Forwarded from Станкевичюс | Economics & History
Интересное наблюдение. Дополню.
Во-первых, как мне кажется, современная Россия во многом порождена сталинской эпохой. Именно её глазами Россия смотрит на многие вещи, именно тогда сформировалась современная российская историософия (культ Александра Невского, Пушкина, ВОВ и т.д.), оттуда же и государственный гимн, и официальные праздники, и национальная культура, сформировавшаяся вокруг них, вплоть до праздничных блюд. Да, сталинизм и сам был порождением дореволюционной России (а как иначе, если почти все население сталинского СССР родилось до революции), но между современной и царской Россией нет прямой линии, на пути друг к другу нас встречает товарищ Сталин. Атмосфера страха, недоверия, самоцензуры, двоемыслия, рандомности государственных репрессий, имевшие место и при Иване Грозном, и при Николае I, и при Александре III, при Сталине достигли максимального проникновения в сердца и умы людей. В этом мы сегодня куда больше похожи на сталинские поколения, чем, скажем, на поколения при Николае II-м.
Во-вторых, как ни странно, есть здесь и влияние православия (но не вероучения, а скорее, особенностей положения восточных христианских церквей). В своё время так получилось, что только Московское княжество осталось, по сути, единственным более-менее крупным независимым православным государством. Остальные были завоеваны мусульманами. После 1453 года это пугающее одиночество воспитывало психологию осажденного в крепости, но и придавало сил московским царям для экспансии в рамках веры в последний "Рим" на Земле. Это одно из объяснений, почему православные в России так отличаются от православных в других странах. С другой стороны, православие оказалось менее успешным в миссионерской экспансии, чем католичество и протестантизм, что вкупе с психологией осажденной крепости единственного оставшегося православного государства усилило позицию, будто формальная принадлежность к православной церкви уже почти достаточна для спасения. Тем паче, именно эта публично заявленная принадлежность позволяла быстро отличить "своего" от "чужого". К слову, так было и в Римской империи, где отказ от участия в публичном государственном культе помогал быстро выявить христиан, воспринимавшимися какое-то время чуждыми римскому обществу. Не зря в Российской империи только в 1905 году стало возможным переходить из православия в иные вероисповедания, и не зря раскол со старообрядцами возник по совершенно формальному, а не догматическому, поводу (обряду и внешним атрибутам). Иллюстрируя вышесказанное: в своё время мне один человек сказал, что "лучше быть алкоголиком, наркоманом, убийцей, кем угодно, но православным, чем католиком". Эту позицию мне приходилось встречать не столь редко, скажу я вам, и с культурологической точки зрения она совершенно объяснима.
Во-первых, как мне кажется, современная Россия во многом порождена сталинской эпохой. Именно её глазами Россия смотрит на многие вещи, именно тогда сформировалась современная российская историософия (культ Александра Невского, Пушкина, ВОВ и т.д.), оттуда же и государственный гимн, и официальные праздники, и национальная культура, сформировавшаяся вокруг них, вплоть до праздничных блюд. Да, сталинизм и сам был порождением дореволюционной России (а как иначе, если почти все население сталинского СССР родилось до революции), но между современной и царской Россией нет прямой линии, на пути друг к другу нас встречает товарищ Сталин. Атмосфера страха, недоверия, самоцензуры, двоемыслия, рандомности государственных репрессий, имевшие место и при Иване Грозном, и при Николае I, и при Александре III, при Сталине достигли максимального проникновения в сердца и умы людей. В этом мы сегодня куда больше похожи на сталинские поколения, чем, скажем, на поколения при Николае II-м.
Во-вторых, как ни странно, есть здесь и влияние православия (но не вероучения, а скорее, особенностей положения восточных христианских церквей). В своё время так получилось, что только Московское княжество осталось, по сути, единственным более-менее крупным независимым православным государством. Остальные были завоеваны мусульманами. После 1453 года это пугающее одиночество воспитывало психологию осажденного в крепости, но и придавало сил московским царям для экспансии в рамках веры в последний "Рим" на Земле. Это одно из объяснений, почему православные в России так отличаются от православных в других странах. С другой стороны, православие оказалось менее успешным в миссионерской экспансии, чем католичество и протестантизм, что вкупе с психологией осажденной крепости единственного оставшегося православного государства усилило позицию, будто формальная принадлежность к православной церкви уже почти достаточна для спасения. Тем паче, именно эта публично заявленная принадлежность позволяла быстро отличить "своего" от "чужого". К слову, так было и в Римской империи, где отказ от участия в публичном государственном культе помогал быстро выявить христиан, воспринимавшимися какое-то время чуждыми римскому обществу. Не зря в Российской империи только в 1905 году стало возможным переходить из православия в иные вероисповедания, и не зря раскол со старообрядцами возник по совершенно формальному, а не догматическому, поводу (обряду и внешним атрибутам). Иллюстрируя вышесказанное: в своё время мне один человек сказал, что "лучше быть алкоголиком, наркоманом, убийцей, кем угодно, но православным, чем католиком". Эту позицию мне приходилось встречать не столь редко, скажу я вам, и с культурологической точки зрения она совершенно объяснима.
Новая эпоха
С самого зарождения человечества оно стремилось возвыситься над природой, материальным миром: либо органично и экономично используя природные ресурсы, либо утверждая прямую власть над природой при помощи техники. Это должно было принести всеобщее материально благополучие. Или, как минимум, максимальное сокращение дистанции между различными классами.
С другой стороны, религии Осевого времени стремились освободить человека от материального, тварного тяготения. Человек должен был преодолеть природное внутри себя, чтобы причаститься к божественному, духовному.
Эти два вектора развития человечества хотели добиться одного и того же, просто разными способам.
В итоге ни одна из поставленных целей не была достигнута. От духовно-этического совершенства решили отказаться, а две прогрессивные идеологии модерна, социализм и либерализм, не выполнили своих обещаний.
В мире воцарилась этическая и идеологическая пустота. И эту нишу стали заполнять новые учения и идеологии. Многие из них — враждебно настроены к эгалитарному проекту модерна. Большинство новых идеологий будет исходить из отрицания метанарратива прогресса, порожденного научной и политическими революциями XVII-XX веков.
Наступает совершенно новая эпоха. Теперь на передний план выйдут проекты, сочетающие материально-технический прогресс с социальным консерватизмом, реакцией или даже архаикой.
А.Т.
#комментарий
🔹Подпишись на Political Animals
С самого зарождения человечества оно стремилось возвыситься над природой, материальным миром: либо органично и экономично используя природные ресурсы, либо утверждая прямую власть над природой при помощи техники. Это должно было принести всеобщее материально благополучие. Или, как минимум, максимальное сокращение дистанции между различными классами.
С другой стороны, религии Осевого времени стремились освободить человека от материального, тварного тяготения. Человек должен был преодолеть природное внутри себя, чтобы причаститься к божественному, духовному.
Эти два вектора развития человечества хотели добиться одного и того же, просто разными способам.
В итоге ни одна из поставленных целей не была достигнута. От духовно-этического совершенства решили отказаться, а две прогрессивные идеологии модерна, социализм и либерализм, не выполнили своих обещаний.
В мире воцарилась этическая и идеологическая пустота. И эту нишу стали заполнять новые учения и идеологии. Многие из них — враждебно настроены к эгалитарному проекту модерна. Большинство новых идеологий будет исходить из отрицания метанарратива прогресса, порожденного научной и политическими революциями XVII-XX веков.
Наступает совершенно новая эпоха. Теперь на передний план выйдут проекты, сочетающие материально-технический прогресс с социальным консерватизмом, реакцией или даже архаикой.
А.Т.
#комментарий
🔹Подпишись на Political Animals
У консервативного католического мыслителя Патрика Денина встретил интересную формулировку идеи «прогресса» — «институционализированный беспорядок».
А.Т.
#комментарий
🔹Подпишись на Political Animals
А.Т.
#комментарий
🔹Подпишись на Political Animals
Forwarded from Дмитрий Травин
Честно признаюсь, когда-то я полагал, будто поражение во Второй мировой войне отучило немцев от склонности к нацизму и авторитаризму. Мол, проигравшие должны были размышлять рационально: раз Гитлер довел нас до катастрофы, значит, гитлеризм порочен. Книга «Немецкая осень» (СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2023) шведского журналиста Стига Дагермана, посетившего разгромленную Германию в 1946 г., полностью опровергает мои вчерашние воззрения. Немцы действительно вели себя вполне рационально, но рассуждали несколько по-иному: если при Гитлере жилось сытно, значит, гитлеризм хорош, а если сейчас мы живем не сытно, значит, стало хуже, чем при Гитлере. Дагерман ходил по домам, встречался с людьми, расспрашивал их и делал соответствующие выводы.
«Голод не предполагает поиска причинно-следственных связей, разве что самых поверхностных, – пишет журналист и дальше продолжает – Если люди живут на грани голода, то борются они в первую очередь не за демократию, а за то, чтобы отодвинуться от этой грани, как можно дальше» (стр. 23, 27). Даже евреи вели себя в послевоенной Германии весьма рационально, поскольку, не умерев при нацистах от холокоста, стремились теперь не умереть от голода: за 200 марок они готовы были на суде над нацистами давать показания, что подсудимый нацистом не является и всегда дружелюбно относился к евреям (стр. 102).
Историко-экономические исследования, которыми я занимался еще до того, как прочел книгу Дагермана, показывают, что народом, склонным к демократии, западные немцы стали на волне мощного экономического подъема, случившегося после рыночной реформы Людвига Эрхарда в 1950-е гг., а вовсе не благодаря поражению в войне. Это, кстати, вполне соответствует исследованиям социологов Рональда Инглхарта и Кристиана Вельцля, показавших, что лишь общество, сумевшее обеспечить свое выживание (безопасность, потребление и т.д.), стремится к ценностям самовыражения, в т. ч. к демократии. Да, и то смена ценностей происходит со сменой поколений, а не автоматически.
В общем, поражение в войне, голод, нищета, выплата репараций сами по себе могут породить лишь новую автократию. Демократию порождают сытость и безопасность.
«Голод не предполагает поиска причинно-следственных связей, разве что самых поверхностных, – пишет журналист и дальше продолжает – Если люди живут на грани голода, то борются они в первую очередь не за демократию, а за то, чтобы отодвинуться от этой грани, как можно дальше» (стр. 23, 27). Даже евреи вели себя в послевоенной Германии весьма рационально, поскольку, не умерев при нацистах от холокоста, стремились теперь не умереть от голода: за 200 марок они готовы были на суде над нацистами давать показания, что подсудимый нацистом не является и всегда дружелюбно относился к евреям (стр. 102).
Историко-экономические исследования, которыми я занимался еще до того, как прочел книгу Дагермана, показывают, что народом, склонным к демократии, западные немцы стали на волне мощного экономического подъема, случившегося после рыночной реформы Людвига Эрхарда в 1950-е гг., а вовсе не благодаря поражению в войне. Это, кстати, вполне соответствует исследованиям социологов Рональда Инглхарта и Кристиана Вельцля, показавших, что лишь общество, сумевшее обеспечить свое выживание (безопасность, потребление и т.д.), стремится к ценностям самовыражения, в т. ч. к демократии. Да, и то смена ценностей происходит со сменой поколений, а не автоматически.
В общем, поражение в войне, голод, нищета, выплата репараций сами по себе могут породить лишь новую автократию. Демократию порождают сытость и безопасность.
Forwarded from Political Animals
Способствует ли рост экономического благосостояния демократизации государств?
Когда-то политический социолог Сеймур Мартин Липсет выдвинул гипотезу, что модернизация — то есть экономическое развитие — способствует росту демократизации государств. Дословно звучит так: «Чем богаче нация, тем выше вероятность того, что она поддержит демократию».
С тех пор много воды утекло, а исследователи разделились на несколько лагерей: например, экономист Дарон Аджемоглу считает, что нет никакой причинно-следственной связи между этими двумя факторами, в то время как политолог Адам Пшеворски полагает, что эта связь есть, но она не всегда и везде работает.
Однако и тут не все так просто. Эффект от модернизации можно разделить на две категории:
▪️Эндогенный
▪️Экзогенный
Под первым подразумевается, что экономическое развитие позволяет стране перейти к демократии, а под вторым — что экономическая модернизация помогает укрепить демократический фундамент страны, которая сумела перейти к этой форме правления.
Ну и это ещё не всё. Гипотезу Липсета можно также разделить на два направления
▪️Детерминистское
▪️Условное
В рамках первого ученые утверждают, что экономическое развитие оказывает незамедлительный и однозначный эффект на демократизацию страны. В рамках второго исследователи утверждают, что да, экономическая модернизация точно способствует демократизации, но не гарантирует, что государство перейдет к демократической форме правления.
Если суммировать все что написали ученые, то большинство пришло к консенсусу, что рост экономического благосостояния помогает скорее сохранить демократию, но не перейти к ней.
А эффект от экономической модернизации условный и зависит от ряда других факторов, а не только от экономики.
В качестве иллюстрации — график экономического развития и уровня демократичности стран Восточной Азии. Как мы видим, рост богатства государств не всегда ведет к демократизации.
Croissant, A., & Pelke, L. (2021). Democracy and development in Asia. In Research Handbook on Democracy and Development (pp. 228-249). Edward Elgar Publishing.
А.Т.
#кратко
🔻Подпишись на Political Animals
Когда-то политический социолог Сеймур Мартин Липсет выдвинул гипотезу, что модернизация — то есть экономическое развитие — способствует росту демократизации государств. Дословно звучит так: «Чем богаче нация, тем выше вероятность того, что она поддержит демократию».
С тех пор много воды утекло, а исследователи разделились на несколько лагерей: например, экономист Дарон Аджемоглу считает, что нет никакой причинно-следственной связи между этими двумя факторами, в то время как политолог Адам Пшеворски полагает, что эта связь есть, но она не всегда и везде работает.
Однако и тут не все так просто. Эффект от модернизации можно разделить на две категории:
▪️Эндогенный
▪️Экзогенный
Под первым подразумевается, что экономическое развитие позволяет стране перейти к демократии, а под вторым — что экономическая модернизация помогает укрепить демократический фундамент страны, которая сумела перейти к этой форме правления.
Ну и это ещё не всё. Гипотезу Липсета можно также разделить на два направления
▪️Детерминистское
▪️Условное
В рамках первого ученые утверждают, что экономическое развитие оказывает незамедлительный и однозначный эффект на демократизацию страны. В рамках второго исследователи утверждают, что да, экономическая модернизация точно способствует демократизации, но не гарантирует, что государство перейдет к демократической форме правления.
Если суммировать все что написали ученые, то большинство пришло к консенсусу, что рост экономического благосостояния помогает скорее сохранить демократию, но не перейти к ней.
А эффект от экономической модернизации условный и зависит от ряда других факторов, а не только от экономики.
В качестве иллюстрации — график экономического развития и уровня демократичности стран Восточной Азии. Как мы видим, рост богатства государств не всегда ведет к демократизации.
Croissant, A., & Pelke, L. (2021). Democracy and development in Asia. In Research Handbook on Democracy and Development (pp. 228-249). Edward Elgar Publishing.
А.Т.
#кратко
🔻Подпишись на Political Animals
Гренландия хочет добиться независимости от Дании. Об этом желании заявил премьер-министр острова Муте Эгеде.
Ранее Дональд Трамп изъявил желание превратить Гренландию в новый американский штат. Я писал, что есть несколько вариантов того, как датская территория может перейти под контроль США. Для этого необязательно нужна именно покупка: можно провести сецессию, стать независимой и попасть под контроль Вашингтона. Это даже удобнее, так как не нужно нести бремени финансирования и содержания территории.
А.Т.
#комментарий
🔹Подпишись на Political Animals
Ранее Дональд Трамп изъявил желание превратить Гренландию в новый американский штат. Я писал, что есть несколько вариантов того, как датская территория может перейти под контроль США. Для этого необязательно нужна именно покупка: можно провести сецессию, стать независимой и попасть под контроль Вашингтона. Это даже удобнее, так как не нужно нести бремени финансирования и содержания территории.
А.Т.
#комментарий
🔹Подпишись на Political Animals
РБК
Премьер Гренландии заявил о желании независимости от Дании
Глава правительства Гренландии Эгеде является сторонником независимости острова. Его слова прозвучали через несколько дней после предложения Трапа купить Гренландию у Дании. Правда, на это Эгеде ответил, что остров не продается. Глава правительства Гренландии…
Forwarded from Антрополе
Таёжные бароны-олигархи
На досуге читаю свежую книгу Леонида Бляхера и ко «Жизнь в пустоте». В названии намеренно оставили оксюморон, ведь книжка о том, что социальных пустот не существует даже в таёжных лесах и марях дальнего востока, невзирая на плотность населения 1,13 чел./км². Это знают все исследователи, чьи поля на Севере и Дальнем Востоке. Камчатка, Чукотка – неважно, у каждого ручья, лога, урочища есть свой хозяин. Тайга и реки четко поделены между общинами и кланами. Ни один чужак не может промышлять на территории без разрешения местных. Иначе сожгут машину, стан, избу, баню.
Бывают, правда, чужаки с мощным административным ресурсом, позволяющим подавить сопротивление местных – их называют «олигархами», и о них в книге много. Обычное для глубинки дело с поджогом «олигарх» может довести до суда и назначить поджигателям реальный срок. Так и случилось в одном из поселений Восточной Сибири, про который в частности пишут авторы. После слома сопротивления «олигарх» основал на территории одной из опустевших деревень усадьбу, но усадьбу невидимую. Сначала он сделал там церковь и хозяйственные постройки к ней, потом основал рыбразвод, под который ему отошел километр русла реки. Здесь же профинансировал центр по разведению маралов (благородных оленей) и кабанов, под который получил участок леса:
«Легально [по бумагам] существует центр по восстановлению популяции животных и рыб в уникальном природном пространстве, в реальности существует усадьба с уникальными возможностями для рыбалки и охоты. Сам владелец бывает там эпизодически. Рыбным, охотничьим хозяйством и коммунальными службами руководит управляющий. Он же отвечает перед "хозяином" не только за порядок во владениях, но, судя по беседе с ним, и за сохранение статуса экологического центра, за "невидимость усадьбы" для официальных органов.» [1, с.110]
И это не локальная диковинка. Команда Леонида Бляхера объехала ряд таких усадеб в бассейне Лены. Аналогичные дачи, усадьбы, заимки можно обнаружить повсеместно на малонаселенных территориях Севера и Дальнего Востока. На новогоднем корпоративе с экспертами попустым изолированным пространствам Ю.М. Плюснин вми А.А. Позаненко обсуждали подобное в самых разных регионах.
Подробнее в книге, которую можно купить в магазине Фаланстер:
На досуге читаю свежую книгу Леонида Бляхера и ко «Жизнь в пустоте». В названии намеренно оставили оксюморон, ведь книжка о том, что социальных пустот не существует даже в таёжных лесах и марях дальнего востока, невзирая на плотность населения 1,13 чел./км². Это знают все исследователи, чьи поля на Севере и Дальнем Востоке. Камчатка, Чукотка – неважно, у каждого ручья, лога, урочища есть свой хозяин. Тайга и реки четко поделены между общинами и кланами. Ни один чужак не может промышлять на территории без разрешения местных. Иначе сожгут машину, стан, избу, баню.
Бывают, правда, чужаки с мощным административным ресурсом, позволяющим подавить сопротивление местных – их называют «олигархами», и о них в книге много. Обычное для глубинки дело с поджогом «олигарх» может довести до суда и назначить поджигателям реальный срок. Так и случилось в одном из поселений Восточной Сибири, про который в частности пишут авторы. После слома сопротивления «олигарх» основал на территории одной из опустевших деревень усадьбу, но усадьбу невидимую. Сначала он сделал там церковь и хозяйственные постройки к ней, потом основал рыбразвод, под который ему отошел километр русла реки. Здесь же профинансировал центр по разведению маралов (благородных оленей) и кабанов, под который получил участок леса:
«Легально [по бумагам] существует центр по восстановлению популяции животных и рыб в уникальном природном пространстве, в реальности существует усадьба с уникальными возможностями для рыбалки и охоты. Сам владелец бывает там эпизодически. Рыбным, охотничьим хозяйством и коммунальными службами руководит управляющий. Он же отвечает перед "хозяином" не только за порядок во владениях, но, судя по беседе с ним, и за сохранение статуса экологического центра, за "невидимость усадьбы" для официальных органов.» [1, с.110]
И это не локальная диковинка. Команда Леонида Бляхера объехала ряд таких усадеб в бассейне Лены. Аналогичные дачи, усадьбы, заимки можно обнаружить повсеместно на малонаселенных территориях Севера и Дальнего Востока. На новогоднем корпоративе с экспертами по
Подробнее в книге, которую можно купить в магазине Фаланстер:
Бляхер Л.Е., Григоричев К.В., Ковалевский А.В. Жизнь в пустоте. Антропологические очерки социального пространства за пределами властного регулирования// Common place, Фонд поддержки социальных исследований «Хамовники».Происходящий на данный момент разлад между Россией и Западом противоестественен для подавляющего большинства россиян.
Согласно данным опросов, которые были проведены в рамках проекта RES (Russian election studies) от Корнелльского университета с 2004 года по 2021, жители России, несмотря на то что они с настороженностью относились к действиям западным стран и в частности США, считали, что необходимо проводить дружественную политику в отношении Запада (55-72%).
Позиция, согласно которой Запад рассматривался врагом (enemy), оставалась уделом маргинальной части населения. В то же время отчетливо видно, что большинство хотело, чтобы российское государство строило отношения с западными странами как с союзниками (ally).
Что еще интересно, так это то, что отношение россиян к Западу как к нечто чему-то монолитному отсутствует. Гораздо лучше они относятся к европейским странам, чем к США. Например, число тех, кто по данным опроса за 2019 год полагал, что с Америкой нужно строить отношения как с противником (rival) достигало 50%, а как с союзником — 43%. Это тоже немало, но, тем не менее, на общем плане контраст очевиден.
Судя по этим наблюдениям, нынешняя антизападная истерия противоестественна и обречена на то чтобы, рано или поздно, уйти в прошлое.
Hale, H. E., & Lenton, A. C. (2024). Do Autocrats Need a Foreign Enemy? Evidence from Fortress Russia. International Security, 49(1), 9-50.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals
Согласно данным опросов, которые были проведены в рамках проекта RES (Russian election studies) от Корнелльского университета с 2004 года по 2021, жители России, несмотря на то что они с настороженностью относились к действиям западным стран и в частности США, считали, что необходимо проводить дружественную политику в отношении Запада (55-72%).
Позиция, согласно которой Запад рассматривался врагом (enemy), оставалась уделом маргинальной части населения. В то же время отчетливо видно, что большинство хотело, чтобы российское государство строило отношения с западными странами как с союзниками (ally).
Что еще интересно, так это то, что отношение россиян к Западу как к нечто чему-то монолитному отсутствует. Гораздо лучше они относятся к европейским странам, чем к США. Например, число тех, кто по данным опроса за 2019 год полагал, что с Америкой нужно строить отношения как с противником (rival) достигало 50%, а как с союзником — 43%. Это тоже немало, но, тем не менее, на общем плане контраст очевиден.
Судя по этим наблюдениям, нынешняя антизападная истерия противоестественна и обречена на то чтобы, рано или поздно, уйти в прошлое.
Hale, H. E., & Lenton, A. C. (2024). Do Autocrats Need a Foreign Enemy? Evidence from Fortress Russia. International Security, 49(1), 9-50.
А.Т.
#кратко
🔹Подпишись на Political Animals