Прочитано в январе:
🎧«Мельмот Скиталец» Чарльза Метьюрина;
▪️«Прощённый Мельмот» Оноре де Бальзака (перечитан);
▪️«Дон Карлос» Фридриха Шиллера;
▪️«Римские тайны» Альберто Тозо Феи;
▪️«Здесь был Рим» Виктора Сонькина;
▪️«Непрошеная повесть» Нидзё (первые впечатления — ниже);
🎧«Италия изнутри» Анны Синицы.
Как выглядела бы «История моих бедствий», если бы написал её не французский философ, а японская придворная дама? Наверное, как «Непрошеная повесть» (ок. 1407). Нидзё рано потеряла родителей и, оставшись без их покровительства, оказалась чем-то вроде мячика, который перебрасывали друг другу разные важные мужчины. Первые три свитка посвящены её жизни при дворе, а последние два — монашеским скитаниям по Японии, в которые она пустилась после отстранения от службы. Траектория всего этого движения, как и у Абеляра, — от плохого к худшему.
По крайней мере в авторском изложении, а оно не без странностей.
Если верить вступительной статье, то Нидзё писала «Непрошеную повесть» уже монахиней. Но когда читаешь текст, то возникает когнитивный диссонанс. В нём вроде и можно усмотреть звоночки, что работала над ним монахиня (их заметила добрая подруга, с которой мы читали его вместе), но по духу первая часть значительно отличается от второй, так что при этом может и казаться, будто писалась она в моменте.
А ещё Нидзё откровенно себе противоречит, причём постоянно. И вот что это — хаос человеческих чувств? непонимание себя? конфликт между тем, что она должна была испытывать (например, благодарность за внимание императора), и тем, что испытывала на самом деле (горечь из-за похищения во дворец и отлучения от любимого)? литературные клише посреди реального биографического материала? Вряд ли кто-то сможет ответить точно. Так что будет теперь в уме вечная заноза.
Единственное, что тут можно сделать, — научиться лучше распознавать те самые клише. Этим я и займусь, когда вернусь из Рима 8-го февраля.
#читательский_дневник
🎧«Мельмот Скиталец» Чарльза Метьюрина;
▪️«Прощённый Мельмот» Оноре де Бальзака (перечитан);
▪️«Дон Карлос» Фридриха Шиллера;
▪️«Римские тайны» Альберто Тозо Феи;
▪️«Здесь был Рим» Виктора Сонькина;
▪️«Непрошеная повесть» Нидзё (первые впечатления — ниже);
🎧«Италия изнутри» Анны Синицы.
Как выглядела бы «История моих бедствий», если бы написал её не французский философ, а японская придворная дама? Наверное, как «Непрошеная повесть» (ок. 1407). Нидзё рано потеряла родителей и, оставшись без их покровительства, оказалась чем-то вроде мячика, который перебрасывали друг другу разные важные мужчины. Первые три свитка посвящены её жизни при дворе, а последние два — монашеским скитаниям по Японии, в которые она пустилась после отстранения от службы. Траектория всего этого движения, как и у Абеляра, — от плохого к худшему.
По крайней мере в авторском изложении, а оно не без странностей.
Если верить вступительной статье, то Нидзё писала «Непрошеную повесть» уже монахиней. Но когда читаешь текст, то возникает когнитивный диссонанс. В нём вроде и можно усмотреть звоночки, что работала над ним монахиня (их заметила добрая подруга, с которой мы читали его вместе), но по духу первая часть значительно отличается от второй, так что при этом может и казаться, будто писалась она в моменте.
А ещё Нидзё откровенно себе противоречит, причём постоянно. И вот что это — хаос человеческих чувств? непонимание себя? конфликт между тем, что она должна была испытывать (например, благодарность за внимание императора), и тем, что испытывала на самом деле (горечь из-за похищения во дворец и отлучения от любимого)? литературные клише посреди реального биографического материала? Вряд ли кто-то сможет ответить точно. Так что будет теперь в уме вечная заноза.
Единственное, что тут можно сделать, — научиться лучше распознавать те самые клише. Этим я и займусь, когда вернусь из Рима 8-го февраля.
#читательский_дневник
Книги о Риме: предисловие
Литература мало каких стран и эпох вызывает у меня психологический барьер, но исключения всё-таки есть. Главное из них — античность. Античность настолько важна для культуры, что разобраться в ней — начиная с истории — будто бы надо досконально. А на такой колоссальный проект заранее нет сил.
С Грецией при этом легче, чем с Римом. В отличие от неё, Рим кажется просто чередой забронзовевших правителей, политиков и полководцев. Сами по себе политическая и военная история мне не кажутся скучными, но я не люблю историю великих людей.
Почему — объясню на примере научной революции 17-го века. Основываться буду на книге Георгия Шпака «Воображаемые миры Маргарет Кавендиш: наука и утопия в Англии XVII века».
Расхожее представление о том, что это было, в историю великих людей как раз вписывается: горстка гениев взбунтовалась против церкви и создала научный метод.
Оно восходит к эпохе Просвещения. Что в нём не учитывается:
▪️Научного метода в 17-м веке ещё не возникло — возникла россыпь соперничающих эпистемологических программ. Их точнее называть натурфилософией, чем наукой.
▪️Для многих натурфилософов познание материального мира было способом познавать Бога через его творение. И не все их дебаты сводились к отмежеванию от церкви/схоластики/метафизики.
▪️Революция предполагает более-менее резкий скачок, но здесь его выделить сложно. Сейчас о становлении науки говорят уже с большей осторожностью, а представление о хронологических рамках этого процесса стало шире.
▪️Свой вклад в него внесли и «люди, собиравшие травы для домашних хозяйств, имперские авантюристы, женщины, занимавшиеся вычислениями, библиографы эпохи Возрождения, викторианские голубятники… <…> К местам науки теперь относятся не только лаборатория и обсерватория, но и ботанический сад, кузница, поле, корабль, домашняя печь» (цитата из «Истории науки и истории знания» Лоррейн Дастон).
Список возражений не исчерпывающий, но и в таком виде он подсвечивает проблему: когда роль одних превозносится, роль других часто принижается или вообще не замечается*.
Теоретически я уверена, что в глазах антиковедов история Рима выглядит сложнее и многообразнее. Ключевое слово — «теоретически». Заглянуть в их работы мне мешают, опять же, страх перед масштабом задачи и тоска от поп-культурных правителей, политиков и полководцев — либо просто великих, либо великих и ужасных.
Вот я и решила, что поездка будет поводом сделать над собой усилие и справиться со страхом и тоской хоть в какой-то мере. И нашла четыре лазейки — о них расскажу в следующих постах.
*За этим не обязательно кроется сознательный умысел. Представление о том, что в истории заслуживает изучения и что может служить историческим источником, со временем тоже расширилось.
Литература мало каких стран и эпох вызывает у меня психологический барьер, но исключения всё-таки есть. Главное из них — античность. Античность настолько важна для культуры, что разобраться в ней — начиная с истории — будто бы надо досконально. А на такой колоссальный проект заранее нет сил.
С Грецией при этом легче, чем с Римом. В отличие от неё, Рим кажется просто чередой забронзовевших правителей, политиков и полководцев. Сами по себе политическая и военная история мне не кажутся скучными, но я не люблю историю великих людей.
Почему — объясню на примере научной революции 17-го века. Основываться буду на книге Георгия Шпака «Воображаемые миры Маргарет Кавендиш: наука и утопия в Англии XVII века».
Расхожее представление о том, что это было, в историю великих людей как раз вписывается: горстка гениев взбунтовалась против церкви и создала научный метод.
Оно восходит к эпохе Просвещения. Что в нём не учитывается:
▪️Научного метода в 17-м веке ещё не возникло — возникла россыпь соперничающих эпистемологических программ. Их точнее называть натурфилософией, чем наукой.
▪️Для многих натурфилософов познание материального мира было способом познавать Бога через его творение. И не все их дебаты сводились к отмежеванию от церкви/схоластики/метафизики.
▪️Революция предполагает более-менее резкий скачок, но здесь его выделить сложно. Сейчас о становлении науки говорят уже с большей осторожностью, а представление о хронологических рамках этого процесса стало шире.
▪️Свой вклад в него внесли и «люди, собиравшие травы для домашних хозяйств, имперские авантюристы, женщины, занимавшиеся вычислениями, библиографы эпохи Возрождения, викторианские голубятники… <…> К местам науки теперь относятся не только лаборатория и обсерватория, но и ботанический сад, кузница, поле, корабль, домашняя печь» (цитата из «Истории науки и истории знания» Лоррейн Дастон).
Список возражений не исчерпывающий, но и в таком виде он подсвечивает проблему: когда роль одних превозносится, роль других часто принижается или вообще не замечается*.
Теоретически я уверена, что в глазах антиковедов история Рима выглядит сложнее и многообразнее. Ключевое слово — «теоретически». Заглянуть в их работы мне мешают, опять же, страх перед масштабом задачи и тоска от поп-культурных правителей, политиков и полководцев — либо просто великих, либо великих и ужасных.
Вот я и решила, что поездка будет поводом сделать над собой усилие и справиться со страхом и тоской хоть в какой-то мере. И нашла четыре лазейки — о них расскажу в следующих постах.
*За этим не обязательно кроется сознательный умысел. Представление о том, что в истории заслуживает изучения и что может служить историческим источником, со временем тоже расширилось.
Лазейка I: язык
Мне очень нравится учить языки и искать между ними связи, и о латыни я подумывала уже давно. А тут ещё Катарина подсказала, где найти учителя.
Учебник у нас на курсе — «Lingva latina per se illustrata» Ханса Эрберга.
Формально он устроен так же, как и многие другие. Во-первых, с латыни в нём ничего не переводится. Во-вторых — в начале нам представляют фикциональную древнеримскую семью, а дальше с ней что-то происходит.
Но есть нюанс. Современную семью представляют так: вот родители, вот дети. А древнеримскую — так: вот родители, вот дети… вот рабы. Сто рабов. Из них вот хороший Дав, вот дурной Мед. Мед умыкнул у хозяина деньги и сбежал. В предпоследней главе он пошёл гулять с подругой по Риму, она завела его в ювелирную лавку, денег у него больше не осталось. Остались ли виды на будущее, узнаем позже.
А ещё у персонажей вечно плохое настроение. Какие-то проблемы они решают насилием. В самой впечатляющей главе брат довёл до слёз сестру, за это ему навалял другой брат, потом ещё мама, а потом заодно и папа.
Обычно от языкового учебника не ждёшь такого накала страстей, а вот ведь 😅
Эта лазейка стала первой, потому что язык помогает оставаться в поле темы и не бросать попыток в ней разобраться.
Мне очень нравится учить языки и искать между ними связи, и о латыни я подумывала уже давно. А тут ещё Катарина подсказала, где найти учителя.
Учебник у нас на курсе — «Lingva latina per se illustrata» Ханса Эрберга.
Формально он устроен так же, как и многие другие. Во-первых, с латыни в нём ничего не переводится. Во-вторых — в начале нам представляют фикциональную древнеримскую семью, а дальше с ней что-то происходит.
Но есть нюанс. Современную семью представляют так: вот родители, вот дети. А древнеримскую — так: вот родители, вот дети… вот рабы. Сто рабов. Из них вот хороший Дав, вот дурной Мед. Мед умыкнул у хозяина деньги и сбежал. В предпоследней главе он пошёл гулять с подругой по Риму, она завела его в ювелирную лавку, денег у него больше не осталось. Остались ли виды на будущее, узнаем позже.
А ещё у персонажей вечно плохое настроение. Какие-то проблемы они решают насилием. В самой впечатляющей главе брат довёл до слёз сестру, за это ему навалял другой брат, потом ещё мама, а потом заодно и папа.
Обычно от языкового учебника не ждёшь такого накала страстей, а вот ведь 😅
Эта лазейка стала первой, потому что язык помогает оставаться в поле темы и не бросать попыток в ней разобраться.
Лазейка III: сомнение
Заодно я прочитала два римских путеводителя.
Первый — «Здесь был Рим: современные прогулки по древнему городу» Виктора Сонькина (2012) — с собой не взяла, потому что пользоваться им по назначению вряд ли стану. Сетования о Риме из предыдущего поста были вызваны и этим путеводителем, и вторым (в чуть меньшей степени).
Помог ли мне Сонькин чем-то другим? Да.
Несмотря на то, что я отучилась на историческом отделении востфака, по ощущениям исторического образования у меня нет.
Нам читали стандартные лекции по мировой истории: случилось то-то, потом в результате — то-то и то-то, и так далее. Читали прекрасные люди, слушать их можно было бы бесконечно. Иногда устраивались семинары с обсуждением каких-то конкретных работ. Но вопрос о производстве исторического знания в программе затрагивался слишком редко, хотя понимать, откуда мы знаем то, что знаем, для историка принципиально важно.
По-моему, лучшая часть книги Сонькина — как раз вот такая метаистория. Он даёт множество ссылок на источники, письменные и археологические, и разъясняет, как и в каких обстоятельствах они исследовались. Критику источников приводит тоже.
Благодаря нему я увидела, сколько всего в римской истории доподлинно не известно; сколько всего в ней вызывает споры. Туманно даже назначение некоторых построек на главном форуме.
Даже к истории великих людей легче подступиться, когда ты способен отнестись к ней критически. Сомнение тоже может быть инструментом познания.
Заодно я прочитала два римских путеводителя.
Первый — «Здесь был Рим: современные прогулки по древнему городу» Виктора Сонькина (2012) — с собой не взяла, потому что пользоваться им по назначению вряд ли стану. Сетования о Риме из предыдущего поста были вызваны и этим путеводителем, и вторым (в чуть меньшей степени).
Помог ли мне Сонькин чем-то другим? Да.
Несмотря на то, что я отучилась на историческом отделении востфака, по ощущениям исторического образования у меня нет.
Нам читали стандартные лекции по мировой истории: случилось то-то, потом в результате — то-то и то-то, и так далее. Читали прекрасные люди, слушать их можно было бы бесконечно. Иногда устраивались семинары с обсуждением каких-то конкретных работ. Но вопрос о производстве исторического знания в программе затрагивался слишком редко, хотя понимать, откуда мы знаем то, что знаем, для историка принципиально важно.
По-моему, лучшая часть книги Сонькина — как раз вот такая метаистория. Он даёт множество ссылок на источники, письменные и археологические, и разъясняет, как и в каких обстоятельствах они исследовались. Критику источников приводит тоже.
Благодаря нему я увидела, сколько всего в римской истории доподлинно не известно; сколько всего в ней вызывает споры. Туманно даже назначение некоторых построек на главном форуме.
Даже к истории великих людей легче подступиться, когда ты способен отнестись к ней критически. Сомнение тоже может быть инструментом познания.
Вот с чем я итоге осталась. Для кого-то важной точкой входа в историю ещё служит современный худлит, который работает с нужными сюжетами, — но скорее не для меня.
А есть ли у вас сложности с какими-то историческими темами? И если да, то как вы с ними справляетесь?
Бонус: пять римских котиков за пять римских постов.
А есть ли у вас сложности с какими-то историческими темами? И если да, то как вы с ними справляетесь?
Бонус: пять римских котиков за пять римских постов.
Не прошло и 150-ти лет, как я оформила дневниковую запись про «Мельмота».
В ранней готике основных злодейских типа было два: монах из какого-нибудь католического ордена и узурпатор чужого имения. Злых католиков, что характерно, выводили протестанты (лютеране, англикане, пуритане). Вывел их и Метьюрин. Вместе с горсткой добрых христиан. Первым веру заменяют церковные ритуалы, у вторых она спонтанна и потому искренна.
Так в оформлении возникли чёрная и белая церкви.
Облака, на которых они стоят, находятся на одном уровне с тюремным полом. Заточение показывает, к какой из них относится конкретный персонаж. А Мельмот дополнительно закручивает гайки — поэтому его имя оказалось на тюремной решётке.
Во всей этой картине много противоречивого. Не могу, например, не думать вот о чём: Мельмот и редкие положительные герои сетуют, что католики ненавидят других христиан, — но в художественной литературе католических стран, кажется, не было ответного антипротестантского течения. По крайней мере — настолько же заметного.
Впрочем, идейно в «Мельмоте» можно придираться вообще много к чему. Больше всего я орала с того, что эталоном естественности там служит самый искусственный персонаж.
#читательский_дневник
В ранней готике основных злодейских типа было два: монах из какого-нибудь католического ордена и узурпатор чужого имения. Злых католиков, что характерно, выводили протестанты (лютеране, англикане, пуритане). Вывел их и Метьюрин. Вместе с горсткой добрых христиан. Первым веру заменяют церковные ритуалы, у вторых она спонтанна и потому искренна.
Так в оформлении возникли чёрная и белая церкви.
Облака, на которых они стоят, находятся на одном уровне с тюремным полом. Заточение показывает, к какой из них относится конкретный персонаж. А Мельмот дополнительно закручивает гайки — поэтому его имя оказалось на тюремной решётке.
Во всей этой картине много противоречивого. Не могу, например, не думать вот о чём: Мельмот и редкие положительные герои сетуют, что католики ненавидят других христиан, — но в художественной литературе католических стран, кажется, не было ответного антипротестантского течения. По крайней мере — настолько же заметного.
Впрочем, идейно в «Мельмоте» можно придираться вообще много к чему. Больше всего я орала с того, что эталоном естественности там служит самый искусственный персонаж.
#читательский_дневник
Весной я собираюсь на экзамен по финскому, чтобы потом подать на гражданство и попасть в открытый университет (если получится). Моего уровня для этого достаточно, но на экзаменах я всегда адски нервничаю и туплю, поэтому готовиться надо всё равно. Как минимум морально.
Недавно в Хельсинки прошла роскошная выставка «Gothic Modern», посвящённая связям между средневековым искусством и искусством модерна. Сегодня она открывается в Осло, а ещё через какое-то время отправится в Вену. Об этой выставке Ира подарила мне на рождество не менее роскошную книгу — вот в ней-то я и буду искать успокоение.
На русский она не переведена. Зато в честь дня «Калевалы» хорошие люди составили подборку интересной финской литературы, которую по-русски почитать можно: Валя рассказала про трилогию Антти Туомайнена, Елена Дорофеева — про «Сердце» Малин Кивеля, Надя — про «Вдребезги» Генри Парланда, Лена — про антологию русских и финских комиксов, Настя — про «Тысячу Чертей пастора Хуусконена» Арто Паасилинны, Наталия — про «Собирателя бабочек» Йоэла Хаахтелы, Даша — про «Охоту на маленькую щуку» Юхани Карилы, а Любовь Шалыгина — про «Перезагрузку» Миики Ноусиайнена (каждый раз мучительно раздумываю, стоит следовать правилу несклонения финских имён на -а или нет).
Имя последней участницы в книгоблогерской среде известно меньше, чем она того заслуживает, и её хотелось бы представить. Любовь работает в новостной службе Yle, её материалы о финской культуре публиковались на «Арзамасе», целый ряд финских книг вышел в её переводе. Например, биографии Туве Янссон и натуралиста Георга Стеллера. Она здорово знает Финляндию и здорово о ней пишет (как и вообще обо всём, в том числе о книгах и о себе).
Я отметила день финской культуры заранее, в Риме. Устроила себе mementomorikierros по капуцинской костнице, катакомбам и Некатолическому кладбищу, где находится «ангел скорби» — наверное, самый красивый могильный камень в мире. Мне он знаком в первую очередь по обложке альбома «Once» финской метал-группы Nightwish. Именно любовь к этой группе запустила цепочку событий, благодаря которым я оказалась в Ювяскюля 🖤
P. S. На выставке мы с Ирой договорились до того, что литературоведение — это оккультная практика, потому что оно позволяет установить контакт с мёртвыми.
Недавно в Хельсинки прошла роскошная выставка «Gothic Modern», посвящённая связям между средневековым искусством и искусством модерна. Сегодня она открывается в Осло, а ещё через какое-то время отправится в Вену. Об этой выставке Ира подарила мне на рождество не менее роскошную книгу — вот в ней-то я и буду искать успокоение.
На русский она не переведена. Зато в честь дня «Калевалы» хорошие люди составили подборку интересной финской литературы, которую по-русски почитать можно: Валя рассказала про трилогию Антти Туомайнена, Елена Дорофеева — про «Сердце» Малин Кивеля, Надя — про «Вдребезги» Генри Парланда, Лена — про антологию русских и финских комиксов, Настя — про «Тысячу Чертей пастора Хуусконена» Арто Паасилинны, Наталия — про «Собирателя бабочек» Йоэла Хаахтелы, Даша — про «Охоту на маленькую щуку» Юхани Карилы, а Любовь Шалыгина — про «Перезагрузку» Миики Ноусиайнена (каждый раз мучительно раздумываю, стоит следовать правилу несклонения финских имён на -а или нет).
Имя последней участницы в книгоблогерской среде известно меньше, чем она того заслуживает, и её хотелось бы представить. Любовь работает в новостной службе Yle, её материалы о финской культуре публиковались на «Арзамасе», целый ряд финских книг вышел в её переводе. Например, биографии Туве Янссон и натуралиста Георга Стеллера. Она здорово знает Финляндию и здорово о ней пишет (как и вообще обо всём, в том числе о книгах и о себе).
Я отметила день финской культуры заранее, в Риме. Устроила себе mementomorikierros по капуцинской костнице, катакомбам и Некатолическому кладбищу, где находится «ангел скорби» — наверное, самый красивый могильный камень в мире. Мне он знаком в первую очередь по обложке альбома «Once» финской метал-группы Nightwish. Именно любовь к этой группе запустила цепочку событий, благодаря которым я оказалась в Ювяскюля 🖤
P. S. На выставке мы с Ирой договорились до того, что литературоведение — это оккультная практика, потому что оно позволяет установить контакт с мёртвыми.
Это общепризнанная истина, что классические британские писательницы — хороши.
Пару лет назад мой интерес к ним набрал критическую массу, и я сделала то, что вообще люблю, умею, практикую: составила себе список и начала по нему идти.
В основную его часть попали британские писательницы до ХХ века, но некоторым важным именам вне этих рамок нашлось место в бонусной части. Поэтесс — например, Кристину Россетти, Элизабет Браунинг и Эмили Дикинсон — я пока оставила в стороне. С прозой мне сильно легче.
До ХХ века по-английски писало много женщин. Очень много. Всех их до конца жизни не перечитать. Поэтому я отобрала только тех, кто интересен мне сейчас. То же касается и бонусных пунктов.
Зачёркнутые тексты ещё не прочитаны, а если вам захочется что-то узнать про остальные, то о них я с радостью расскажу подробнее в комментариях. Вашим впечатлениям от всех этих книг тоже буду рада.
На фото: прошлогодний весенне-мартовский разворот.
Пару лет назад мой интерес к ним набрал критическую массу, и я сделала то, что вообще люблю, умею, практикую: составила себе список и начала по нему идти.
В основную его часть попали британские писательницы до ХХ века, но некоторым важным именам вне этих рамок нашлось место в бонусной части. Поэтесс — например, Кристину Россетти, Элизабет Браунинг и Эмили Дикинсон — я пока оставила в стороне. С прозой мне сильно легче.
До ХХ века по-английски писало много женщин. Очень много. Всех их до конца жизни не перечитать. Поэтому я отобрала только тех, кто интересен мне сейчас. То же касается и бонусных пунктов.
Зачёркнутые тексты ещё не прочитаны, а если вам захочется что-то узнать про остальные, то о них я с радостью расскажу подробнее в комментариях. Вашим впечатлениям от всех этих книг тоже буду рада.
На фото: прошлогодний весенне-мартовский разворот.
Британские писательницы XVII–XIX веков
XVII век:
▪️Маргарет Кавендиш («Пылающий мир»)
▪️Афра Бен («Оруноко, или История царственного раба»)
XVIII век:
▪️леди Мэри Монтегю («The Turkish Embassy Letters»)
▪️Клара Рив («Старый английский барон»)
▪️Фанни Бёрни («Сесилия»);
▪️София Ли («Убежище, или Повесть иных времён»)
▪️Мэри Уолстонкрафт («A Vindication of the Rights of Woman», «Letters Written During a Short Residence in Sweden, Norway, and Denmark»)
▪️Анна Радклиф («Удольфские тайны», «Итальянец» и программное эссе «On the Supernatural in Poetry»)
XIX век:
▪️Шарлотта Дакр («Zofloya; or, the Moor»)
▪️Джейн Остин («История Англии», «Леди Сьюзан», «Нортенгерское аббатство», «Чувство и чувствительность», «Гордость и предубеждение», «Мэнсфилд-парк», «Эмма», «Доводы рассудка» +другие ранние произведения)
▪️Мэри Шелли («Франкенштейн»)
▪️Эмили Бронте («Грозовой перевал»)
▪️Шарлотта Бронте («Джейн Эйр»)
▪️Энн Бронте («Агнес Грей», «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла»)
▪️Мэри Элизабет Брэддон («Тайна леди Одли»);
▪️Амелия Эдвардс (рассказ «Карета-призрак»)
▪️Анна Леонуэнс («Путешествие в Сиам»)
▪️Джордж Элиот («Мидлмарч»)
▪️Элизабет Гаскелл («Север и Юг»)
▪️Мария Корелли («Скорбь Сатаны»)
Бонус 1: американские писательницы XIX века
▪️Гарриет Бичер-Стоу («Хижина дяди Тома»);
▪️Луиза Мэй Олкотт («Под маской, или Сила женщины», «Таинственный ключ и что он открыл», «Призрак аббата, или Искушение Мориса Трехерна», «Маленькие женщины» и рассказ «Затерянные в пирамиде, или Проклятие мумии»)
▪️Шарлотта Перкинс Гилман (рассказ «Жёлтые обои»)
▪️Кейт Шопен («Пробуждение»)
Бонус 2: британские писательницы первой половины ХХ века
▪️Элизабет фон Арним («Колдовской апрель»)
▪️Вирджиния Вулф («Миссис Дэллоуэй», «На маяк», «Орландо», «Волны», «Флаш» + отдельные эссе из литпамятниковского «Обыкновенного читателя»)
▪️Дафна Дюморье («Ребекка»)
▪️Элизабет Боуэн («Смерть сердца»)
Бонус 3: американская писательница первой половины ХХ века
▪️Эдит Уортон («Убежище», «Век невинности»)
Бонус 4: канадская писательница первой половины ХХ века
▪️Люси Мод Монтгомери («Энн из Зелёных Крыш»)
Бонус 5: новозеландская писательница первой половины ХХ века
▪️Кэтрин Мэнсфилд (рассказы, «Алоэ»)
Бонус 6: примеры более-менее современной работы с традицией
▪️Джин Рис («Антуанетта», она же «Wide Sargasso Sea»; предыстория Берты Мэйсон из «Джейн Эйр»)
▪️Диана Сеттерфилд («Тринадцатая сказка», неоготика)
▪️Сара Мосс («Фигуры света», неовикториана)
XVII век:
▪️Маргарет Кавендиш («Пылающий мир»)
▪️Афра Бен («Оруноко, или История царственного раба»)
XVIII век:
▪️леди Мэри Монтегю (
▪️Клара Рив («Старый английский барон»)
▪️Фанни Бёрни (
▪️София Ли («Убежище, или Повесть иных времён»)
▪️Мэри Уолстонкрафт (
▪️Анна Радклиф («Удольфские тайны», «Итальянец» и программное эссе «On the Supernatural in Poetry»)
XIX век:
▪️Шарлотта Дакр («Zofloya; or, the Moor»)
▪️Джейн Остин («История Англии», «Леди Сьюзан», «Нортенгерское аббатство», «Чувство и чувствительность», «Гордость и предубеждение», «Мэнсфилд-парк», «Эмма», «Доводы рассудка» +
▪️Мэри Шелли («Франкенштейн»)
▪️Эмили Бронте («Грозовой перевал»)
▪️Шарлотта Бронте («Джейн Эйр»)
▪️Энн Бронте («Агнес Грей», «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла»)
▪️Мэри Элизабет Брэддон («Тайна леди Одли»);
▪️Амелия Эдвардс (рассказ «Карета-призрак»)
▪️Анна Леонуэнс («Путешествие в Сиам»)
▪️Джордж Элиот («Мидлмарч»)
▪️Элизабет Гаскелл («Север и Юг»)
▪️Мария Корелли («Скорбь Сатаны»)
Бонус 1: американские писательницы XIX века
▪️Гарриет Бичер-Стоу (
▪️Луиза Мэй Олкотт («Под маской, или Сила женщины», «Таинственный ключ и что он открыл», «Призрак аббата, или Искушение Мориса Трехерна», «Маленькие женщины» и рассказ «Затерянные в пирамиде, или Проклятие мумии»)
▪️Шарлотта Перкинс Гилман (рассказ «Жёлтые обои»)
▪️Кейт Шопен («Пробуждение»)
Бонус 2: британские писательницы первой половины ХХ века
▪️Элизабет фон Арним («Колдовской апрель»)
▪️Вирджиния Вулф («Миссис Дэллоуэй», «На маяк», «Орландо», «Волны», «Флаш» + отдельные эссе из литпамятниковского «Обыкновенного читателя»)
▪️Дафна Дюморье («Ребекка»)
▪️Элизабет Боуэн (
Бонус 3: американская писательница первой половины ХХ века
▪️Эдит Уортон («Убежище», «Век невинности»)
Бонус 4: канадская писательница первой половины ХХ века
▪️Люси Мод Монтгомери («Энн из Зелёных Крыш»)
Бонус 5: новозеландская писательница первой половины ХХ века
▪️Кэтрин Мэнсфилд (
Бонус 6: примеры более-менее современной работы с традицией
▪️Джин Рис (
▪️Диана Сеттерфилд («Тринадцатая сказка», неоготика)
▪️Сара Мосс («Фигуры света», неовикториана)
Римские записи и запись о «Пылающем мире».
Вид первых задан моими впечатлениями от города: сперва он радует глаз, но потом от стиля «дорого-богато» и присущего ему визуального шума быстро устаёшь. Какой город — такое и оформление.
С «Пылающим миром» всё должно быть очевидно: он про женщин (отсюда — цветы), науку (астрономические карты и приборы) и власть (корона и меч). А ещё на этих страницах есть сова и глобус. Ну, будем считать, что глобус.
В таком духе часто оформляют записи о фэнтезийных книгах.
И, кажется, утопии — это не только протонаучпоп, но и протофэнтези. Их авторы тоже придумывали собственные миры с собственными законами. Например, чтобы показать прелесть своих идей, или поэкспериментировать с какими-то фантастическими допущениями, или убежать от невыносимой действительности, или критически её оценить — на расстоянии. Или для всего сразу.
#читательский_дневник
Вид первых задан моими впечатлениями от города: сперва он радует глаз, но потом от стиля «дорого-богато» и присущего ему визуального шума быстро устаёшь. Какой город — такое и оформление.
С «Пылающим миром» всё должно быть очевидно: он про женщин (отсюда — цветы), науку (астрономические карты и приборы) и власть (корона и меч). А ещё на этих страницах есть сова и глобус. Ну, будем считать, что глобус.
В таком духе часто оформляют записи о фэнтезийных книгах.
И, кажется, утопии — это не только протонаучпоп, но и протофэнтези. Их авторы тоже придумывали собственные миры с собственными законами. Например, чтобы показать прелесть своих идей, или поэкспериментировать с какими-то фантастическими допущениями, или убежать от невыносимой действительности, или критически её оценить — на расстоянии. Или для всего сразу.
#читательский_дневник
«Краткая история Японии» Ричарда Мэйсона и Джона Кайгера (1997) и «Япония. История и культура» Нэнси Сталкер (2018): от палеолита до середины 12-го века
Для чтения я выбираю не отдельные произведения, а целые темы, потому что люблю сравнивать. Когда книга оказывается частью цепочки, то лучше раскрываются как её недостатки, так и её достоинства. А сравнение исторических работ даёт и кое-что ещё.
Когда я бралась за сравнение двух книг по истории Японии, мне было интересно, в чём они разойдутся. Перечень расхождений получился таким:
▪️Авторы «Краткой истории Японии» периодически ссылаются на японских учёных. Нэнси Сталкер либо говорит об англоязычных, либо умалчивает об их происхождении.
▪️У неё первые жители Японии прибыли с тихоокеанских островов, у Мэйсона и Кайгера — с континента.
▪️На рубеже 6–7 веков, при правлении императрицы Суйко и принца-регента Сётоку, прошли важные реформы по централизации государства. Нэнси Сталкер рассказывает о них как о совместной работе Суйко и Сётоку, а в «Краткой истории Японии» они приписываются одному Сётоку (императрица даже не называется по имени).
▪️В середине 7-го века централизация продолжилась. В «Краткой истории Японии» новые реформы исходят от глав двух кланов, у Нэнси Сталкер — ещё и от императора Кётоку. Порядок реформенных статей и их описание тоже немного различаются.
▪️Среди японских правителей была и императрица Сётоку. В «Краткой истории Японии» она упоминается в контексте «главного сексуального скандала 8-го века»: её фаворит, монах Докё, чуть не сверг правящую династию. Больше мы о них ничего оттуда не узнаём. Нэнси Сталкер разбирает, во-первых, происхождение пророчества, на которое Докё опирался при попытке захватить власть, а во-вторых — итоги правления императрицы. К скандалу они у неё не сводятся. И она, кстати, не называет характера отношений Сётоку и Докё.
▪️Она в принципе выделяет тему женщин у власти и последовательно её освещает. О Мэйсоне и Кайгере такого не скажешь.
В целом я не знаю, кто из них ближе к истине и в какой степени. Но когда знаешь о существовании спорных моментов и нюансов, то 1) запросто не поддаёшься обаянию нарративов, в которых они не учитываются; 2) представляешь, куда копать, чтобы найти аргументы или контраргументы. Это уже имеет смысл и стоит усилий.
Для чтения я выбираю не отдельные произведения, а целые темы, потому что люблю сравнивать. Когда книга оказывается частью цепочки, то лучше раскрываются как её недостатки, так и её достоинства. А сравнение исторических работ даёт и кое-что ещё.
Когда я бралась за сравнение двух книг по истории Японии, мне было интересно, в чём они разойдутся. Перечень расхождений получился таким:
▪️Авторы «Краткой истории Японии» периодически ссылаются на японских учёных. Нэнси Сталкер либо говорит об англоязычных, либо умалчивает об их происхождении.
▪️У неё первые жители Японии прибыли с тихоокеанских островов, у Мэйсона и Кайгера — с континента.
▪️На рубеже 6–7 веков, при правлении императрицы Суйко и принца-регента Сётоку, прошли важные реформы по централизации государства. Нэнси Сталкер рассказывает о них как о совместной работе Суйко и Сётоку, а в «Краткой истории Японии» они приписываются одному Сётоку (императрица даже не называется по имени).
▪️В середине 7-го века централизация продолжилась. В «Краткой истории Японии» новые реформы исходят от глав двух кланов, у Нэнси Сталкер — ещё и от императора Кётоку. Порядок реформенных статей и их описание тоже немного различаются.
▪️Среди японских правителей была и императрица Сётоку. В «Краткой истории Японии» она упоминается в контексте «главного сексуального скандала 8-го века»: её фаворит, монах Докё, чуть не сверг правящую династию. Больше мы о них ничего оттуда не узнаём. Нэнси Сталкер разбирает, во-первых, происхождение пророчества, на которое Докё опирался при попытке захватить власть, а во-вторых — итоги правления императрицы. К скандалу они у неё не сводятся. И она, кстати, не называет характера отношений Сётоку и Докё.
▪️Она в принципе выделяет тему женщин у власти и последовательно её освещает. О Мэйсоне и Кайгере такого не скажешь.
В целом я не знаю, кто из них ближе к истине и в какой степени. Но когда знаешь о существовании спорных моментов и нюансов, то 1) запросто не поддаёшься обаянию нарративов, в которых они не учитываются; 2) представляешь, куда копать, чтобы найти аргументы или контраргументы. Это уже имеет смысл и стоит усилий.