Читаю отчёты коллег о работе секции по философии сознания на IV конгрессе Русского общества истории и философии науки (я бы там тоже был, если бы чуть раньше взялся за мистерианский подход к проблеме признака когнитивности) и ловлю себя на мысли, что давно не верю в возможность значительных результатов в этой дисциплине.
 
Дело не в том, что пока я работал над книгой о мистерианстве, меня поразила бацилла скептицизма, и теперь я тоже не верю в неразрешимость тайны сознания. Напротив, сильные выводы Макгинна представляются мне поспешными и потому неправдоподобными. Скорее, следует говорить о том, что за те восемь лет, сколько я занимаюсь философией сознания, я укрепился во мнении, что сознание – очевидно физический феномен, и ключ к объяснению его природы следует искать не столько в философии, сколько в естественных науках.
 
Вот, скажем, субстанциальный дуализм, который среди отечественных авторов защищает, например, Иван Девятко. С тех пор, как Декарт явно сформулировал проблему «сознание–тело», философы выявили множество свойств, отличающих сознание от привычных физических явлений: приватность, феноменальный характер, интенциональность некоторых его состояний, и др. В то же время даже этих характеристик, на мой взгляд, недостаточно, чтобы объявить сознание невписываемым в физический мир и расширить нашу онтологию, включив в неё нефизические сущности. Сколь бы странным не казался нам микроуровень Вселенной, как он описывается в терминах квантовой физики, мы не сомневаемся в его физическом характере или состоятельности квантовой физики.
 
Что в таком случае остаётся философии сознания? До тех пор, пока естественные науки не выполнили основную работу, её задача – выбраковка однозначно нерелевантных стратегий объяснения. И в этом, смешно сказать, она мало отличается от богословия, чья задача – не столько решить некоторую теоретическую проблему, сколько разработать терминологический аппарат для её обсуждения и отбросить те решения, которые однозначно несовместимы с догматикой или, во всяком случае, противны самому духу вероучения.
 
Не покидает впечатление, что потенциал теоретических методов исследования сознания, доступный учёным-гуманитариям, – и об этом, похоже, свидетельствует кризис в философии сознания, отмечаемый многими специалистами, – исчерпан. Если это впечатление не обманчиво, то в наше время «кабинетно» спекулировать над объектно-предметными областями наук, в той или иной степени касающихся феномена сознания, недостаточно, и потому философ сознания должен также обладать какими-нибудь hard-скиллами: быть нейробиологом или, допустим, ML-программистом.
 
В общем, если мои интуиции верны, – а я сейчас озвучиваю не более, чем интуиции, – установившееся благолепие, когда все разбрелись по тусовкам и работают по принципу грибоедовского Репетилова («Шумим, братец, шумим»), рано или поздно нарушит открытие, которое перевернёт наши представления о функционировании мозга или устройстве физического мира в целом. Это открытие позволит провести чёткую грань между верифицируемыми и откровенно ложными теориями сознания. Однако совершенно оно будет, к сожалению, не философами. За философами последнее слово, но не главное.
 
#мысли
#философия_сознания

Посмотрел свежее интервью с философом Филиппом Гоффом. Спойлер: он теперь христианин. Ну, как – христианин. В Даремском университете, в котором он преподаёт, ему предложили прочитать курс по философии религии. При подготовке к лекциям Гофф погрузился в осмысление популярных аргументов «за» и «против» существования Бога и в какой-то момент обнаружил, что доводы «за» убеждают его больше, чем доводы «против». Правда, традиционное определение Бога как всемогущего, всезнающего и всеблагого существа его не устраивает. Точнее, первый пункт этого определения: всемогущий. По Гоффу, если мы признаем, что Бог не всемогущ, т.е. ограничен в своих решениях и действиях, то сможем одолеть давние философские и богословские проблемы: совместимость бытия Бога и зла в мире, эволюционный характер развития жизни, божественная сокрытость, и др. Мол, дело обстоит так-то и в так-то, поскольку Сам Бог, даже если бы у Него было на то желание, не мог бы распорядиться так, чтобы всё было иначе.
 
Слушаю и вдруг понимаю, что мне это напоминает: «слабого Бога» Капуто. Даже смешно стало, потому что таких выкрутасов обычно ждёшь от континентальных, а не аналитических авторов. Последние, как правило, бережнее обращаются с догматикой.
 
На мой взгляд, попытки фальсифицировать тезис о Его всемогуществе чреваты подрывом догмата о Боге – Творце. Согласно христианскому вероучению, Бог создал мир ex nihilo, буквально из ничего. Однако если утверждается, что логически необходимо, чтобы мир был создан так, а не иначе (например, чтобы в нём действовала эволюция посредством естественного отбора и страдали невинные), то этот факт логической необходимости, над которым не властен даже Сам Бог, имеет место независимо от Его воли. Можно ли тогда говорить, что Бог несёт ответственность за него как Творец? Другими словами, точно ли мир был создан Богом с нуля?
 
Гофф, на минуточку, один из амбассадоров панпсихизма в современной философии сознания. Поистине удивительна совместимость христианства с самыми разнообразными философскими доктринами. Причём не только политическими, но и онтологическими.  
 
Присоединяюсь к надежде многих пользователей в комментариях под этим видеороликом, что это только начало, и Гофф ещё найдёт свой путь как к Богу, так и к более ортодоксальной версии христианства.
 
#мысли
#христианское_богословие

Долго откладывали, но всё же сделали – создали с коллегами канал нашего сектора истории западной философии. Будет много интересного, подписывайтесь!

#ИФЕ
#ИФ_РАН
#дружеский_репост

Коллега Семён Ларин прочитает завтра лекцию о предмете и задачах философии в лектории Quantum. Сообщаю об этом, прямо скажем, не сильно оперативно, но если вдруг в воскресенье будете находиться в пространстве-времени где-то неподалёку (м. Шаболовская, 16:00), обязательно сходите. Семён – специалист по философии позднего Мамардашвили, а также прекрасный лектор и организатор нашумевших круглых столов. Уверен, будет увлекательно.

#дружеский_репост

Богословское возражение против библейского аргумента за субстанциальный дуализм
 
Как и обещал, пересказываю основную линию аргументации Оскара Кульмана против библейского аргумента, согласно которому субстанциальный дуализм подтверждается самим Писанием.

Я уже говорил, что если Робинсон подкрепляет свои тезисы лингвистическим анализом, Кульман ограничивается методами богословского исследования (хотя в результате оба приходят к схожим выводам). Потому представляется допустимым – по аналогии с лингвистическим возражением – обозначить его позицию как богословское возражение.

Начинает Кульман с противопоставления Сократа и Христа – точнее, того, как они умирали.
 
Из диалога Платона «Федон» мы узнаём, что Сократ – в отличие от пришедших навестить его учеников – был спокоен накануне своей казни. По мнению платоновского Сократа, тело и душа принадлежат к разным мирам, и потому существование души не прекращается с гибелью тела. Больше того, тело – темница души. Смерти не следует бояться, поскольку она друг и освободитель. Сократ, как замечает Кульман, не просто учит своей философии: он живёт ею. С его точки зрения смерть не ужасна, и потому он умирает без страха и сожаления, в гармонии со своим учением.
 
Совершенно иное отношение к смерти мы видим в эпизоде, описывающем душевные муки Иисуса в Гефсиманском саду. Здесь и далее, уже на кресте, Он, воспринявший во всей полноте человеческую природу, во всей полноте переживает ужас смерти. Иисус в молитве к Отцу просит избавить Его от дальнейшей участи (Мк. 14:36, Мф. 26:39, Лк. 22:42); будит учеников, чтобы Они побыли с ним; вопиет к Отцу с креста (Мк. 15:34, Мф. 27:46), когда уже больше не может выносить невероятную боль. В евангельском нарративе смерть не изображается как освобождение от телесных оков, нечто положительное и/или исходящее от Бога.
 
Кроме того, продолжает Каллман, за этими двумя рассказами стоят совершенно разные космологии.
 
По Платону, следует фактически говорить о двух мирах – идей и материальных объектов. Первый несотворён, существует от вечности, неизменяем. Второй создан благим Демиургом с оглядкой на вечные идеи. При этом материальный мир рассматривается как что-то вторичное, неполноценное, несовершенное в сравнении с миром идей. Смерть является органичной частью платоновской космологии, обусловлена изменяемостью вещей и благá именно ввиду описанного выше дуализма, поскольку освобождает душу от плоти, которой свойственны старение, болезни, страсти и т.п.
 
С точки зрения иудейской космологии, мир полностью сотворён Богом ex nihilo, из ничего. И тело, и сознание/душа (что бы сейчас под этим ни имелось в виду) человека – Его творение. Потому для иудея тело – не темница, а храм (1Кор. 6:19). Что же до смерти, то она, наоборот, изначально не свойственна миру, не входила в план божественного творения, но является главным результатом грехопадения.
 
Свой дуализм, отмечает Кульман, есть и в христианстве, но это дуализм не физического и ментального, тела и души, а неспасённого и спасённого творения, смертного и преображённого по воскресении естества. («Сеется тело душевное, восстаёт тело духовное», 1Кор. 15:44.) Более того, если в платонизме выживаемость души в момент смерти тела – событие частного порядка, в христианстве воскресение человека в теле – часть масштабного божественного плана по преображению всего творения («И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали», Откр. 21:1).
 
В свете сказанного Кульман утверждает, что представление о бессмертии души не свойственно для иудейского мировоззрения, плотью от плоти которого является христианство. То, что в результате это представление укоренилось в христианском мышлении, объясняется некритичным привлечением концептуального инструментария греческой философии в те времена, когда христианское богословие ещё только формировалось.
 
#богословское_возражение
#христианский_физикализм

(Маттиас Грюневальд – Воскресение, 1515)

P.S. Христианство – это, конечно, про веру в вечную жизнь. Только надо определиться, что мы понимаем под вечной жизнью. Если Кульман и последующие поколения христианских физикалистов правы, то это вера не в посмертное существование в виде сознающего призрака наподобие мультяшного Каспера, а в пробуждение от сна смерти и преображение тварного мира.
 
#на_полях
#богословское_возражение
#христианский_физикализм

Надо признать, я отношусь с большой братской любовью к Алексею, автору Telegram-канала «Быть», и всегда напоминаю себе, что он не профессиональный философ или богослов, а публицист, и что публицист не просто может, а даже обязан быть пылким в суждениях. Однако порой тексты Алексея меня натурально обескураживают.
 
Взять хотя бы недавний пост, в котором он рассуждает о христианах, считающих, что в Ветхом Завете Бог говорит на языке, понятном человеку того времени. По его мнению, во-первых, за этой позицией скрывается надежда на то, что если бы Христос явился не в первом, а в двадцать первом веке, Откровение было бы сформулировано как-то по-другому и в части вероучения, возможно, напоминало бы какое-нибудь деструктивное религиозное течение, – и, во-вторых, такой взгляд – дерзость перед Богом: мол, ишь ты, пришёл в неправильное время и говорил с нами неправильными словами.
 
Сказать честно, даже не знаю, с чего начать. Но я постараюсь. Начну с того, что историко-критический метод – общее место в современной библеистике. Хотим мы или нет, но Писание – литературный памятник, и в этом смысле оно отражает уровень науки, а также социальные, культурные и др. особенности эпохи.
 
Но эти банальности нет смысла даже проговаривать, поскольку доводы Алексея, похоже, просто бьют мимо цели. Кто-то из отечественных учёных-гуманитариев однажды заметил, что Библия – не учебник физики или биологии, а диалог человека и Бога. Кажется, доля истины в этом есть: обращаясь к Моисею из неопалимой купины, Господь хочет сообщить ему нечто более важное, чем строение атома или значение метаболизма. Проще говоря, дело не в том, что Бог говорит с Моисеем на, как выражается Алексей, «языке для отсталых людей»: дело в том, что Он говорит с ним о другом. То, что Он говорит, касается морального и духовного измерений человеческого бытия. А потому шутка, которой Алексей предваряет свой пост, – чистой воды передёргивание.
 
Отсюда же следует, что если бы Христос явился не тогда, а сегодня, Его Евангелие было бы воспринято так же, как и две тысячи лет назад. (Хотя в этом случае, разумеется, тот мир, в который Он явился бы, отличался бы от нашего.) Возможно, немного иным был бы язык Его притч (напр., «Светильник для тела есть око», Мф. 6:22, – явное отражение древнего представления о зрении как исходящем из глаза луче), но это ничто не меняло бы.
 
Наконец, не оставляет впечатление, что в представлении Алексея материалисты – это такие базаровы, лихие нигилисты, обесценивающие любовь, мораль, веру и т.п. и переводящие высказывания о подобных материях на язык медицины и естественных наук. Если это впечатление не обманчиво, то, похоже, это ещё одно свидетельство недостаточной компетентности Алексея в том, о чём он берётся рассуждать. Я не буду говорить, что в современной философии миллион версий материализма: что называется, на вкус и цвет. Сейчас просто соглашусь, что, допустим, такие хардкорные сциентисты есть. Проблема, однако, в том, что, как показывает практика, они попросту не становятся христианами. Вот не тянет их в религию. При этом те теологи, что открыто называют себя материалистами, обычно такого рода упрощательством не злоупотребляют.

В общем, если резюмировать, позиция у меня такая: да, в Ветхом Завете Бог говорил с человеком на языке того времени, но думать так – не значит подспудно мечтать о каком-то ином, «наукообразном» христианстве. Это значит не забывать, что любой текст историчен, и не отрицать тех очевидных фактов, что Бог – не школьный учитель, позволяет нам самостоятельно углублять наше знание о физическом мире и послал к нам Своего Сына для того, чтобы мы поняли что-то более важное.

#дискуссии

Решил перевести статью Кульмана, о которой рассказывал ранее. Помимо того, что она предвосхищает современный христианский физикализм, это просто очень хороший текст, живой и в меру хлёсткий. За работу принялся вчера: сижу, кручу в голове разные варианты переложения отдельных фраз, вдумываюсь в доводы автора. Тут мысль совершает кульбит: внезапно вспоминаю о покойном товарище и затем столь же стремительно задаюсь вопросом: а сейчас-то что с ним?
 
Субстанциальный дуалист мог бы ответить на этот вопрос так: после смерти человека его душа более не ассоциирована ни с одним человеческим телом, но, несмотря на то, что из-за отсутствия ассоциированного тела умершего более невозможно локализовать в физическом мире, он есть, по-прежнему существует в определённом качестве (как бестелесная душа). Далее – в зависимости от конфессиональной принадлежности и/или персональных богословских убеждений субстанциального дуалиста – следует рассказ о том, что происходит с человеческой душой после смерти его тела и до всеобщего воскресения мёртвых.
 
Но вот незадача: я-то не субстанциальный дуалист. Как бы мне ни хотелось мыслить иначе, я, будучи христианским физикалистом, должен признать, что прямо сейчас – т.е. в моменте времени после явления Христа и до Его второго и последнего пришествия, – моего друга нет. Согласие с тезисом о том, что природа человека физична, не оставляет места для допущения какого бы то ни было существования в промежуточном состоянии. Для сторонника этой теории смерть тотальна (но, надо подчеркнуть, не фатальна).
 
В этой перспективе раскрывается привлекательность субстанциального дуализма: он гарантирует вечную жизнь здесь и сейчас. Суть в том, что и христианский догмат о воскресении мёртвых, и греческое учение о бессмертии души говорят о вечной жизни, однако, согласно последнему, вечная жизнь для человека начинается незамедлительно после того, как он умирает, тогда как первый относит начала жизни вечной к жизни будущего века.
 
С точки зрения психологического комфорта предпочтительнее, разумеется, субстанциальный дуализм: думать, что наши родные и друзья не просто когда-то вернутся к жизни, но живы уже сейчас, – или, можно даже сказать, полностью никогда не умирали, – намного легче. Однако, как по мне, эта точка зрения – читерство, поскольку в значительной мере обесценивает смелую и радостную надежду догмата о воскресении. (Не говоря уже о чисто богословских и экзегетических соображениях, высказываемых Кульман. Они мне представляются вполне справедливыми.)
 
#мысли
#христианский_физикализм

К началу поста ⤴️
 
Некоторые ссылки Купера на Новый завет, вероятно, можно попытаться парировать. К примеру, параллельный стих для Мф. 10:28 из Евангелия от Луки – Лк. 12:4 («Говорю же вам, друзьям Моим: не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать»). Как можно видеть, здесь душа не упоминается вовсе.
 
Куда труднее дело обстоит с представлением о Шеоле. Слово «Шеол» (ивр. שאול) встречается в Библии 66 раз, но его значение не вполне ясно даже в рамках «библейского» иудаизма. Согласно общему месту в современной библеистике, трактовать его можно двояко: либо – буквально – как место, в которое помещается покойник (могила), либо как подземное царство, в которое попадают все умершие: и праведники, и грешники. (Также высказывается мнение, что в отдельных местах «Шеол» используется не как топоним, а как антропоним – персонификация царства мёртвых.)  Вероятно, туманность этого понятия осознавалась уже самими иудеями и впоследствии стала яблоком раздора в полемике саддукеев и фарисеев. Первые отрицали бессмертие души и воскресение, а последние признавали и то, и другое.
 
Но какое, спросят, это имеет значение, если христиане верят в ад, а не Шеол? Проблема в том, что если в Ветхом Завете Шеол в самом деле понимается как подземное царство мёртвых, то это может служить подтверждением того, что идея промежуточного состояния в том или ином виде присутствует в Библии и иудейском мировоззрении, в лоне которого и возникает христианство.
 
Купер считает, что Христос, подрывая эсхатологическое учение саддукеев, фактически указывает на истинность учения фарисейского, включающего в себя идею промежуточного состояния. Впрочем, если вчитаться в Мф. 22:31–32 («А о воскресении мертвых не читали ли вы реченного вам Богом: Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова? Бог не есть Бог мертвых, но живых») и Лк. 20:37–38 («А что мёртвые воскреснут, и Моисей показал при купине, когда назвал Господа Богом Авраама и Богом Исаака и Богом Иакова. Бог же не есть Бог мёртвых, но живых, ибо у Него все живы»), становится понятно, что речь здесь идёт только о нежелании саддукеев признавать воскресение.
 
Кроме того, с идеей Шеола связан христианский догмат о сошествии Христа в ад. Одно из главных мест в Библии, на которые этот догмат опирается, – 1Петра 3:18–20 («потому что и Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши, праведник неправедных, быв умерщвлён по плоти, но ожив духом, которым Он и находящимся в темнице духам, сойдя, проповедовал, некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению <…>»). Место поистине загадочное: что это за духи, которым проповедовал Иисус, и что это за темница? Есть веские основания полагать, что речь здесь идёт не об аде, который ныне пуст и наполнится грешниками после второго пришествия Христа, а именно о Шеоле. И если данная трактовка верна, то нам не остаётся ничего другого, как признать, что идея промежуточного состояния содержится в Библии.
 
Предположим, это действительно так. Значит ли это, субстанциальные дуалисты могут открывать шампанское и праздновать победу? Не совсем. Один из возможных маневров для христианского физикалиста – принять конституционализм Лин Бейкер. Но об этой теории, а также о её критике в относительно свежей статье Купера, уже в следующий раз.
 
#библейский_аргумент
#христианский_физикализм

Прошлой весной к нам в Институт философии приезжал режиссёр-документалист Григорий Катаев. Ему хотелось снять не очередной фильм о жизни и творчестве его учителя, выдающегося Марлена Хуциева. Замысел Григория состоял в том, чтобы позволить нам, ровесникам героев хуциевских картин эпохи «оттепели», сформулировать поднимаемые в этих работах проблемы и поразмышлять, актуальны ли они для нас. Что из этого получилось можно будет увидеть 13 ноября (нужна предварительная регистрация). Вашего покорного слуги, сразу скажу, там сравнительно немного, и в основном он толкает речи о глубоком патриотизме этих лент, а также о том, насколько разобщенно и инфантильно поколение миллениалов. (Дабы не обрушить на неподготовленного зрителя поток специфического узуса, старался говорить не как философ, а как литературовед или журналист. Благо первое образование позволяет.)
 
#ИФ_РАН
#про_кино

Христианский мортализм

Ненадолго подвешу вопрос о том, что делать христианскому физикалисту, если у него всё же не получается отбить тезис о наличии в Библии идеи промежуточного состояния. Предположим, по некоей причине мы продолжаем настаивать, что человек не существует между смертью и воскресением. Так мы оказываемся на позициях христианского мортализма. Последней – в частности, христианскому мортализму XV–XVII вв. – посвящена монография Нормана Бёрнса, на материал которой далее я буду опираться.
 
Как теоретическая опция христианский мортализм, пишет Бёрнс, оформляется в лоне англиканской теологии. И хотя велик соблазн представить его в качестве своего рода интеллектуального движения, такого права у нас, вероятно, нет: слишком уж разные люди те, кого можно было бы записать в христианских морталистов: философ Томас Гоббс, медик Томас Браун, поэт Джон Мильтон (тот самый, написавший «Потерянный рай»), памфлетист Ричард Овертон. Кроме того, похоже, они и сами не осознавали себя единым идейным лагерем.
 
По мнению Бёрнса, во избежании путаницы необходимо разделить христианских морталистов на две группы. Первая – аннигиляционисты, помимо смертности души утверждавшие также отсутствие воскресения. По сути это новые саддукеи (собственно, английским Парламентом они так и были окрещены). Вторая группа – сторонники учения о сне души, отрицавшие только бессмертие человеческой души. (Любопытная деталь: указом 1648 года последние фактически были признаны Парламентом менее опасными вольнодумцами, чем аннигиляционисты, которым предписывалась смертная казнь.)
 
Учение о сне души опирается на те места Нового Завета, в которых о смерти как говорится как о сне. (Ср., напр., Мф. 9:24, Мк. 5:39, Лк. 8:52: «Не умерла девица, но спит»; Ин. 11:11–16: «Уснул наш друг Лазарь, но Я иду разбудить его».) Сторонников этого учения, продолжает Бёрнс, следует подразделять на психопанихистов (psychopannychists), думавших, что душа, будучи нематериальной субстанцией, в буквальном смысле погружается в сон, и тенетопсихистов (thnetopsychists), считавших, что засыпание души – не более, чем метафора смерти.
 
Ну, и напоследок важный вопрос: как соотносятся христианский физикализм и христианский мортализм? В узком смысле христианский физикализм – это тезис о том, что личность человека тождественна его физической субстанции. Соответственно, если
на основании физичности человеческой природы делается вывод о невозможности существования между смертью и воскресением, христианский мортализм следует из христианского физикализма.
 
#христианский_мортализм
#христианский_физикализм
#промежуточное_состояние

Тем временем количество подписчиков канала перевалило за тысячу. Каждый раз, когда счётчик показывает новое круглое число, это воспринимается почти как чудо. Во-первых, я принципиально не привлекаю трафик при помощи провокаций и спорного юмора, не миндальничаю и не заигрываю с аудиторией. Во-вторых, несмотря на то, что я стараюсь не превращать канал в публичный черновик будущих статей, пишу настолько живо и доступно, насколько позволяет предмет, это всё равно нишевый и далеко не развлекательный контент, для потребления которого требуется толика умственных усилий. Остаётся удивляться, как, придерживаясь такой почти нонконформистской политики, мне удаётся не только не терять старых читателей, но и регулярно обретать новых. (Благодарю тех, кто читает и комментирует мои тексты вот уже два с половиной года, и приветствую новые лица!) Последнее, разумеется, было бы невозможно без поддержки и репостов моих коллег, друзей и, не побоюсь этих слов, духовных и интеллектуальных братьев. Посему, пользуясь случаем, хочу последовать сложившейся в Telegram традиции и отплатить вам той же монетой, составив списочек моих самых любимых каналов о философии и вокруг неё. Им, разумеется, не исчерпывается мой круг чтения, и, к тому же, с высокой вероятностью я мог кого-то пропустить. Если так случилось – экскюзе-муа, мон колонел.
 
◾️Лаконские щенки – Достоевский, русская философия, Русский мир (Никита Сюндюков)
◾️Безутешная русская философия – анархизм и русская радикальная мысль (Николай Герасимов)
◾️Лазер Оккама – логика, метафизика, история философии (Георгий Черкасов)
◾️Русский спинозист – Спиноза, русская философия, богословие (Андрей Володин)
◾️Децизионист – Альтюссер, Шмитт, марксизм и левые движения (Сергей Ребров)
◾️EXTENDED (SUR)REALITY – VR, ИИ, когнитивные науки (Александра Танюшина)
◾️PhilostalkeR – философия сознания, аналитическая метафизика (Матвей Сысоев)
◾️Антон Кузнецов | Философ – то же самое
◾️Беседин – то же самое + философия Нового времени (Артём Беседин)
◾️Эннеадов – то же самое + аналитическая теология (Иван Девятко)
◾️Ленивый философ | Богдан Фауль – то же самое
◾️θεωρία и теория – патристика, византинистика, православное богословие (Иван Сурков)
◾️Моральная крыса – нормативная и метаэтика, политическая философия (Константин Морозов)
◾️Здесь были драконы – эпистемология, метафизика (Алексей Кардаш)
◾️Кафедра Истории Безуспешной Философии – то же самое + история философии и метафизика (Андрей Коченков)
◾️Ларин – Мамардашвили, русская философия (Семён Ларин)
◾️NUMINOSUM – когнитивная лингвистика, философия сознания, Хайдеггер, античность (Сергей Бородай)
◾️дискурс истерика – некрореализм, трансгуманизм, постмодернизм (Екатерина Григорьева)
◾️Елена Косилова – метафизика и философия музыки
◾️Центр апологетических исследований (Дмитрий Розет)
◾️Теоэстетика – подкаст о философии, богословии и искусстве
◾️Insolarance Cult – популярно, но точно о древней и современной философии
 
#этот_канал
#дружеский_репост

Уточню: я считаю себя богословом, но в той мере, в какой богословие можно рассматривать в качестве философской дисциплины. Если говорить о богословии в возвышенном смысле, в соответствии с которым размышления о вещах божественных неотделимы от праведной беспорочной жизни, то я, человек маловерный и увлекаемый страстями, не избегнувший многих духовных болезней нашего века, и впрямь недостоин так называться.
 
С Алексеем мы знакомы почти четыре года. Дружим, по-братски друг друга любим, но нередко спорим. Порой я даже обрушиваюсь на него в суровых полемических постах. Однако есть то, за что я навсегда останусь ему благодарен: его тексты помогли мне пережить мировоззренческий кризис и укрепили в намерении вернуться к теологической проблематике.

Подписывайтесь на канал Алексея: это редкий образчик пылкого, но искреннего христианского слова.

#обо_мне_пишут
#дружеский_репост

Два слова о богословии

Внезапно осознал для себя, в чем разница между богословием здорового человека и богословием курильщика, да так, что бы сразу с примерами:

— Здоровый богослов занимается вопросами, которые ещё не были твердо обговорены его коллегами за 2000 лет существования церкви, оглядываясь на их опыт и мнение по другим вопросам. Это сложная задача, напоминающая требующая не только смелости и ума, но и уважения с доверием к тем, кто был до тебя.

— Богослов курильщика напротив, несмотря на обычно декларируемую прогрессивность, не занимается новыми областями, но спекулирует и требует пересмотра давно устоявшихся положений. Предыдущий церковный опыт объявляется априорно ошибочным или устаревшим, не подходящим для современности

В качестве богослова первого типа хочу привести философа Алексея Павлова. Алексей сам себя богословом не считает, но его работы по изучению христианского физикализма (посмотрите по хэштегу #христианский_физикализм на его канале), это необычная, но любопытная попытка ответить на вопрос о состоянии, в котором находятся люди, умершие, ожидающие возвращения Христа и жизни вечной.

В качестве богословов второго типа можно привести целую россыпь примеров: Андрей Шишков, отец Вячеслав Рубский, архимандрит Феогност Пушков и прочие, имя им легион. Не буду подробно останавливаться подробно на их взглядах, которые разнятся и не совпадают ни в чем, кроме как в желании отменить ненавистный для них предыдущий опыт Церкви.

Парадоксально, что при всем при этом, богословам первого уровня сложно найти поддержку и понимание в церковной среде. Вопросы их интересов настолько парадоксальны и не вписываются в привычную картину, что их работа как будто бы вытесняется, несмотря на свой прорывной характер и важность как для современных христиан, так и будущих поколений

При этом богословы второго типа не только привлекают абсолютно незаслуженное внимание, но и занимаются перекрёстным опылением. Формально принадлежа к разным лагерям, объединенные общей ненавистью к Церкви, они продвигают идеи друг друга, вступая в совместные споры и дискуссии, приглашая внешнего наблюдателя выбрать, какой из двух способов отвержения Церкви ему ближе.

Ещё один важный маркер определения, к какой категории относится мыслитель, является его отношение к традиционной христианской морали. Здоровые богословы или придерживаются классических взглядов, считая что грех это грех, или, как минимум, ничего не пишут об этом. Богословы курильщика если и не отрицают само понятие, то, как минимум, стараются его переосмыслить, нормализовав одно греховное поведение и объявив таковым то, что грехом не является.

Вместо вывода проговорю очевидное: не каждое богословие полезно и правильно. Особенно, не каждое популярное. Лучший способ различения духов — уважение к тем, кто был до тебя, к учению Церкви и Господним моральным установлениям. И, конечно, читайте Алексея Павлова — я не всегда и не во всем согласен с ним, но это не отменяет здравость его подхода