Субъективный оргздрав

Суверенная биология

Говоря про изолированную науку, могу отметить, какие позиции на мой взгляд ограничивают перспективы научного в биомедицинской сфере. Большинство этих положений я уже приводил ранее, но позволю себе повториться, дав детали только по одному.

1. Слабая юрисдикция. Слабое патентное обеспечение, высокие риски затягивания процесса, неправовые инструменты давления, а теперь ещё и многократно возросшие судебные пошлины – отличный барьер от участия в науке со стороны любого инвестора.

2. Отсутствие университетской автономии – мощнейший тормоз для развития самих университетов. Они не динамично определяют программу исследований исходя из своих бюджетов и грантовых денег, но исполняют по сути задачи чиновного профиля. Отсутствие автономии порождает отсутствие прямого академического конфликта, а это, в свою очередь, исключает возможность спора. Но наука – по определению диалог, спор, форма несогласия с существующим знанием. Вот уж действительно, «Эх, государь, ум простор любит, а у тебя ему тесно».

3. Падающая международная интеграция – опыт систематического участия в международных исследованиях, необходимость публиковаться в рецензируемых изданиях и регулярное участие в конференциях неизбежно содействуют росту качества науки. Тут обычно начальство возмущается и говорит – но как же так, мы же можем делать не хуже!? Можем, но это не отменяет одного из важнейших элементов научного знания – воспроизводимости. Если Вы раз за разом ставите эксперименты, которые чисто методически не могут быть воспроизведены, то практическая ценность их выводов всё больше и больше падает. Вы строите не науку, а что-то религиозное, доказывающее само себя.

4. Волюнтаристский рынок биомедицины – единственная специфичная для медицины вещь. Если коротко, то ограничения выхода на международный рынок заставляют российскую компанию идти на рынок российский, и с этим всё печально. Мало того, что 140 млн человек – это не 400 миллионов европейцев и не 330 миллионов американцев. Мало того, что расходы на здравоохранение в процентном отношении ниже, а в абсолютном – просто несопоставимы с этими рынками. Но самая большая неприятность состоит в том, что вентиль управления денежными потоками в здравоохранении всё больше оказывается в исключительно государственных руках. Ну, гражданин инвестор-в-науке, иди, инвестируй. Сегодня мы твои инновации покупаем, а завтра твой продукт покидает систему ОМС – и, собственно, всё, больше рынка у тебя нет.

5. Неконкурентоспособно низкие государственные расходы на науку – это парафраз истории об университетской автономии. Автономия вроде бы есть – но, как мы выяснили из новостного блока, весь объём инвестиций в науку со стороны государства может быть равен инвестициями в три больших стартапа. Можем, конечно, для приличия пересчитать по паритету покупательной способности – ну, выйдет 4-5 стартапов, дело принципиально не улучшим.

6. Низкая инвестиционная привлекательность российских разработок. По той же причине, которая уже озвучивалась более широко коллегами и которая перекликается с первым пунктом и закольцовывает его – неопределённость прав собственности и судьбы инвестиций тормозит участие частника.

Каждый из этих пунктов по отдельности можно найти в большинстве стран мира. Проблема состоит в синергическом эффекте – государство инвестирует в науку не просто мало, а удручающе мало, университеты мучаются с истинно государственной отчётностью по этим проекту, частному инвестору рискованно заходить что с позиции прав на результаты разработки, что с позиции использования их результатов, а в самой науке жить и работать – безденежно и душно.

Telegram

Деньги и песец

К этому посту надо добавить, что суть отношения РИ/CCCР/РФ начальства к науке, инновациям, технологическому развитию всегда было таким – дайте нам какую-нибудь волшебную штуку, чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было

Вот как бы и где бы взять…

www.group-telegram.com/us/orgzdravrus.com/150

759 viewsJul 24 at 14:22

Суверенная биология

Говоря про изолированную науку, могу отметить, какие позиции на мой взгляд ограничивают перспективы научного в биомедицинской сфере. Большинство этих положений я уже приводил ранее, но позволю себе повториться, дав детали только по одному.

1. Слабая юрисдикция. Слабое патентное обеспечение, высокие риски затягивания процесса, неправовые инструменты давления, а теперь ещё и многократно возросшие судебные пошлины – отличный барьер от участия в науке со стороны любого инвестора.

2. Отсутствие университетской автономии – мощнейший тормоз для развития самих университетов. Они не динамично определяют программу исследований исходя из своих бюджетов и грантовых денег, но исполняют по сути задачи чиновного профиля. Отсутствие автономии порождает отсутствие прямого академического конфликта, а это, в свою очередь, исключает возможность спора. Но наука – по определению диалог, спор, форма несогласия с существующим знанием. Вот уж действительно, «Эх, государь, ум простор любит, а у тебя ему тесно».

3. Падающая международная интеграция – опыт систематического участия в международных исследованиях, необходимость публиковаться в рецензируемых изданиях и регулярное участие в конференциях неизбежно содействуют росту качества науки. Тут обычно начальство возмущается и говорит – но как же так, мы же можем делать не хуже!? Можем, но это не отменяет одного из важнейших элементов научного знания – воспроизводимости. Если Вы раз за разом ставите эксперименты, которые чисто методически не могут быть воспроизведены, то практическая ценность их выводов всё больше и больше падает. Вы строите не науку, а что-то религиозное, доказывающее само себя.

4. Волюнтаристский рынок биомедицины – единственная специфичная для медицины вещь. Если коротко, то ограничения выхода на международный рынок заставляют российскую компанию идти на рынок российский, и с этим всё печально. Мало того, что 140 млн человек – это не 400 миллионов европейцев и не 330 миллионов американцев. Мало того, что расходы на здравоохранение в процентном отношении ниже, а в абсолютном – просто несопоставимы с этими рынками. Но самая большая неприятность состоит в том, что вентиль управления денежными потоками в здравоохранении всё больше оказывается в исключительно государственных руках. Ну, гражданин инвестор-в-науке, иди, инвестируй. Сегодня мы твои инновации покупаем, а завтра твой продукт покидает систему ОМС – и, собственно, всё, больше рынка у тебя нет.

5. Неконкурентоспособно низкие государственные расходы на науку – это парафраз истории об университетской автономии. Автономия вроде бы есть – но, как мы выяснили из новостного блока, весь объём инвестиций в науку со стороны государства может быть равен инвестициями в три больших стартапа. Можем, конечно, для приличия пересчитать по паритету покупательной способности – ну, выйдет 4-5 стартапов, дело принципиально не улучшим.

6. Низкая инвестиционная привлекательность российских разработок. По той же причине, которая уже озвучивалась более широко коллегами и которая перекликается с первым пунктом и закольцовывает его – неопределённость прав собственности и судьбы инвестиций тормозит участие частника.

Каждый из этих пунктов по отдельности можно найти в большинстве стран мира. Проблема состоит в синергическом эффекте – государство инвестирует в науку не просто мало, а удручающе мало, университеты мучаются с истинно государственной отчётностью по этим проекту, частному инвестору рискованно заходить что с позиции прав на результаты разработки, что с позиции использования их результатов, а в самой науке жить и работать – безденежно и душно.

BY Субъективный оргздрав