имущества, верша предательства и иные злодеяния, посягая на самого короля, не боясь его и дерзая идти против него. Князь, король или правитель, не гневающийся на дурных, не указывающий на проступки тем, кто заслуживает этого, не воздающий карой за зло и наградой за доброе дело — недостоин правления; ведь правитель королевства значит то же, что и пастырь овец, который должен выбирать путь, которым они ходят, разрушитель злых, исправитель дурных обыкновений и обычаев, умножитель добра, примиритель разногласий, когда — гневом, когда — добрым словом, воспитатель добродетелей, враг грехов, кара за зло и слава за добро, защита народа, заселитель земли, жезл правосудия. И потому ему надлежит гнев против злых, жестоких, нарушающих порядок своими действиями, ведь князь или сеньор, не умеющий проявлять гнев и жестокость, когда это необходимо, не может правильно править королевством, поскольку каждый будет пытаться творить зло в надежде не быть наказанным. И больше страха порождает гнев короля или правителя, известного своим правосудием, чем само правосудие, которое он творит или приказывает творить, и сильнее он должен выказывать гнев по отношению к большим, нежели к малым, ведь исправив большее, меньшим можно и пренебречь. А для народа более значимо видеть поверженную гордыню магнатов, чем самим подвергаться правосудию
Forwarded from Вальтер. История. Реконструкция. (Вальтер)
Французский псалтырь, 1250-1275 France
St. Petersburg State Library, Lat.O.v.I.24
Цикл изображений "Труды месяцев".
Больше изображений: https://vk.com/album-89200372_307384491
St. Petersburg State Library, Lat.O.v.I.24
Цикл изображений "Труды месяцев".
Больше изображений: https://vk.com/album-89200372_307384491
Forwarded from Лужецкий. Специально огороженный
КАК МНОГО НАМ…
Сейчас активно готовлюсь к курсу про ведьм и колдовство и, что логично и ожидаемо, полез в источники. Ну, в труды широко известных в узких кругах Уильяма Мальмсберрийского, Гуго Сен-Викторского, Ральфа Когешельского и прочих. Сижу, читаю, что-то перевожу, иногда офигеваю, иногда офигеваю знатно.
К примеру, я знал, что еще Исидор считал, что отец магии – Зороастр, но Гуго Сен-Викторский, идя в своем труде за Исидором, делает весьма немаловажное уточнение: Зороастр – не просто так вот взял да и придумал магию, это вообще его второе имя, а первое – Хам. Да, тот самый сын Ноя. А это вообще невероятно интересный генезис магического в сознании книжника Высокого средневековья. Ну да не об этом. Это – деталь. Сейчас я хотел пересказать вам две истории, где, как мне кажется, Гоголь бы плакал навзрыд, обнявшись с Роулинг.
Итак. Первую историю приводит Уильям Мальмсберрийский, автор «Деяний королей англов».
✏️ Он пишет, что в Беркли была некая женщина, сильная в злокозненном искусстве ворожбы, развратная и вечно пьяная. И не было такого вида блуда, которому бы она не предавалась с лютым упоением. Более блуда любила она лишь еду и выпивку. И вот почуяла она, что час смерти ее близок и вспомнила, что пока была замужем, то у нее было двое детей: сын и дочь, которые ныне подвизаются в монастыре. И послала она за ними, Те явились, а она дала им распоряжение, как ее похоронить так, чтобы Дьявол не смог забрать ее душу. Перво наперво ее нужно положить в церкви на три дня и три ночи. Вместо савана ее тело нужно завернуть в оленью шкуру, положить в каменный саркофаг и придавить огромным камнем, обмотать всю конструкцию тремя цепями, такими тяжелыми и прочными, какие смогут найти. И все три дня должно служить по ней мессы, а три ночи – петь псалмы. Сказала и умерла.
Сын взял ее тело поступил, как сказала мать. В первую ночь пришли демоны и сломали дверь храма. Во вторую ночь пришли демоны и рвали цепи, в третью ночь пришли демоны и отвалили камень, но увидевши в гробу оленя, а не человека, отступили. Но пришел бес сильнейший, раскрыл обман и унес ее со словами, что даже сводный хор каноников Вестминстера и Кентербери не в силах ей помочь, раз она не покаялась в том, что делала всю жизнь.
Вторая история принадлежит перу Ральфа, аббата Когешельского.
✏️ Он повествует о том, что во времена короля Людовика, отца короля Филиппа во Франции некий юный писарь архиепископа Гийома, дяди короля Филиппа, увидел за городом прекрасную девушку и в весьма куртуазной и достойной манере предложил ей возвысить их начинающиеся отношения от платонических до неоплатонических.
Дева же рекла ему, что телесные связи – грязь и мерзость и она никогда не оскотинится до того, что позволит себе этакое непотребство и никогда не осквернит свое тело соитием с мужчиной. Это услышал и архиепископ и был удивлен, зная податливость простолюдинок. Прелат поинтересовался, а почему, собственно. Ибо и Адам и Ева соединялись плотски. Она ответила ему, что в Библии не сильна, но у нее есть любовница (!), которая вот даст ответы на все эти возражения. И даже назвала ее имя и сказала, где та живет. Архиепископ настолько заинтересовался, что послал барышню под стражей во дворец, а вторую туда доставила другая стража. И вторая упорствовала в том, что деторождение есть грех и зло, говоря, что мир телесный создан павшим ангелом Лузабеллом.
Когда ее пытались увести на площадь, где был готов костер, то она вытащила из-за пазухи клубок ниток, оставила конец нити в руке, кинула клубок в окно и прокричала: «Лови». И вылетела за клубком в неведомые дали. А ее подружку сожгли.
Вот такая вот закавыка. Разбирать и анализировать это и подобное мы будем уже на курсе. Равно как и читать более сложные тексты типа знаменитого Декрета Грациана, пары пенитенциариев и знаменитого Молота ведьм.
🤩 Запись на курс: https://vk.com/wall-72484070_26589
Сейчас активно готовлюсь к курсу про ведьм и колдовство и, что логично и ожидаемо, полез в источники. Ну, в труды широко известных в узких кругах Уильяма Мальмсберрийского, Гуго Сен-Викторского, Ральфа Когешельского и прочих. Сижу, читаю, что-то перевожу, иногда офигеваю, иногда офигеваю знатно.
К примеру, я знал, что еще Исидор считал, что отец магии – Зороастр, но Гуго Сен-Викторский, идя в своем труде за Исидором, делает весьма немаловажное уточнение: Зороастр – не просто так вот взял да и придумал магию, это вообще его второе имя, а первое – Хам. Да, тот самый сын Ноя. А это вообще невероятно интересный генезис магического в сознании книжника Высокого средневековья. Ну да не об этом. Это – деталь. Сейчас я хотел пересказать вам две истории, где, как мне кажется, Гоголь бы плакал навзрыд, обнявшись с Роулинг.
Итак. Первую историю приводит Уильям Мальмсберрийский, автор «Деяний королей англов».
Сын взял ее тело поступил, как сказала мать. В первую ночь пришли демоны и сломали дверь храма. Во вторую ночь пришли демоны и рвали цепи, в третью ночь пришли демоны и отвалили камень, но увидевши в гробу оленя, а не человека, отступили. Но пришел бес сильнейший, раскрыл обман и унес ее со словами, что даже сводный хор каноников Вестминстера и Кентербери не в силах ей помочь, раз она не покаялась в том, что делала всю жизнь.
Вторая история принадлежит перу Ральфа, аббата Когешельского.
Дева же рекла ему, что телесные связи – грязь и мерзость и она никогда не оскотинится до того, что позволит себе этакое непотребство и никогда не осквернит свое тело соитием с мужчиной. Это услышал и архиепископ и был удивлен, зная податливость простолюдинок. Прелат поинтересовался, а почему, собственно. Ибо и Адам и Ева соединялись плотски. Она ответила ему, что в Библии не сильна, но у нее есть любовница (!), которая вот даст ответы на все эти возражения. И даже назвала ее имя и сказала, где та живет. Архиепископ настолько заинтересовался, что послал барышню под стражей во дворец, а вторую туда доставила другая стража. И вторая упорствовала в том, что деторождение есть грех и зло, говоря, что мир телесный создан павшим ангелом Лузабеллом.
Когда ее пытались увести на площадь, где был готов костер, то она вытащила из-за пазухи клубок ниток, оставила конец нити в руке, кинула клубок в окно и прокричала: «Лови». И вылетела за клубком в неведомые дали. А ее подружку сожгли.
Вот такая вот закавыка. Разбирать и анализировать это и подобное мы будем уже на курсе. Равно как и читать более сложные тексты типа знаменитого Декрета Грациана, пары пенитенциариев и знаменитого Молота ведьм.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Книжные Подборки
Подборка томов Полного собрания русских летописей:
Часть 3.
Том 24. Типографская летопись
Том 25. Московский летописный свод конца XV века
Том 26. Вологодско-Пермская летопись.
Том. 27. Никаноровская летопись. Сокращенные летописные своды конца XV века.
Том 28. Летописный свод 1497 г. Летописный свод 1518 г.Уваровская летопись.
Том 29. Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича. Александро-Невская летопись. Лебедевская летопись.
Том 30. Владимирский летописец. Новгородская вторая (Архивская) летопись.
Том 31. Летописцы последней четверти XVII в. Мазуринский летописец. Летописец 1619—1691 годов. Летописное сказание Петра Золотарёва
Том. 32. Хроники: Литовская и Жмойтская, и Быховца. Летописи: Баркулабовская, Аверки и Панцырного
Том 33. Холмогорская летопись. Двинской летописец.
Том 34. Постниковский, Пискаревский, Московский и Бельский летописцы
Часть 3.
Том 24. Типографская летопись
Том 25. Московский летописный свод конца XV века
Том 26. Вологодско-Пермская летопись.
Том. 27. Никаноровская летопись. Сокращенные летописные своды конца XV века.
Том 28. Летописный свод 1497 г. Летописный свод 1518 г.Уваровская летопись.
Том 29. Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича. Александро-Невская летопись. Лебедевская летопись.
Том 30. Владимирский летописец. Новгородская вторая (Архивская) летопись.
Том 31. Летописцы последней четверти XVII в. Мазуринский летописец. Летописец 1619—1691 годов. Летописное сказание Петра Золотарёва
Том. 32. Хроники: Литовская и Жмойтская, и Быховца. Летописи: Баркулабовская, Аверки и Панцырного
Том 33. Холмогорская летопись. Двинской летописец.
Том 34. Постниковский, Пискаревский, Московский и Бельский летописцы