Еще раз о Локке и бедном индийском философе
Начало тут. Здесь мы объясняли, как к Локку мог попасть образ черепахи, на которой стоит мир. Но это объяснение имеет явный недостаток: в нем ничего не говориться про слонов, которые тоже есть в карикатуре Локка. Откуда слоны?
Видимо, работает такое объяснение. Локк читал книгу англиканского священника и путешественника Сэмюеля Пэрчеса/Пёрчеса (Sumuel Purchas, 1575—1626) «Purchas his Pilgrimes» (1626), и даже включал книгу в свой список литературы ("Мысли о том, что читать и изучать джентльмену"), о чем мы уже писали. В это книге, p. 561, Пэрчес ссылается на данные иезуита Эмануаля де Вейга (Emanual de Veiga) (1549-1605), который в письме из Чандагири от 18 сентября 1599 описывает свои споры с местным населением довольно высокомерным образом: "Некоторые измышляли удивительные чудеса о своих богах, о создании мира и его конструкции. Говорили, что существует семь морей: одно — из солёной воды, другое — из пресной, третье — из мёда, четвёртое — из молока, пятое — из молока, загустевшего в приятную и жирную пену, которое называют 'Тайром', шестое — из сахара, седьмое — из масла. Другие утверждали, что земля имеет девять углов, на которых покоится небо. Один из них, не согласный с прочими, утверждал, что земля поддерживается семью слонами, а сами слоны стоят на черепахе, чтобы не провалиться. Когда его спросили, что же поддерживает черепаху, чтобы она не распалась, он не смог ответить."
И, видимо, это источник "бедного индийского философа" у Локка. А вот о том, что имел в ввиду индийский собеседник иезуита, — в другой раз.
Начало тут. Здесь мы объясняли, как к Локку мог попасть образ черепахи, на которой стоит мир. Но это объяснение имеет явный недостаток: в нем ничего не говориться про слонов, которые тоже есть в карикатуре Локка. Откуда слоны?
Видимо, работает такое объяснение. Локк читал книгу англиканского священника и путешественника Сэмюеля Пэрчеса/Пёрчеса (Sumuel Purchas, 1575—1626) «Purchas his Pilgrimes» (1626), и даже включал книгу в свой список литературы ("Мысли о том, что читать и изучать джентльмену"), о чем мы уже писали. В это книге, p. 561, Пэрчес ссылается на данные иезуита Эмануаля де Вейга (Emanual de Veiga) (1549-1605), который в письме из Чандагири от 18 сентября 1599 описывает свои споры с местным населением довольно высокомерным образом: "Некоторые измышляли удивительные чудеса о своих богах, о создании мира и его конструкции. Говорили, что существует семь морей: одно — из солёной воды, другое — из пресной, третье — из мёда, четвёртое — из молока, пятое — из молока, загустевшего в приятную и жирную пену, которое называют 'Тайром', шестое — из сахара, седьмое — из масла. Другие утверждали, что земля имеет девять углов, на которых покоится небо. Один из них, не согласный с прочими, утверждал, что земля поддерживается семью слонами, а сами слоны стоят на черепахе, чтобы не провалиться. Когда его спросили, что же поддерживает черепаху, чтобы она не распалась, он не смог ответить."
И, видимо, это источник "бедного индийского философа" у Локка. А вот о том, что имел в ввиду индийский собеседник иезуита, — в другой раз.
Наша непостоянная рубрика "Среда с доцентом Антоном Кузнецовым".
Антон Викторович про сознание, сознание, сознание...
https://youtu.be/t9DMZS5OeKU?si=QzW61ydPHa4k5YRp
Антон Викторович про сознание, сознание, сознание...
https://youtu.be/t9DMZS5OeKU?si=QzW61ydPHa4k5YRp
YouTube
Междисциплинарные проблемы исследований сознания. Антон Кузнецов
Лекция Антона Кузнецова, философа, кандидата философских наук, доцента философского факультета МГУ, научного сотрудника Московского центра исследования сознания.
14 сентября 2024 года. Институт физиологии им. И. П. Павлова РАН.
Лекция состоялась в рамках…
14 сентября 2024 года. Институт физиологии им. И. П. Павлова РАН.
Лекция состоялась в рамках…
Флоренский и протокол
В тексте 1904 года "Эмпирея и Эмпирия" Флоренский пишет: "...изложенную тобою концепцию можно назвать натуралистической — натуралистической в смысле, аналогичном тому, в каком мы обозначаем этим именем известную литературную школу, потому что она довольствуется одною плоскостью действительности, протоколами этого мира , а всякую другую хочет сводить на эту единственную. Наше мировоззрение по существу иное. Мы не довольствуемся плоскостностью действительности, требуем признания перспективности, видим «холодную высь, уходящие дали». (с. 175)
Издатель считает, что "говоря о натуралистическом мировоззрении, которое довольствуется протоколами этого мира, Флоренский критикует в первую очередь ранний позитивизм, который позднее в своей развившейся форме логического и семантического позитивизма (Б. Рассел, Л. Витгенштейн, представители Венского кружка, в особенности Р. Карнап) рассматривает проблему «протокольных предложений» как одну из главных. Но в отличие от позитивизма, который удовлетворяется логической и семантической структурой символа, Флоренский, признавая многослойность символа. (с. 718).
Это, конечно, невозможно. Дело не в том, что Рассел и Витгенштейн никогда не были позитивистами. А в том, что в 1904 году Рассел был платоник, который только подбирался к своим основным достижениям, а Витгенштейн и Карнап ходили в школу. Дискуссии о протокольных предложениях — это 1920-30 годы.
Флоренский П. Сочинения в четырех томах. Том 1. М.: Мысль, 1994.
В тексте 1904 года "Эмпирея и Эмпирия" Флоренский пишет: "...изложенную тобою концепцию можно назвать натуралистической — натуралистической в смысле, аналогичном тому, в каком мы обозначаем этим именем известную литературную школу, потому что она довольствуется одною плоскостью действительности, протоколами этого мира , а всякую другую хочет сводить на эту единственную. Наше мировоззрение по существу иное. Мы не довольствуемся плоскостностью действительности, требуем признания перспективности, видим «холодную высь, уходящие дали». (с. 175)
Издатель считает, что "говоря о натуралистическом мировоззрении, которое довольствуется протоколами этого мира, Флоренский критикует в первую очередь ранний позитивизм, который позднее в своей развившейся форме логического и семантического позитивизма (Б. Рассел, Л. Витгенштейн, представители Венского кружка, в особенности Р. Карнап) рассматривает проблему «протокольных предложений» как одну из главных. Но в отличие от позитивизма, который удовлетворяется логической и семантической структурой символа, Флоренский, признавая многослойность символа. (с. 718).
Это, конечно, невозможно. Дело не в том, что Рассел и Витгенштейн никогда не были позитивистами. А в том, что в 1904 году Рассел был платоник, который только подбирался к своим основным достижениям, а Витгенштейн и Карнап ходили в школу. Дискуссии о протокольных предложениях — это 1920-30 годы.
Флоренский П. Сочинения в четырех томах. Том 1. М.: Мысль, 1994.
Ленивые заметки
Моя кошка лежит на диване – её лень ноуменальна, моя же – эмпирическая. Лень бывает двух видов: одна – от усталости, забвения, слабости, уныния, и Лень же – но от кротости, смирения, скромности. Я ленюсь, значит, я не спешу дать ответ на поставленный передо мной вопрос, например, о лени! Интуитивно я знаю то, что могу и хочу вам ответить, но всяческие приличия, статус, положение, ученое звание и проч. предостерегают меня от того, чтобы давать слишком поспешные ответы. И вместо того, чтобы ответить, я откладываю, я ленюсь, я переношу ответ на завтра, на послезавтра, может быть, на никогда. Это одна из причин того, что мы, русские, может быть, хуже всех отвечаем на электронные письма. Мы воодушевляемся прочитанным и решаем непременно ответить, но чувства переполняют нас, мы понимаем, что не можем ответить адекватно, переносим наш ответ на будущее, и в конце концов не отвечаем никогда. Лень для нас – не просто предмет рассеянности или усталости, это почти что метафизическая категория, означающая подвешенность, стоическое «эпохе», откладывание на завтра того, что можно и даже должно сделать сегодня. Иногда это дает нам нечаянную радость, непредсказуемый и необетованный выигрыш в игре с жизнью, потому что наше слово оказывается – если оказывается – последним, подытоживающим, овнешняющим. Наша собственная значительность повышается, – мы вовсе не ленимся, мы ждем, пока все вы- скажутся, и мы, во всеоружии точек зрения в конце концов произнесем свой вершительный приговор. Замечательно сказал Василий Розанов в 1915 году: «Отличительную особенность восточно-кафолической церкви от западной составляет не Filioque, а ЛЕНЬ. И самый многовековой упор на Filioque происходит собственно ОТ ЛЕНИ. Помилуйте, так легко. И все одно и то же. Не надо ни скидать сапог, ни расстегивать тулупа. Тепло и удобно». Если нужно, то можно очень легко оправдать лень с точки зрения метафизики, примириться с ленью. Можно обозначить лень как пространство ожидания трансцендентного, как момент метафизического присутствия, которое чарует и завораживает, повергает в состояние безмолвия и благодатной пустоты. Но всё же стоит иногда, подобно барону Мюнхгаузену, хватать себя за волосы и вытягивать из болота, именуемого Ленью. Лень – это лён, который прядется на прялках вечности, незримыми нам Парками философии. В Лени – остов вневременности и безвременности, в котором мы черпаем прочность нашего пребывания во времени. Но вряд ли стоит разумно и вольно сопрягаться с Ленью. Лень – то, что вне нас и в глубине нас. Лень – наше Ungrund. Так пусть же она пробивает свой неистощимый родник в dolce far niente наших летних каникул, пусть показывает она смутный облик своего божественного забвения в те моменты нашего бытия, когда мы можем расслабиться и отстраниться от своей активной, волевой жизненной установки. «Кто не работает, тот – Лень, кто работает – тот Ленин!»
Алексей Павлович Козырев
Финиковый Компот, №2, декабрь 2012, с. 9.
Моя кошка лежит на диване – её лень ноуменальна, моя же – эмпирическая. Лень бывает двух видов: одна – от усталости, забвения, слабости, уныния, и Лень же – но от кротости, смирения, скромности. Я ленюсь, значит, я не спешу дать ответ на поставленный передо мной вопрос, например, о лени! Интуитивно я знаю то, что могу и хочу вам ответить, но всяческие приличия, статус, положение, ученое звание и проч. предостерегают меня от того, чтобы давать слишком поспешные ответы. И вместо того, чтобы ответить, я откладываю, я ленюсь, я переношу ответ на завтра, на послезавтра, может быть, на никогда. Это одна из причин того, что мы, русские, может быть, хуже всех отвечаем на электронные письма. Мы воодушевляемся прочитанным и решаем непременно ответить, но чувства переполняют нас, мы понимаем, что не можем ответить адекватно, переносим наш ответ на будущее, и в конце концов не отвечаем никогда. Лень для нас – не просто предмет рассеянности или усталости, это почти что метафизическая категория, означающая подвешенность, стоическое «эпохе», откладывание на завтра того, что можно и даже должно сделать сегодня. Иногда это дает нам нечаянную радость, непредсказуемый и необетованный выигрыш в игре с жизнью, потому что наше слово оказывается – если оказывается – последним, подытоживающим, овнешняющим. Наша собственная значительность повышается, – мы вовсе не ленимся, мы ждем, пока все вы- скажутся, и мы, во всеоружии точек зрения в конце концов произнесем свой вершительный приговор. Замечательно сказал Василий Розанов в 1915 году: «Отличительную особенность восточно-кафолической церкви от западной составляет не Filioque, а ЛЕНЬ. И самый многовековой упор на Filioque происходит собственно ОТ ЛЕНИ. Помилуйте, так легко. И все одно и то же. Не надо ни скидать сапог, ни расстегивать тулупа. Тепло и удобно». Если нужно, то можно очень легко оправдать лень с точки зрения метафизики, примириться с ленью. Можно обозначить лень как пространство ожидания трансцендентного, как момент метафизического присутствия, которое чарует и завораживает, повергает в состояние безмолвия и благодатной пустоты. Но всё же стоит иногда, подобно барону Мюнхгаузену, хватать себя за волосы и вытягивать из болота, именуемого Ленью. Лень – это лён, который прядется на прялках вечности, незримыми нам Парками философии. В Лени – остов вневременности и безвременности, в котором мы черпаем прочность нашего пребывания во времени. Но вряд ли стоит разумно и вольно сопрягаться с Ленью. Лень – то, что вне нас и в глубине нас. Лень – наше Ungrund. Так пусть же она пробивает свой неистощимый родник в dolce far niente наших летних каникул, пусть показывает она смутный облик своего божественного забвения в те моменты нашего бытия, когда мы можем расслабиться и отстраниться от своей активной, волевой жизненной установки. «Кто не работает, тот – Лень, кто работает – тот Ленин!»
Алексей Павлович Козырев
Финиковый Компот, №2, декабрь 2012, с. 9.
Вышла статья И.Ф. Михайлова о эмпирических методах исследования сознания и ответ В.В. Васильева на нее.
Михайлов: Попытки создания эмпирически обоснованных теорий сознания сталкиваются с препятствиями двоякого рода. Во-первых, господствующая стратегия, основанная на поиске нейронных коррелятов сознания, не приносит успеха из-за отсутствия работающих гипотез об их каузальной связи с сознательными состояниями. Во-вторых, препятствием выступает также и множественность explananda – отсутствие достаточных доводов в пользу убеждения, что все, что мы считаем феноменами сознания или сознательными состояниями, действительно обладает онтологическим единством. Возможно, эти проблемы порождены отсутствием в науках о сознании некоторого аналога радиоинженерного уровня, необходимого, помимо теоретической электродинамики, для того, чтобы разобраться с принципами функционирования радиоустройств. Этот уровень знания должен включать упрощенную онтологию предметной области, позволяющую вычленить принципиальные функциональные взаимосвязи на их алгоритмическом уровне. Учитывая историю наук о сознании и специфику их предмета, оптимальным кандидатом на роль инженерного уровня знания мог бы оказаться вычислительный подход, предполагающий описание предмета как комбинации вычислительных примитивов, которые позволяют реализовывать алгоритмы, порождающие сознательные состояния. Желательность такого подхода подтверждается тем фактом, что не-вычислительные теории сознания, основанные на традиционном естествознании, парадоксальным образом остаются де-факто метафизическими (спекулятивными). Помимо различных подходов к критериям «хорошей» эмпирической (не-спекулятивной) теории сознания, в статье дается обзор теории сознания, основанной на применении гипотезы активного вывода. На основании анализа этой теории высказывается предположение, что вычислительная модель, лежащая в основе хорошей теории сознания, должна быть не детерминированной, а вероятностной.
Васильев: В статье полемически рассматриваются идеи, высказанные И.Ф. Михайловым в статье «Предметы и методы эмпирических теорий сознания», и обсуждаются проблемы, связанные с возможностью неэмпирического, или неэкспериментального, изучения сознания. Соглашаясь в целом с выводами статьи И.Ф. Михайлова относительно его предложений по улучшению дел в эмпирических теориях сознания, а именно с тем, что такие теории могут выиграть от наличия в них вычислительного уровня с реальным моделирующим потенциалом, с тем, что положения подобных теорий будут иметь вероятностный характер и т.п., автор оспаривает некоторые моменты его интерпретаций ряда современных работ, посвященных критериям успешных эмпирических теорий, в частности интерпретацию критерия компрессированности, сформулированного в одной из недавних статей академика К.В. Анохина, и толкование И.Ф. Михайловым анохинского параметра «как». В статье также показано, что один из ключевых критериев эмпирических теорий, выдвигаемый И.Ф. Михайловым, а именно критерий фальсифицируемости, требует острожного отношения и нуждается в уточнении, предполагающем его трансформацию в понятие слабой прямой верифицируемости, поскольку в ином случае может оказаться, что фальсифицируемыми являются любые тезисы. Утверждается, что спекулятивными теориями сознания можно считать теории, содержащие прямо не верифицируемые положения. При этом в статье доказывается, что неэкспериментальные теории сознания не обязаны быть спекулятивными. Создатели кабинетных теорий такого рода могут уточнять онтологический статус сознания концептуальным анализом фундаментальных положений «народной онтологии».
Другие реакции на статью Михайлова см. тут.
Михайлов: Попытки создания эмпирически обоснованных теорий сознания сталкиваются с препятствиями двоякого рода. Во-первых, господствующая стратегия, основанная на поиске нейронных коррелятов сознания, не приносит успеха из-за отсутствия работающих гипотез об их каузальной связи с сознательными состояниями. Во-вторых, препятствием выступает также и множественность explananda – отсутствие достаточных доводов в пользу убеждения, что все, что мы считаем феноменами сознания или сознательными состояниями, действительно обладает онтологическим единством. Возможно, эти проблемы порождены отсутствием в науках о сознании некоторого аналога радиоинженерного уровня, необходимого, помимо теоретической электродинамики, для того, чтобы разобраться с принципами функционирования радиоустройств. Этот уровень знания должен включать упрощенную онтологию предметной области, позволяющую вычленить принципиальные функциональные взаимосвязи на их алгоритмическом уровне. Учитывая историю наук о сознании и специфику их предмета, оптимальным кандидатом на роль инженерного уровня знания мог бы оказаться вычислительный подход, предполагающий описание предмета как комбинации вычислительных примитивов, которые позволяют реализовывать алгоритмы, порождающие сознательные состояния. Желательность такого подхода подтверждается тем фактом, что не-вычислительные теории сознания, основанные на традиционном естествознании, парадоксальным образом остаются де-факто метафизическими (спекулятивными). Помимо различных подходов к критериям «хорошей» эмпирической (не-спекулятивной) теории сознания, в статье дается обзор теории сознания, основанной на применении гипотезы активного вывода. На основании анализа этой теории высказывается предположение, что вычислительная модель, лежащая в основе хорошей теории сознания, должна быть не детерминированной, а вероятностной.
Васильев: В статье полемически рассматриваются идеи, высказанные И.Ф. Михайловым в статье «Предметы и методы эмпирических теорий сознания», и обсуждаются проблемы, связанные с возможностью неэмпирического, или неэкспериментального, изучения сознания. Соглашаясь в целом с выводами статьи И.Ф. Михайлова относительно его предложений по улучшению дел в эмпирических теориях сознания, а именно с тем, что такие теории могут выиграть от наличия в них вычислительного уровня с реальным моделирующим потенциалом, с тем, что положения подобных теорий будут иметь вероятностный характер и т.п., автор оспаривает некоторые моменты его интерпретаций ряда современных работ, посвященных критериям успешных эмпирических теорий, в частности интерпретацию критерия компрессированности, сформулированного в одной из недавних статей академика К.В. Анохина, и толкование И.Ф. Михайловым анохинского параметра «как». В статье также показано, что один из ключевых критериев эмпирических теорий, выдвигаемый И.Ф. Михайловым, а именно критерий фальсифицируемости, требует острожного отношения и нуждается в уточнении, предполагающем его трансформацию в понятие слабой прямой верифицируемости, поскольку в ином случае может оказаться, что фальсифицируемыми являются любые тезисы. Утверждается, что спекулятивными теориями сознания можно считать теории, содержащие прямо не верифицируемые положения. При этом в статье доказывается, что неэкспериментальные теории сознания не обязаны быть спекулятивными. Создатели кабинетных теорий такого рода могут уточнять онтологический статус сознания концептуальным анализом фундаментальных положений «народной онтологии».
Другие реакции на статью Михайлова см. тут.
Интервью Тараса Тарасенко с нашим главредом Евгением Логиновым про книжки, мультики и философию
https://youtu.be/mDhAsPh2Y2M
https://youtu.be/mDhAsPh2Y2M
YouTube
ФИЛОСОФЫ. Интервью с Евгением Логиновым
Большое интервью с доцентом кафедры истории зарубежной философии МГУ Евгением Логиновым. О жизни и философии.
Loginov E.V. Illusionism, Moore, and Chalmers.pdf
212.6 KB
В журнале "Frontiers in Psychology" вышла статья нашего главного редактора Евгения Логинова: Illusionism, Moore, and Chalmers.
Про то, что Мур с внешним миром молодец, а Чалмерс с сознанием — не очень.
Про то, что Мур с внешним миром молодец, а Чалмерс с сознанием — не очень.
О Расселе в СССР снова
Прошлый пост тут.
Если Бертран Рассел оценивался в Советской России то как поджигатель войны, то как миротворец (возможно, потому что он был то поджигателем войны, то миротворцем), то его вторая жена Дора Блэк (Рассел) всегда, насколько нам известно, оценивалась как положительная общественная фигура. Даже когда она уже давно была с философом в разводе.
Вечерняя Москва. 1958, № 120, 23 мая
Прошлый пост тут.
Если Бертран Рассел оценивался в Советской России то как поджигатель войны, то как миротворец (возможно, потому что он был то поджигателем войны, то миротворцем), то его вторая жена Дора Блэк (Рассел) всегда, насколько нам известно, оценивалась как положительная общественная фигура. Даже когда она уже давно была с философом в разводе.
Вечерняя Москва. 1958, № 120, 23 мая
Черепаха Локка
Прошлый пост тут.
Среди комментаторов Локка к образу черепахи, на которой стоит мир, обращается Эдуард Стиллингфлит, один из самых влиятельных английских теологов своего времени. В своей работе "Рассуждение в защиту учения о Троице" (1697) он пытается заблокировать выводы из "Опыта..." Локка, которые могут быть опасны для религии. Это было особенно актуально, ведь на тот момент такие выводы уже, собственно, были сделаны: "Христианство без тайн" Джона Толанда вышло в 1696 году. Образ черепахи упоминается Стиллингфлитом в 10 главе "Рассуждения...", которая называется ""Возражения против Троицы с точки зрения разума опровергнуты". К этому моменту он уже доказывал, что учение о Троице непротиворечиво и что оно соответствует учению ранней Церкви и Писанию. Проблема же этой главы в том, чтобы доказать, что Троица — вовсе не тайна для разума, потому если если все же тайна, то неясно, почему не принимать на веру любой абсурд. И тут Стиллингфлит как раз чувствует угрозу со стороны эпистемологии Локка: если все наши идеи происходят из ощущения и рефлексии, а идея субстанции не происходит из этих источников, но она нужна нам для учения о Троице, то мы находимся в трудном положении. И сам Локк считает "субстанцию" бесполезным термином, в том числе и на основании аргумента про индийского философа. Стиллингфлит замечает, что по Локку предположение о субстанции формируется, так как мы не представляем, как наши идеи могут существовать сами по себе, и у нас возникает привычка предполагать какой-то скрытый субстрат. Основывается ли эта привычка на правильном основании или нет, спрашивает Стиллингфлит. Если нет, то модусы и акциденции должны существовать, поддерживая сами себя, и "эти простые идеи не требует никакой черепахи для поддержания себя" (p. 237). А если да, то идея субстанции вполне легитимна, пусть она и не приходит от ощущения или рефлексии. Как выбрать между этими альтернативами? А очень просто. Локк доказывает бытие Бога, Бог — субстанция, значит, Локку ясно, что такое субстанция.
Раунд.
Прошлый пост тут.
Среди комментаторов Локка к образу черепахи, на которой стоит мир, обращается Эдуард Стиллингфлит, один из самых влиятельных английских теологов своего времени. В своей работе "Рассуждение в защиту учения о Троице" (1697) он пытается заблокировать выводы из "Опыта..." Локка, которые могут быть опасны для религии. Это было особенно актуально, ведь на тот момент такие выводы уже, собственно, были сделаны: "Христианство без тайн" Джона Толанда вышло в 1696 году. Образ черепахи упоминается Стиллингфлитом в 10 главе "Рассуждения...", которая называется ""Возражения против Троицы с точки зрения разума опровергнуты". К этому моменту он уже доказывал, что учение о Троице непротиворечиво и что оно соответствует учению ранней Церкви и Писанию. Проблема же этой главы в том, чтобы доказать, что Троица — вовсе не тайна для разума, потому если если все же тайна, то неясно, почему не принимать на веру любой абсурд. И тут Стиллингфлит как раз чувствует угрозу со стороны эпистемологии Локка: если все наши идеи происходят из ощущения и рефлексии, а идея субстанции не происходит из этих источников, но она нужна нам для учения о Троице, то мы находимся в трудном положении. И сам Локк считает "субстанцию" бесполезным термином, в том числе и на основании аргумента про индийского философа. Стиллингфлит замечает, что по Локку предположение о субстанции формируется, так как мы не представляем, как наши идеи могут существовать сами по себе, и у нас возникает привычка предполагать какой-то скрытый субстрат. Основывается ли эта привычка на правильном основании или нет, спрашивает Стиллингфлит. Если нет, то модусы и акциденции должны существовать, поддерживая сами себя, и "эти простые идеи не требует никакой черепахи для поддержания себя" (p. 237). А если да, то идея субстанции вполне легитимна, пусть она и не приходит от ощущения или рефлексии. Как выбрать между этими альтернативами? А очень просто. Локк доказывает бытие Бога, Бог — субстанция, значит, Локку ясно, что такое субстанция.
Раунд.
Лекция нашего научного редактора Артема Юнусова о Парфите и этике.
YouTube
Артем Юнусов — Дерек Парфит и консеквенциализация кантианской моральной теории
Лекция Артема Тимуровича Юнусова, кандидата философских наук, научного сотрудника сектора истории западной философии Институт философии РАН
Источник изображения: https://www.thetimes.com/uk/article/derek-parfit-xvlxn0zq5
Наши соц. сети:
Официальный сайт…
Источник изображения: https://www.thetimes.com/uk/article/derek-parfit-xvlxn0zq5
Наши соц. сети:
Официальный сайт…