Спрашивали: почему редакторы не любят слова «девушка», «мужчина», «голубоглазый блондин» и т.п. применительно к персонажам?
Отвечаю: как это не любят? Очень даже любят, если слова употреблены к месту. А что значит «к месту», я сейчас объясню.
С точки зрения психологии восприятия, всех персонажей можно разделить на две категории: хорошо знакомые читателю — и какие-то посторонние люди. Хорошо знакомые — не обязательно главные герои или фокальные персонажи (фокальным, к слову, может оказаться и случайный прохожий). Это те персонажи, про которых читатель знает достаточно, которых легко различает безо всяких напоминаний, которым сопереживает. Это как бы друзья и приятели, а если речь идёт о злодеях — то это хорошо знакомые злодеи.
Я не случайно сравнил таких персонажей с друзьями и приятелями. Как вы в жизни называете знакомых людей? По имени, наверное? Лёша, Серёга, Танечка, Михал Степаныч и т.д. Причём, как правило, за одним человеком закреплена одна форма имени. Директор Михал Степаныч вряд ли у вас превратится в Мишу, Мишку или Мишеньку (или же ваши с ним отношения должны сперва претерпеть некоторые метаморфозы). Как вы их ещё называете? Наверное, по социальным или рабочим ролям: «жена», «сын», «бухгалтер», «секретарь», «соавтор» и т.д. Ну и местоимениями вы тоже пользуетесь: «он», «она», «они».
И всё. Потому что каждого такого слова достаточно, чтобы было ясно, о каком конкретном человеке идёт речь. «Я позвоню бухгалтеру, чтобы тот ещё раз проверил квартальный отчёт. Вчера нашла под подушкой у сына сигареты. Михал Степаныч вошёл аккурат тогда, когда мы обсуждали последние перестановки в штате».
И, так как человек конкретный и знакомый, нет необходимости ссылаться на него через описания и перифразы. Это неестественно для нашей культуры. Смотрите, если не верите: «Я позвоню женщине, чтобы та ещё раз проверила квартальный отчёт. Вчера нашла под подушкой у пятнадцатилетнего подростка сигареты. Лысоватый мужичок слегка за сорок вошёл аккурат тогда, когда мы обсуждали последние перестановки в штате». Ерунда какая-то получается, верно? Непонятно, о ком речь.
Или представьте, что друг обращается к вам — не в шутку, а в обычном разговоре: «Знаешь, мужчина, я так задолбался на этой работе», — или: «Эй, голубоглазая блондинка, как ты смотришь на то, чтобы взять ещё по пол-литра?»
А вот что касается посторонних людей — про них мы как раз ничего не знаем. И их естественно называть или через описание: «высокий брюнет», «клетчатое пальто», «лысый качок», «миниатюрная мулатка», «конопатый мальчишка», — или (особенно если это совсем проходные персонажи) через родовые наименования: «мужчина», «девушка», «иностранец», «подросток», «таксист» и т.д.
Спрашивали: почему редакторы не любят слова «девушка», «мужчина», «голубоглазый блондин» и т.п. применительно к персонажам?
Отвечаю: как это не любят? Очень даже любят, если слова употреблены к месту. А что значит «к месту», я сейчас объясню.
С точки зрения психологии восприятия, всех персонажей можно разделить на две категории: хорошо знакомые читателю — и какие-то посторонние люди. Хорошо знакомые — не обязательно главные герои или фокальные персонажи (фокальным, к слову, может оказаться и случайный прохожий). Это те персонажи, про которых читатель знает достаточно, которых легко различает безо всяких напоминаний, которым сопереживает. Это как бы друзья и приятели, а если речь идёт о злодеях — то это хорошо знакомые злодеи.
Я не случайно сравнил таких персонажей с друзьями и приятелями. Как вы в жизни называете знакомых людей? По имени, наверное? Лёша, Серёга, Танечка, Михал Степаныч и т.д. Причём, как правило, за одним человеком закреплена одна форма имени. Директор Михал Степаныч вряд ли у вас превратится в Мишу, Мишку или Мишеньку (или же ваши с ним отношения должны сперва претерпеть некоторые метаморфозы). Как вы их ещё называете? Наверное, по социальным или рабочим ролям: «жена», «сын», «бухгалтер», «секретарь», «соавтор» и т.д. Ну и местоимениями вы тоже пользуетесь: «он», «она», «они».
И всё. Потому что каждого такого слова достаточно, чтобы было ясно, о каком конкретном человеке идёт речь. «Я позвоню бухгалтеру, чтобы тот ещё раз проверил квартальный отчёт. Вчера нашла под подушкой у сына сигареты. Михал Степаныч вошёл аккурат тогда, когда мы обсуждали последние перестановки в штате».
И, так как человек конкретный и знакомый, нет необходимости ссылаться на него через описания и перифразы. Это неестественно для нашей культуры. Смотрите, если не верите: «Я позвоню женщине, чтобы та ещё раз проверила квартальный отчёт. Вчера нашла под подушкой у пятнадцатилетнего подростка сигареты. Лысоватый мужичок слегка за сорок вошёл аккурат тогда, когда мы обсуждали последние перестановки в штате». Ерунда какая-то получается, верно? Непонятно, о ком речь.
Или представьте, что друг обращается к вам — не в шутку, а в обычном разговоре: «Знаешь, мужчина, я так задолбался на этой работе», — или: «Эй, голубоглазая блондинка, как ты смотришь на то, чтобы взять ещё по пол-литра?»
А вот что касается посторонних людей — про них мы как раз ничего не знаем. И их естественно называть или через описание: «высокий брюнет», «клетчатое пальто», «лысый качок», «миниатюрная мулатка», «конопатый мальчишка», — или (особенно если это совсем проходные персонажи) через родовые наименования: «мужчина», «девушка», «иностранец», «подросток», «таксист» и т.д.
#худлит
BY Перепишите!
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
A Russian Telegram channel with over 700,000 followers is spreading disinformation about Russia's invasion of Ukraine under the guise of providing "objective information" and fact-checking fake news. Its influence extends beyond the platform, with major Russian publications, government officials, and journalists citing the page's posts. Perpetrators of such fraud use various marketing techniques to attract subscribers on their social media channels. Official government accounts have also spread fake fact checks. An official Twitter account for the Russia diplomatic mission in Geneva shared a fake debunking video claiming without evidence that "Western and Ukrainian media are creating thousands of fake news on Russia every day." The video, which has amassed almost 30,000 views, offered a "how-to" spot misinformation. Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war.
from us
