Про Ребекку Куанг говорят давно и много, но у меня возникло желание почитать ее книги, лишь когда я прочитала про "Yellowface". Сюжет попахивает “Правдой о деле Гарри Квеберта”, “Шелкопрядом” и немножко “Исчезнувшей”: жили-были две подружки-писательницы, звезда Афина и неудачница Джун. Звезда подавилась блинчиком и умерла, а неудачница украла ее рукопись и стала звездой. Что могло пойти не так?
Во многих обзорах этой книги говорится совершенно логичное и важное: роман рассказывает о том, как живется писателю в издательском бизнесе, особенно если писатель принадлежит к какому-то меньшинству или если не принадлежит, но о нем пишет. Много о культурной апроприации, о беспощадности рынка, критике, интернет-троллях (привет, Ink Black Heart!), конкуренции и иерархии. Но для меня самым интересным оказалось совсем не это.
Не напрасно среди своих ассоциаций я упомянула “Исчезнувшую” Гиллиан Флинн, ведь в романе Куанг повествователь - та самая подружка-неудачница, которая стала звездой, и самым увлекательным для меня тут оказалось то, как плавно съезжают ее моральные и ценностные ориентиры после присвоения чужого романа.
Когда в центре повествования стоит явно отрицательная героиня, она окрашивает весь текст, и читатель волей-неволей встает на ее точку зрения.
Так, когда Джун редактирует роман Афины (от которого она изначально осталась в полном восторге), она меняет ряд сцен, и упрощает часть текста. Одна из причин - Афина не делала текст ближе читателю, ведь если у читателя есть гугл, он сам прекрасно в состоянии приблизиться к тексту. Джун называет такой подход высоколобым снобизмом и с упоением редактирует те части текста, которые, вероятно, ей самой как читателю просто оказались не по зубам.
Когда Джун выступает на презентациях романа, она уже окончательно уверена, что без нее книга бы точно не увидела свет, ведь именно она сделала ее читабельной, удобоваримой и прекрасной. Когда ей предъявляют те или иные обвинения, она даже во внутреннем монологе сама с собой говорит о книге как о своей: мол, я сделала такой выбор, я написала именно так, я провела исследования, я выбрала эти аргументы… Маска прирастает к лицу, украденный роман - к плагиатору.
Если в самом начале Джун испытывала к Афине только лишь жгучую зависть, то, сама став литературной звездой, она все дальше и дальше принижает память о погибшей подруге, вспоминая самые непривлекательные ее поступки, выискивая обидки и мелкие пакости в ее жизни, примерно как квартет древнегреческих сектантов отзывался об убиенном Банни.
Заметьте, во всех своих впечатлениях я еще ни разу не коснулась того, что Афина была этнической китаянкой, и львиная доля конфликтов происходила как раз из-за того, что Джун, белая женщина, представила роман о китайцах. Это несомненно важная и во многом сюжетообразующая часть, но для меня она оказалась отнюдь не главной.
Важным оказалось то, как, подобно Эми из “Исчезнувшей”, Джун никогда не сдается. Как она в момент кризиса готова рассказать всю правду и так исправить содеянное хотя бы на бумаге (привет, “Искупление”!!!), но, на выходе из самого болезненного кризиса она, как птица феникс, восстает с уже новой концепцией себя, с новой версией правды, с прекрасным новым сюжетом прошлого ради восхитительного маркетингового будущего.
Про Ребекку Куанг говорят давно и много, но у меня возникло желание почитать ее книги, лишь когда я прочитала про "Yellowface". Сюжет попахивает “Правдой о деле Гарри Квеберта”, “Шелкопрядом” и немножко “Исчезнувшей”: жили-были две подружки-писательницы, звезда Афина и неудачница Джун. Звезда подавилась блинчиком и умерла, а неудачница украла ее рукопись и стала звездой. Что могло пойти не так?
Во многих обзорах этой книги говорится совершенно логичное и важное: роман рассказывает о том, как живется писателю в издательском бизнесе, особенно если писатель принадлежит к какому-то меньшинству или если не принадлежит, но о нем пишет. Много о культурной апроприации, о беспощадности рынка, критике, интернет-троллях (привет, Ink Black Heart!), конкуренции и иерархии. Но для меня самым интересным оказалось совсем не это.
Не напрасно среди своих ассоциаций я упомянула “Исчезнувшую” Гиллиан Флинн, ведь в романе Куанг повествователь - та самая подружка-неудачница, которая стала звездой, и самым увлекательным для меня тут оказалось то, как плавно съезжают ее моральные и ценностные ориентиры после присвоения чужого романа.
Когда в центре повествования стоит явно отрицательная героиня, она окрашивает весь текст, и читатель волей-неволей встает на ее точку зрения.
Так, когда Джун редактирует роман Афины (от которого она изначально осталась в полном восторге), она меняет ряд сцен, и упрощает часть текста. Одна из причин - Афина не делала текст ближе читателю, ведь если у читателя есть гугл, он сам прекрасно в состоянии приблизиться к тексту. Джун называет такой подход высоколобым снобизмом и с упоением редактирует те части текста, которые, вероятно, ей самой как читателю просто оказались не по зубам.
Когда Джун выступает на презентациях романа, она уже окончательно уверена, что без нее книга бы точно не увидела свет, ведь именно она сделала ее читабельной, удобоваримой и прекрасной. Когда ей предъявляют те или иные обвинения, она даже во внутреннем монологе сама с собой говорит о книге как о своей: мол, я сделала такой выбор, я написала именно так, я провела исследования, я выбрала эти аргументы… Маска прирастает к лицу, украденный роман - к плагиатору.
Если в самом начале Джун испытывала к Афине только лишь жгучую зависть, то, сама став литературной звездой, она все дальше и дальше принижает память о погибшей подруге, вспоминая самые непривлекательные ее поступки, выискивая обидки и мелкие пакости в ее жизни, примерно как квартет древнегреческих сектантов отзывался об убиенном Банни.
Заметьте, во всех своих впечатлениях я еще ни разу не коснулась того, что Афина была этнической китаянкой, и львиная доля конфликтов происходила как раз из-за того, что Джун, белая женщина, представила роман о китайцах. Это несомненно важная и во многом сюжетообразующая часть, но для меня она оказалась отнюдь не главной.
Важным оказалось то, как, подобно Эми из “Исчезнувшей”, Джун никогда не сдается. Как она в момент кризиса готова рассказать всю правду и так исправить содеянное хотя бы на бумаге (привет, “Искупление”!!!), но, на выходе из самого болезненного кризиса она, как птица феникс, восстает с уже новой концепцией себя, с новой версией правды, с прекрасным новым сюжетом прошлого ради восхитительного маркетингового будущего.
Правда - это позапрошлый век. Скандал правит бал.
#валентина #английский #перевелось
BY Не перевелись ещё
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts. And indeed, volatility has been a hallmark of the market environment so far in 2022, with the S&P 500 still down more than 10% for the year-to-date after first sliding into a correction last month. The CBOE Volatility Index, or VIX, has held at a lofty level of more than 30. If you initiate a Secret Chat, however, then these communications are end-to-end encrypted and are tied to the device you are using. That means it’s less convenient to access them across multiple platforms, but you are at far less risk of snooping. Back in the day, Secret Chats received some praise from the EFF, but the fact that its standard system isn’t as secure earned it some criticism. If you’re looking for something that is considered more reliable by privacy advocates, then Signal is the EFF’s preferred platform, although that too is not without some caveats. WhatsApp, a rival messaging platform, introduced some measures to counter disinformation when Covid-19 was first sweeping the world. And while money initially moved into stocks in the morning, capital moved out of safe-haven assets. The price of the 10-year Treasury note fell Friday, sending its yield up to 2% from a March closing low of 1.73%.
from sa
