Енню Вал, «Девочки против бога»

Уверена, что большинство из вас слышали или читали про громкие акции экоактивистов в музеях. Радикальные защитники природы портят или даже уничтожают произведения искусства в публичном пространстве, чтобы обратить внимание на проблему и свою организацию. Но обычно вместо сочувствия такие люди получают шквал общественного негодования, потому что банальный рационализм требует, чтобы одну вещь не спасали ценой уничтожения другой. Роман Енню Вал, больше напоминающий эссеистику, чем-то похож на действия экоактивистов.

Блэк-метал культура, заданная как фон для взросления лирической героини в Норвегии 90ых, на самом деле не имеет никакого значения для романа. Как не имеют силы постоянные возгласы про ненависть к богу, от которых к середине книги уже рябит в глазах. Зачем, хочется спросить мне у Енню, компрометировать нонконформизм так глупо и по-детски, намеренно делая свою книгу сложночитаемой, претенциозной и пафосной?

Протест героини — это ненависть. Очень хорошо, ненависть знакома мне не понаслышке. Но это особая разновидность этого чувства: ненависть человека из страны первого мира, где разве что всеобщая законопослушность и стерильность могут довести до ручки. Настоящих проблем, конфликта, какой-то причины для таких бурных эмоций у Вал просто нет. Кажется, она сама подозревает об этом, потому что в какой-то момент спохватывается и решает, что во всем виноват патриархат. Допустим, мне он тоже не очень, но вернемся к прошлому абзацу и повторим: зачем делать свою критику такой ущербной?

Здесь нет поля для дискуссии, нет настоящей проблематики, нет диалога с читателем, хотя Вал всю дорогу обращается к читающему на «ты». Это поток сознания, как будто бы подсмотренный у шестнадцатилетней школьницы-неформалки, которая не-такая-как-все. Назло богу мамке отморожу уши. Истерика трёхлетки в супермаркете, только вместо конфеты он требует разрушить патриархат.

Енно Вал пытается работать с текстом, как бы монтируя из разрозненных кусочков очень артхаусное кино — уровня не Бергмана, а «Зелёного слоника». И эпизоды, как будто бы напрямую навеянные этим нетленным российским фильмом, тоже есть. Как и целая россыпь крайне физиологичных описаний, видимо призванных вернуть женщинам самость, да только женственность это не про десятки упоминаний менструальной крови и вагин.

Поймите меня правильно: меня возмущает не посыл, который здесь, возможно, имеется. Мне претят эти дешевые, показушные попытки заслужить внимание и абсолютно графоманский поток сознания. Такие книги не делают лучше никого, не приносят пищи для размышлений. Они лишь заявляют о желании разрушать ради самого факта разрушения. Что ни говорите, а это звучит как максимально патриархальная вещь.

#majorsormus_book
#европейский_экспресс

Эмиль Золя, «Разгром»

Эмиль Золя создавал свою версию «человеческой комедии» долгие годы, пытаясь описать французское общество максимально подробно. В его романах было место и крестьянам, и рабочим, буржуазии и императору. Но «Разгром» — это особенная книга серии, потому что главная героиня у неё война, а не кто-нибудь из семейства Ругон-Маккаров.

Номинально связь с циклом есть. Жан Маккар, знакомый читателю по роману «Земля», простой и рассудительный крестьянский мужик, после трагических событий в семье решает вновь записаться в армию, в которой он некогда служил. Вторая Империя под управлением Наполеона III находится, мягко говоря, не в лучшей форме. Как раз в этот период начинается усиление немецких земель, абсолютно ненужное французам. Если под императором шатается трон, а страну лихорадит, то спасти положение, разумеется, может только маленькая победоносная война. На том и порешили: Жан и его сослуживцы оказываются втянуты в кровавую бессмыслицу под названием Франко-прусская война.

Летопись боевых действий в изложении Золя виртуозна с точки зрения писательского мастерства. Первая треть романа — натуральный саспенс, ода бессмысленности и дотошное описание бестолковости военного начальства. Все вроде бы воюют, но никто как будто бы не понимает как и зачем. Столетиями люди истребляли друг друга в битвах, но до битв ещё надо дожить, таская многокилограммовые рюкзаки по колено в грязи по приказу об ещё одном бесполезном перемещении войск. Всегда одно и то же: разбитые в кровь ноги, грязь, болезни, ругательства солдат, окружающий абсурд и недостаточное снабжение.

Золя слишком серьезен, описывая войну, но даже простая констатация происходящего стоит буквально в одном шаге от едкой сатиры, которую позднее в своих книгах покажут Ярослав Гашек и Джозеф Хеллер. Очень здорово подмечено, что люди на самом деле не торопятся убивать, но когда нужда (пропаганда, правительство, военачальники) сталкивает их лбами — голодных, уставших и ужасно напуганных смертоносным присутствием друг друга, — тогда и взрывается насилием сиюминутная ненависть, искусственно созданная, но убийственная.

Жан становится капралом, в его роте совсем молодые ребята, среди которых юноша Морис из богатой семьи. Сначала эти двое чуть ли не ненавидят друг друга, отличаясь как характерами, так и социальным статусом, но кошмары войны сближают этих людей, стирая различия между ними. Жизнь «до» становится похожа на сон, и постоянное пребывание на грани выживания может скрепить отношения лучше, чем годы дружбы в обычном мире. Это трогательная и трагичная в конечном итоге дружба, но она являлась единственным светлым пятном среди кромешной тьмы остального сюжета.

Наверное, почти любая подробная книга о войне — это чтение не для слабонервных, но у Золя с его дотошностью получилось через страницы передать телесный ужас происходящего, особенно в сценах операций раненых солдат. Война, может быть, и создаёт героев, но в таком же количестве она порождает калек, трусов, подлецов и патологических садистов. Но самым главным результатом войны во все времена будут горы трупов в безымянных могилах. Моральные принципы смещаются куда-то за грань рационального, где жизнь это больше не неотъемлемое право и священная ценность.

Это один из сильнейших романов цикла, который я смело ставлю в один ряд с книгами «Западня» и «Жерминаль». Когда в 1908 году во Франции решали, стоит ли переносить прах Золя в Пантеон к другим выдающимся людям страны, у некоторых политиков это вызвало бурю негодования, так как по их мнению Золя не патриот — стоит только прочесть его роман «Разгром»! С каких пор пацифизм стал антонимом патриотизма, я не знаю. Ещё один абсурд нашего мира.

Цикл о Ругон-Маккарах 19/20
#majorsormus_book
#majorsormus_zola

Сегодняшний день целиком посвящаю тому, чтобы писать отзывы. В задумчивости заглядываю к знакомым ребятам на каналы, и цепляюсь за словосочетание, так прочно засевшее в нашей среде: «Что почитать?»

Действительно, что. Меня удивляет такая постановка вопроса. Мои шкафы немножко мстят за то, что мне некуда их расширять, каким-то глухим чувством вины, когда я смотрю на них. Я чувствую, что ничьи советы решительно не вписываются в мою траекторию чтения, и что я как обычно лечу мимо и мейнстрима, и подлинной литературы не для всех.

Вследствие всех этих мыслей бросаю всё, что начато, и пишу черновик поста о том, как читать и комплектовать свою библиотеку чуть иначе. Это не инструкция и не призыв, а результат моего опыта и ощущений, которые на самом деле уже довольно долго преследуют меня.

Я буду разбираться с книгами в трёх направлениях: а) физически очищать шкафы, б) чистить залежи на читалке, в) удалять всё сомнительное в сервисах с подпиской типа яндекс.книг.

Если у вас есть мысли по поводу этого своеобразного мини книжного выгорания, приходите в комментарии обсудить. Я пытаюсь понять сейчас, как действительно отделить «моё» в жизни во всех направлениях.

Жорис-Карл Гюисманс, «Парижские арабески»

Когда я впервые познакомилась с творчеством Гюисманса, то пошла по простому пути и прочла самый его знаменитый роман — «Наоборот». Культ вещности, умноженный на истому декадентской тоски, тогда мне совершенно не понравился. Всё это напоминало невыносимо дотошные страницы из романа «Американский психопат» с перечислениями брендов и музыкальных альбомов, только в антураже XIX века и безо всякой надежды на жесткий черный юмор, какой был у Брета Истона Эллиса.

Но я дала Гюисмансу второй шанс, о котором жалеть мне не пришлось. Иногда полезно оглядываться на себя в прошлом и находить то, с чем ты не совпал когда-то, чтобы через года вновь подступиться к этому и увидеть как что-то в тебе незаметно изменилось. Сборник небольших рассказов «Парижские арабески» — это очерки о городе и его обитателях, пропущенные через крайне своеобразный взгляд писателя.

Гюисманс хорош в деталях. Он намеренно держится в стороне от широких панорам и больших временных промежутков. Время не так уж важно, как те два-три события, через которые читатель увидит и поймет всю незавидную участь очередного бедолаги, на которого упал взор писателя. Лишние диалоги или широкие мазки не нужны.

Убедительный пример: мы смотрим на кризис сорокалетнего одинокого мужчины, живущего самой заурядной жизнью. Он заходит в средней руки трактир, где, втиснувшись за угловой столик с покрытой пятнами скатертью, он ощущает, как мёрзнут его ноги в слишком узких ботинках, в то время как затылок опаляет нестерпимым жаром газовый рожок. На стол перед ним швыряют замызганную тарелку с жилистым остывшим мясом, которое невозможно прожевать без тройной порции горчицы.

Не знаю, как вам, а для меня эти маленькие физические детали сияют, словно алмазы, и я на уровне тела могу понять всю тоску и безнадежность персонажа. Из таких бусинок состоят рассказы Гюисманса: жизнь без прикрас и без надежды, какой-то невыносимо подробный мир, от печали которого хочется заплакать. Но в то же время автор может ни с того ни с сего пуститься в удивительное странствие по миру вещей и их самых фантастических описаний, что напоминает о его главном романе. И циник Гюисманс в этот момент встречается с фантазёром.

Чего стоят только фантасмагорические описания картин Одилона Редона! Каким-то чудом эти два независимых творца совпали друг с другом, и я уже не могу смотреть на картины, не вспоминая их надрывные описания, и не могу читать, не помня о полотнах Редона. Абсолютная оторванность от физического мира вмиг сменяется у Гюисманса самым пристальным описанием завитков на обоях. Кажется, что мой любимый певец вещей в литературе Жорж Перек был поклонником Гюисманса.

Несмотря на то, что в этих рассказах вместо авторского взгляда мы видим как будто надчеловеческий, отстраненный и чужой, сюжеты берут за душу. Может быть, эффект сильнее от того, что никто тут не пытается унизить меня, играя на эмоциях. Каждая новая беда в жизни этих несчастных людей, героев рассказов, абсолютно предсказуема, но от этого не менее грустна.

#majorsormus_book
#европейский_экспресс