Перечень сцен в артхаусном сценарии, стопка экспериментальных фотоснимков, таймлайн зыбкого сновидения — коллекция неких событий последовательно разворачивается в этом тексте. Упоминание снимков в начале, назывные конструкции и деление на отрезки настраивают на визуальное восприятие: кажется, что сейчас перед мысленным взором читателя пройдёт ряд картин, что представить себе/вообразить — именно то, что пригласит сделать стихотворение. Но всё оказывается сложнее и интереснее: «картинки» по большей части не складываются; как можно увидеть гудение сердца в оленьих заморозках или скипидарные хохолки петухов? Это столь же невозможно, как и невооружённым глазом — атомы (до ядерной реакции, стеснённые синяками земли). Непрозрачность письма, сосредоточенная на парадоксальных складках материи языка, занавешивает зрение — чтобы открыть иные способы умозрительной работы.
В результате в тексте образуются своего рода передышки — длительности, во время которых невозможно что-то себе представить, увидеть внутренним зрением; но только следить за упоительными движениями и трансформациями самой речи. Здесь можно отметить сразу два момента. Во-первых, это инновативно возражает устойчивым ожиданиям от поэтического текста, чью способность нарисовать в голове картинку принято воспринимать как безусловное достоинство и даже, возможно, условие художественной удачи. Во-вторых, сейчас визуальный канал восприятия предельно перегружен фото- и видеоконтентом во главе с кадрами военных действий, разрушений, мёртвых тел, катастроф, стихийных бедствий: калейдоскоп их образов не только беспрестанно окружает, но и вращается в памяти, продолжает вставать перед глазами, проникает в бессознательное и сны. Поэзия открывает лазейки в инобытие, чтобы вернуть нас по истечении текста в бытие не такими, как прежде, — и здесь по тому же принципу даёт утешительную передышку. Подожди, сейчас можно не видеть и не представлять — но открывать иные, полные фантастической внутренней свободы возможности взаимодействия с языком, миром и собой. (Как до войны?) Ненадолго прикрыть глаза, припасть к этой свободе — и снова идти и смотреть.
Кстати о времени: разнообразные точки его отсчёта рассыпаны по всему стихотворению; перефразируя Блока, на их остриях и растянуто пространство для языкового и перцепционного эксперимента. До войны, до ковида, до химического оружия, до ядерной реакции, после войны. Персонажи из 1920-х оказываются в доковидном времени — и ведь не поспоришь; а настойчивый предлог «до» перетекает в иную свою ипостась, доводя до пота на лбу. Из каждой точки отсчёта внахлёст простираются «до» и «после», их волны набегают друг на друга, и где-то между ними и везде, на пересечении электромагнитных полей — этот самый момент «сейчас», момент решимости: я постараюсь написать их.
Перечень сцен в артхаусном сценарии, стопка экспериментальных фотоснимков, таймлайн зыбкого сновидения — коллекция неких событий последовательно разворачивается в этом тексте. Упоминание снимков в начале, назывные конструкции и деление на отрезки настраивают на визуальное восприятие: кажется, что сейчас перед мысленным взором читателя пройдёт ряд картин, что представить себе/вообразить — именно то, что пригласит сделать стихотворение. Но всё оказывается сложнее и интереснее: «картинки» по большей части не складываются; как можно увидеть гудение сердца в оленьих заморозках или скипидарные хохолки петухов? Это столь же невозможно, как и невооружённым глазом — атомы (до ядерной реакции, стеснённые синяками земли). Непрозрачность письма, сосредоточенная на парадоксальных складках материи языка, занавешивает зрение — чтобы открыть иные способы умозрительной работы.
В результате в тексте образуются своего рода передышки — длительности, во время которых невозможно что-то себе представить, увидеть внутренним зрением; но только следить за упоительными движениями и трансформациями самой речи. Здесь можно отметить сразу два момента. Во-первых, это инновативно возражает устойчивым ожиданиям от поэтического текста, чью способность нарисовать в голове картинку принято воспринимать как безусловное достоинство и даже, возможно, условие художественной удачи. Во-вторых, сейчас визуальный канал восприятия предельно перегружен фото- и видеоконтентом во главе с кадрами военных действий, разрушений, мёртвых тел, катастроф, стихийных бедствий: калейдоскоп их образов не только беспрестанно окружает, но и вращается в памяти, продолжает вставать перед глазами, проникает в бессознательное и сны. Поэзия открывает лазейки в инобытие, чтобы вернуть нас по истечении текста в бытие не такими, как прежде, — и здесь по тому же принципу даёт утешительную передышку. Подожди, сейчас можно не видеть и не представлять — но открывать иные, полные фантастической внутренней свободы возможности взаимодействия с языком, миром и собой. (Как до войны?) Ненадолго прикрыть глаза, припасть к этой свободе — и снова идти и смотреть.
Кстати о времени: разнообразные точки его отсчёта рассыпаны по всему стихотворению; перефразируя Блока, на их остриях и растянуто пространство для языкового и перцепционного эксперимента. До войны, до ковида, до химического оружия, до ядерной реакции, после войны. Персонажи из 1920-х оказываются в доковидном времени — и ведь не поспоришь; а настойчивый предлог «до» перетекает в иную свою ипостась, доводя до пота на лбу. Из каждой точки отсчёта внахлёст простираются «до» и «после», их волны набегают друг на друга, и где-то между ними и везде, на пересечении электромагнитных полей — этот самый момент «сейчас», момент решимости: я постараюсь написать их.
#комментарий_Оли_Скорлупкиной
BY Метажурнал
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
After fleeing Russia, the brothers founded Telegram as a way to communicate outside the Kremlin's orbit. They now run it from Dubai, and Pavel Durov says it has more than 500 million monthly active users. Ukrainian President Volodymyr Zelensky said in a video message on Tuesday that Ukrainian forces "destroy the invaders wherever we can." Stocks closed in the red Friday as investors weighed upbeat remarks from Russian President Vladimir Putin about diplomatic discussions with Ukraine against a weaker-than-expected print on U.S. consumer sentiment. He said that since his platform does not have the capacity to check all channels, it may restrict some in Russia and Ukraine "for the duration of the conflict," but then reversed course hours later after many users complained that Telegram was an important source of information. He floated the idea of restricting the use of Telegram in Ukraine and Russia, a suggestion that was met with fierce opposition from users. Shortly after, Durov backed off the idea.
from us
