«И Крист подумал: Миролюбов прав. Это слишком русское счастье — радоваться, что невинному дали пять лет. Ведь могли бы дать десять, даже вышака», — записал Шаламов, точно уловив наш странный навык утешаться суровой мерой, потому что могло быть хуже. Колыма давно превратилась из географического наименования в состояние, где любая доля смягчения уже кажется благодатью. И в этом холодном «счастье» мы остаёмся до сих пор, словно приговор, произнесённый в прошлом, всё ещё довлеет над нами.
30 октября, День политического заключённого, — дата, которая не имеет ни официального цвета, ни обязательного звучания, но она словно шрам, который не скроешь, как бы ни хотелось. Этот день — не памятник былым репрессиям, а скорее метка для современников, чтобы они понимали, чем живёт их страна. Он не о вчерашних фигурах и не о записках из ГУЛАГа, а о тех, кто сегодня в своём городе, на своей улице может стать чужим — просто потому, что так того требуют общественный порядок и спокойствие.
Мы будто бы пережили лагеря — они же остались в прошлом? Только Колыма не растворилась ни в пространстве, ни в мышлении. Страна живёт по негласному договору: не вслух, но каждый знает, где проходит та черта, за которую лучше не заходить. Никакой показной жестокости, только в отношении самых «непонятливых» — а так даже наоборот, зачастую вежливое, почти деликатное предостережение, к которому все давно привыкли. И когда кому-то дают «пятёрку» вместо «десятки», это кажется практически проявлением заботы — чем не гуманизм?
Страх напоказ уже не особенно и нужен — правила давно вшиты в повседневность, как неаккуратные швы на одежде: глаз это не радует, но зато все знают, как высоко смотреть, насколько громко говорить и когда лучше промолчать.
Теперь молчание — валюта, которой каждый оплачивает спокойствие. И каждый новый приговор — ритуал, поднимающий вопрос: «Ну а что ты хотел? Хорошо хоть, что хуже не получилось». Принимая такие условия, мы будто бы укрепляем своё право на иллюзию «русского счастья» — веру в то, что могло бы быть хуже, а потому, мол, не так уж всё и плохо. Лагерь как будто бы и не исчезал, его уже настолько обжили, что зачастую можно обходиться и без тюремных стен и вышек — они для самых непонятливых, громких и раздражающих.
Шаламов знал, что память — это не просто мемориал и не только список имён, но сама суть противостояния. Мы помним не ради трагической мелодии, а чтобы среди этой управляемой тишины не позволить правде раствориться, как если бы её никогда и не было.
«И Крист подумал: Миролюбов прав. Это слишком русское счастье — радоваться, что невинному дали пять лет. Ведь могли бы дать десять, даже вышака», — записал Шаламов, точно уловив наш странный навык утешаться суровой мерой, потому что могло быть хуже. Колыма давно превратилась из географического наименования в состояние, где любая доля смягчения уже кажется благодатью. И в этом холодном «счастье» мы остаёмся до сих пор, словно приговор, произнесённый в прошлом, всё ещё довлеет над нами.
30 октября, День политического заключённого, — дата, которая не имеет ни официального цвета, ни обязательного звучания, но она словно шрам, который не скроешь, как бы ни хотелось. Этот день — не памятник былым репрессиям, а скорее метка для современников, чтобы они понимали, чем живёт их страна. Он не о вчерашних фигурах и не о записках из ГУЛАГа, а о тех, кто сегодня в своём городе, на своей улице может стать чужим — просто потому, что так того требуют общественный порядок и спокойствие.
Мы будто бы пережили лагеря — они же остались в прошлом? Только Колыма не растворилась ни в пространстве, ни в мышлении. Страна живёт по негласному договору: не вслух, но каждый знает, где проходит та черта, за которую лучше не заходить. Никакой показной жестокости, только в отношении самых «непонятливых» — а так даже наоборот, зачастую вежливое, почти деликатное предостережение, к которому все давно привыкли. И когда кому-то дают «пятёрку» вместо «десятки», это кажется практически проявлением заботы — чем не гуманизм?
Страх напоказ уже не особенно и нужен — правила давно вшиты в повседневность, как неаккуратные швы на одежде: глаз это не радует, но зато все знают, как высоко смотреть, насколько громко говорить и когда лучше промолчать.
Теперь молчание — валюта, которой каждый оплачивает спокойствие. И каждый новый приговор — ритуал, поднимающий вопрос: «Ну а что ты хотел? Хорошо хоть, что хуже не получилось». Принимая такие условия, мы будто бы укрепляем своё право на иллюзию «русского счастья» — веру в то, что могло бы быть хуже, а потому, мол, не так уж всё и плохо. Лагерь как будто бы и не исчезал, его уже настолько обжили, что зачастую можно обходиться и без тюремных стен и вышек — они для самых непонятливых, громких и раздражающих.
Шаламов знал, что память — это не просто мемориал и не только список имён, но сама суть противостояния. Мы помним не ради трагической мелодии, а чтобы среди этой управляемой тишины не позволить правде раствориться, как если бы её никогда и не было.
BY Сон Сципиона | ЦРИ
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war. The picture was mixed overseas. Hong Kong’s Hang Seng Index fell 1.6%, under pressure from U.S. regulatory scrutiny on New York-listed Chinese companies. Stocks were more buoyant in Europe, where Frankfurt’s DAX surged 1.4%. But the Ukraine Crisis Media Center's Tsekhanovska points out that communications are often down in zones most affected by the war, making this sort of cross-referencing a luxury many cannot afford. To that end, when files are actively downloading, a new icon now appears in the Search bar that users can tap to view and manage downloads, pause and resume all downloads or just individual items, and select one to increase its priority or view it in a chat. "Markets were cheering this economic recovery and return to strong economic growth, but the cheers will turn to tears if the inflation outbreak pushes businesses and consumers to the brink of recession," he added.
from us
