В 2024 году слово умерло. Или, по крайней мере, уснуло летаргическим сном, уставшее от мельтешения новостей на экране телефона, осоловевшими глазами проводившее каждое кажущееся абсолютно бессмысленным событие в мире. Теперь всё кажется ему самим собой разумеющимся и не требующем его участия. Прилечь бы в кроватку и сладко заснуть – до весны.
Закрытие питерской “Листвы” in essentia – самоустранение из пространства рефлексии и дискуссии. Праксис вместо пустой теории, так сказать. “Театр закрывается, нас всех тошнит все ушли на фронт”.
Другой маленький книжный Петербурга, легендарный “Порядок слов”, вообще объявил о своих похоронах. Но типа понарошку. Это такая маленькая маркетинговая стратегия. Которая многое говорит о состоянии культурной дискуссии – проще сразу объявить о собственной смерти, подразумевая, что она неизбежно надвигается.
При всех особенностях русской дискурсивной реальности (назовём эту ситуацию антропологическим шоком, из которого полноценный, осмысленный выход пока не был найден), не мы одни сталкиваемся с неприятным ощущением интеллектуального онемения. Оксфордский словарь, вон, тоже избрал brain rot словом года.
Таков цайтгайст. (Но ситуация не вызывает у меня апокалиптических мыслей.)
В 2024 году слово умерло. Или, по крайней мере, уснуло летаргическим сном, уставшее от мельтешения новостей на экране телефона, осоловевшими глазами проводившее каждое кажущееся абсолютно бессмысленным событие в мире. Теперь всё кажется ему самим собой разумеющимся и не требующем его участия. Прилечь бы в кроватку и сладко заснуть – до весны.
Закрытие питерской “Листвы” in essentia – самоустранение из пространства рефлексии и дискуссии. Праксис вместо пустой теории, так сказать. “Театр закрывается, нас всех тошнит все ушли на фронт”.
Другой маленький книжный Петербурга, легендарный “Порядок слов”, вообще объявил о своих похоронах. Но типа понарошку. Это такая маленькая маркетинговая стратегия. Которая многое говорит о состоянии культурной дискуссии – проще сразу объявить о собственной смерти, подразумевая, что она неизбежно надвигается.
При всех особенностях русской дискурсивной реальности (назовём эту ситуацию антропологическим шоком, из которого полноценный, осмысленный выход пока не был найден), не мы одни сталкиваемся с неприятным ощущением интеллектуального онемения. Оксфордский словарь, вон, тоже избрал brain rot словом года.
Таков цайтгайст. (Но ситуация не вызывает у меня апокалиптических мыслей.)
BY Восьмое декабря
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
In the United States, Telegram's lower public profile has helped it mostly avoid high level scrutiny from Congress, but it has not gone unnoticed. But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. Russians and Ukrainians are both prolific users of Telegram. They rely on the app for channels that act as newsfeeds, group chats (both public and private), and one-to-one communication. Since the Russian invasion of Ukraine, Telegram has remained an important lifeline for both Russians and Ukrainians, as a way of staying aware of the latest news and keeping in touch with loved ones. DFR Lab sent the image through Microsoft Azure's Face Verification program and found that it was "highly unlikely" that the person in the second photo was the same as the first woman. The fact-checker Logically AI also found the claim to be false. The woman, Olena Kurilo, was also captured in a video after the airstrike and shown to have the injuries. These entities are reportedly operating nine Telegram channels with more than five million subscribers to whom they were making recommendations on selected listed scrips. Such recommendations induced the investors to deal in the said scrips, thereby creating artificial volume and price rise.
from us
