Ради иллюстрации, хочу противопоставить "науку" и "инженерное дело" так: науку в практическом эксперименте интересует исключительно возможность, продемонстрированная любой ценой; инженер же всегда мыслит компромиссом, он знает, что всё происходит лишь с определенной вероятностью, и его главная задача – экономия надежности, правильное распределение капитала, разделение функций механизма на важные и второстепенные, чтобы сэкономить на вторых и стабилизировать первые.
Мне кажется, это разделение иллюстрирует изменение и в духе времени. Утопии любой ценой, разного рода великие труды, вообще романтический индивидуализм отдельного достижения кажутся чем-то странным и устаревшим; вопросы теперь стоят о процессах, и о процессах процессов, повторяющихся, вероятностных, и экономически целесообразных. Самостоятельных объектов больше нет, а есть только процессы их экономного производства, циклы обратной связи их развития и улучшения.
Определяющие этот век открытия в машинном обучении – достижения именно инженерного дела. "Гениальная идея", стоящая за открытиями компании OpenAI, состоит вовсе не в какой-то новой концепции, но в предположении, что, по сути просто увеличивая размер модели, можно ожидать, что новые функции будут появляться сами. Это не очень легко, но это инженерный вопрос, вопрос капитала и надежности конструкций – и как от этого вернуться к "науке", по крайней мере в ее романтическом смысле ("любой ценой"), не очень понятно.
Мир этих нейросеток – это мир компромиссов, где любой текст и любая картинка были созданы приближенно, любая задача решается с определенной вероятностью, с определенной приближенностью, и эта вероятность определяется лишь экономией. Это странная экономия: она компрометирует не количество вещей, и даже не совсем их качество, но некую их объектность, которую до ИИ даже трудно было поставить под вопрос.
"Наука" остается в рассуждениях всяких рационалистов и эффективных альтруистов (которые этот мир собственно и строят) как какой-то утраченный фетиш, сводящийся к байесовскому анализу каких-то совершенно случайных, лишенных системы гипотез – это не наука, а этическая и эпистемологическая инженерия.
Такие вот у нас времена, и можно легко продолжить спекулировать о том, как это все выглядит в культуре. Поэтому я занимаюсь "философией компромисса", и стыжусь, что вайб у всего этого какой-то слишком инженерный. Но это просто вся обычная философия сейчас неправильная и неадекватная времени, а моя самая правильная и адекватная.
Ради иллюстрации, хочу противопоставить "науку" и "инженерное дело" так: науку в практическом эксперименте интересует исключительно возможность, продемонстрированная любой ценой; инженер же всегда мыслит компромиссом, он знает, что всё происходит лишь с определенной вероятностью, и его главная задача – экономия надежности, правильное распределение капитала, разделение функций механизма на важные и второстепенные, чтобы сэкономить на вторых и стабилизировать первые.
Мне кажется, это разделение иллюстрирует изменение и в духе времени. Утопии любой ценой, разного рода великие труды, вообще романтический индивидуализм отдельного достижения кажутся чем-то странным и устаревшим; вопросы теперь стоят о процессах, и о процессах процессов, повторяющихся, вероятностных, и экономически целесообразных. Самостоятельных объектов больше нет, а есть только процессы их экономного производства, циклы обратной связи их развития и улучшения.
Определяющие этот век открытия в машинном обучении – достижения именно инженерного дела. "Гениальная идея", стоящая за открытиями компании OpenAI, состоит вовсе не в какой-то новой концепции, но в предположении, что, по сути просто увеличивая размер модели, можно ожидать, что новые функции будут появляться сами. Это не очень легко, но это инженерный вопрос, вопрос капитала и надежности конструкций – и как от этого вернуться к "науке", по крайней мере в ее романтическом смысле ("любой ценой"), не очень понятно.
Мир этих нейросеток – это мир компромиссов, где любой текст и любая картинка были созданы приближенно, любая задача решается с определенной вероятностью, с определенной приближенностью, и эта вероятность определяется лишь экономией. Это странная экономия: она компрометирует не количество вещей, и даже не совсем их качество, но некую их объектность, которую до ИИ даже трудно было поставить под вопрос.
"Наука" остается в рассуждениях всяких рационалистов и эффективных альтруистов (которые этот мир собственно и строят) как какой-то утраченный фетиш, сводящийся к байесовскому анализу каких-то совершенно случайных, лишенных системы гипотез – это не наука, а этическая и эпистемологическая инженерия.
Такие вот у нас времена, и можно легко продолжить спекулировать о том, как это все выглядит в культуре. Поэтому я занимаюсь "философией компромисса", и стыжусь, что вайб у всего этого какой-то слишком инженерный. Но это просто вся обычная философия сейчас неправильная и неадекватная времени, а моя самая правильная и адекватная.
BY roguelike theory
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
A Russian Telegram channel with over 700,000 followers is spreading disinformation about Russia's invasion of Ukraine under the guise of providing "objective information" and fact-checking fake news. Its influence extends beyond the platform, with major Russian publications, government officials, and journalists citing the page's posts. The Russian invasion of Ukraine has been a driving force in markets for the past few weeks. WhatsApp, a rival messaging platform, introduced some measures to counter disinformation when Covid-19 was first sweeping the world. "There is a significant risk of insider threat or hacking of Telegram systems that could expose all of these chats to the Russian government," said Eva Galperin with the Electronic Frontier Foundation, which has called for Telegram to improve its privacy practices. Perpetrators of such fraud use various marketing techniques to attract subscribers on their social media channels.
from us
