Всё думаю об американце, за которым украдкой подглядывал сначала в очереди на причале, а потом на катере, который перевозит туристов с одного берега залива на другой. Он был уже немолод и, вероятно, отправился в редкое путешествие, для которого он долго и смиренно работал до пенсии, скажем, в штате Аляска почтальоном или продавцом газет до тех пор, пока последний газетный киоск в Фэрбанксе не снесли к чёртовой матери из-за нерентабельности. Американец этот был долговязый и худой, и, пока он не повернулся ко мне с блаженной улыбкой, я думал, что в очереди передо мной стоит неловкий подросток. Улыбался он постоянно и явно радовался как ребёнок всему увиденному: и плотному оранжевому свету заходящего солнца, и людям, и разным животным вокруг на причале. Безусловно, он сошёл ко мне со страниц рассказа Элис Манро или Элизабет Страут. Его обострённое одиночество подчёркивала одежда, которую можно долго носить, не тратясь на новую: тёмная тканевая бейсболка с прилипшими седыми волосами после стрижки под машинку, плотная фланелевая рубаха, джинсы слимфит, видавшие виды трекинговые «Соломоны» на огромной платформе.
Думал я о нём только потому, что почему-то до слёз его стало жаль на секунду, но именно в эту секунду я смог протиснуться мыслью дальше, к тому парадоксу, в котором очутился этот Холден Колфилд на пенсии. Дело было в Дейре, относительно старом районе Дубая, в котором ещё можно было увидеть следы настоящей жизни, поскольку именно там живут работяги, обслуживающие достаточно бессмысленный центр эмирата: таксисты из Индии и Пакистана, лавочники, официанты и полотёры в гостиницах. Думаю, Колфилд заметил, что тут, слава Аллаху, уже наросла тонкая плёнка культуры, которой нет в центре Дубая, и с удивлением он отмечал, как похожи США и Эмираты, выстроенные европейцами с нуля на песке; и там, и там под слоями асфальта ничего старше XIX века нет. И только из-за несравнимой бедности арабского ландшафта гигантомания и небоскрёбность здесь приняла ещё и дырчатость, изгибчивость, ярусность как бы вопреки куполу неба, всегда безоблачному и выпуклому, как идеальная целлулоидная полусфера в детской юле.
Не знаю, то это путешествие, которое Колфилд на пенсии заслужил своим непосильным трудом в газетном киоске, но путешественником он был идеальным: готовым на любые курьёзные ситуации, вежливым и не скрывающим радости от величия мира — слава Аллаху, в Дейре он мог это почувствовать. Его пыльная сумка на левом приподнятом плече постоянно была открыта; мне всё хотелось аккуратно указать ему на это, и я даже подался вперёд, чтобы увидеть, что к собачке замка он приделал зелёную бирку, на одной стороне которой было написано шрифтом BrushScript слово Alasca, а на другой вручную заполнены все четыре графы: имя, телефон, электронная почта и адрес с индексом.
Всё думаю об американце, за которым украдкой подглядывал сначала в очереди на причале, а потом на катере, который перевозит туристов с одного берега залива на другой. Он был уже немолод и, вероятно, отправился в редкое путешествие, для которого он долго и смиренно работал до пенсии, скажем, в штате Аляска почтальоном или продавцом газет до тех пор, пока последний газетный киоск в Фэрбанксе не снесли к чёртовой матери из-за нерентабельности. Американец этот был долговязый и худой, и, пока он не повернулся ко мне с блаженной улыбкой, я думал, что в очереди передо мной стоит неловкий подросток. Улыбался он постоянно и явно радовался как ребёнок всему увиденному: и плотному оранжевому свету заходящего солнца, и людям, и разным животным вокруг на причале. Безусловно, он сошёл ко мне со страниц рассказа Элис Манро или Элизабет Страут. Его обострённое одиночество подчёркивала одежда, которую можно долго носить, не тратясь на новую: тёмная тканевая бейсболка с прилипшими седыми волосами после стрижки под машинку, плотная фланелевая рубаха, джинсы слимфит, видавшие виды трекинговые «Соломоны» на огромной платформе.
Думал я о нём только потому, что почему-то до слёз его стало жаль на секунду, но именно в эту секунду я смог протиснуться мыслью дальше, к тому парадоксу, в котором очутился этот Холден Колфилд на пенсии. Дело было в Дейре, относительно старом районе Дубая, в котором ещё можно было увидеть следы настоящей жизни, поскольку именно там живут работяги, обслуживающие достаточно бессмысленный центр эмирата: таксисты из Индии и Пакистана, лавочники, официанты и полотёры в гостиницах. Думаю, Колфилд заметил, что тут, слава Аллаху, уже наросла тонкая плёнка культуры, которой нет в центре Дубая, и с удивлением он отмечал, как похожи США и Эмираты, выстроенные европейцами с нуля на песке; и там, и там под слоями асфальта ничего старше XIX века нет. И только из-за несравнимой бедности арабского ландшафта гигантомания и небоскрёбность здесь приняла ещё и дырчатость, изгибчивость, ярусность как бы вопреки куполу неба, всегда безоблачному и выпуклому, как идеальная целлулоидная полусфера в детской юле.
Не знаю, то это путешествие, которое Колфилд на пенсии заслужил своим непосильным трудом в газетном киоске, но путешественником он был идеальным: готовым на любые курьёзные ситуации, вежливым и не скрывающим радости от величия мира — слава Аллаху, в Дейре он мог это почувствовать. Его пыльная сумка на левом приподнятом плече постоянно была открыта; мне всё хотелось аккуратно указать ему на это, и я даже подался вперёд, чтобы увидеть, что к собачке замка он приделал зелёную бирку, на одной стороне которой было написано шрифтом BrushScript слово Alasca, а на другой вручную заполнены все четыре графы: имя, телефон, электронная почта и адрес с индексом.
BY Рустам Габбасов
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
WhatsApp, a rival messaging platform, introduced some measures to counter disinformation when Covid-19 was first sweeping the world. But because group chats and the channel features are not end-to-end encrypted, Galperin said user privacy is potentially under threat. Founder Pavel Durov says tech is meant to set you free As the war in Ukraine rages, the messaging app Telegram has emerged as the go-to place for unfiltered live war updates for both Ukrainian refugees and increasingly isolated Russians alike. "There are several million Russians who can lift their head up from propaganda and try to look for other sources, and I'd say that most look for it on Telegram," he said.
from sa
