Narrative

Forwarded from Events and texts

Екатерина Шульман
политолог, nonresident scholar в Carnegie Russia Eurasia Center Berlin

Рутинизация чрезвычайного: бюрократы и комиссары в управленческой системе военного времени

на конференции «Страна и мир: российские реалии»

Что происходит с российской коллективной гражданской и силовой бюрократией? Начало войны стало потрясением для российской бюрократической системы. Ей помогли сохранить устойчивость управленческие практики, применявшиеся в период пандемии.

Среди этих практик – инструменты чрезвычайного менеджмента: прописывание правил для ухода от правил (введение новых запретов, национализация, ужесточение ответственности за все, что можно). Эта запретительная активность была воспроизведена и после начала войны.

Однако не видно разработки инструментов для массового террора, как в СССР в период между убийством Кирова и 1937 (создание судебных «троек», рассмотрение дел без адвоката и тд). Подобной подготовки в России не заметно.

Второй набор инструментов, характерных для пандемии и для войны – это опускание ответственности на региональный уровень. Губернаторы внезапно стали ответственными за состояние дел на их территории. Не видно, чтобы они получили новые полномочия, но ответственности стало больше.

Третий набор мер – своеобразная либерализация, отмена обязательности ряда запретов из «мирного времени» (приостановка мер по контролю за предпринимателями, параллельный импорт, снижение норматива продажи валютной выручки). Это нужно для поддержания иллюзии нормальности – у граждан есть возможность жить, как будто войны нет.

При этом не возникло новых управленческих лифтов. Система сумела «переварить» героев СВО, не дав им реальной власти и в то же время выполнив поручение продвигать вверх участников войны.

С окончанием президентской кампании 2024 года возобновилась активность по уголовным репрессиям в отношении госслужащих, особенно в Минобороны. Во многом это связано с тем, что больше правительство не планирует сокращения военных расходов в следующие годы. Резкий рост военных расходов потребовал смены команды управляющих.

Репрессии пошли и в гражданские ведомства, и в регионы. Даже если губернатор идет на повышение, в оставленном им регионе начинаются масштабные чистки. Они не затрагивают лиц первого круга; каждый следующий арест манифестируется в российских медиа как удивительная случайность, а не целенаправленная кампания.

Экономические обвинения против госчиновников не переходят в обвинения (например, в госизмене). Этого пока не случилось, как и кадрового обновления через войну.

Бюрократия перехватила лозунг обновления элит через войну. Одним раздаются малозначимые форматы, другие назначаются советниками. Это декоративные меры. Пригодные в глазах системы для продвижения участники СВО дают «героям» возможность научиться себя вести и начать новую карьеру.

Наиболее массовый способ – когда участниками СВО называются люди, которые якобы были на войне несколько месяцев, записавшись в батальоны теробороны, в которых можно служить без потери зарплаты на предыдущем месте. Этот способ продвижения для чиновников стал более массовым. Чиновник посидел где-то год, и потом возвращается с повышением.

Из этой же области – освобождение от уголовной ответственности через заключение контракта на военную службу. Это фактическая ликвидация института уголовной ответственности. В результате мэры или замгубернатора, которым грозит преследование, подписывают контракт, «отмывают репутацию», а потом могут вернуться «псевдогероями», готовыми к дальнейшему продвижению по службе.

Осень режима может продолжаться долго. Накапливаются чрезвычайные управленческие практики (например, в АП стало больше помощников президента с не очень определенной зоной ответственности). Коллективные органы типа Госсовета и Совбеза явно не переживают период расцвета. Такое состояние характерно для периода финала долгого персоналистского правления.

www.group-telegram.com/us/narrativeru.com/5093

7.4K viewsNov 28 at 16:23

Екатерина Шульман
политолог, nonresident scholar в Carnegie Russia Eurasia Center Berlin

Рутинизация чрезвычайного: бюрократы и комиссары в управленческой системе военного времени

на конференции «Страна и мир: российские реалии»

Что происходит с российской коллективной гражданской и силовой бюрократией? Начало войны стало потрясением для российской бюрократической системы. Ей помогли сохранить устойчивость управленческие практики, применявшиеся в период пандемии.

Среди этих практик – инструменты чрезвычайного менеджмента: прописывание правил для ухода от правил (введение новых запретов, национализация, ужесточение ответственности за все, что можно). Эта запретительная активность была воспроизведена и после начала войны.

Однако не видно разработки инструментов для массового террора, как в СССР в период между убийством Кирова и 1937 (создание судебных «троек», рассмотрение дел без адвоката и тд). Подобной подготовки в России не заметно.

Второй набор инструментов, характерных для пандемии и для войны – это опускание ответственности на региональный уровень. Губернаторы внезапно стали ответственными за состояние дел на их территории. Не видно, чтобы они получили новые полномочия, но ответственности стало больше.

Третий набор мер – своеобразная либерализация, отмена обязательности ряда запретов из «мирного времени» (приостановка мер по контролю за предпринимателями, параллельный импорт, снижение норматива продажи валютной выручки). Это нужно для поддержания иллюзии нормальности – у граждан есть возможность жить, как будто войны нет.

При этом не возникло новых управленческих лифтов. Система сумела «переварить» героев СВО, не дав им реальной власти и в то же время выполнив поручение продвигать вверх участников войны.

С окончанием президентской кампании 2024 года возобновилась активность по уголовным репрессиям в отношении госслужащих, особенно в Минобороны. Во многом это связано с тем, что больше правительство не планирует сокращения военных расходов в следующие годы. Резкий рост военных расходов потребовал смены команды управляющих.

Репрессии пошли и в гражданские ведомства, и в регионы. Даже если губернатор идет на повышение, в оставленном им регионе начинаются масштабные чистки. Они не затрагивают лиц первого круга; каждый следующий арест манифестируется в российских медиа как удивительная случайность, а не целенаправленная кампания.

Экономические обвинения против госчиновников не переходят в обвинения (например, в госизмене). Этого пока не случилось, как и кадрового обновления через войну.

Бюрократия перехватила лозунг обновления элит через войну. Одним раздаются малозначимые форматы, другие назначаются советниками. Это декоративные меры. Пригодные в глазах системы для продвижения участники СВО дают «героям» возможность научиться себя вести и начать новую карьеру.

Наиболее массовый способ – когда участниками СВО называются люди, которые якобы были на войне несколько месяцев, записавшись в батальоны теробороны, в которых можно служить без потери зарплаты на предыдущем месте. Этот способ продвижения для чиновников стал более массовым. Чиновник посидел где-то год, и потом возвращается с повышением.

Из этой же области – освобождение от уголовной ответственности через заключение контракта на военную службу. Это фактическая ликвидация института уголовной ответственности. В результате мэры или замгубернатора, которым грозит преследование, подписывают контракт, «отмывают репутацию», а потом могут вернуться «псевдогероями», готовыми к дальнейшему продвижению по службе.

Осень режима может продолжаться долго. Накапливаются чрезвычайные управленческие практики (например, в АП стало больше помощников президента с не очень определенной зоной ответственности). Коллективные органы типа Госсовета и Совбеза явно не переживают период расцвета. Такое состояние характерно для периода финала долгого персоналистского правления.

BY Narrative