Три блока, три центра силы свежеизбранного французского парламента – это блоки с крайне нечеткими контурами, размытой программой и неясными ориентирами. Левые, центристы и крайне-правые уже имели все эти проблемы и ранее, но неожиданная перезагрузка только обостряет их.
Жан-Эрик Шоттл, бывший глава Конституционного Совета:
«Президентский лагерь был совершенно дезориентирован этими выборами. Что Макрон может предложить своему лагерю ? С кем он сможет создать коалицию? Много ли сегодня представителей у социал-демократии? Отправленный в бой неподготовленным, президентский лагерь растерян. Поспешный призыв его лидеров сформировать республиканский фронт с кем угодно против Национального Объединения дезориентировал его депутатов и его избирателей. Встает необходимость создать новую широкую коалицию, но с какой целью ? Пересмотреть пенсионную реформу? Усилить нормативное давление на промышленную и сельскохозяйственную деятельность? Отменить законы об иммиграции и сепаратизме? Отказаться от своих идей чтобы сохранить свое положение?
В свою очередь, левые силы объединились в разношерстный блок, заставив своих избирателей ратифицировать абсурдную программу и сплотиться за одиозной фигурой (Меланшона) под предлогом борьбы с одиозными идеями (Нац. Объединения Барделла). Новый народный фронт ( в котором народ имеется только в названии ведь за левых больше не голосуют рабочие или низшие средние классы), вновь разыграл пьесу священного союза против фашизма. Но это мнимый фашизм: 2024 год - это не 1936-й, и партия дочери - это уже не партия отца! Тем не менее, президентский лагерь включился в этот розыгрыш, участвуя в махинации (нечто вроде коллективной галлюцинации), что привело к неожиданным результатам. Нужно ли добавлять, что программа Нового народного фронта - это не продуманная правительственная стратегия, а набор штампов, созданный в электоральных целях, для получения большего числа кресел.
Что касается Нац. Объединения, сплотившего за собой так называемую периферийную Францию, то руководство партии смутило своих избирателей, постоянно пересматривая свои обещания социального и экономического толка, чтобы сделать их более реализуемыми в случае возможного прихода к власти. Недоумение вызвали и многие абсурдные заявления партии. Для антисистемной партии встроиться в реальность будет крайне непросто».
Figaro Vox
Жан-Эрик Шоттл, бывший глава Конституционного Совета:
«Президентский лагерь был совершенно дезориентирован этими выборами. Что Макрон может предложить своему лагерю ? С кем он сможет создать коалицию? Много ли сегодня представителей у социал-демократии? Отправленный в бой неподготовленным, президентский лагерь растерян. Поспешный призыв его лидеров сформировать республиканский фронт с кем угодно против Национального Объединения дезориентировал его депутатов и его избирателей. Встает необходимость создать новую широкую коалицию, но с какой целью ? Пересмотреть пенсионную реформу? Усилить нормативное давление на промышленную и сельскохозяйственную деятельность? Отменить законы об иммиграции и сепаратизме? Отказаться от своих идей чтобы сохранить свое положение?
В свою очередь, левые силы объединились в разношерстный блок, заставив своих избирателей ратифицировать абсурдную программу и сплотиться за одиозной фигурой (Меланшона) под предлогом борьбы с одиозными идеями (Нац. Объединения Барделла). Новый народный фронт ( в котором народ имеется только в названии ведь за левых больше не голосуют рабочие или низшие средние классы), вновь разыграл пьесу священного союза против фашизма. Но это мнимый фашизм: 2024 год - это не 1936-й, и партия дочери - это уже не партия отца! Тем не менее, президентский лагерь включился в этот розыгрыш, участвуя в махинации (нечто вроде коллективной галлюцинации), что привело к неожиданным результатам. Нужно ли добавлять, что программа Нового народного фронта - это не продуманная правительственная стратегия, а набор штампов, созданный в электоральных целях, для получения большего числа кресел.
Что касается Нац. Объединения, сплотившего за собой так называемую периферийную Францию, то руководство партии смутило своих избирателей, постоянно пересматривая свои обещания социального и экономического толка, чтобы сделать их более реализуемыми в случае возможного прихода к власти. Недоумение вызвали и многие абсурдные заявления партии. Для антисистемной партии встроиться в реальность будет крайне непросто».
Figaro Vox
20 лет назад, вечером 9 июля 2004 года, на улице Докукина в Москве был застрелен американский журналист Пол Хлебников, глава российского отделения Forbes. Ему был 41 год.
Автор многочисленных разоблачительных расследований, посвященных деятельности российских олигархов и мафии, лауреат международной премии за свободу прессы (2004), Хлебников отличался уникальным для западного журналиста пониманием России и способностью увидеть в исторической перспективе период, о котором писал. В интервью 2002 года он говорил, что Россия возможно никогда не сможет оправиться от глубочайших травм, нанесенных ей в 1990-ые годы.
*
- Несмотря на ваше мрачное видение 1990-ых не считаете ли вы, что в этот период были заложены основы для оздоровления экономики и, самое главное, сделан рывок, чтобы сделать невозможным возвращение к коммунизму?
- Пол Хлебников : Несмотря на начало реального экономического роста, я по-прежнему считаю, что 1990-е годы были темным периодом для России. Возврат к жесткому коммунизму был в любом случае уже невозможен. Для того, чтобы эта система работала, нужны миллионы людей, готовых работать по указке партии. Этого важнейшего ресурса не хватало уже в конце горбачевской эпохи.
...
Россия могла бы пойти по пути более плавных реформ, как, например, Китай. Но - как теперь признает сам Борис Березовский - то, что произошло в России, было революцией. И, как все революции, она была невероятно разрушительной. Ее архитекторы, Гайдар и Чубайс, были рыночными большевиками.
...
В 1990-ые годы целостность и авторитет российского государства, к несчастью, были полностью подорваны. Все в России знали, что политикой и экономикой управляет горстка людей, не имеющих ни малейшей легитимности и сколотивших свои состояния совершенно незаконным путем. Поэтому вполне естественно, что первой задачей преемника Бориса Ельцина должно было стать восстановление авторитета государства, чтобы оно больше не зависело от воли того или иного предпринимателя.
...
1990-е годы стали чрезвычайно травматичным десятилетием для большинства русских граждан. Объем производства сократился на 42 %. Несколько отраслей промышленности были полностью разрушены. Миллионы высококвалифицированных специалистов эмигрировали, и теперь этот человеческий ресурс навсегда потерян для страны. Не забывайте, что за шесть-семь лет русский народ был ограблен трижды. Люди настолько обнищали, что население резко сократилось: как минимум, три миллиона человек умерли преждевременно из-за тяжелых условий жизни. В истории народов есть катастрофы, которые можно преодолеть, и есть те, которые наносят непоправимый ущерб. Лично я не уверен, что русская нация когда-либо оправится от нанесенных ей глубоких ран...
*
Politique Internationale, N94, 2002
Автор многочисленных разоблачительных расследований, посвященных деятельности российских олигархов и мафии, лауреат международной премии за свободу прессы (2004), Хлебников отличался уникальным для западного журналиста пониманием России и способностью увидеть в исторической перспективе период, о котором писал. В интервью 2002 года он говорил, что Россия возможно никогда не сможет оправиться от глубочайших травм, нанесенных ей в 1990-ые годы.
*
- Несмотря на ваше мрачное видение 1990-ых не считаете ли вы, что в этот период были заложены основы для оздоровления экономики и, самое главное, сделан рывок, чтобы сделать невозможным возвращение к коммунизму?
- Пол Хлебников : Несмотря на начало реального экономического роста, я по-прежнему считаю, что 1990-е годы были темным периодом для России. Возврат к жесткому коммунизму был в любом случае уже невозможен. Для того, чтобы эта система работала, нужны миллионы людей, готовых работать по указке партии. Этого важнейшего ресурса не хватало уже в конце горбачевской эпохи.
...
Россия могла бы пойти по пути более плавных реформ, как, например, Китай. Но - как теперь признает сам Борис Березовский - то, что произошло в России, было революцией. И, как все революции, она была невероятно разрушительной. Ее архитекторы, Гайдар и Чубайс, были рыночными большевиками.
...
В 1990-ые годы целостность и авторитет российского государства, к несчастью, были полностью подорваны. Все в России знали, что политикой и экономикой управляет горстка людей, не имеющих ни малейшей легитимности и сколотивших свои состояния совершенно незаконным путем. Поэтому вполне естественно, что первой задачей преемника Бориса Ельцина должно было стать восстановление авторитета государства, чтобы оно больше не зависело от воли того или иного предпринимателя.
...
1990-е годы стали чрезвычайно травматичным десятилетием для большинства русских граждан. Объем производства сократился на 42 %. Несколько отраслей промышленности были полностью разрушены. Миллионы высококвалифицированных специалистов эмигрировали, и теперь этот человеческий ресурс навсегда потерян для страны. Не забывайте, что за шесть-семь лет русский народ был ограблен трижды. Люди настолько обнищали, что население резко сократилось: как минимум, три миллиона человек умерли преждевременно из-за тяжелых условий жизни. В истории народов есть катастрофы, которые можно преодолеть, и есть те, которые наносят непоправимый ущерб. Лично я не уверен, что русская нация когда-либо оправится от нанесенных ей глубоких ран...
*
Politique Internationale, N94, 2002
Консервативная революция Джей Ди Вэнса : штрихи к портрету кандидата в вице-президенты
«Существует ли что-то более радикальное, чем MAGA? – Да, в проектах Джей Ди Вэнса» - в марте в Politico вышел лонгрид от автора, проведшего серию длительных бесед с молодым сенатором. Не скрывая своей неприязни к Вэнсу, журналист попытался последовательно изложить суть его политических идей.
*
Вэнс считает, что стоит в авангарде идейного восстания внутри республиканского движения. Этот внутриконсервативный бунт разворачивается как раскол поколений: молодые консерваторы, поддерживающие Трампа, такие как Вэнс, противостоят более старым, скептически настроенным к Трампу лидерам, таким как Митч Макконнелл. Но Вэнс и его единомышленники также рассматривают этот конфликт как более глубокое философское столкновение между конкурирующими видениями консерватизма.
По мнению Вэнса, консерватизм Макконнелла и его союзников представляет собой не более чем одну из версий либерализма, основанного на фундаментализме свободного рынка и внешнеполитическом интервенционизме. В результате, считает Вэнс, эти консерваторы по своей сути являются частью того, что он и другие члены «новых правых» называют «режимом» - страту тесно взаимосвязанных либеральных элит, населяющих верхние эшелоны американского правительства, бизнеса, СМИ, индустрии дивертисмента и научных кругов. Вэнс и его единомышленники, в свою очередь, позиционируют себя как нелиберальные реакционеры, стоящие вне «режима».
Как сказал мне Расс Воут, бывший сотрудник администрации Трампа, хотя они называют себя «новыми правыми», на деле они являются поборниками более старого варианта консерватизма, который восходит к консервативному популизму межвоенного периода, когда крайне правые республиканцы поддерживали высокие таможенные барьеры и строгие ограничения на иммиграцию и выступали против участия Америки в зарубежных конфликтах, включая вступление США во 2-ую мировую войну.
В Вашингтоне полагают, что новые правые – это просто часть трампизма, но мнению Воута, их взгляды куда глубже.
Вэнс глубоко скептически относится к так называемому «международному порядку, основанному на правилах» - системе законов, норм и многосторонних институтов, созданных в послевоенные годы. «Во время холодной войны было раздуто много мифов о свободной торговле и глобализации, идей о том, что свободное перемещение рабочей силы, товаров и капитала приведет к более мирному и процветающему существованию для всех. В 1960-е и 70-е годы Киссинджер и прочие говорили: «Да, конечно, при глобализации многие наши люди потеряют работу, это ослабит нашу социальную солидарность, но если мы сделаем Китай более похожим на нас, то в долгосрочной перспективе это будет стоить того». Однако, за прошедшие полвека порядок, основанный на правилах, выполнил лишь половину своих обещаний - перевел рабочие места за границу и подорвал социальную стабильность в США - но не выполнил обещания превратить Китай в либеральную демократию. По сути он обогатил экономические элиты, которые извлекают выгоду из глобализации и финансиаризации, нанося при этом ущерб рабочему классу старых промышленных экономик, разрушенных глобализацией. Если эта фундаментальная цель не реализовалась, то нужно переосмыслить весь проект“, - сказал мне Вэнс.
Постоянное противодействие Вэнса поддержке Украины со стороны США объясняется именно этим видением. Оппозиция Вэнса выходит далеко за рамки брюзжания Трампа по поводу НАТО или озабоченности республиканских «ястребов» защитой Тайваня - хотя он и повторяет эти тезисы. Когда Вэнс смотрит на решение США финансировать войну с явной целью защитить «принципы, лежащие в основе международного порядка, основанного на правилах», он видит в нем не благородную попытку защитить одну нацию от насильственных вторжений другой, а циничную уловку экономических элит, направленную на сохранение глобального порядка, который служит их интересам и в то же время портит жизнь жителям регионов, вроде постиндустриального Огайо, чьи интересы он представляет.
https://www.politico.com/news/magazine/2024/03/15/mr-maga-goes-to-washington-00147054
«Существует ли что-то более радикальное, чем MAGA? – Да, в проектах Джей Ди Вэнса» - в марте в Politico вышел лонгрид от автора, проведшего серию длительных бесед с молодым сенатором. Не скрывая своей неприязни к Вэнсу, журналист попытался последовательно изложить суть его политических идей.
*
Вэнс считает, что стоит в авангарде идейного восстания внутри республиканского движения. Этот внутриконсервативный бунт разворачивается как раскол поколений: молодые консерваторы, поддерживающие Трампа, такие как Вэнс, противостоят более старым, скептически настроенным к Трампу лидерам, таким как Митч Макконнелл. Но Вэнс и его единомышленники также рассматривают этот конфликт как более глубокое философское столкновение между конкурирующими видениями консерватизма.
По мнению Вэнса, консерватизм Макконнелла и его союзников представляет собой не более чем одну из версий либерализма, основанного на фундаментализме свободного рынка и внешнеполитическом интервенционизме. В результате, считает Вэнс, эти консерваторы по своей сути являются частью того, что он и другие члены «новых правых» называют «режимом» - страту тесно взаимосвязанных либеральных элит, населяющих верхние эшелоны американского правительства, бизнеса, СМИ, индустрии дивертисмента и научных кругов. Вэнс и его единомышленники, в свою очередь, позиционируют себя как нелиберальные реакционеры, стоящие вне «режима».
Как сказал мне Расс Воут, бывший сотрудник администрации Трампа, хотя они называют себя «новыми правыми», на деле они являются поборниками более старого варианта консерватизма, который восходит к консервативному популизму межвоенного периода, когда крайне правые республиканцы поддерживали высокие таможенные барьеры и строгие ограничения на иммиграцию и выступали против участия Америки в зарубежных конфликтах, включая вступление США во 2-ую мировую войну.
В Вашингтоне полагают, что новые правые – это просто часть трампизма, но мнению Воута, их взгляды куда глубже.
Вэнс глубоко скептически относится к так называемому «международному порядку, основанному на правилах» - системе законов, норм и многосторонних институтов, созданных в послевоенные годы. «Во время холодной войны было раздуто много мифов о свободной торговле и глобализации, идей о том, что свободное перемещение рабочей силы, товаров и капитала приведет к более мирному и процветающему существованию для всех. В 1960-е и 70-е годы Киссинджер и прочие говорили: «Да, конечно, при глобализации многие наши люди потеряют работу, это ослабит нашу социальную солидарность, но если мы сделаем Китай более похожим на нас, то в долгосрочной перспективе это будет стоить того». Однако, за прошедшие полвека порядок, основанный на правилах, выполнил лишь половину своих обещаний - перевел рабочие места за границу и подорвал социальную стабильность в США - но не выполнил обещания превратить Китай в либеральную демократию. По сути он обогатил экономические элиты, которые извлекают выгоду из глобализации и финансиаризации, нанося при этом ущерб рабочему классу старых промышленных экономик, разрушенных глобализацией. Если эта фундаментальная цель не реализовалась, то нужно переосмыслить весь проект“, - сказал мне Вэнс.
Постоянное противодействие Вэнса поддержке Украины со стороны США объясняется именно этим видением. Оппозиция Вэнса выходит далеко за рамки брюзжания Трампа по поводу НАТО или озабоченности республиканских «ястребов» защитой Тайваня - хотя он и повторяет эти тезисы. Когда Вэнс смотрит на решение США финансировать войну с явной целью защитить «принципы, лежащие в основе международного порядка, основанного на правилах», он видит в нем не благородную попытку защитить одну нацию от насильственных вторжений другой, а циничную уловку экономических элит, направленную на сохранение глобального порядка, который служит их интересам и в то же время портит жизнь жителям регионов, вроде постиндустриального Огайо, чьи интересы он представляет.
https://www.politico.com/news/magazine/2024/03/15/mr-maga-goes-to-washington-00147054
POLITICO
Is There Something More Radical than MAGA? J.D. Vance Is Dreaming It.
In a candid series of conversations, Vance revealed an ominous philosophy behind his first year in office.
По мнению Вэнса, «режим» превратил прогрессивные культурные ценности в инструмент для укрепления собственной экономической и политической власти. Это означает, что защищая консервативные культурные ценности, республиканцы одновременно защищают экономические интересы рабочего класса от хищнической эксплуатации корпораций и государственного принуждения. По его мнению, по мере дальнейшей политической поляризации, защита консервативных культурных ценностей и защита интересов рабочего класса будут все чаще сопряжены одна с другой.
Во время последней беседы с Вэнсом я спросил его, есть ли среди исторических фигур те, кто его особенно вдохновляют. После короткого раздумья он назвал Шарля де Голля, лидера французского сопротивления во время Второй мировой войны, который вернулся к власти в 1958 году и, поменяв конституционный строй, основал Пятую Респбулику.
Но если большинство американцев помнят де Голля по его деятельности в Сопротивлении, то Вэнс заявил, что его вдохновляет именно его послевоенное наследие. Вэнса восхищают усилия де Голля по восстановлению промышленной мощи Франции и сохранению ее особых национальных интересов в рамках формирующегося североатлантического альянса, а также его попытки взрастить жизнеспособный культурный консерватизм, который позволил бы Франции найти в ее действиях во время Второй мировой войны повод для национальной гордости, а не национального позора.
Как и де Голль, Вэнс считает своей задачей управление империей в состоянии упадка. Сенатор говорил, что Соединенные Штаты вступили в «позднереспубликанский период», сравнивая нынешнюю политическую траекторию Америки с упадком Римской республики в I веке до н. э. Однако это сравнение не вполне отражает драматичность видения Вэнсом текущего момента в американской истории.
После десятилетий упадка Америка стоит на пороге полного цивилизационного краха, считает Вэнс, и это – основа его мировоззрения и его политического проекта.
Шарль де Голль был готов изменить конституционный строй своей страны, чтобы сохранить то, что считал сутью своей любимой нации. Таков же и Джей Ди Вэнс.
https://www.politico.com/news/magazine/2024/03/15/mr-maga-goes-to-washington-00147054
Во время последней беседы с Вэнсом я спросил его, есть ли среди исторических фигур те, кто его особенно вдохновляют. После короткого раздумья он назвал Шарля де Голля, лидера французского сопротивления во время Второй мировой войны, который вернулся к власти в 1958 году и, поменяв конституционный строй, основал Пятую Респбулику.
Но если большинство американцев помнят де Голля по его деятельности в Сопротивлении, то Вэнс заявил, что его вдохновляет именно его послевоенное наследие. Вэнса восхищают усилия де Голля по восстановлению промышленной мощи Франции и сохранению ее особых национальных интересов в рамках формирующегося североатлантического альянса, а также его попытки взрастить жизнеспособный культурный консерватизм, который позволил бы Франции найти в ее действиях во время Второй мировой войны повод для национальной гордости, а не национального позора.
Как и де Голль, Вэнс считает своей задачей управление империей в состоянии упадка. Сенатор говорил, что Соединенные Штаты вступили в «позднереспубликанский период», сравнивая нынешнюю политическую траекторию Америки с упадком Римской республики в I веке до н. э. Однако это сравнение не вполне отражает драматичность видения Вэнсом текущего момента в американской истории.
После десятилетий упадка Америка стоит на пороге полного цивилизационного краха, считает Вэнс, и это – основа его мировоззрения и его политического проекта.
Шарль де Голль был готов изменить конституционный строй своей страны, чтобы сохранить то, что считал сутью своей любимой нации. Таков же и Джей Ди Вэнс.
https://www.politico.com/news/magazine/2024/03/15/mr-maga-goes-to-washington-00147054
POLITICO
Is There Something More Radical than MAGA? J.D. Vance Is Dreaming It.
In a candid series of conversations, Vance revealed an ominous philosophy behind his first year in office.
Тяжеловесы американской внешней политики и дипломатии поддержали Камалу Харрис в открытом письме, под которым стоят подписи более 350 видных сановников, в том числе Джона Керри, Сьюзан Райс, Томаса Донилона, Хиллари Клинтон, других представителей Госдепа, бывших лидеров Пентагона или ЦРУ, послов - пишет Вашингтон Пост.
Если у кого-то и были сомнения в том, что Харрис - идеальный кандидат внешнеполитического истэблишмента, называемого в Вашингтоне the Blob, то теперь их не осталось.
Эта поддержка была, по словам издания, крайне важна, потому что до вице-президентства Харрис фактически не занималась внешней политикой, и до сих пор больше известна своими внутренними инициативами, нежели активной работой на международном направлении. Подписанты (среди которых есть не только демократы, но и те, кто работал в республиканском аппарате) всячески подчеркивают, что деятельность Харрис на мировой арене в качестве вице-президента была весьма активной и содержательной.
«Я была рядом с вице-президентом Камалой Харрис, когда она возглавляла крупные международные саммиты, и могла лично убедиться в мощи ее дипломатических способностей», - поделилась с изданием Венди Шерман, которая в прошлом году ушла в отставку с поста заместителя госсекретаря.
Харрис «обладает рассудительностью, опытом и личными отношениями с иностранными лидерами, необходимыми для достижения успеха. Она всегда будет противостоять диктаторам и поддерживать наших союзников и партнеров. Она более чем квалифицирована и будет выдающимся главнокомандующим», - считает Шерман.
Подписанты противопоставляют послужной список и стремление к международному лидерству Харрис изоляционистским настроениям кандидатов от республиканцев - Дональда Трампа и его напарника, сенатора из Огайо, Джей Ди Вэнса.
«На меня произвели впечатление ее сильное, принципиальное лидерство на мировой арене и ее усилия по продвижению американских интересов, наших ценностей и наших альянсов», - заявил Томас Донилон, советник по национальной безопасности при Обаме. «Мне посчастливилось служить четырем президентам США, и я считаю, что американский народ должен быть уверен и горд тем, что вице-президент Харрис станет нашим следующим главнокомандующим».
Тем временем Фокс Ньюс вспоминает высказывания вице-президента, свидетельствующие о ее крайне слабых знаниях международного контекста. Приглашенная каналом Талси Габбард, покинувшая Демократическую партию из-за разногласий по внешнеполитическим вопросам (среди прочих), заявила, что «Камала не имеет ни комептенций, ни независимости суждения, чтобы претендовать на роль президента и главнокомандующего и была бы невероятно опасна на этом посту».
Габбард, которая, как и Харрис, баллотировалась в президенты от Демократической партии в 2020 году, и является ветераном войны в Ираке и майором национальной гвардии США, имеет давний конфликт с Хиллари Клинтон, которую она называет «королевой разжигателей войны».
По словам Габбард, Харрис, будет действовать под опекой Клинтон и ее клана, и эта перспектива крайне ее пугает.
«Перспектива того, что Камала Харрис будет принимать решения о войне и мире и о том, куда посылать моих военных собратьев, должна пугать каждого американца, так как мы все будем расплачиваться за ее опасные действия и опасные решения», - сказала она.
https://www.washingtonpost.com/national-security/2024/07/23/kamala-harris-foreign-policy-endorsement/
Если у кого-то и были сомнения в том, что Харрис - идеальный кандидат внешнеполитического истэблишмента, называемого в Вашингтоне the Blob, то теперь их не осталось.
Эта поддержка была, по словам издания, крайне важна, потому что до вице-президентства Харрис фактически не занималась внешней политикой, и до сих пор больше известна своими внутренними инициативами, нежели активной работой на международном направлении. Подписанты (среди которых есть не только демократы, но и те, кто работал в республиканском аппарате) всячески подчеркивают, что деятельность Харрис на мировой арене в качестве вице-президента была весьма активной и содержательной.
«Я была рядом с вице-президентом Камалой Харрис, когда она возглавляла крупные международные саммиты, и могла лично убедиться в мощи ее дипломатических способностей», - поделилась с изданием Венди Шерман, которая в прошлом году ушла в отставку с поста заместителя госсекретаря.
Харрис «обладает рассудительностью, опытом и личными отношениями с иностранными лидерами, необходимыми для достижения успеха. Она всегда будет противостоять диктаторам и поддерживать наших союзников и партнеров. Она более чем квалифицирована и будет выдающимся главнокомандующим», - считает Шерман.
Подписанты противопоставляют послужной список и стремление к международному лидерству Харрис изоляционистским настроениям кандидатов от республиканцев - Дональда Трампа и его напарника, сенатора из Огайо, Джей Ди Вэнса.
«На меня произвели впечатление ее сильное, принципиальное лидерство на мировой арене и ее усилия по продвижению американских интересов, наших ценностей и наших альянсов», - заявил Томас Донилон, советник по национальной безопасности при Обаме. «Мне посчастливилось служить четырем президентам США, и я считаю, что американский народ должен быть уверен и горд тем, что вице-президент Харрис станет нашим следующим главнокомандующим».
Тем временем Фокс Ньюс вспоминает высказывания вице-президента, свидетельствующие о ее крайне слабых знаниях международного контекста. Приглашенная каналом Талси Габбард, покинувшая Демократическую партию из-за разногласий по внешнеполитическим вопросам (среди прочих), заявила, что «Камала не имеет ни комептенций, ни независимости суждения, чтобы претендовать на роль президента и главнокомандующего и была бы невероятно опасна на этом посту».
Габбард, которая, как и Харрис, баллотировалась в президенты от Демократической партии в 2020 году, и является ветераном войны в Ираке и майором национальной гвардии США, имеет давний конфликт с Хиллари Клинтон, которую она называет «королевой разжигателей войны».
По словам Габбард, Харрис, будет действовать под опекой Клинтон и ее клана, и эта перспектива крайне ее пугает.
«Перспектива того, что Камала Харрис будет принимать решения о войне и мире и о том, куда посылать моих военных собратьев, должна пугать каждого американца, так как мы все будем расплачиваться за ее опасные действия и опасные решения», - сказала она.
https://www.washingtonpost.com/national-security/2024/07/23/kamala-harris-foreign-policy-endorsement/
Множество комментаторов восхищаются карнавальностью и бурлеском церемонии открытия Олимпийских игр, в которых им видятся нон-конформизм, смелость, самоирония и "попрание кодов буржуазии". В общем - So French.
Комментарии эти так же предсказуемы, как и всё то, что мы увидели в ходе церемонии и что является, напротив, самым что ни на есть унылым конформизмом, транслированием всех догм, клише и визуального контента, который несется из каждого утюга - будь-то из Тиктока или Елисейского дворца.
Не "попрание кодов буржуазии", а поклонение всем тотемам нашей эпохи - diversité, inclusivité, fluidité de genre, second degré - эта отчаянная потребность высмеивать все святыни предков, превращать в бурлеск всё трагичное, трансформировать в комиксы всю национальную историю и культуру.
Вся эта субверсия уже давно не субверсивна. Она предсказуема до зевоты. И ожидаемо вызывает восторг тех, кто разделяет новые культы, видя в них уникальный продукт "цивилизации толерантности".
При этом, все эти "смелые" индивидуальные трансгрессивные практики стары как мир; достаточно почитать поздних римских историков, чтобы вспомнить, что всё это уже было. Было и прошло.
Комментарии эти так же предсказуемы, как и всё то, что мы увидели в ходе церемонии и что является, напротив, самым что ни на есть унылым конформизмом, транслированием всех догм, клише и визуального контента, который несется из каждого утюга - будь-то из Тиктока или Елисейского дворца.
Не "попрание кодов буржуазии", а поклонение всем тотемам нашей эпохи - diversité, inclusivité, fluidité de genre, second degré - эта отчаянная потребность высмеивать все святыни предков, превращать в бурлеск всё трагичное, трансформировать в комиксы всю национальную историю и культуру.
Вся эта субверсия уже давно не субверсивна. Она предсказуема до зевоты. И ожидаемо вызывает восторг тех, кто разделяет новые культы, видя в них уникальный продукт "цивилизации толерантности".
При этом, все эти "смелые" индивидуальные трансгрессивные практики стары как мир; достаточно почитать поздних римских историков, чтобы вспомнить, что всё это уже было. Было и прошло.
The Blob
Около 10 лет назад в американской публицистике появился термин the Blob (пузырь). Его ввел в оборот бывший советник Обамы по вопросам национальной безопасности Бен Родс для обозначения группы чиновников, занятых внешнеполитическими вопросами и систематически требующих увеличения интервенционизма.
The Blob достаточно подробно описан американским международником С. Уолтом в книге «Ад добрых намерений» и французским американистом Э. Тоддом в «Поражении Запада», причем пишут они об этом явлении скорее как антропологи, нежели как политологи.
В биологии Blob – это одноклеточный слизистый организм, обитающий в лесах, где он размножается, поглощая бактерии и грибы. Вашингтонский «пузырь» замкнут на себе, у его представителей нет вышестоящих общих ценностей и ориентиров, помимо обеспечения собственного выживания. Это разрозненные личности, не скрепленные коллективными верованиями и идеалами. Они дейстуют по правилам локального сообщества, движимого узко профессиональными интересами. Тодд говорит о «Вашингтонской деревне» - группе, где действует механизм внутренней миметической регуляции.
Появление подобного организма на самом верху пирамиды управления величайшей мировой державы стало возможно, среди прочего, в силу растворения общих протестантских ценностей, еще свойственных элитам эпохи Модерна. Культура WASP (белых англосаксонских протестантов) долгое время составляла ценностное ядро американской политики, но сегодня оно исчезло. Причем упразднили его сами WASP, активно интегрируя в гос. администрацию католиков, латиноамериканцев, евреев, азиатов, чернокожих и так далее. В книге «Взлет и падение Англо-Америки» Эрик Кауфман говорит об удивительной «самоликвидации» американских WASP, видя в истории один аналог – растворение элит Римской империи. Но если Кауфмана этот космополитизм восхищает, то Тодд видит в нем негативные последствия для государства.
В первые послевоенные десятилетия во главе США еще стояла однородная элита, сплоченная как едиными верованиями так и личными узами. Она сохраняла многие принципы протестантизма (будь они хорошими или дурными) и подчинялась, как и остальное население, неким общим правилам. Она принимала как данность военную службу, необходимость жертв во имя общего блага, налоговое бремя и проводила в целом предсказуемую внешнюю политику, считает Тодд.
Сегодняшний Blob – это разнородные по своему происхождению и культуре индивиды - белые, черные, азиаты, евреи – объединенные только жаждой власти и наживы. Эти люди больше не определяют свои действия и решения, ориентируясь на внешние и, прежде всего, высшие религиозные, моральные или исторические ценности. И это крайне тревожное явление, равно как и то, что в «аду добрых намерений» декларирование интенций стало главным, если не единственным занятием национальных лидеров.
Уолт также подчеркивает одно важное изменение – если раньше люди, приходившие во внешнеполитические службы, имели иное профильное образование и карьеру вне этой сферы, то теперь многие управленцы постоянно пребывают внутри «пузыря». Главный порочный эффект такой специализации в том, что он предрасполагает чиновников к излишнему активизму. Ведь чем более амбициозна внешняя политика США, тем больше вакансий открывается для разного рода экспертов, тем больше их потенциальное влияние и тем больше средств направляется на решение кризисов. По словам Уолта, подобная стратегия крайне вредна в долгосрочной перспективе и приводит к упадку американского влияния в мире. А также открывает дорогу политикам, отказывающимся от чрезмерного интервенционизма – мало популярного среди населения.
При этом отгороженность от всякой внешней реальности, заключенная в самом понятии Blob, становится важнейшей характеристикой современного управляющего класса в целом. И причина тому – не только отказ от коллективных ценностей и полная смена фокуса восприятия социальных фактов, произошедшие за последние полвека, но и поистине революционные последствия этого сдвига, называемые «интегрированный спектакль», «генетически модифицированная реальность» или как-то ещё.
Около 10 лет назад в американской публицистике появился термин the Blob (пузырь). Его ввел в оборот бывший советник Обамы по вопросам национальной безопасности Бен Родс для обозначения группы чиновников, занятых внешнеполитическими вопросами и систематически требующих увеличения интервенционизма.
The Blob достаточно подробно описан американским международником С. Уолтом в книге «Ад добрых намерений» и французским американистом Э. Тоддом в «Поражении Запада», причем пишут они об этом явлении скорее как антропологи, нежели как политологи.
В биологии Blob – это одноклеточный слизистый организм, обитающий в лесах, где он размножается, поглощая бактерии и грибы. Вашингтонский «пузырь» замкнут на себе, у его представителей нет вышестоящих общих ценностей и ориентиров, помимо обеспечения собственного выживания. Это разрозненные личности, не скрепленные коллективными верованиями и идеалами. Они дейстуют по правилам локального сообщества, движимого узко профессиональными интересами. Тодд говорит о «Вашингтонской деревне» - группе, где действует механизм внутренней миметической регуляции.
Появление подобного организма на самом верху пирамиды управления величайшей мировой державы стало возможно, среди прочего, в силу растворения общих протестантских ценностей, еще свойственных элитам эпохи Модерна. Культура WASP (белых англосаксонских протестантов) долгое время составляла ценностное ядро американской политики, но сегодня оно исчезло. Причем упразднили его сами WASP, активно интегрируя в гос. администрацию католиков, латиноамериканцев, евреев, азиатов, чернокожих и так далее. В книге «Взлет и падение Англо-Америки» Эрик Кауфман говорит об удивительной «самоликвидации» американских WASP, видя в истории один аналог – растворение элит Римской империи. Но если Кауфмана этот космополитизм восхищает, то Тодд видит в нем негативные последствия для государства.
В первые послевоенные десятилетия во главе США еще стояла однородная элита, сплоченная как едиными верованиями так и личными узами. Она сохраняла многие принципы протестантизма (будь они хорошими или дурными) и подчинялась, как и остальное население, неким общим правилам. Она принимала как данность военную службу, необходимость жертв во имя общего блага, налоговое бремя и проводила в целом предсказуемую внешнюю политику, считает Тодд.
Сегодняшний Blob – это разнородные по своему происхождению и культуре индивиды - белые, черные, азиаты, евреи – объединенные только жаждой власти и наживы. Эти люди больше не определяют свои действия и решения, ориентируясь на внешние и, прежде всего, высшие религиозные, моральные или исторические ценности. И это крайне тревожное явление, равно как и то, что в «аду добрых намерений» декларирование интенций стало главным, если не единственным занятием национальных лидеров.
Уолт также подчеркивает одно важное изменение – если раньше люди, приходившие во внешнеполитические службы, имели иное профильное образование и карьеру вне этой сферы, то теперь многие управленцы постоянно пребывают внутри «пузыря». Главный порочный эффект такой специализации в том, что он предрасполагает чиновников к излишнему активизму. Ведь чем более амбициозна внешняя политика США, тем больше вакансий открывается для разного рода экспертов, тем больше их потенциальное влияние и тем больше средств направляется на решение кризисов. По словам Уолта, подобная стратегия крайне вредна в долгосрочной перспективе и приводит к упадку американского влияния в мире. А также открывает дорогу политикам, отказывающимся от чрезмерного интервенционизма – мало популярного среди населения.
При этом отгороженность от всякой внешней реальности, заключенная в самом понятии Blob, становится важнейшей характеристикой современного управляющего класса в целом. И причина тому – не только отказ от коллективных ценностей и полная смена фокуса восприятия социальных фактов, произошедшие за последние полвека, но и поистине революционные последствия этого сдвига, называемые «интегрированный спектакль», «генетически модифицированная реальность» или как-то ещё.
Герой не нашего времени
*
Делон пришел в кинематограф, где у него не было предшественников и уходит, не имея последователей. Он создал свой неповторимый жанр, подобное кино больше не существует.
Делон довел до совершенства искусство молчания в кино, и это - в 1950-1960-ые годы, когда во французском кинематографе царили великие авторы диалогов и великие ораторы. Делон же мог бы быть звездой немого кино. Как в музеях вы любуетесь стилем импрессионистов, в кино вы любуетесь стилем Делона. Он крайне экспрессивен в своем безмолвии : у него уникальная способность двигаться, занимать пространство, наэлектризовать сцену, удержать взгляд зрителя... По тому, как он открывает газету, зритель понимает, расслаблен его герой или взбешен. Друг актёра Жан Ко называл его «гением жеста». Взгляд Делона – загадка, как взгляд Моны Лизы.
Зритель немедленно сражен его необыкновенной красотой. Но Делон с самого начала отказался от роли плейбоя. Он выбрал другое амплуа – трагического персонажа. Его красота таит в себе меланхолию, глубокую печаль, некое отчаяние. Главный сюжет делоновских историй – это предательство. В большинстве его фильмов – "Самурай", "Бассейн", "Неукротимый" – он играет жертв предательства, будь то преданная дружба, любовь, или несдержанное обещание. Многие его герои, душевно измученные и опустошенные, движутся к неминуемой гибели. Всем его персонажам присущ фатализм.
Мало кто умеет так красиво умирать к конце фильма как Делон. Он умирает на экране 27 раз – это треть его фильмографии. Больше, чем красоту, он воплощает трагедию одинокого, молчаливого, темного героя, неспособного быть счастливым. Никто не смог воплотить этот образ лучше него.
В фильмографии Делона почти отсутствуют сцены повседневной жизни. Его кино - это абстракция, эпос, грёза. А всё, что заставляет нас мечтать, становится мифом.
У персонажей Делона нет какой-то философии или идеологии, но у них есть принципы и ценности, близкие самому Делону : определенный кодекс чести, отчасти сформированный его военной службой в Индокитае, где он нашел своих первых наставников, отчасти его знакомством с криминальным миром.
Преданность, честь, достоинство, узы дружбы и мужского братства... Ален Делон умел быть верным в дружбе. Вспомним, как он простоял несколько часов в слезах на лестнице студии Жан-Пьера Мельвиля, когда умер режиссер; как он вынес тело Жана Габена, укрыв его от объективов папарацци.
Если армейский опыт научил его прямолинейности, великие режиссеры, с которыми его свела судьба - в частности Висконти -, развили в нем чувство прекрасного, умение видеть и ценить красоту. Его, мальчишку из парижского пригорода, начинавшего продавцом в лавке мясника ! Газета Herald Tribune говорила о «глазе Делона», умении разбираться в искусстве, которое сформировалось и под влиянием классической живописи. Делон не просто хорошо знал мир искусства, он сам был произведением искусства на экране - именно так его видел Висконти.
В 1970-е годы, став продюсером, Делон создает кадры с собственным участием, напоминающие полотна живописцев, особенно романтического периода. Так, в "Возвращении бумеранга" в Делоне, стоящем на скале лицом к морю, в потрепанном ветром плаще, узнаваем «Странник над морем тумана» Каспара Д. Фридриха.
Делон однозначно не был человеком своего времени. Его вкусы, его восхищение Наполеоном Бонапартом, его страсть к лошадям и собакам, его склонность к меланхолии тесно связывают его с XIX веком.
Сама его жизнь - это бальзаковский роман, написанный со скоростью Стендаля. Начав с самых низов, он поднялся очень высоко и очень быстро, завоевывая – одну за другой - вершины кинематографа, женщин, премии. Он всё покорил, всё испытал, со всем смирился, в том числе с неизбежностью ностальгии. В глубине души он - порождение Альфреда де Мюссе и Поля Морана, которых он так чтил. Дитя века романтизма и века скорости, стоявший одной ногой в XIX-ом веке, другой - в XX-ом.
*
Делон пришел в кинематограф, где у него не было предшественников и уходит, не имея последователей. Он создал свой неповторимый жанр, подобное кино больше не существует.
Делон довел до совершенства искусство молчания в кино, и это - в 1950-1960-ые годы, когда во французском кинематографе царили великие авторы диалогов и великие ораторы. Делон же мог бы быть звездой немого кино. Как в музеях вы любуетесь стилем импрессионистов, в кино вы любуетесь стилем Делона. Он крайне экспрессивен в своем безмолвии : у него уникальная способность двигаться, занимать пространство, наэлектризовать сцену, удержать взгляд зрителя... По тому, как он открывает газету, зритель понимает, расслаблен его герой или взбешен. Друг актёра Жан Ко называл его «гением жеста». Взгляд Делона – загадка, как взгляд Моны Лизы.
Зритель немедленно сражен его необыкновенной красотой. Но Делон с самого начала отказался от роли плейбоя. Он выбрал другое амплуа – трагического персонажа. Его красота таит в себе меланхолию, глубокую печаль, некое отчаяние. Главный сюжет делоновских историй – это предательство. В большинстве его фильмов – "Самурай", "Бассейн", "Неукротимый" – он играет жертв предательства, будь то преданная дружба, любовь, или несдержанное обещание. Многие его герои, душевно измученные и опустошенные, движутся к неминуемой гибели. Всем его персонажам присущ фатализм.
Мало кто умеет так красиво умирать к конце фильма как Делон. Он умирает на экране 27 раз – это треть его фильмографии. Больше, чем красоту, он воплощает трагедию одинокого, молчаливого, темного героя, неспособного быть счастливым. Никто не смог воплотить этот образ лучше него.
В фильмографии Делона почти отсутствуют сцены повседневной жизни. Его кино - это абстракция, эпос, грёза. А всё, что заставляет нас мечтать, становится мифом.
У персонажей Делона нет какой-то философии или идеологии, но у них есть принципы и ценности, близкие самому Делону : определенный кодекс чести, отчасти сформированный его военной службой в Индокитае, где он нашел своих первых наставников, отчасти его знакомством с криминальным миром.
Преданность, честь, достоинство, узы дружбы и мужского братства... Ален Делон умел быть верным в дружбе. Вспомним, как он простоял несколько часов в слезах на лестнице студии Жан-Пьера Мельвиля, когда умер режиссер; как он вынес тело Жана Габена, укрыв его от объективов папарацци.
Если армейский опыт научил его прямолинейности, великие режиссеры, с которыми его свела судьба - в частности Висконти -, развили в нем чувство прекрасного, умение видеть и ценить красоту. Его, мальчишку из парижского пригорода, начинавшего продавцом в лавке мясника ! Газета Herald Tribune говорила о «глазе Делона», умении разбираться в искусстве, которое сформировалось и под влиянием классической живописи. Делон не просто хорошо знал мир искусства, он сам был произведением искусства на экране - именно так его видел Висконти.
В 1970-е годы, став продюсером, Делон создает кадры с собственным участием, напоминающие полотна живописцев, особенно романтического периода. Так, в "Возвращении бумеранга" в Делоне, стоящем на скале лицом к морю, в потрепанном ветром плаще, узнаваем «Странник над морем тумана» Каспара Д. Фридриха.
Делон однозначно не был человеком своего времени. Его вкусы, его восхищение Наполеоном Бонапартом, его страсть к лошадям и собакам, его склонность к меланхолии тесно связывают его с XIX веком.
Сама его жизнь - это бальзаковский роман, написанный со скоростью Стендаля. Начав с самых низов, он поднялся очень высоко и очень быстро, завоевывая – одну за другой - вершины кинематографа, женщин, премии. Он всё покорил, всё испытал, со всем смирился, в том числе с неизбежностью ностальгии. В глубине души он - порождение Альфреда де Мюссе и Поля Морана, которых он так чтил. Дитя века романтизма и века скорости, стоявший одной ногой в XIX-ом веке, другой - в XX-ом.
Отношения Делона с кинокритикой были сложными, и негласное соперничество с Бельмондо было не в его пользу. В 1960 году, когда Годар выпустил «На последнем дыхании» с Бельмондо, Делон снялся в ленте «На ярком солце» Рене Клемана, которого называли режиссером для стариков.
На протяжении всей своей кинокарьеры Делон возвращал жертвенность, трагичность, эпичность в центр повестования, тогда как «Новая волна» отдавала предпочтение анонимам и антигероям. В годы всепоглощающей иронии и пародии он был прямолинеен и серьёзен ; когда все вокруг были хиппи « flower power », он во всеуслышание говорил о восхищении де Голлем.
Для кинокритиков он был слишком народным, патриотичным, голлистским, старомодным. Его серьёзность и амбиции воспринимались как высокомерие. Его часто высмеивали.
Когда он говорил о себе как о последнем живом мифе, в этом виделась мания величия. Но кто может измерить всё то, что он пережил, прожил и чем обладал? Начиная с 1980-х годов, он замкнулся в ностальгии и мизантропии. К чему его винить? Его эпоха была яркой и амбициозной, наша - добродетельна и уныла. Уединившись в своем поместье и погрузившись в воспоминания вдали от толпы, он создал свой последний яркий образ, напоминающий уединение почитаемого им Наполеона, закончившего свои дни в изгнании на острове Святой Елены.
*
Выдержки из интервью с Лораном Галиноном, автором биографии Делона « Delon en clair-obscur », Mareuil Editions, 2022
На протяжении всей своей кинокарьеры Делон возвращал жертвенность, трагичность, эпичность в центр повестования, тогда как «Новая волна» отдавала предпочтение анонимам и антигероям. В годы всепоглощающей иронии и пародии он был прямолинеен и серьёзен ; когда все вокруг были хиппи « flower power », он во всеуслышание говорил о восхищении де Голлем.
Для кинокритиков он был слишком народным, патриотичным, голлистским, старомодным. Его серьёзность и амбиции воспринимались как высокомерие. Его часто высмеивали.
Когда он говорил о себе как о последнем живом мифе, в этом виделась мания величия. Но кто может измерить всё то, что он пережил, прожил и чем обладал? Начиная с 1980-х годов, он замкнулся в ностальгии и мизантропии. К чему его винить? Его эпоха была яркой и амбициозной, наша - добродетельна и уныла. Уединившись в своем поместье и погрузившись в воспоминания вдали от толпы, он создал свой последний яркий образ, напоминающий уединение почитаемого им Наполеона, закончившего свои дни в изгнании на острове Святой Елены.
*
Выдержки из интервью с Лораном Галиноном, автором биографии Делона « Delon en clair-obscur », Mareuil Editions, 2022
Любопытная статья о том, почему имиджа «своего в рубаху парня» Тима Уолза – напарника Камалы Харрис - будет недостаточно, чтобы демократы могли рассчитывать на поддержку сельской Америки.
- Хотя выбор Уолза является важным сигналом, сам по себе он не сможет радикально изменить американскую электоральную географию, которая сложилась в последние 40 лет и в рамках которой сельские жители систематически предпочитают голосовать за республиканцев и консерваторов.
Фактически во всех регионах США опросы среди сельского населения говорят о чувстве политического бессилия, ощущении себя жертвами несправедливой государственной политики, культурной маргинализации.
Уолз не в состоянии предложить решения структурных проблем, которые сделали из сельских избирателей силу, имеющую новую политическую идентичность, отличающую их как от горожан, так и от других про-республиканских избирателей. Большинство сельских жителей убеждены в том, что их муниципалитеты получают меньше дотаций, чем заслуживают, что их детей не ждет светлое будущее и что в этом в значительной степени виноваты городские жители. -
*
Исследования трендов сельской Америки, цитируемые в статье, дают схожие результаты с теми, к которым пришел французский географ Кристоф Гильи, автор модного понятия «периферийная Франция». Гильи говорит о тех же временных рамках – новый раскол между «периферийной Францией» и «Францией элит» обозначился в последние 40 лет.
Новые «обездоленные» - это, по словам Гильи, - самые разные категории (рабочие, мелкие служащие, фермеры), которые традиционно составляли основу западного среднего класса и которые сегодня оказались вытеснены на периферию – как в прямом географическом смысле, так и в переносном – переживая социальное, политическое и культурное отчуждение. Вчера они были средним классом со стабильным положением, а сегодня превратились в низший средний, над которым нависла угроза полной маргинализации. Эти люди требуют не новых прав (как пролетарии конца XIX - начала XX века), но сохранения тех, что у них пока еще есть, или возвращения тех, что у них отняли совсем недавно – экономическую стабильность, государство всеобщего благосостояния, их социальный статус, место референтной группы, на которую ориентировались партии при разработке своих программ или культурная индустрия - при создании своей продукции.
Чувство принадлежности к среднему классу основывается не только на определенном достатке, но и на наличии определенного социально-профессионального статуса, восприятии самого себя как достойного представителя общества, носителя национальных ценностей, уважаемого как такового. В послевоенные годы («славное тридцатилетие») средний класс был воплощением американского или европейского образа жизни. Именно на него и на его ценности должны были ориентироваться прибывавшие в страну иммигранты, он служил референтом национальных политиков. Но, начиная с 1980-ых, эти классы постепенно лишаются своего важного символического статуса. На французском телевидении в эти годы расцветает особый жанр – высмеивания среднего класса, создания образа того «быдла», над которым потешается «прогрессивная интеллигенция», глядя на его жизнь в телевизионных реалити-шоу, сатирических комедиях, юмористических передачах.
Когда в 2016 Хиллари Клинтон назвала избирателей Трампа «сборищем убожеств» - basket of deplorables –, это выражение запомнилось, так как оно было весьма показательно для видения элитами народного блока. Что еще более показательно, считает Гильи, это то, что элиты больше не чувствуют необходимости скрывать свое презрение.
Deplorables, white trash, red necks, beaufs, ploucs, petits blancs - допустимость этих выражений, в том числе в публичном пространстве, контрастирует с недозволенностью оскорбительной риторики в адрес меньшинств. По мере того как проявления этнического расизма, сексизма или гомофобии становились все менее позволительными, классовое презрение выражалось все более раскрепощенно.
https://theconversation.com/rural-voters-dont-necessarily-love-walz-despite-the-camo-hat-and-small-town-upbringing-236973
- Хотя выбор Уолза является важным сигналом, сам по себе он не сможет радикально изменить американскую электоральную географию, которая сложилась в последние 40 лет и в рамках которой сельские жители систематически предпочитают голосовать за республиканцев и консерваторов.
Фактически во всех регионах США опросы среди сельского населения говорят о чувстве политического бессилия, ощущении себя жертвами несправедливой государственной политики, культурной маргинализации.
Уолз не в состоянии предложить решения структурных проблем, которые сделали из сельских избирателей силу, имеющую новую политическую идентичность, отличающую их как от горожан, так и от других про-республиканских избирателей. Большинство сельских жителей убеждены в том, что их муниципалитеты получают меньше дотаций, чем заслуживают, что их детей не ждет светлое будущее и что в этом в значительной степени виноваты городские жители. -
*
Исследования трендов сельской Америки, цитируемые в статье, дают схожие результаты с теми, к которым пришел французский географ Кристоф Гильи, автор модного понятия «периферийная Франция». Гильи говорит о тех же временных рамках – новый раскол между «периферийной Францией» и «Францией элит» обозначился в последние 40 лет.
Новые «обездоленные» - это, по словам Гильи, - самые разные категории (рабочие, мелкие служащие, фермеры), которые традиционно составляли основу западного среднего класса и которые сегодня оказались вытеснены на периферию – как в прямом географическом смысле, так и в переносном – переживая социальное, политическое и культурное отчуждение. Вчера они были средним классом со стабильным положением, а сегодня превратились в низший средний, над которым нависла угроза полной маргинализации. Эти люди требуют не новых прав (как пролетарии конца XIX - начала XX века), но сохранения тех, что у них пока еще есть, или возвращения тех, что у них отняли совсем недавно – экономическую стабильность, государство всеобщего благосостояния, их социальный статус, место референтной группы, на которую ориентировались партии при разработке своих программ или культурная индустрия - при создании своей продукции.
Чувство принадлежности к среднему классу основывается не только на определенном достатке, но и на наличии определенного социально-профессионального статуса, восприятии самого себя как достойного представителя общества, носителя национальных ценностей, уважаемого как такового. В послевоенные годы («славное тридцатилетие») средний класс был воплощением американского или европейского образа жизни. Именно на него и на его ценности должны были ориентироваться прибывавшие в страну иммигранты, он служил референтом национальных политиков. Но, начиная с 1980-ых, эти классы постепенно лишаются своего важного символического статуса. На французском телевидении в эти годы расцветает особый жанр – высмеивания среднего класса, создания образа того «быдла», над которым потешается «прогрессивная интеллигенция», глядя на его жизнь в телевизионных реалити-шоу, сатирических комедиях, юмористических передачах.
Когда в 2016 Хиллари Клинтон назвала избирателей Трампа «сборищем убожеств» - basket of deplorables –, это выражение запомнилось, так как оно было весьма показательно для видения элитами народного блока. Что еще более показательно, считает Гильи, это то, что элиты больше не чувствуют необходимости скрывать свое презрение.
Deplorables, white trash, red necks, beaufs, ploucs, petits blancs - допустимость этих выражений, в том числе в публичном пространстве, контрастирует с недозволенностью оскорбительной риторики в адрес меньшинств. По мере того как проявления этнического расизма, сексизма или гомофобии становились все менее позволительными, классовое презрение выражалось все более раскрепощенно.
https://theconversation.com/rural-voters-dont-necessarily-love-walz-despite-the-camo-hat-and-small-town-upbringing-236973
The Conversation
Rural voters don’t necessarily love Walz, despite the camo hat and small-town upbringing
It takes more than camo hats, hot dish and a rural-friendly image to get the votes of America’s rural residents.
Пока французские политики молчат о Дурове (вчера на эту тему высказался только суверенист Николя Дюпон-Эньян, заявивший, что Франция - некогда родина прав человека - стала врагом свободы слова), различные эксперты пытаются понять и объяснить, что стоит за арестом владельца ТГ (выдвинутые обвинения представляются недостаточно убедительными).
Так, специалист по информационной политике РФ Кевин Лимонье, дав краткую справку о Дурове, пишет в сети Х, что создатель империи, связывающей миллиард человек по всему миру, располагает, тем, что в географии называется «топологическая власть» - то есть контролем за стратегически важным узлом киберпространства. Важнейший элемент этой власти заключается в том, что Телеграм стал главным вектором информационного влияния России в мире. Сегодня это касается в первую очередь освещения войны на Украине, которую в этой сети комментируют сотни тысяч участников. ТГ – это то место, где пишется история и хранится значительная часть архивов конфликта.
Иными словами, Дуров играет ключевую роль в нарративном (или когнитивном) измерении этой войны. Но его колоссальная топологическая власть на этом не заканчивается – так, роль ТГ в координации российских военизированнных формирований в Африке трудно переоценить.
Пока слишком рано предсказывать какими будут последствия ареста Дурова, но очевидно, что Франция держит в своих руках фигуру редкой геополитической значимости. И это не связано напрямую с предъявляемыми Дурову обвинениями, считает французский эксперт.
Так, специалист по информационной политике РФ Кевин Лимонье, дав краткую справку о Дурове, пишет в сети Х, что создатель империи, связывающей миллиард человек по всему миру, располагает, тем, что в географии называется «топологическая власть» - то есть контролем за стратегически важным узлом киберпространства. Важнейший элемент этой власти заключается в том, что Телеграм стал главным вектором информационного влияния России в мире. Сегодня это касается в первую очередь освещения войны на Украине, которую в этой сети комментируют сотни тысяч участников. ТГ – это то место, где пишется история и хранится значительная часть архивов конфликта.
Иными словами, Дуров играет ключевую роль в нарративном (или когнитивном) измерении этой войны. Но его колоссальная топологическая власть на этом не заканчивается – так, роль ТГ в координации российских военизированнных формирований в Африке трудно переоценить.
Пока слишком рано предсказывать какими будут последствия ареста Дурова, но очевидно, что Франция держит в своих руках фигуру редкой геополитической значимости. И это не связано напрямую с предъявляемыми Дурову обвинениями, считает французский эксперт.
В одном из августовских номеров редакция «Марианн» решила вспомнить об истории французского коммунизма и побеседовать с молодыми активистами нового коммунистического движения.
После Второй мировой войны КП Франции была лидирующей политической силой в стране: на парламентских выборах 1946 г. коммунисты получили 26% голосов, а на муниципальных выборах 1947 г. – 29,9%. Виднейшие интеллектуалы и писатели страны были коммунистами.
Журнал напоминает, что если в 1945 около 60% французов считали, что главный вклад в Победу внёс СССР, а 20% – США, то в 2015 г. 54 % французов ответили, что главный вклад в Победу внесли США, а 23% - СССР.
Теперь янки – наше всё, иронизирует автор, удивляясь тому, что в стране наблюдается некоторый (хоть и незначительный) всплеск интереса к марксизму-ленинизму.
Так, основанная в 2004 году активистами французской Компартии организация Ячейка коммунистического возрождения Франции (PRCF) ставит своей целью возвращение к основам советской идеологии. «СССР был первым великим социалистическим экспериментом. Несмотря на все его ошибки и заблуждения, он сделал возможным ряд достижений, и не только на своей территории. Его же распад привел к ухудшению социальных условий во всем мире», говорит глава организации Фади Кассем.
Возрождение интереса к советскому проекту среди молодежи он связывает в первую очередь с провалами «новых левых», ставших попутчиками капитализма.
«Мы живем в 2024 году, СССР исчез в 1991 году. Мир, который видела молодежь 25-30 лет – это не мир холодной войны, а мир капиталистической глобализации, провала европейской интеграции, войн, ведущихся НАТО и ее союзниками. Они видели итоги пребывания у власти немарксистских, неленинских левых и хотят других решений».
Активист PRCF Пабло Бьянкарелли говорит, что вырос в типичном уголке «периферийной Франции», которая сейчас массово голосует за ультраправых и где левые утратили всякую популярность. При этом и те, кто голосует за Национальное Объединение с ностальгией вспоминают влиятельного коммунистического лидера Жоржа Марше (который, надо сказать, не стеснялся критиковать иммиграцию, требуя в 1980 г. полностью прекратить ее, ссылаясь на рост безработицы).
«Чтение таких коммунистических авторов, таких как М. Клускар, Г.Лукач, А. Лакруа-Риз позволяет нам, левым, взглянуть на историю в ином непривычном свете», - говорит Бьянкарелли.
Основатель издательства Delga, публикующий этих авторов, А. Монвиль считает, что открытие советских архивов было крайне важным, в том числе потому, что позволило скорректировать «карикатурное видение времен холодной войны». «Никто не отрицает существования лагерей, но теперь мы знаем, что даже в худшие годы там не было 10 миллионов заключенных. Точно так же мы узнали, что голод на Украине не был вызван стремлением к геноциду, так как затронул весь юг СССР», говорит Монвиль, заявляющий, что при всей жестокости Сталину нельзя отказать в том, что он был творцом Победы и ярким антиимпериалистическим лидером.
Бьянкарелли, который поместил фотографию Сталина на своем профиле в соцсетях, признаёт, что сделал это из стремления к провокации. По его словам, ни он сам, ни его товарищи не являются приверженцами сталинского культа, но сталкиваясь с «постоянной отвратительной антикоммунистической пропагандой, которая ведется даже в школьных учебниках, испытывают сильное искушение объявить себя сталинистами.»
Все собесденики издания говорят о необходимости реабилитировать марксизм-ленинизм. «Я считаю, что теоретический вклад Маркса и Ленина нельзя разделять. Маркс необходим для осмысления капитализма, его места в истории, его преходящей природы. Но Ленин также важен для осмысления вопросов о власти и стратегии эксплуатируемых», - считает Бьянкарелли.
«Марксизм-ленинизм - это исторический и диалектический материализм, анализ противоречий и динамики классовой борьбы», вторит ему Кассем, чья ячейка ставит целью – не больше не меньше – как «восстановление настоящей массовой коммунистической партии».
После Второй мировой войны КП Франции была лидирующей политической силой в стране: на парламентских выборах 1946 г. коммунисты получили 26% голосов, а на муниципальных выборах 1947 г. – 29,9%. Виднейшие интеллектуалы и писатели страны были коммунистами.
Журнал напоминает, что если в 1945 около 60% французов считали, что главный вклад в Победу внёс СССР, а 20% – США, то в 2015 г. 54 % французов ответили, что главный вклад в Победу внесли США, а 23% - СССР.
Теперь янки – наше всё, иронизирует автор, удивляясь тому, что в стране наблюдается некоторый (хоть и незначительный) всплеск интереса к марксизму-ленинизму.
Так, основанная в 2004 году активистами французской Компартии организация Ячейка коммунистического возрождения Франции (PRCF) ставит своей целью возвращение к основам советской идеологии. «СССР был первым великим социалистическим экспериментом. Несмотря на все его ошибки и заблуждения, он сделал возможным ряд достижений, и не только на своей территории. Его же распад привел к ухудшению социальных условий во всем мире», говорит глава организации Фади Кассем.
Возрождение интереса к советскому проекту среди молодежи он связывает в первую очередь с провалами «новых левых», ставших попутчиками капитализма.
«Мы живем в 2024 году, СССР исчез в 1991 году. Мир, который видела молодежь 25-30 лет – это не мир холодной войны, а мир капиталистической глобализации, провала европейской интеграции, войн, ведущихся НАТО и ее союзниками. Они видели итоги пребывания у власти немарксистских, неленинских левых и хотят других решений».
Активист PRCF Пабло Бьянкарелли говорит, что вырос в типичном уголке «периферийной Франции», которая сейчас массово голосует за ультраправых и где левые утратили всякую популярность. При этом и те, кто голосует за Национальное Объединение с ностальгией вспоминают влиятельного коммунистического лидера Жоржа Марше (который, надо сказать, не стеснялся критиковать иммиграцию, требуя в 1980 г. полностью прекратить ее, ссылаясь на рост безработицы).
«Чтение таких коммунистических авторов, таких как М. Клускар, Г.Лукач, А. Лакруа-Риз позволяет нам, левым, взглянуть на историю в ином непривычном свете», - говорит Бьянкарелли.
Основатель издательства Delga, публикующий этих авторов, А. Монвиль считает, что открытие советских архивов было крайне важным, в том числе потому, что позволило скорректировать «карикатурное видение времен холодной войны». «Никто не отрицает существования лагерей, но теперь мы знаем, что даже в худшие годы там не было 10 миллионов заключенных. Точно так же мы узнали, что голод на Украине не был вызван стремлением к геноциду, так как затронул весь юг СССР», говорит Монвиль, заявляющий, что при всей жестокости Сталину нельзя отказать в том, что он был творцом Победы и ярким антиимпериалистическим лидером.
Бьянкарелли, который поместил фотографию Сталина на своем профиле в соцсетях, признаёт, что сделал это из стремления к провокации. По его словам, ни он сам, ни его товарищи не являются приверженцами сталинского культа, но сталкиваясь с «постоянной отвратительной антикоммунистической пропагандой, которая ведется даже в школьных учебниках, испытывают сильное искушение объявить себя сталинистами.»
Все собесденики издания говорят о необходимости реабилитировать марксизм-ленинизм. «Я считаю, что теоретический вклад Маркса и Ленина нельзя разделять. Маркс необходим для осмысления капитализма, его места в истории, его преходящей природы. Но Ленин также важен для осмысления вопросов о власти и стратегии эксплуатируемых», - считает Бьянкарелли.
«Марксизм-ленинизм - это исторический и диалектический материализм, анализ противоречий и динамики классовой борьбы», вторит ему Кассем, чья ячейка ставит целью – не больше не меньше – как «восстановление настоящей массовой коммунистической партии».
www.marianne.net
Du "parti des 75 000 fusillés" à un besoin d'une "contre-histoire" : le communisme, une idéologie de retour ?
Puissants, voire hégémoniques, pendant un temps, ces courants politiques sont désormais plongés dans la marginalité. « Marianne » vous raconte leur chute et comment ils vivotent aujourd'hui. Un moment première force politique du pays, le Parti communiste…
В связи с задержанием Дурова и лапидарными комментариями французских властей – «ничего политического» – многие вспомнили историю 10-летней давности с задержанием в Вене президента Боливии Эво Моралеса. Тогда Франция и другие европейские страны закрыли свое воздушное пространство и аэропорты самолёту Моралеса, опасаясь, что тот везёт из Москвы Сноудена, выдачи которого требовали США.
Инцидент вызвал много шума и волну негодования в Латинской Америке. Сам Моралес опубликовал в le Monde diplomatique гневную речь, которая сегодня могла бы сойти за манифест «Глобального юга» :
*
"2 июля 2013 произошло одно из самых необычных событий в истории международного права: президентскому самолету Боливии запретили пролет над территорией Франции, Испании, Италии и Португалии, а затем задержали в аэропорту Вены на 14 часов.
Это посягательство на жизнь членов официальной делегации, совершенное государствами, которые считаются образцовыми демократиями, вызывало возмущение и осуждение во всем мире.
Запрет, введенный одновременно 4 странами и скоординированный ЦРУ против суверенной страны под единственным предлогом, что у нас на борту мог находиться г-н Сноуден, говорит о мощи главной имперской державы.
До этого события все понимали, что государства создают агентства безопасности для защиты своей территории и своего населения. Но Вашингтон перешел все границы дозволенного. Нарушая все принципы доброй воли и международные конвенции, он превратил часть европейского континента в колонии. Им безнаказанно попираются права человека – главное завоевание французской революции.
Колониальный дух, приведший в прошлом к порабощению многих народов, вновь проявляется в том, что империя не терпит никаких ограничений - ни правовых, ни моральных, ни территориальных. Теперь всему миру ясно, что она может преступить любой закон, нарушить любой суверенитет, проигнорировать любое право человека.
Мощь США - это, конечно, их армия, участвующая в различных захватнических войнах и поддерживаемая мощнейшим ВПК. Этапы их интервенций хорошо известны: после завоевания государствам навязывается «свобода торговли», особый вид «демократии» и, наконец, подчинение населения алчности ТНК. Военный и экономический империализм искалечил Ирак, Афганистан, Ливию и Сирию. В них были убиты тысячи людей, но МУС не открыл ни одного уголовного дела.
Но американская власть также опирается на более скрытые механизмы шантажа и запугивания. Один из рецептов, который Вашингтон любит использовать для поддержания гегемонии, - «показательное наказание» в чисто колониальном стиле. Оно применяется к народам, решившимся на освобождение, и к политическим лидерам, решившим править в интересах простых людей. Память о подобных наказаниях надолго сохранится в Латинской Америке (...) Многочисленные перевороты организованы для того, чтобы коренные народы и низы общества не смели поднимать голову против правящих классов. Чтобы усмирить сопротивляющихся и запугать остальных... Но подобные действия приводят к тому, что малоимущие жители нашего континента и всего мира удваивают усилия в борьбе с ними.
(...)
Задержание президентского самолета говорит о сохранении некоторой формы расизма в Европе. Для некоторых европейцев индейцы, а также демократические или революционные процессы, в которых они участвуют, являются препятствием на пути к «цивилизации». Сегодня этот расизм проявляется в высокомерии и нелепых «технических» объяснениях, призванных замаскировать политическое решение, принятое в вашингтонском офисе. Европейские правительства даже неспособны признать свой колониальный статус и пытаются защитить репутацию хозяев.
Колониальный характер отношений между США и Европой усилился после 11 сентября 2001 и стал очевиден в 2004, когда стало известно, что американская авиация перевозит пленных в европейские тюрьмы.
«Война с террором» превращает старую Европу в колонию; её поддержка становится формой государственного терроризма, подчиняя частную жизнь миллионов граждан капризам империи."
https://www.monde-diplomatique.fr/2013/08/MORALES/49552
Инцидент вызвал много шума и волну негодования в Латинской Америке. Сам Моралес опубликовал в le Monde diplomatique гневную речь, которая сегодня могла бы сойти за манифест «Глобального юга» :
*
"2 июля 2013 произошло одно из самых необычных событий в истории международного права: президентскому самолету Боливии запретили пролет над территорией Франции, Испании, Италии и Португалии, а затем задержали в аэропорту Вены на 14 часов.
Это посягательство на жизнь членов официальной делегации, совершенное государствами, которые считаются образцовыми демократиями, вызывало возмущение и осуждение во всем мире.
Запрет, введенный одновременно 4 странами и скоординированный ЦРУ против суверенной страны под единственным предлогом, что у нас на борту мог находиться г-н Сноуден, говорит о мощи главной имперской державы.
До этого события все понимали, что государства создают агентства безопасности для защиты своей территории и своего населения. Но Вашингтон перешел все границы дозволенного. Нарушая все принципы доброй воли и международные конвенции, он превратил часть европейского континента в колонии. Им безнаказанно попираются права человека – главное завоевание французской революции.
Колониальный дух, приведший в прошлом к порабощению многих народов, вновь проявляется в том, что империя не терпит никаких ограничений - ни правовых, ни моральных, ни территориальных. Теперь всему миру ясно, что она может преступить любой закон, нарушить любой суверенитет, проигнорировать любое право человека.
Мощь США - это, конечно, их армия, участвующая в различных захватнических войнах и поддерживаемая мощнейшим ВПК. Этапы их интервенций хорошо известны: после завоевания государствам навязывается «свобода торговли», особый вид «демократии» и, наконец, подчинение населения алчности ТНК. Военный и экономический империализм искалечил Ирак, Афганистан, Ливию и Сирию. В них были убиты тысячи людей, но МУС не открыл ни одного уголовного дела.
Но американская власть также опирается на более скрытые механизмы шантажа и запугивания. Один из рецептов, который Вашингтон любит использовать для поддержания гегемонии, - «показательное наказание» в чисто колониальном стиле. Оно применяется к народам, решившимся на освобождение, и к политическим лидерам, решившим править в интересах простых людей. Память о подобных наказаниях надолго сохранится в Латинской Америке (...) Многочисленные перевороты организованы для того, чтобы коренные народы и низы общества не смели поднимать голову против правящих классов. Чтобы усмирить сопротивляющихся и запугать остальных... Но подобные действия приводят к тому, что малоимущие жители нашего континента и всего мира удваивают усилия в борьбе с ними.
(...)
Задержание президентского самолета говорит о сохранении некоторой формы расизма в Европе. Для некоторых европейцев индейцы, а также демократические или революционные процессы, в которых они участвуют, являются препятствием на пути к «цивилизации». Сегодня этот расизм проявляется в высокомерии и нелепых «технических» объяснениях, призванных замаскировать политическое решение, принятое в вашингтонском офисе. Европейские правительства даже неспособны признать свой колониальный статус и пытаются защитить репутацию хозяев.
Колониальный характер отношений между США и Европой усилился после 11 сентября 2001 и стал очевиден в 2004, когда стало известно, что американская авиация перевозит пленных в европейские тюрьмы.
«Война с террором» превращает старую Европу в колонию; её поддержка становится формой государственного терроризма, подчиняя частную жизнь миллионов граждан капризам империи."
https://www.monde-diplomatique.fr/2013/08/MORALES/49552
Le Monde diplomatique
« Moi, président de la Bolivie, séquestré en Europe »
par Evo Morales (août 2013)
Представлять идущий конфликт России с Западом схваткой Левиафанов и столкновением цивилизаций мешает то - регулярно выдвигаемое и многими западными мыслителями - возражение, что т.н. Коллективный Запад - это не вполне Левиафан или сумма Левиафанов, а какой-то иной "неизвестный науке зверь" (хотя само его появление и некоторые его черты были предугаданы наиболее прозорливыми критиками модерна).
Можно ли говорить о цивилизационном конфликте, когда действующие в нем игроки делают всё возможное, чтобы отказаться от своих цивилизационных основ и растворить свою культурную идентичность?
Конфликт идет не между двумя (или больше) цивилизациями, а между всё униформизирующей децивилизацией, растворяющей наследие всех цивилизаций, и теми, кто пытается ей противостоять.
https://globalaffairs.ru/articles/kto-gde-za-chto-rutkevich/
Можно ли говорить о цивилизационном конфликте, когда действующие в нем игроки делают всё возможное, чтобы отказаться от своих цивилизационных основ и растворить свою культурную идентичность?
Конфликт идет не между двумя (или больше) цивилизациями, а между всё униформизирующей децивилизацией, растворяющей наследие всех цивилизаций, и теми, кто пытается ей противостоять.
https://globalaffairs.ru/articles/kto-gde-za-chto-rutkevich/
Россия в глобальной политике
Кто они, где они, за что они и почему
Природа реальной битвы, которую предстоит вести, схватка не между Россией и Западом, а за сохранение многоликой европейской цивилизации как таковой (да и всех цивилизаций мира)…
Кто боится Сары Вагенкнехт?
Кто бы мог подумать, что Германия с ее размеренной политической жизнью станет эпицентром нового популистского восстания в Европе — одновременно правого и левого? Однако именно это произошло. Настоящим сюрпризом последних выборов стало движение Сары Вагенкнехт, бывшей иконы левых радикалов, которая недавно создала собственную партию. Феномен Вагенкнехт удивителен и уникален, отмечает автор ее удачного портрета в UnHerd, который заставляет задуматься о том, каким мог бы быть совершенно иной европейский курс.
Социал-консервативные идеи, теоретизированные мыслителями вроде Мишеа, Милбэнка и Лэша, находят все больший отклик у современных политиков, таких как Фицо, Кеннеди-младший, Вэнс. Однако наиболее ярко эти идеи воплощены у Вагенкнехт, которая предлагает континентальную версию с более левым уклоном, чем англосаксонские аналоги.
Ее программа объединяет элементы социалистических идей—интервенционистскую и перераспределительную политику, повышение пенсий и минимальной зарплаты, а также социальную защиту—с культурно-консервативными взглядами на важность традиций, стабильности и безопасности. Это подразумевает более строгую иммиграционную политику и отказ от мультикультурализма, угрожающего социальной сплоченности. В 2015 году Вагенкнехт критиковала Меркель за «бездумное» решение принять сотни тысяч беженцев.
Для Вагенкнехт укрепление социальной сплоченности через ограничение миграции не только полезно само по себе, но и необходимо для успешного перераспределения и демократии. Она убеждена, что только социум с общей идентичностью способен быть демократией и – тем более – социальной демократией.
Вагенкнехт — антипод современного левого мейнстрима, что частично объясняется ее происхождением из ГДР. Она увлеклась марксизмом в подростковом возрасте, а падение ГДР в 1989 году стало, по словам ее биографа «моментом рождения политика Вагенкнехт». Исчезновение ГДР было для нее драмой, поскольку она верила в реформированный социализм, а не в капиталистический путь ФРГ.
Вагенкнехт отдалилась от левых, считая, что они заняты пропагандой определённого образа жизни и морали, а не защитой интересов низших классов. Она не согласна с зелёной и гендерной политикой, поддерживаемой ими, и считает, что современные левые отошли от классического либерализма, склоняясь к авторитаризму, что особенно проявилось во время пандемии.
Вагенкнехт резко критиковала «бесконечные локдауны» и принудительную вакцинацию. Но истинный раскол с Линке произошёл после вторжения России на Украину. Она стала ведущим критиком военной поддержки Киева и санкций против России, которые поддержала Линке.
С момента создания своей партии BSW Вагенкнехт сделала вопрос разрядки отношений с Россией ключевым в своей программе. Она осуждает подчинение Германии стратегии прокси-войны США и НАТО на Украине и считает отказ от переговоров с Москвой контрпродуктивным. В Бундестаге она заявила, что нефтегазовое эмбарго разрушает немецкую экономику, а правительство ставит под угрозу безопасность миллионов граждан. Вагенкнехт также осудила планы размещения американских ракет в Германии и громко призывала к расследованию атаки на «Северный поток».
Для Вагенкнехт противодействие прокси-войне с Россией вписывается в глобальную стратегию, направленную на освобождение Германии от контроля США. Она стремится к восстановлению долгосрочных отношений с РФ, что могло бы создать основу для новой евразийской системы безопасности.
Речь идет о довольно радикальном пересмотре как внутри-политического, так и международного статус-кво Германии, и потому эти предложения встречают жесткое сопротивление тех, кто его защищает.
Вагенкнехт, входящая в тройку самых популярных политиков Германии, подвергается яростной критике со стороны истеблишмента, но также и осуждению ультра-правых, обвиняющих её в расколе «популисткого фронта».
https://unherd.com/fr/2024/08/qui-a-peur-de-sahra-wagenknecht/
Кто бы мог подумать, что Германия с ее размеренной политической жизнью станет эпицентром нового популистского восстания в Европе — одновременно правого и левого? Однако именно это произошло. Настоящим сюрпризом последних выборов стало движение Сары Вагенкнехт, бывшей иконы левых радикалов, которая недавно создала собственную партию. Феномен Вагенкнехт удивителен и уникален, отмечает автор ее удачного портрета в UnHerd, который заставляет задуматься о том, каким мог бы быть совершенно иной европейский курс.
Социал-консервативные идеи, теоретизированные мыслителями вроде Мишеа, Милбэнка и Лэша, находят все больший отклик у современных политиков, таких как Фицо, Кеннеди-младший, Вэнс. Однако наиболее ярко эти идеи воплощены у Вагенкнехт, которая предлагает континентальную версию с более левым уклоном, чем англосаксонские аналоги.
Ее программа объединяет элементы социалистических идей—интервенционистскую и перераспределительную политику, повышение пенсий и минимальной зарплаты, а также социальную защиту—с культурно-консервативными взглядами на важность традиций, стабильности и безопасности. Это подразумевает более строгую иммиграционную политику и отказ от мультикультурализма, угрожающего социальной сплоченности. В 2015 году Вагенкнехт критиковала Меркель за «бездумное» решение принять сотни тысяч беженцев.
Для Вагенкнехт укрепление социальной сплоченности через ограничение миграции не только полезно само по себе, но и необходимо для успешного перераспределения и демократии. Она убеждена, что только социум с общей идентичностью способен быть демократией и – тем более – социальной демократией.
Вагенкнехт — антипод современного левого мейнстрима, что частично объясняется ее происхождением из ГДР. Она увлеклась марксизмом в подростковом возрасте, а падение ГДР в 1989 году стало, по словам ее биографа «моментом рождения политика Вагенкнехт». Исчезновение ГДР было для нее драмой, поскольку она верила в реформированный социализм, а не в капиталистический путь ФРГ.
Вагенкнехт отдалилась от левых, считая, что они заняты пропагандой определённого образа жизни и морали, а не защитой интересов низших классов. Она не согласна с зелёной и гендерной политикой, поддерживаемой ими, и считает, что современные левые отошли от классического либерализма, склоняясь к авторитаризму, что особенно проявилось во время пандемии.
Вагенкнехт резко критиковала «бесконечные локдауны» и принудительную вакцинацию. Но истинный раскол с Линке произошёл после вторжения России на Украину. Она стала ведущим критиком военной поддержки Киева и санкций против России, которые поддержала Линке.
С момента создания своей партии BSW Вагенкнехт сделала вопрос разрядки отношений с Россией ключевым в своей программе. Она осуждает подчинение Германии стратегии прокси-войны США и НАТО на Украине и считает отказ от переговоров с Москвой контрпродуктивным. В Бундестаге она заявила, что нефтегазовое эмбарго разрушает немецкую экономику, а правительство ставит под угрозу безопасность миллионов граждан. Вагенкнехт также осудила планы размещения американских ракет в Германии и громко призывала к расследованию атаки на «Северный поток».
Для Вагенкнехт противодействие прокси-войне с Россией вписывается в глобальную стратегию, направленную на освобождение Германии от контроля США. Она стремится к восстановлению долгосрочных отношений с РФ, что могло бы создать основу для новой евразийской системы безопасности.
Речь идет о довольно радикальном пересмотре как внутри-политического, так и международного статус-кво Германии, и потому эти предложения встречают жесткое сопротивление тех, кто его защищает.
Вагенкнехт, входящая в тройку самых популярных политиков Германии, подвергается яростной критике со стороны истеблишмента, но также и осуждению ультра-правых, обвиняющих её в расколе «популисткого фронта».
https://unherd.com/fr/2024/08/qui-a-peur-de-sahra-wagenknecht/
UnHerd
Qui a peur de Sahra Wagenknecht ?
Чтобы всё осталось по-прежнему, всё должно измениться
***
Описывая подъем и триумф центристского либерализма, Иммануил Валлерстайн показал, как ему удалось распространить свое влияние на конкурирующие идеологии и проекты - консерватизм и социализм - , постепенно выхолостив их и оставив от них лишь пустые оболочки.
После этого триумфа «флагманские» меры, фигурирующие на знаменах социалистов или консерваторов, больше не ставят под вопрос основы существующей социальной системы – экономический рост и расширение индивидуальных прав. Чуть больше перераспределения, "зеленого" и антифашистского пафоса с одной стороны, речи о необходимости авторитета и националистический фольклор с другой - вот и все, что может предложить марионеточная оппозиция, подчиняющаяся законам деборовского Спектакля и в совершенстве овладевшая искусством протестной иллюзии.
Идеология "ультра- центра", в свою очередь, обходится без громких лозунгов. Свою жесткость центристский либерализм проявляет не на словах, а на практике.
Как писал Марсель Гоше, неолиберальная идеология максималистична по содержанию и минималистична по форме. Она обходится без «ярких речей, глобальных конструкций и поражающих воображение доктрин. Радикализм ультра-центра - это радикализм спокойный, но неумолимый. Это система, в которой вам нужен не вождь, а технократы, регулирующие работу «независимых» рыночно-правовых механизмов. Ультра- центр предлагает не всенародную революцию, а микромеры, расширяющие набор индвидуальных прав и сферу контроля капитала и технократии. Революция ультра-центра действительно взрывает человеческое существование, но делает это постепенно, незаметно, без лишнего шума."
Вспоминается, что первая книга Макрона, изданная осенью 2016 года в преддверии выборов, так и называлась «Революция». Эта революция предполагает ускорение курса, ведущегося уже много лет.
«За последние десятилетия мы неоднократно констатировали, что, каким бы ни было большинство у власти, им реализуются примерно одни и те же меры, приводящие к ухудшению условий труда и стабильной занятости, демонтажу государства всеобщего благосостояния, росту бедности, сокращению промышленной базы страны, стратегической уязвимости и росту популизма», – говорит экономист Фредерик Фара.
И следует признать, что на данный момент нет силы, способой изменить этот вектор.
При этом, хотя идеология «ультра-центра» довольна зыбка, она тем не менее обладает огромной мобилизующей силой, действующей в том числе и за пределами своей социальной базы.
В отличие от старой люмпен-буржуазии, которую исследователи колониализма определяли как промежуточные классы (торговцы, юристы, промышленники и т. д.), находящиеся на службе у колониальных хозяев и лишенные классового сознания, международная люмпен-олигархия, поднявшаяся в период ускоренной глобализации, скреплена чувством принадлежности к высшим слоям мирового сообщества и желанием служить моральным компасом для всего человечества. Именно предлагая промежуточным классам разделить с ними чувство морального превосходства и причастности к «просвещенному передовому авангарду», истинные победители глобализации добились того, что мелкая буржуазия движется в их форватере. И хотя материальное положение промежуточных классов не столь завидно, они наделены «референтным» культурным капиталом.
Те же, кто полностью проигрывает от неолиберальных процессов, экономически и символически «отверженные» не имеют ни общей идеологии, ни программы, ни лагеря. Весь их протестный потенциал исчерпывается в тщетных мобилизациях, разыгрываемых марионеточной оппозицией, которая неспособна предложить кардинально новый курс.
Очевидно, что время для Политики еще не пришло. Оно несомненно придет позже, когда кризисы разрастутся, хаос усилится, а дезинтеграция углубится. Иначе и быть не может, ведь энтропия, распад и хаос присущи системе, основополагающим принципом которой является война всех против всех.
***
Описывая подъем и триумф центристского либерализма, Иммануил Валлерстайн показал, как ему удалось распространить свое влияние на конкурирующие идеологии и проекты - консерватизм и социализм - , постепенно выхолостив их и оставив от них лишь пустые оболочки.
После этого триумфа «флагманские» меры, фигурирующие на знаменах социалистов или консерваторов, больше не ставят под вопрос основы существующей социальной системы – экономический рост и расширение индивидуальных прав. Чуть больше перераспределения, "зеленого" и антифашистского пафоса с одной стороны, речи о необходимости авторитета и националистический фольклор с другой - вот и все, что может предложить марионеточная оппозиция, подчиняющаяся законам деборовского Спектакля и в совершенстве овладевшая искусством протестной иллюзии.
Идеология "ультра- центра", в свою очередь, обходится без громких лозунгов. Свою жесткость центристский либерализм проявляет не на словах, а на практике.
Как писал Марсель Гоше, неолиберальная идеология максималистична по содержанию и минималистична по форме. Она обходится без «ярких речей, глобальных конструкций и поражающих воображение доктрин. Радикализм ультра-центра - это радикализм спокойный, но неумолимый. Это система, в которой вам нужен не вождь, а технократы, регулирующие работу «независимых» рыночно-правовых механизмов. Ультра- центр предлагает не всенародную революцию, а микромеры, расширяющие набор индвидуальных прав и сферу контроля капитала и технократии. Революция ультра-центра действительно взрывает человеческое существование, но делает это постепенно, незаметно, без лишнего шума."
Вспоминается, что первая книга Макрона, изданная осенью 2016 года в преддверии выборов, так и называлась «Революция». Эта революция предполагает ускорение курса, ведущегося уже много лет.
«За последние десятилетия мы неоднократно констатировали, что, каким бы ни было большинство у власти, им реализуются примерно одни и те же меры, приводящие к ухудшению условий труда и стабильной занятости, демонтажу государства всеобщего благосостояния, росту бедности, сокращению промышленной базы страны, стратегической уязвимости и росту популизма», – говорит экономист Фредерик Фара.
И следует признать, что на данный момент нет силы, способой изменить этот вектор.
При этом, хотя идеология «ультра-центра» довольна зыбка, она тем не менее обладает огромной мобилизующей силой, действующей в том числе и за пределами своей социальной базы.
В отличие от старой люмпен-буржуазии, которую исследователи колониализма определяли как промежуточные классы (торговцы, юристы, промышленники и т. д.), находящиеся на службе у колониальных хозяев и лишенные классового сознания, международная люмпен-олигархия, поднявшаяся в период ускоренной глобализации, скреплена чувством принадлежности к высшим слоям мирового сообщества и желанием служить моральным компасом для всего человечества. Именно предлагая промежуточным классам разделить с ними чувство морального превосходства и причастности к «просвещенному передовому авангарду», истинные победители глобализации добились того, что мелкая буржуазия движется в их форватере. И хотя материальное положение промежуточных классов не столь завидно, они наделены «референтным» культурным капиталом.
Те же, кто полностью проигрывает от неолиберальных процессов, экономически и символически «отверженные» не имеют ни общей идеологии, ни программы, ни лагеря. Весь их протестный потенциал исчерпывается в тщетных мобилизациях, разыгрываемых марионеточной оппозицией, которая неспособна предложить кардинально новый курс.
Очевидно, что время для Политики еще не пришло. Оно несомненно придет позже, когда кризисы разрастутся, хаос усилится, а дезинтеграция углубится. Иначе и быть не может, ведь энтропия, распад и хаос присущи системе, основополагающим принципом которой является война всех против всех.
Свежую порцию евро-центристской критики в адрес Сары Вагенкнехт выдает французская Фигаро под заголовком:
«Новая звезда немецких левых – Сара Вагенкнехт, противница политкорректности и прорусская»
Первым и главным мотивом негодования праволиберальной Фигаро является привязанность «красной Сары» к ГДР. Все остальные претензии – по стандартному списку. А вот фотография Сары в красном, очевидно выбранная для устрашения респектабельных читателей солидного буржуазного издания, напротив, выглядит весьма эффектно.
*
«Когда пала берлинская стена, то вместо того, чтобы ликовать на ее обломках, как бОльшая часть восточно-германской молодежи, Сара Вагенкнехт была удручена. Когда год спустя ГДР исчезла, она облеклась в траур и, начав политическую карьеру, стала рупором остальгии.
Эта убежденная марксистка, решительно настроенная против Запада, презирающая капитализм и друг путинской России, резко критикует политкорректность социал-демократических левых и «зеленых» и не скрывает своего враждебного отношения к иммиграции.
Шпигель не ошиблась, когда в конце августа написала, что Восточная Германия стоит на пороге новой политической системы, предугадав сенсационный взлёт партии Вагенкнехт. Сегодня движение 55-летней Вагенкнехт – BSW - стало первым левым движением в восточных землях. Представители ХДС, наотрез отказавшиеся от коалиции с ультра-правыми из AFD, вынуждены вести с ней переговоры о создании региональных коалиций.
Эта перспектива отнюдь их не радует. Один из депутатов ХДС назвал BSW «филиалом Кремля». Надо сказать, что красную Сару никогда не пугали авторитарные режимы. На протяжении тридцати пяти лет она последовательно отказывалась именовать ГДР «диктатурой» !"
https://www.lefigaro.fr/international/pourfendeuse-du-wokisme-et-pro-russe-sahra-wagenknecht-nouvelle-star-de-la-gauche-allemande-20240911
«Новая звезда немецких левых – Сара Вагенкнехт, противница политкорректности и прорусская»
Первым и главным мотивом негодования праволиберальной Фигаро является привязанность «красной Сары» к ГДР. Все остальные претензии – по стандартному списку. А вот фотография Сары в красном, очевидно выбранная для устрашения респектабельных читателей солидного буржуазного издания, напротив, выглядит весьма эффектно.
*
«Когда пала берлинская стена, то вместо того, чтобы ликовать на ее обломках, как бОльшая часть восточно-германской молодежи, Сара Вагенкнехт была удручена. Когда год спустя ГДР исчезла, она облеклась в траур и, начав политическую карьеру, стала рупором остальгии.
Эта убежденная марксистка, решительно настроенная против Запада, презирающая капитализм и друг путинской России, резко критикует политкорректность социал-демократических левых и «зеленых» и не скрывает своего враждебного отношения к иммиграции.
Шпигель не ошиблась, когда в конце августа написала, что Восточная Германия стоит на пороге новой политической системы, предугадав сенсационный взлёт партии Вагенкнехт. Сегодня движение 55-летней Вагенкнехт – BSW - стало первым левым движением в восточных землях. Представители ХДС, наотрез отказавшиеся от коалиции с ультра-правыми из AFD, вынуждены вести с ней переговоры о создании региональных коалиций.
Эта перспектива отнюдь их не радует. Один из депутатов ХДС назвал BSW «филиалом Кремля». Надо сказать, что красную Сару никогда не пугали авторитарные режимы. На протяжении тридцати пяти лет она последовательно отказывалась именовать ГДР «диктатурой» !"
https://www.lefigaro.fr/international/pourfendeuse-du-wokisme-et-pro-russe-sahra-wagenknecht-nouvelle-star-de-la-gauche-allemande-20240911
Le Figaro
Pourfendeuse du wokisme et pro-russe : Sahra Wagenknecht, nouvelle star de la gauche allemande
PORTRAIT - Ancienne du parti communiste, cette Allemande nostalgique de la RDA a créé une formation qui s'est imposée comme la première à gauche lors de deux élections régionales. Pour éviter l'extrême droite au pouvoir, les chrétiens-démocrates veulent pourtant…
Современная филантропия, зародившаяся в конце XIX века, существенно отличается от традиционной благотворительности, которая была локальной и религиозной, сосредотачиваясь на конкретных задачах — помощи бедным или обучении грамоте. Сегодняшние фонды ставят перед собой более амбициозные цели, такие как «благополучие и прогресс всего человечества».
Стоит напомнить, что в момент появления первых частных благотворительных фондов — Карнеги, Форд, Рокфеллер и других — идея о том, что миллиардерам можно доверить масштабные общественные проекты, казалась спорной. Президент-республиканец Теодор Рузвельт резко критиковал «представителей хищнического капитала», которые, по его словам, «через пожертвования университетам стремятся влиять на руководство этих образовательных учреждений в своих интересах». Рабочие также относились с подозрением к этим промышленникам-альтруистам, щедрым в вопросах искусства, здравоохранения и науки, но жестоким и скупым по отношению к собственным рабочим. Президент Американской федерации труда (AFL) Самуэль Гомперс с сарказмом отмечал: «Единственное, что мир с радостью принял бы от мистера Рокфеллера, — это финансирование центра, который помогал бы людям не стать такими, как он».
В начале 1890-х годов многие рабочие в Пенсильвании отказывались посещать учреждения, построенные на деньги Эндрю Карнеги. Из сорока шести городов штата, которым он предлагал построить библиотеки, двадцать отклонили его предложение.
Сегодня подобная ситуация немыслима. Муниципалитеты не только не отказываются от помощи крупных филантропов, но и активно соревнуются за право принять у себя тот или иной благотворительный проект.
За последние сорок лет западные правительства применяют разные способы сокращения государственных расходов. Один из таких методов — перекладывание ответственности за социальное обслуживание на общественные ассоциации, а также стимулирование частной благотворительности. Идея о том, что социальные вопросы, культура и другие сферы должны быть на попечении миллиардеров, теперь воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Однако о последствиях такого подхода стоило бы серьёзно задуматься.
https://globalaffairs.ru/articles/blagodeteli-rutkevich/
Стоит напомнить, что в момент появления первых частных благотворительных фондов — Карнеги, Форд, Рокфеллер и других — идея о том, что миллиардерам можно доверить масштабные общественные проекты, казалась спорной. Президент-республиканец Теодор Рузвельт резко критиковал «представителей хищнического капитала», которые, по его словам, «через пожертвования университетам стремятся влиять на руководство этих образовательных учреждений в своих интересах». Рабочие также относились с подозрением к этим промышленникам-альтруистам, щедрым в вопросах искусства, здравоохранения и науки, но жестоким и скупым по отношению к собственным рабочим. Президент Американской федерации труда (AFL) Самуэль Гомперс с сарказмом отмечал: «Единственное, что мир с радостью принял бы от мистера Рокфеллера, — это финансирование центра, который помогал бы людям не стать такими, как он».
В начале 1890-х годов многие рабочие в Пенсильвании отказывались посещать учреждения, построенные на деньги Эндрю Карнеги. Из сорока шести городов штата, которым он предлагал построить библиотеки, двадцать отклонили его предложение.
Сегодня подобная ситуация немыслима. Муниципалитеты не только не отказываются от помощи крупных филантропов, но и активно соревнуются за право принять у себя тот или иной благотворительный проект.
За последние сорок лет западные правительства применяют разные способы сокращения государственных расходов. Один из таких методов — перекладывание ответственности за социальное обслуживание на общественные ассоциации, а также стимулирование частной благотворительности. Идея о том, что социальные вопросы, культура и другие сферы должны быть на попечении миллиардеров, теперь воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Однако о последствиях такого подхода стоило бы серьёзно задуматься.
https://globalaffairs.ru/articles/blagodeteli-rutkevich/
Россия в глобальной политике
Благодетели человечества
Филантропия служит отличной защитой от государственного регулирования и надзора, поскольку её основная функция – предотвратить юридический контроль, заменяя законодательные меры формами моральной регуляции, которые находятся…
В эти выходные у Франции наконец появилось правительство.
Соображения большого числа усталых от всей предшествовавшей катавасии граждан ёмко резюмированы в нижеследующем комментарии одним из блогеров.
*
Итак, подведем итог. У нас есть президент, который пришел к власти в результате "мелкого мошенничества", а именно нелегальных услуг консалтиногового кабинета McKinsey. Он по прихоти распустил Национальное собрание, проиграл назначенные им самим досрочные выборы, решил не обращать на их результат никакого внимания и продолжил, как ни в чем не бывало, самолично диктовать политический курс. После месяцев "раздумий" он, наконец, назначил на пост премьер-министра представителя одной из самых слабых партий, при любезной поддержке Национального объединения, с которым он якобы вел принципиальную непримиримую борьбу. Ключевые посты, конечно же, остаются за лагерем, проигравшим выборы. А что же наша "свободная, демократическая и независимая" пресса? Разумеется, не находит в этом ничего особенного.
Соображения большого числа усталых от всей предшествовавшей катавасии граждан ёмко резюмированы в нижеследующем комментарии одним из блогеров.
*
Итак, подведем итог. У нас есть президент, который пришел к власти в результате "мелкого мошенничества", а именно нелегальных услуг консалтиногового кабинета McKinsey. Он по прихоти распустил Национальное собрание, проиграл назначенные им самим досрочные выборы, решил не обращать на их результат никакого внимания и продолжил, как ни в чем не бывало, самолично диктовать политический курс. После месяцев "раздумий" он, наконец, назначил на пост премьер-министра представителя одной из самых слабых партий, при любезной поддержке Национального объединения, с которым он якобы вел принципиальную непримиримую борьбу. Ключевые посты, конечно же, остаются за лагерем, проигравшим выборы. А что же наша "свободная, демократическая и независимая" пресса? Разумеется, не находит в этом ничего особенного.