На Новый год японцы любят дарить друг другу открытки — такой обычай (а вместе с ним и сами поздравительные карточки) называют нэнгадзё.
Традиция настолько популярна, что в рекордном 2003 году японская почта выпустила порядка 4,5 млрд открыток. Это значит, что каждый японец (если считать даже грудных младенцев) отправил в среднем 35 новогодних карточек.
На открытках обычно изображают символ года. Кроме того, на каждой карточке, напечатанной японской почтой, есть свой номер. Через некоторое время после праздников проходит лотерея, и каждый японец вместе с открыткой получает шанс выиграть денежный приз — максимальная сумма может достигать сотни тысяч иен.
Традиция настолько популярна, что в рекордном 2003 году японская почта выпустила порядка 4,5 млрд открыток. Это значит, что каждый японец (если считать даже грудных младенцев) отправил в среднем 35 новогодних карточек.
На открытках обычно изображают символ года. Кроме того, на каждой карточке, напечатанной японской почтой, есть свой номер. Через некоторое время после праздников проходит лотерея, и каждый японец вместе с открыткой получает шанс выиграть денежный приз — максимальная сумма может достигать сотни тысяч иен.
Когда мандарин попал на советский новогодний стол?
Вообще мандарины — почти новинка для России. Впервые их доставили из Европы только в 1870-х, но тогда мандарин не стал символом Нового года — собранный в декабре урожай добирался с зарубежных плантаций до Петербурга, Москвы и других городов лишь в конце января.
Однако двадцать лет спустя мандарин уже стал ассоциироваться в Рождеством и Новым годом: появились плантации в Абхазии, которые устроил сосланный туда купец Николай Игумнов (к слову, после революции Игумнов работал на своих же плантациях агрономом), и цитрус оказывался на прилавках как раз к праздникам. Вскоре московские зажиточные семьи стали украшать новогодние ели мандаринами, завернутыми в фольгу.
Тем не менее мандарин оставался относительно редким товаром. В Союзе ситуация была аналогичной вплоть до 1963-го: в Северную Африку тогда отправилась делегация советских чиновников, среди которых был высокопоставленный сотрудник Госплана СССР. Во время поездки чиновник попробовал мандарины и пришел в восторг — а вслед за этим чиновником мандарины полюбили и другие советские граждане.
Уже в декабре в ленинградский морской порт прибыл первый сухогруз из Марокко, наполненный ящиками с мандаринами (к слову, килограмм стоил 1 руб. 30 коп.). Позднее советские власти договорятся на импорт цитруса и с другими странами (например, с Израилем), однако только марокканские мандарины превратятся в бренд.
Вообще мандарины — почти новинка для России. Впервые их доставили из Европы только в 1870-х, но тогда мандарин не стал символом Нового года — собранный в декабре урожай добирался с зарубежных плантаций до Петербурга, Москвы и других городов лишь в конце января.
Однако двадцать лет спустя мандарин уже стал ассоциироваться в Рождеством и Новым годом: появились плантации в Абхазии, которые устроил сосланный туда купец Николай Игумнов (к слову, после революции Игумнов работал на своих же плантациях агрономом), и цитрус оказывался на прилавках как раз к праздникам. Вскоре московские зажиточные семьи стали украшать новогодние ели мандаринами, завернутыми в фольгу.
Тем не менее мандарин оставался относительно редким товаром. В Союзе ситуация была аналогичной вплоть до 1963-го: в Северную Африку тогда отправилась делегация советских чиновников, среди которых был высокопоставленный сотрудник Госплана СССР. Во время поездки чиновник попробовал мандарины и пришел в восторг — а вслед за этим чиновником мандарины полюбили и другие советские граждане.
Уже в декабре в ленинградский морской порт прибыл первый сухогруз из Марокко, наполненный ящиками с мандаринами (к слову, килограмм стоил 1 руб. 30 коп.). Позднее советские власти договорятся на импорт цитруса и с другими странами (например, с Израилем), однако только марокканские мандарины превратятся в бренд.
На KION завершился сериал «Первый номер».
По такому поводу публикуем полное интервью автора сценария Сергея Минаева с исполнителем главной роли Евгением Цыгановым.
По такому поводу публикуем полное интервью автора сценария Сергея Минаева с исполнителем главной роли Евгением Цыгановым.
Три больших классических романа для чтения на каникулах.
• «Опасные связи», Шодерло де Лакло, 1782
Де Лакло служил артиллерийским офицером, но вошел в историю не военным, а писателем: тираж его поучительно-развратного романа «Опасные связи» был полностью раскуплен, само произведение по сей день считается вершиной любовного романа XVIII века. Верный муж и заботливый отец, де Лакло в пикантных подробностях расписал, как двое отъявленных негодяев обольщают невинную девушку, — впрочем, победит все равно добро. Чтобы лучше представлять себе эпоху, вместе с романом можно изучить живопись в стиле рококо: картины Буше и Фрагонара помогут перенестись в жаркое французское лето. Неготовым к экспериментам советуем ознакомиться с экранизациями «Опасных связей», благо их насчитывается более двадцати.
• «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», Лоренс Стерн, 1759—1767
Веселая и многословная биография некоего Шенди, человека, интересующегося абсолютно всем на свете и категорически неспособного говорить емко и по делу: о своем рождении Тристрам расскажет только в третьем томе из девяти. Любимый писатель Льва Толстого, Стерн был тем еще троллем и рассыпал по роману десятки подколов и шуток: Тристрам, например, понимает, что находится в книге и выдирает из нее целую главу, поэтому в оригинальном издании романа после 146 страницы шла сразу 156-я. Другую страницу Стерн оставил пустой, чтобы читатель мог нарисовать портрет одной из героинь. В такое чтение стоит уйти с головой, чтобы не отвлекаться от стерновского остроумия.
• «Метаморфозы, или Золотой осел», Апулей
«Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал», признается Пушкин в «Евгении Онегине», и последовать его примеру стоит каждому истосковавшемуся по Античности. Скабрезный роман о превращении юноши Луция в осла полон неприличных и глупых сцен: в отличие от героических поэм «Метаморфозы» написаны не для катарсиса, но смеха ради. Доступно и адекватно «Золотого осла» перевел поэт Михаил Кузмин: его перевод без купюр был издан во время перестройки и сейчас считается эталонным.
• «Опасные связи», Шодерло де Лакло, 1782
Де Лакло служил артиллерийским офицером, но вошел в историю не военным, а писателем: тираж его поучительно-развратного романа «Опасные связи» был полностью раскуплен, само произведение по сей день считается вершиной любовного романа XVIII века. Верный муж и заботливый отец, де Лакло в пикантных подробностях расписал, как двое отъявленных негодяев обольщают невинную девушку, — впрочем, победит все равно добро. Чтобы лучше представлять себе эпоху, вместе с романом можно изучить живопись в стиле рококо: картины Буше и Фрагонара помогут перенестись в жаркое французское лето. Неготовым к экспериментам советуем ознакомиться с экранизациями «Опасных связей», благо их насчитывается более двадцати.
• «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», Лоренс Стерн, 1759—1767
Веселая и многословная биография некоего Шенди, человека, интересующегося абсолютно всем на свете и категорически неспособного говорить емко и по делу: о своем рождении Тристрам расскажет только в третьем томе из девяти. Любимый писатель Льва Толстого, Стерн был тем еще троллем и рассыпал по роману десятки подколов и шуток: Тристрам, например, понимает, что находится в книге и выдирает из нее целую главу, поэтому в оригинальном издании романа после 146 страницы шла сразу 156-я. Другую страницу Стерн оставил пустой, чтобы читатель мог нарисовать портрет одной из героинь. В такое чтение стоит уйти с головой, чтобы не отвлекаться от стерновского остроумия.
• «Метаморфозы, или Золотой осел», Апулей
«Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал», признается Пушкин в «Евгении Онегине», и последовать его примеру стоит каждому истосковавшемуся по Античности. Скабрезный роман о превращении юноши Луция в осла полон неприличных и глупых сцен: в отличие от героических поэм «Метаморфозы» написаны не для катарсиса, но смеха ради. Доступно и адекватно «Золотого осла» перевел поэт Михаил Кузмин: его перевод без купюр был издан во время перестройки и сейчас считается эталонным.