Лучше всего про всю эту современную драматургию сказал замечательный детский писатель Юрий Томин в книге "Карусели над городом", описывая постановку пьесы в детском лагере, вот:

"Пьесу Вен-Вен написал легко, за три недели. Ему не терпелось ее поставить. Но на лето кулеминский зритель разъезжался по лагерям, и Вен-Вен отправился в погоню за зрителем…(на читку приглашаются дети из летнего лагеря)… Вен-Вен достал из заднего кармана джинсов свернутую в трубочку тетрадь, уселся и сказал Феликсу:
— Слушай внимательно. Реплики потом. Я прочту небольшой отрывок, а ты попробуй представить себя на месте героев. О чем они думают? Чего они хотят? Больше пока от тебя ничего не требуется. Лиля, ты тоже постарайся реагировать (…) И Вен-Вен, положив ногу на ногу, начал читать:

Небольшой современный двор большого современного дома в четырнадцать этажей. Действие происходит по вертикали. Откуда-то доносится музыка. Возможно, играют «Болеро» Равеля. Возможно, нет. Но скорее всего — «Болеро». Да, кажется, «Болеро». Теперь уже явственно слышится «Болеро». Оно самое.
Коля Звездочкин (высовываясь из окна тринадцатого этажа). Эй, кто там есть?
Оля Мамочкина (из окна второго этажа). Птицы, птицы, не пролетайте мимо.
Поля Чечеткина (в лифте, поет). Та-ра-ри-ра-ра, та-ра-ри-ра-ра…
Коля Звездочкин. Неужели там нет никого?
Оля Мамочкина. Звездочка, звездочка, не прячься за горизонт.
Поля уже на первом этаже. Молча выходит из лифта. В руках у нее коньки.
Коля Звездочкин. Значит, нет никого. Значит, мне опять показалось. (Прыгает вниз с подоконника.)

Вен-Вен остановился и пытливо оглядел слушателей.
— Ну? — спросил он.
Феликс молчал. Лиля слегка покраснела. Ей очень хотелось сказать приятное автору, но она не знала, что именно нужно хвалить.
— Настроение в сцене есть?
— Есть! — обрадовалась Лиля подсказке. — Настроения просто много. Очень!
— Тут все дело в настроении, — сказал Вен-Вен. — Ведь почему Оля обращается к птицам?
— Она хочет их покормить, — догадалась Лиля.
— Это дело десятое, — нахмурился Вен-Вен. — Можно кормить, а можно и нет. Может вообще не быть никаких птиц. У Оли трагедия в семье. У нее ушел папа. А потом от нее ушла мама. Осталась одна бабушка, да и та глухая. Оля дико одинока, ей не с кем поговорить. Это же совершенно ясно из текста. Она дошла до отчаяния, она готова разговаривать с кем угодно, хоть с птицами, хоть со звездой. Вот в чем смысл ее обращения к птицам.
— А куда ушли папа и мама? — спросила Лиля.
— Это дело десятое, — сказал Вен-Вен уже с легким раздражением. — Ну, пускай в кино. Какая разница? Важно, что они, все эти ребята, дико одиноки. Их разделяют этажи современных построек. Они ищут друг друга и не могут найти. Это мир без друзей. Коля хочет поделиться с кем-нибудь своей радостью — он сегодня получил три пятерки. Но и он зверски одинок. Его никто не слышит: каждый уединился в своей квартире. Вот в чем смысл. Даже веселая Поля… Она только хочет казаться веселой. На самом деле ей жутко тоскливо. Она поет, чтобы скрыть свою тоску. Но при этом все трое — мужественные ребята. Они переваривают свою боль в себе. Они глубоко чувствуют, но скупы на слова. Разве это не понятно? Впрочем, если есть замечания, я с удовольствием выслушаю.
— Замечаний у меня нет, — сказала Лиля.
— Нет, ты уж давай, — настаивал Вен-Вен, — не может быть, чтобы все было так уж гладко. Я, понимаешь ли, пока не Шекспир.
— Один маленький вопрос… — решилась Лиля.
— Ради бога, хоть десять.
— Окна у всех открыты… Значит, это весна или лето?
— Конец весны. Уже тепло, но еще учатся. Не забывай о том, что Коля получил три пятерки.
— Почему же тогда коньки?
— Это абсолютно ясно. Поля занимается фигурным катанием на искусственном льду. Она не просто несет коньки. Она несет их так… Ну, это, конечно, надо сыграть… Она несет их так, что зрителям становится абсолютно понятно, что ее только вчера исключили из секции. Она идет, не нужная никому, с ненужными ей коньками. Но она поет. В этом ее трагедия. Впрочем, это абсолютно ясно из текста.
— Теперь все понятно, Вен-Вен. Только мне жалко Колю.
— И мне жалко, — вздохнул Вен-Вен. — Но в этом его трагедия.
— А ты не можешь написать так, чтобы он не разбился?
— Кто тебе сказал, что он разбился? — нахмурился Вен-Вен.
— Но ведь он спрыгнул с тринадцатого этажа, — робко заметила Лиля.
— Дура, — сказал Вен-Вен. — Он не во двор спрыгнул, а в комнату. В пу-сту-ю комнату! В этом его трагедия.
Феликс сидел молча. Он уже понял, что эта игра не для него.
— Ну, а ты что понял? — обратился к нему Вен-Вен. — Кто тебе больше понравился?
— Оля, — сказал Феликс.
— Почему?
— Она меньше говорит.
— Где-то ты прав, старик, — сказал он. — Чем меньше слов, тем труднее сыграть характер. Тут все, понимаешь, держится на настроении. Но для Оли мы подыщем настоящую девочку. А как тебе понравились остальные ребята?
— Никак.
— Это почему же? — с недоумением спросил Вен-Вен.
— Они говорят не то, что думают.
— Но, старик, — сказал Вен-Вен со средним раздражением, — так и должно быть. Ты представь себе, что живешь в таком же доме. Вы все жутко одиноки, вы стремились друг к другу. Но вас разделяют этажи. Неужели ты пройдешь на чужой этаж, постучишь в чужую дверь и скажешь: «Приходите ко мне»?
— Пойду, — ответил Феликс. — А если меня исключат из секции, я не буду петь «та-ра-ри-ра-ра».
— Вон! — сказал Вен-Вен.

Я вчера так разозлилась, что написала прямо подробный разбор ляпов в пьесе Тупикиной. Теперь уж ничего не остается, кроме как выложить этот крик души сюда

Итак, Юлия Тупикина, «Вдох-выдох»: приморские зомби и люди с другими лицами.

Как я вычитала в ЖЖ dik dikiy, Тупикина в 2017 году вела отбор детских пьес и в интервью говорила, что главное – чтоб не было «вторичности»: нехорошо, когда работа основана на плохих советских мультфильмах. При этом, как пишет тот же poziloy в живом журнале у «дикого», сама пьеса представляет собой, так скажем, современную трактовку «Чучела» Быкова. Только такую, где из сюжета убраны практически все логические связки.

Итак, действие первое. Начинается оно с транскрипта видео, которое записывает девочка Лиза. Нормальное, в принципе, видео о том, как наносить косметику (даже накраситься захотелось), но как мы поймем позже, оно здесь вовсе не с просветительскими целями. Как выяснится вскоре, Лиза - главная антагонистка, глубоко бездуховное существо,инициатор травли героини (конечно же, косметикой может интересоваться только такая девочка)

Контраст с мелким и потребительским видео Лизы создает первый диалог главной героини, Маши, с ее мамой Катей. Маше 14, Кате 35, и они некоторое время назад переехали в маленький приморский город из Москвы. Катя - усталая депрессивная женщина, она музыкант, но вынуждена работать риэлтером; Маша – одаренный и интеллигентный подросток. Большую часть сцены занимает разговор об игре Homestuck (Маша очень современна и учит английский), а затем мама спрашивает Машу, не нужно ли обсудить с ней, откуда берутся дети. Увидев это, я полезла проверять, не ошиблась ли с возрастом героев. В абсолютном большинстве семей, тем более в таких «продвинутых и интеллигентных», как машина (как мы позже узнаем из уст героини Кати, «ни у кого в городе нет столько книг» - она, видимо, проводила поквартирный обход) подобные разговоры принято вести немного раньше четырнадцати. Ну например, в 6, или 8, или хотя бы 10. Я думаю, вопрос мамы нужен для того, чтобы подсветить идущее вслед за ним мощное сюжетообразующее высказывание «Мам, если из школы будут звонить…они могут сказать тебе, что я лесбиянка».

Поспешу сразу успокоить тех, у кого сердце забилось быстрее. Маша, как выяснится позже, вовсе не лесбиянка (никакой пропаганды гомосексуализма!). Просто ее оговорила злая, приземленная девочка Лиза (та, что с видео про косметику). Оболгала Машу она потому, что ей (вроде как, это нормально не прописано) нравился мальчик Рома, которому, в свою очередь, вроде как (опять же, нормально не прописано) нравилась Маша.

Можно ли такую ситуацию назвать глубоко жизненной, распространенной в нашем обществе? Ну, наверное, да. Я вспомнила целых два момента, когда сталкивалась с подобной коллизией: в американском фильме Mean Girls и в шведском фильме Fucking Omol (Покажи мне любовь).

Идем дальше: новый классный руководитель, учитель английского (опять английский...) Павел разговаривает со злой девочкой Лизой, которая не только всякой дрянью рожу мажет, но и КУРИТ (видимо, тоже признак бездуховности, хотя может быть, травмированности, оторванности от глубоких смыслов - тут я не поняла). Из разговора мы узнаем, что Машу травят.

Следующая сцена – видео, которое записывает Маша. И вотчто я вам скажу, это, конечно, не какое-нибудь там лизино шлюхоговновидео про блеск для губ, Маша, как подлинная Личность, глубоко и тонко чувствующий человек, говорит на остросоциальные темы: об эко- и зоо-защите, городской среде: «Мусор. Мусора тут очень много. Сначала это визуальный мусор. Архитектура города чудовищно уродлива: эти сараи и так называемые дома могут украшать только Мордор. Голые русалки и кариатиды вылеплены как будто душевно больным мясником, чтобы дискредитировать всё человечество перед инопланетянами. А посмотрите на вывески – только не смотрите слишком долго, а то так можно заработать шизофрению. Вот двор: эти качели качали ещё наших бабушек, это металлолом… А ещё есть мусор в виде звуков – каждые два метра вы будете слышать новый шансон. Или душераздирающую попсу…».
То речь не девочки, но урбаниста!

Прошу понять правильно, да, существуют лингвистически одаренные дети, которые, к примеру, в 12 лет могут выступать на ТВ, описывая картины в Русском музее (есть такой знакомый мальчик). Я полдетства провела в отстойнике для одаренных и сама считалась вербально развитой (писала книжки и рассказы, читала Анну Каренину в 7 лет и все такое). Но когда я перечитываю свои записи, какие-нибудь письма к друзьям в Америке, дневники, я понимаю, что язык 14-летнего ребенка, пускай даже он и вербальный бройлер, будет все же немного отличаться от внутреннего монолога взрослой тетеньки или пафосного московского урбаниста. И скорее всего - в лучшую сторону. Например, говоря про «визуальный» и «звуковой» шум, ребенок, в отличие от урбаниста, пояснит для тупых, что имеется в виду.
Вернемся к машиному блогу. Бесят ее не только «сараи», «русалки и кариатиды», но и люди: «…навстречу вам идут всё новые и новые пузатые зомби, обожжённые солнцем и пьяные с утра, полуголые и хмурые. На женщинах-зомби накинуты синтетические сети в виде парео. И все они прилюдно грызут семечки и матерятся»

Я думаю, теперь мы все поняли: травить такую чудесную, нежную и добрую девочку могут только полные звери, и непременно и исключительно за ее внутреннюю красоту, Инаковость и одухотворенность.

И тут пара слов о травле, вернее, о том, как ее обычно представляют в, прости господи, дискурсах и нарративах. Вот говорите что хотите, а я не верю, что кого-то могут травить исключительно из-за того, что он духовно выше, лучше и чище окружающих его людей. Для травли всегда есть более сложные причины. Я не имею в виду, что жертва травли _виновата_ или там _спровоцировала_, я имею в виду, что картина всегда сложнее, чем «они ненавидят тебя за то, что ты умная, а они тупые». И, я убеждена, в школьной травле всегда тем или иным боком задействованы взрослые. Участвуют активно или бездействием. Но все это, конечно, немного слишком сложно, чтобы вот так прям взять и в пьесе прописать – я понимаю!

Но вернемся к пьесе. Это все еще первое действие. Мы выясняем, что Маша на нервной почве чешется, и ей прописали дыхательные упражнения (отсюда название шедевра), а мама от тоски «уже десять кило набрала» (само собой, женщина может быть полной только оттого, что живет неправильно. Кто живет правильно – не толстеет). В городок сараев и зомби в парео, где все говорят «кремА, а не кремы… «ложить» и «ихние», не хотят учить английский и спасать дюны (это же всегда идет пакетом, кто английский учит - тот и дюны спасает) герои приехали из Москвы. Что же толкнуло их на этот, не побоюсь сильных выражений, чудовищный шаг? Врачи напугали Катю (машину маму) «астмой», которая вот-вот начнется у Маши. Ну хз, но я ни разу не слышала, чтобы кто-то переезжал из Москвы даже хотя бы в Сочи только по этой причине, особенно матери-одиночки, которые могут не найти на новом месте работу. Но мы идем дальше.
Настало время социального жесткача: мальчик Рома (которому, как мы позже узнаем, отец-православный-казак-патриот навязывает токсичную маскулинность) угрожает Маше корректирующим изнасилованием, после чего добрый классрук Павел начинает провожать Машу до дома, а она тут же влюбляется в него (видимо, потому, что они оба говорят на английском, в отличие от окружающего их серого быдла). Из диалога Ромы и злой девочки Лизы мы узнаем, что Маша порвала Лизе наушники, чего Лиза никогда ей не простит (укрепление мотивации героев). Павел говорит с родителями о новом предмете – кубановедении, сразу же сообщая им, что считает кубановедение какой-то херней, потому что ну что тут можно изучать. Ну и тут опять же – я Станиславский, я не верю (как и в 90 процентов того, что происходит в этой пьесе). Конечно, учитель может сказать, что его новый спущенный сверху предмет – треш (знаю про одну учительницу, которая в сердцах сообщила ребенку, что ОДНКНР вообще не предмет, а недоразумение, потому что это просто часть обществознания), но вряд ли он огласит эту свою точку зрения родителям, родившимся на Кубани, причем огласит прямо на собрании.

Далее: общение Маши и классрука Павла углубляется. Они ведут задушевные разговоры. Маша хочет сбежать: «куда-нибудь, где другие люди. Только ещё не знаю, где они…В аэропорту иногда вижу, но редко. Я иногда нарочно в аэропорт езжу. Моё любимое место. Сижу там, громкую связь слушаю. Пассажиры выходят. Другие заходят. Такие они бывают классные! Какие-то совсем другие. Без семечек. Модные. Телефоны у них хорошие. Одежда другая. Кроссовки выдающиеся. Но это не главное – лица другие…» Павел понимает Машу с полуслова: он тоже сбежал из своего маленького городка, где «никто не говорил по-английски». No Comments. Павел благородно отказывает Маше в романтических отношениях (правда, забыв указать, что не откажи он, это бы тянуло на статью уголовного кодекса). Маша испытывает «острое сочетание смертности и пробуждения…» и ей «трудно допустить» это (нелюбовь классрука Павла) «до сердца». Мое личное частное мнение: если девочка так разговаривает в 14 лет, у нее точно есть проблемы посерьезнее травли. Но давайте двигаться дальше.

Действие второе (не волнуйтесь, оно маленькое, раза в два меньше первого): мальчик Рома за кадром (в перерыве между первым и вторым действием) избивает Машу ногами по ребрам. Ну и сволочи же эти дети! Типичные приморские зомби! Сцену избиения драматург оставляет за кадром. Я думаю, просто потому, что убедительно рассказать о том, как «так, незаметно, слово за слово Пятачок и получил по морде» очень сложно. Для этого нужно, например, самой хоть раз побывать в подобной ситуации.
Затем нас ждет еще одно видео гнусной бездуховной Лизы, на этот раз она говорит о парнях. Павел проводит с ней воспитательную беседу, в конце которой она обзывает его нищим неудачником. Конечно же, четырнадцатилетние девочки всегда так себя ведут с 30-летними преподавателями. Верим!
Далее - неожиданный сюжетный поворот: мальчик Рома стряхнул с себя токсичную маскулинность (видимо, потому, что папа-казак успел стремительно и закадрово попасть под следствие за взятки), раскаивается и записывает видео, в конце которого намекает на суицид. Уж совершил он его там или нет – непонятно. Тут невозможно не вспомнить гениальный текст Юрия Томина, который я постила выше. Никогда до конца с точностью нельзя будет сказать, спрыгнул Коля с подоконника наружу или внутрь – видимо, это отдано на усмотрение режиссера. И в этом наша трагедия.

Быстренько подытоживая. За душераздирающим (нет) монологом Ромы следует фривольный разговор Павла с Катей. Сперва они вместе поют Нирвану, а потом:


ПАВЕЛ. Знаете, Катя, я в детстве, в подростковом возрасте, был жутко не популярный ребенок. Девочки не влюблялись в меня. И я так завидовал тем парням, в кого влюблялись. И вот теперь чувствую себя таким парнем.
КАТЯ. Я как мать, рада, что моя дочь выбрала достойного парня.
ПАВЕЛ. Спасибо! Но очень жаль, что парень женат и всё такое.
КАТЯ. Зато вся страсть у неё ушла в английский язык. Ваши фильмы смотрит жадно.

Мне одной кажется, что это не ОК? Во-первых, если бы моя мама так обсуждала меня с учителем, меня бы стошнило. Во-вторых, у меня стойкое ощущение, что подобные пассажи написаны для одного читателя: преподавателя, который спит с ученицами и которому очень хочется, чтобы со страниц художественного произведения его обласкали, утешили, дали понять: так даже лучше… у нее любовь… что, хорошо было бы, если бы с гопником Ромой? «Влюбленность в учителя» приравнивается к «влюбленности» в обыкновенном смысле этого слова, но это разные вещи. Напомним, что именно такое приравнивание используется, повсеместно, для оправдания действий, подпадающих под статью 133 (а иногда и 131).

Дальше, в том же разговоре, мы выясняем, что машина мама Катя «очень похудела» (об этом сообщает Павел. Приличные люди с одухотворенными лицами, джентльмены всегда комментируют вес малознакомых женщин). Интересно вот что: когда Катя успела похудеть, если Маша еще лежит в больнице с переломом ребер? Я честно, как говорят немцы, кайне анунг по поводу того, сколько лежат в больнице с ребрами, новряд ли 2 месяца, потому что 2 месяца лежат, например, с позвоночником. С ребрами, если пневмоторакса не было, по-моему, вообще госпитализироваться не надо. Но больше всего интригует другой вопрос: нормально ли, что женщина, которая только что каждые пять минут жаловалась на то, что она «уже старая» и скоро развалится и умрет, которая заедала стресс, глядела в будущее без надежды - в общем, находилась в глубокой депрессии - настолько взбадривается оттого, что ее дочь отпинали по ребрам, что даже берется за «давно забытую» виолончель?
Если вдуматься, это несколько пугает.

Итак, мама Кати от стресса настолько оживает, что мгновенно худеет (о да, полная женщина это диагноз, мы понимаем) и прекрасный (женатый) учитель Павел в том же разговоре вяловато предлагает ей секс (видимо, чтобы мы поняли, что не только Маша не лесбиянка, но и он, слава тебе Господи, не гей, а может быть – чтобы осознали, что Катя-то еще ого-го, и на ее улице наступит праздник!), Впрочем, секса не будет (и слава Богу), вместо этого Катя и Павел предадутся занятию, которое их на самом деле увлекает больше всего: обсуждать,что они Д-Артаньяны, а все вокруг – говно:

ПАВЕЛ. Мы как два дельфина среди людей. Люди изменяют жёнам, слушают шансон, громко матерятся, сплёвывают, воняют, бросают мусор на землю. А мы идём с тобой и любуемся цветущими деревьями, и может, ты мне сыграешь на виолончели. Или на скрипке.
КАТЯ. Нас уже двое в этом городе, хорошая новость.
ПАВЕЛ. Нас больше - наши дети
(…)
КАТЯ. Приходи к нам в воскресенье. Мы будем праздновать.
ПАВЕЛ. Что праздновать?
КАТЯ. Отъезд. Мы же переезжаем. Уезжаем из этого города. Недели через две уедем навсегда. Я уже начала вещи паковать.
ПАВЕЛ. (насвистывает)

Я думаю, город тоже будет праздновать этот отъезд. А вот Павлу придется нелегко: он остался единственным носителем великой культуры в мире сараев, парео и детей, которые ничего не хотят и ничто их не интересует.

«Не заплатив ни цента, они десятилетиями содержат военные базы на нашей территории. В текущей ситуации это теряет всякий смысл для Гондураса. На фоне враждебного отношения и массового изгнания наших братьев, нам придется рассмотреть возможность изменения нашей политики сотрудничества с США»: Президент Гондураса Сиомара Кастро ответила на угрозы Трампа своим ультиматумом.

Подпишись на ПУЛ N3

"...для борьбы с коммунистическими движениями Центральной Америки"

Возвращаясь к пьесе Тупикиной, обсуждавшейся выше. Ляпы, шаблонные характеры, оторванность от реальности - это все, конечно, смешно, но важно другое. Чем же московскую театральную элиту привлекла именно эта работа? Почему она, а не какая-нибудь другая, ведь это, так скажем, явно не шедевр ? Ну то есть, тут же буквально нечего ловить (на мой взгляд - кроме монолога Маши в конце, который мне внезапно, частями, даже понравился, возможно, оттого, что Маша, в радости от скорого отъезда в город людей "без семечек и в выдающихся кроссовках", перестала отчаянно говнить все вокруг).
Ответов у меня два. Первый, менее интересный - что именно в это время (середина 2010х) тема буллинга стала выходить в мейнстрим. Работа на эту тему - сразу пропуск на разные там душеспасительные постановки, куда подростков гоняют по распределению от школы (я не в курсе, как это все на самом деле устроено, так что на сто процентов уверена быть не могу, но может быть и так).
Второй - и на это предположение меня наталкивает не только "Вдох-выдох", но и вышедшая в то же время Маша Регина Левенталя, и прочитанные мной пьесы Пулинович (вот где невыносимый треш, который даже в канал пересказывать неприятно), и "Человек из рыбы" Волошиной, и конечно, пьесы Пряжко - в обществе, а точнее, в московской и питерской театральной среде, в то время был мощный запрос на тексты о светочах культуры и "серой массе" окружающей их "системы", об ущербности глубинного народа, тексты, где "простых людей" лишают субъектности, обьективируют, разбирают "энтомологически" (Алексей Битов называет Пряжко "юным натуралистом"). То есть, на тексты, построенные по колониальной схеме. С внутренним колониализмом (в Черноморске живут зомби, кубановедение - нечто постыдное в сравнении с уроками английского, "другие лица" выходящих из аэропорта людей, в которых легко угадываются питерские и москвичи) и колониализмом культурным (то, как именно упоминается английский язык у Тупикиной, то, как иностранец неопределенного пола у Волошиной в одном из центральных моментов пьесы говнит Советский Союз, а окружающие радостно хлопают и со всем соглашаются). Вот это, на мой взгляд, и есть реальный философский камень, алхимическая энергия, оживлявшая эти сомнительные тексты, толкавшая их презентации и постановки по городам и весям
И это (колониальное сознание) - единственная и главная точка пересечения между квасными патриотами и квасными либералами
Тексты могут быть полным трешем, но они попали в самое сердце, суть нашей современной культуры

(надеюсь, за мной не придут агенты матрицы за то, что я это поняла)

Ну и совсем не удивительно, что и Волошина, и Тупикина после 22 года продолжили живописание звероподобности россиян, только теперь уже в контексте текущего конфликта. Им даже переключаться не пришлось, что делали "до", продолжили делать и "после".

Какая же капитализм невероятно рабочая модель!

Зато самое большое количество военных баз в мире и несчетное количество дармоедов на попечении, которые рассказывают всему миру, какая Америка прекрасная страна

Угу. А социализм и коммунизм такие жалкие, такие нежизнеспособные, что аж миллиарды тратить на подавление приходится.

(это по поводу баз в Гондурасе)

(я, кстати, по прежнему тащусь от США в плане литературы, кино, мне интересны американские история и культура, интересно проводить паралелли и сравнивать с Россией, и в этом смысле я Америку вовсе и не разлюбила - но это же не значит, что нужно на очевидные вещи глаза закрывать). Теннесси Уильямса люблю, Кена Кизи люблю, Мерилин Монро люблю, много еще кого люблю, Ларри Саммерса не люблю