Где-то слышала, что адвокат, оказавшийся в сложной этической ситуации, должен обратиться за разъяснениями в совет палаты. Но я попробую просто написать в телеграм-канал.
Итак, диспозиция такая.
Идёт допрос обвиняемого Н. Вину он не признаёт, но показания давать желает, чтобы изложить свою версию событий, об которую должно разбиться обвинение.
Следователь, естественно, настроен задавать внезапные каверзные вопросы, чтобы вывести предполагаемого преступника на предположительно чистую воду.
Допрос идёт в весьма специфическом месте – районном изоляторе временного содержания. Тут бы приложить схему расстановки сил, но опишу словами: обвиняемый в клетке, с "вольной" стороны решетки стоит стол, а у стола – два стула, бок о бок. Соответственно, следователь и адвокат сидят плечом к плечу, а Н. – напротив них. Помещение тесное, встать и отойти никто не может.
Соответственно, адвокат (он же я) видит – не может не видеть – что именно такое следователь записывает в протоколе. И пока заполняется вводная часть протокола и пишутся ответы на базовые вопросы ("расскажите о событиях дня Х"), следователя это никак не смущает.
Но вот когда приходит пора каверзных вопросов, ответы на которые потом определят в деле очень многое, следователь предъявляет адвокату одно простое и в общем понятное требование – не смотреть в протокол. Потому что тогда записываемый вопрос уже не будет таким внезапным, и защита выиграет фору в несколько секунд, чтобы сориентироваться.
И вроде как, действительно, следователь в обычных условиях (то есть в своём кабинете) просто отворачивает монитор к себе, сверяется со шпаргалками в телефоне под столом, а защитник может стоять у него за плечом только и исключительно по обоюдному согласию.
Но тут нет ни монитора, ни телефона, ни места, чтобы отойти. Принудительное закрытие глаз защитника УПК пока не предусматривает (но тут коллеги, кто работает с секреткой, возможно, меня поправят).
По-человечески, конечно, я могу отвернуться, раз меня вежливо просят не смотреть. Но по-адвокатски шея не поворачивается сделать это. Что делать? Обращаться в совет палаты за разъяснениями? Ну уж нет. Решаю смотреть в протокол, пока это физически возможно.
Говорю следователю, что сижу слишком близко, чтобы не видеть протокол, ну не в клетку же мне отойти? Он даже не ловит меня на очевидной подмене глаголов "смотреть" и "видеть", и листает УПК в поисках чего-то, чем можно обосновать своё требование.
Я жду и думаю про дорогого процессуального оппонента: если он готовился к допросу, то задаст вопрос вслух, выслушает ответ, а потом запишет всё разом. Зачем огород городить?
Долистав УПК, следователь поступает проще – пишет вопрос, тщательно прикрывая написанное ладошкой. Я чувствую себя как за школьной партой с мальчиком-отличником. Удается разглядеть – хорошо, что этот мальчик правша, а я сижу как раз у его правого плеча – пару ключевых слов.
Выдыхаем. Этот вопрос не будет внезапным – мы на него рассчитывали. Н. отвечает. Следователь больше вопросов не имеет. А мы не имеем замечаний к протоколу.
Но мысленно я всё-таки смоделировала ситуацию, когда следователь проявляет принципиальность и отмечает в протоколе, что адвокат, мол, всё подсматривал вопреки запрету. И, допустим, пишет гневное письмо в Минюст, а тот – в палату. С вопросом, сохранила ли я в этой ситуации честь и достоинство, присущее моей профессии.
И что скажет палата, я навскидку отгадать не смогу. А что скажете вы?
Где-то слышала, что адвокат, оказавшийся в сложной этической ситуации, должен обратиться за разъяснениями в совет палаты. Но я попробую просто написать в телеграм-канал.
Итак, диспозиция такая.
Идёт допрос обвиняемого Н. Вину он не признаёт, но показания давать желает, чтобы изложить свою версию событий, об которую должно разбиться обвинение.
Следователь, естественно, настроен задавать внезапные каверзные вопросы, чтобы вывести предполагаемого преступника на предположительно чистую воду.
Допрос идёт в весьма специфическом месте – районном изоляторе временного содержания. Тут бы приложить схему расстановки сил, но опишу словами: обвиняемый в клетке, с "вольной" стороны решетки стоит стол, а у стола – два стула, бок о бок. Соответственно, следователь и адвокат сидят плечом к плечу, а Н. – напротив них. Помещение тесное, встать и отойти никто не может.
Соответственно, адвокат (он же я) видит – не может не видеть – что именно такое следователь записывает в протоколе. И пока заполняется вводная часть протокола и пишутся ответы на базовые вопросы ("расскажите о событиях дня Х"), следователя это никак не смущает.
Но вот когда приходит пора каверзных вопросов, ответы на которые потом определят в деле очень многое, следователь предъявляет адвокату одно простое и в общем понятное требование – не смотреть в протокол. Потому что тогда записываемый вопрос уже не будет таким внезапным, и защита выиграет фору в несколько секунд, чтобы сориентироваться.
И вроде как, действительно, следователь в обычных условиях (то есть в своём кабинете) просто отворачивает монитор к себе, сверяется со шпаргалками в телефоне под столом, а защитник может стоять у него за плечом только и исключительно по обоюдному согласию.
Но тут нет ни монитора, ни телефона, ни места, чтобы отойти. Принудительное закрытие глаз защитника УПК пока не предусматривает (но тут коллеги, кто работает с секреткой, возможно, меня поправят).
По-человечески, конечно, я могу отвернуться, раз меня вежливо просят не смотреть. Но по-адвокатски шея не поворачивается сделать это. Что делать? Обращаться в совет палаты за разъяснениями? Ну уж нет. Решаю смотреть в протокол, пока это физически возможно.
Говорю следователю, что сижу слишком близко, чтобы не видеть протокол, ну не в клетку же мне отойти? Он даже не ловит меня на очевидной подмене глаголов "смотреть" и "видеть", и листает УПК в поисках чего-то, чем можно обосновать своё требование.
Я жду и думаю про дорогого процессуального оппонента: если он готовился к допросу, то задаст вопрос вслух, выслушает ответ, а потом запишет всё разом. Зачем огород городить?
Долистав УПК, следователь поступает проще – пишет вопрос, тщательно прикрывая написанное ладошкой. Я чувствую себя как за школьной партой с мальчиком-отличником. Удается разглядеть – хорошо, что этот мальчик правша, а я сижу как раз у его правого плеча – пару ключевых слов.
Выдыхаем. Этот вопрос не будет внезапным – мы на него рассчитывали. Н. отвечает. Следователь больше вопросов не имеет. А мы не имеем замечаний к протоколу.
Но мысленно я всё-таки смоделировала ситуацию, когда следователь проявляет принципиальность и отмечает в протоколе, что адвокат, мол, всё подсматривал вопреки запрету. И, допустим, пишет гневное письмо в Минюст, а тот – в палату. С вопросом, сохранила ли я в этой ситуации честь и достоинство, присущее моей профессии.
И что скажет палата, я навскидку отгадать не смогу. А что скажете вы?
BY Objection, your honor!
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children. "This time we received the coordinates of enemy vehicles marked 'V' in Kyiv region," it added. But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. The Security Service of Ukraine said in a tweet that it was able to effectively target Russian convoys near Kyiv because of messages sent to an official Telegram bot account called "STOP Russian War." "And that set off kind of a battle royale for control of the platform that Durov eventually lost," said Nathalie Maréchal of the Washington advocacy group Ranking Digital Rights.
from us
