Дениза Левертов
Думая о Пауле Целане
Святой Целан,
распятый на кресте
выживания,
помолись за нас. Ты
наконец не вынес
этого. Мы же
как жили, так и живём
беззаботно в мире,
где дети убивают детей.
Стряхиваем с себя
тяжесть
собственного высвобождения,
расцветаем,
тянемся ввысь
над отведённым нам.
Святой Целан,
помолись за нас,
чтобы остался
хотя бы ушиб,
синий-пресиний, незаживающий,
на нас, смирившихся с выживанием.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Думая о Пауле Целане
Святой Целан,
распятый на кресте
выживания,
помолись за нас. Ты
наконец не вынес
этого. Мы же
как жили, так и живём
беззаботно в мире,
где дети убивают детей.
Стряхиваем с себя
тяжесть
собственного высвобождения,
расцветаем,
тянемся ввысь
над отведённым нам.
Святой Целан,
помолись за нас,
чтобы остался
хотя бы ушиб,
синий-пресиний, незаживающий,
на нас, смирившихся с выживанием.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Отец Нёман
всегда мечтала
остановиться на автомобильном мосту
над Нёманом —
маневр запрещенный
всеми правилами
дорожного движения.
И вот наша машина заглохла,
переезжая этот мост.
«Ой, Нёман, отец мой, Нёман!»—
радостно кричу я.
«Кто твой отец?» —
недовольно насупился отец.
И вот отец меняет свечи,
а я наклонилась через перила,
пытаюсь рассмотреть Нёман,
бьет он, играет ли
своей синей волной —
и ничего не вижу:
ночь, туман, трасса.
Только польские фуры
Со звёздами вместо габаритов
с фарами-искателями в форме сердца,
и только высоко над нами —
Колесница на аварийке.
И только Нёман и отец,
Отец и Нёман.
Мария Мартысевич
пер. с беларуского Виктя
всегда мечтала
остановиться на автомобильном мосту
над Нёманом —
маневр запрещенный
всеми правилами
дорожного движения.
И вот наша машина заглохла,
переезжая этот мост.
«Ой, Нёман, отец мой, Нёман!»—
радостно кричу я.
«Кто твой отец?» —
недовольно насупился отец.
И вот отец меняет свечи,
а я наклонилась через перила,
пытаюсь рассмотреть Нёман,
бьет он, играет ли
своей синей волной —
и ничего не вижу:
ночь, туман, трасса.
Только польские фуры
Со звёздами вместо габаритов
с фарами-искателями в форме сердца,
и только высоко над нами —
Колесница на аварийке.
И только Нёман и отец,
Отец и Нёман.
Мария Мартысевич
пер. с беларуского Виктя
Скорбь
Изнывающий, я слышу голос,
Пение раненого зверя,
Корчащегося на зимнем уборе
Мертвых цветов. Днями лежал он,
Вспоминая свое осеннее рождение,
Наблюдая, как огонь дает дорогу льду.
Неспособный умереть, он страдает
О своей возлюбленной, зная, что та окунулась
В преходящую смерть.
Сколько же боли темный клык
Причинил ему,
Глубоко ввинчиваясь в его бедро.
Его сладкая плоть больше не объята
Темными руками солнца,
Больше не лечена травой.
Наблюдая за ним, я гадаю, какой чужеродный дух
Будто море ввинтил дикий клык
В звезду его тела:
Пронзая и рассекая ребро
И распахивая его плоть быстрому снегу;
—Чтобы бросить его одного, задыхающегося
В тишине. Ожидающего, пока силы
Весны излечат его раны
И позволят его возлюбленной переродиться.
Филип Ламантиа
пер. с англ. Анны Сидоренко
Изнывающий, я слышу голос,
Пение раненого зверя,
Корчащегося на зимнем уборе
Мертвых цветов. Днями лежал он,
Вспоминая свое осеннее рождение,
Наблюдая, как огонь дает дорогу льду.
Неспособный умереть, он страдает
О своей возлюбленной, зная, что та окунулась
В преходящую смерть.
Сколько же боли темный клык
Причинил ему,
Глубоко ввинчиваясь в его бедро.
Его сладкая плоть больше не объята
Темными руками солнца,
Больше не лечена травой.
Наблюдая за ним, я гадаю, какой чужеродный дух
Будто море ввинтил дикий клык
В звезду его тела:
Пронзая и рассекая ребро
И распахивая его плоть быстрому снегу;
—Чтобы бросить его одного, задыхающегося
В тишине. Ожидающего, пока силы
Весны излечат его раны
И позволят его возлюбленной переродиться.
Филип Ламантиа
пер. с англ. Анны Сидоренко
он говорил с мышами и воробьями
и его волосы к 16 побелели.
папаша шпынял его каждый день а мать
чадила в церкви свечами.
бабушка приходила когда мальчишка спал
и молилась дьяволу чтобы тот разжал когти
на горле
его
пока мать вслушивалась и рыдала над библией.
казалось он в упор не замечал девчонок
казалось он в упор не замечал игры
в которые играли пацаны
казалось мало что он замечал в упор
казалось он был ко всему равнодушен.
он лыбился огромным, уродливым ртом, что зубы торчали
маленькие глаза глядели тускло.
плечи ссутулилась а спина согнулась
как у старика.
он жил в нашем районе.
мы болтали о нём от скуки а потом переключались
на что-то более интересное.
он редко покидал дом. нам бы хотелось издеваться над ним
но его папаша
грузный и грозный мужик
мучил его на потеху
нам.
однажды мальчишка умер. в 17 он был ещё ребёнок. о смерти в крошечном районе говорится
с жаром, она забывается через 3-4 дня.
но смерть того мальчишки, казалось, поселилась меж нами
всеми. мы продолжали судачить о ней ломающимися голосами
в 6 вечера незадолго до темноты
незадолго до ужина.
проезжая по
району сейчас
спустя десятилетия
я всё ещё думаю о его кончине
хотя позабыл все прочие
и всё что случилось
тогда.
Чарльз Буковски
перевод с английского Евгении Либерман
и его волосы к 16 побелели.
папаша шпынял его каждый день а мать
чадила в церкви свечами.
бабушка приходила когда мальчишка спал
и молилась дьяволу чтобы тот разжал когти
на горле
его
пока мать вслушивалась и рыдала над библией.
казалось он в упор не замечал девчонок
казалось он в упор не замечал игры
в которые играли пацаны
казалось мало что он замечал в упор
казалось он был ко всему равнодушен.
он лыбился огромным, уродливым ртом, что зубы торчали
маленькие глаза глядели тускло.
плечи ссутулилась а спина согнулась
как у старика.
он жил в нашем районе.
мы болтали о нём от скуки а потом переключались
на что-то более интересное.
он редко покидал дом. нам бы хотелось издеваться над ним
но его папаша
грузный и грозный мужик
мучил его на потеху
нам.
однажды мальчишка умер. в 17 он был ещё ребёнок. о смерти в крошечном районе говорится
с жаром, она забывается через 3-4 дня.
но смерть того мальчишки, казалось, поселилась меж нами
всеми. мы продолжали судачить о ней ломающимися голосами
в 6 вечера незадолго до темноты
незадолго до ужина.
проезжая по
району сейчас
спустя десятилетия
я всё ещё думаю о его кончине
хотя позабыл все прочие
и всё что случилось
тогда.
Чарльз Буковски
перевод с английского Евгении Либерман
Рисунок в небе
Если вы хотите знать, где я нахожусь
Как меня найти, где я живу
Это совсем несложно
Мне нужно лишь нарисовать вам рисунок
Вы не можете ошибиться
Когда вы прибудете в галактику,
Пройдите прямо между Венерой и Марсом
Не заденьте Сатурн, обогните Плутон
Оставьте Луну справа
Вы не сможете ошибиться.
Когда вы увидите вращающиеся в огромных
Космических пустошах
Спутники, скопления мусора,
Ставшие сателлитами,
Заброшенные орбиты
Небесную штрафстоянку,
Космический металлолом
Это уже пригород,
Пригород планеты,
Где я коротаю время
Продолжайте двигаться вперед,
Вы увидите крутящийся шарик
Весь в ранах и шишках
Это Земля, на которой я обитаю
Вы не можете ошибиться
Проскользните вдоль Гренландии,
Которая морозит спину
Осторожно! Не поскользнитесь...
Поверните налево у Северного моря
Потом направо у Ла Манша
И там вы увидите что-то,
Похожее на голову снеговика
В форме восьмиугольника
С очень большим носом,
Носом, который не заканчивается
Носом, вдыхающим море,
Носом, в форме Финестера
Это Франция, там я живу
Вы не можете ошибиться.
Продолжайте двигаться направо
До белокурой реки,
Которая называется Луара,
С глазами цвета песка.
Вы поворачиваете налево,
Потом направо, потом прямо
И когда вы, наконец,
Окажетесь там,
Спросите дом,
Все нас знают,
Вы не можете ошибиться!
Как описать ее глаза,
И аромат ее волос,
Как очертить изящный рот
И как в улыбке он цветет?
Она всегда там же, где и я
Я - всегда там же, где она
Она - лампада, она - часы
Мой милый друг и мой очаг,
Она - мой край, я в ней живу
В любом случае, увидев ее улыбку
Вы не сможете ошибиться.
Потому что... потому что...
Потому что... я именно там!
Клод Рой
Перевод с французского - Василий Бляхер
Если вы хотите знать, где я нахожусь
Как меня найти, где я живу
Это совсем несложно
Мне нужно лишь нарисовать вам рисунок
Вы не можете ошибиться
Когда вы прибудете в галактику,
Пройдите прямо между Венерой и Марсом
Не заденьте Сатурн, обогните Плутон
Оставьте Луну справа
Вы не сможете ошибиться.
Когда вы увидите вращающиеся в огромных
Космических пустошах
Спутники, скопления мусора,
Ставшие сателлитами,
Заброшенные орбиты
Небесную штрафстоянку,
Космический металлолом
Это уже пригород,
Пригород планеты,
Где я коротаю время
Продолжайте двигаться вперед,
Вы увидите крутящийся шарик
Весь в ранах и шишках
Это Земля, на которой я обитаю
Вы не можете ошибиться
Проскользните вдоль Гренландии,
Которая морозит спину
Осторожно! Не поскользнитесь...
Поверните налево у Северного моря
Потом направо у Ла Манша
И там вы увидите что-то,
Похожее на голову снеговика
В форме восьмиугольника
С очень большим носом,
Носом, который не заканчивается
Носом, вдыхающим море,
Носом, в форме Финестера
Это Франция, там я живу
Вы не можете ошибиться.
Продолжайте двигаться направо
До белокурой реки,
Которая называется Луара,
С глазами цвета песка.
Вы поворачиваете налево,
Потом направо, потом прямо
И когда вы, наконец,
Окажетесь там,
Спросите дом,
Все нас знают,
Вы не можете ошибиться!
Как описать ее глаза,
И аромат ее волос,
Как очертить изящный рот
И как в улыбке он цветет?
Она всегда там же, где и я
Я - всегда там же, где она
Она - лампада, она - часы
Мой милый друг и мой очаг,
Она - мой край, я в ней живу
В любом случае, увидев ее улыбку
Вы не сможете ошибиться.
Потому что... потому что...
Потому что... я именно там!
Клод Рой
Перевод с французского - Василий Бляхер
На CD-диске, который я купил брату
одинокий парень с гитарой
взывает с берегов Меланхолии,
панихидно завывает, в его стонах мачо и романтик
бегут рука об руку словно две реки
слившиеся в водоразделе имя которому
Большая Вечеринка Сожаления в Миссисипи,
а певец – одиночка со стояком
он же и Гомер, и нытик, и многолетний скиталец
а луна в его глазах напоминает ему рыжую
из Начеза с подступающей анорексией
которая плясала хучи-кучи в одной зелёной бандане.
Он
говорит,
Любовь не вечна но напоминает её шевелюру на подушке
берег – кристальное зрелище;
он говорит, Свет дня – клочки письма
где Ларри просит прощения.
Я имею в виду, этот чувак всегда гребёт против течения
по Реке Неудачи
с заржавевшей покрышкой вместо весла
или глядит вниз с обрыва Я Ни На Что Не Годен
на дне которого океан виски и пива
годами точил землю,
так что, возможно, я так себе помощник своему брату,
ращу в нём склонности, уже пустившие корни в его характере,
но почему я должен лезть из кожи вон,
чтобы порадовать его на день рождения?
на сей день и так понятно, кто мы есть,
а кто мы нет
а взрослые, которым мы прежде должны были смотреть в рот
постоянно молчат
а ночи здесь длинны и пусты как нутро туннеля
а поезд, что мчится в туннеле, всё разгоняется
и ты знаешь: груз в товарняке –серьёзная штука,
пока певец заливает о том,
что все клише правдивы
а закаты бьют старые рекорды,
соревнуясь в красе.
Тони Хогланд
перевод с английского Евгении Либерман
одинокий парень с гитарой
взывает с берегов Меланхолии,
панихидно завывает, в его стонах мачо и романтик
бегут рука об руку словно две реки
слившиеся в водоразделе имя которому
Большая Вечеринка Сожаления в Миссисипи,
а певец – одиночка со стояком
он же и Гомер, и нытик, и многолетний скиталец
а луна в его глазах напоминает ему рыжую
из Начеза с подступающей анорексией
которая плясала хучи-кучи в одной зелёной бандане.
Он
говорит,
Любовь не вечна но напоминает её шевелюру на подушке
берег – кристальное зрелище;
он говорит, Свет дня – клочки письма
где Ларри просит прощения.
Я имею в виду, этот чувак всегда гребёт против течения
по Реке Неудачи
с заржавевшей покрышкой вместо весла
или глядит вниз с обрыва Я Ни На Что Не Годен
на дне которого океан виски и пива
годами точил землю,
так что, возможно, я так себе помощник своему брату,
ращу в нём склонности, уже пустившие корни в его характере,
но почему я должен лезть из кожи вон,
чтобы порадовать его на день рождения?
на сей день и так понятно, кто мы есть,
а кто мы нет
а взрослые, которым мы прежде должны были смотреть в рот
постоянно молчат
а ночи здесь длинны и пусты как нутро туннеля
а поезд, что мчится в туннеле, всё разгоняется
и ты знаешь: груз в товарняке –серьёзная штука,
пока певец заливает о том,
что все клише правдивы
а закаты бьют старые рекорды,
соревнуясь в красе.
Тони Хогланд
перевод с английского Евгении Либерман
WINTER
Drizz…
Wlizzle…
Hittss —
Winter!..
Frozen
Dold
Be cold…
Snowness… Snowness!..
Wind… hiele…
Whirle-e-e-y – colde-e-e-y…
Doldness… doldness!..
Bloodless murder…
The typhoid sky is a louse!..
But here it is
From the wall-eyed skies
Falls a wheel
Quakes everything
With fever and thunder
And beseeches thee, live
BELCHING PIERCING
FLOWER
BLOOD
IN TUNDRAS’ FACES…
– Wa-ah!.. – TATS was born in a zot
Snowballs – pewh-pewh!
Theeths itchays…
Digs a hole in steamed snow –
Heigh-ho-ho-ho!.. Harrorow!.. HA-HA!..
Werwe-e-el… The Mountain is crawling –
Woo-oo-oo-oo..
Fire… We’re on fire-ere-ere!..
The feral tar of bosoms is humming –
HARO-O-O-O…
The earth hums, the earth itches…
Itchearth… itchearth…
The childish and puppy navel screams:
Wahhhh! Wahhhh!.. — ah!..
The dogs slouched on a porch
And a thousand wireless zemons
And a witsch under the fence are crying:
‘Za-ha-ha-ha-ha-ha-ha! Ha! ah!
Za-ehe-ehe-ehh –eh!
THAT’S YOU! THAT’S!!!
That’s you!
Blizzard is growing… whirlwind is itching…
Onto a skinny skeleton
Witch-man leaped
Witch-man
Brushed everyone:
Wlizz-zz-zz
Whoo-oo-zz –
Drizz-zz-zz
WHIZ-WHIZ-WHIZ!
Stup…
Hillet…
Hittss –
THE DOGS ARE
DEAD!
Aleksei Kruchenykh
translated from transrational russian by Milena Stepanyan
Drizz…
Wlizzle…
Hittss —
Winter!..
Frozen
Dold
Be cold…
Snowness… Snowness!..
Wind… hiele…
Whirle-e-e-y – colde-e-e-y…
Doldness… doldness!..
Bloodless murder…
The typhoid sky is a louse!..
But here it is
From the wall-eyed skies
Falls a wheel
Quakes everything
With fever and thunder
And beseeches thee, live
BELCHING PIERCING
FLOWER
BLOOD
IN TUNDRAS’ FACES…
– Wa-ah!.. – TATS was born in a zot
Snowballs – pewh-pewh!
Theeths itchays…
Digs a hole in steamed snow –
Heigh-ho-ho-ho!.. Harrorow!.. HA-HA!..
Werwe-e-el… The Mountain is crawling –
Woo-oo-oo-oo..
Fire… We’re on fire-ere-ere!..
The feral tar of bosoms is humming –
HARO-O-O-O…
The earth hums, the earth itches…
Itchearth… itchearth…
The childish and puppy navel screams:
Wahhhh! Wahhhh!.. — ah!..
The dogs slouched on a porch
And a thousand wireless zemons
And a witsch under the fence are crying:
‘Za-ha-ha-ha-ha-ha-ha! Ha! ah!
Za-ehe-ehe-ehh –eh!
THAT’S YOU! THAT’S!!!
That’s you!
Blizzard is growing… whirlwind is itching…
Onto a skinny skeleton
Witch-man leaped
Witch-man
Brushed everyone:
Wlizz-zz-zz
Whoo-oo-zz –
Drizz-zz-zz
WHIZ-WHIZ-WHIZ!
Stup…
Hillet…
Hittss –
THE DOGS ARE
DEAD!
Aleksei Kruchenykh
translated from transrational russian by Milena Stepanyan
возвращение к былой любви
что ж, компьютер снова накрылся медным
тазом и я вернулся к старушке IBM electric.
какая разница, главное чтобы мне было
о чём
перекинуться парой фраз.
я становлюсь больным физически и ментально когда я
заперт вдали от
слова
и по крайней мере IBM –
эта железка – не глотает залпом страницы
и страницы слов
которыми ты часами упивался
слов которые стираются
навсегда.
машинка – надёжная тихоходка
и я привечаю её, как хорошую подругу,
она по-прежнему
хороша.
Надеюсь, она меня простит
и принесёт ещё больше удачи.
она слегка застопорилась,
разглядывая меня.
иди же, крошка, подзываю я,
давай.
давай снова.
Прости меня за ту шлюшку,
о которой ты предупреждала,
а я не слушал.
и вот мы опять вместе.
давай, крошка,
давай
снова.
будь моей леди
этой ночью.
Чарльз Буковски
перевод с английского Евгении Либерман
что ж, компьютер снова накрылся медным
тазом и я вернулся к старушке IBM electric.
какая разница, главное чтобы мне было
о чём
перекинуться парой фраз.
я становлюсь больным физически и ментально когда я
заперт вдали от
слова
и по крайней мере IBM –
эта железка – не глотает залпом страницы
и страницы слов
которыми ты часами упивался
слов которые стираются
навсегда.
машинка – надёжная тихоходка
и я привечаю её, как хорошую подругу,
она по-прежнему
хороша.
Надеюсь, она меня простит
и принесёт ещё больше удачи.
она слегка застопорилась,
разглядывая меня.
иди же, крошка, подзываю я,
давай.
давай снова.
Прости меня за ту шлюшку,
о которой ты предупреждала,
а я не слушал.
и вот мы опять вместе.
давай, крошка,
давай
снова.
будь моей леди
этой ночью.
Чарльз Буковски
перевод с английского Евгении Либерман
Джон Эшбери
Потерянный поезд
Всё понимаю, наши грёзы важны посланием к нам о том, чего стоит избегать, чтобы бодрствовать.
Терпение — ничего не написать домой.
Можешь звать привередливым, но мне нравится видеть канонерку в бухте, она предупреждает, что мы всегда можем отступить и коснуться прошлого, когда это кончится. Пленённая чудом трибуна знает цену передышке, и вздох срывается с губ. Чтение показаний от эскимосов.
Грёзы могут взбунтоваться, пока ты спишь — когда ожидаешь этого меньше всего.
Ей не хватало знаний в политике для успеха в этой полной недовольства вселенной.
В другой раз, когда я уже наполовину развернулся, увидел, как он приближался, но позабыл пригнуться. Хоть это и длилось всего мгновение, застёгиваю молнию, пока не перевернуло корыто и не усилился ветер с запада. Остальные застывали на утвари, полные крика, матрасы повернули к северу.
Запрокинув волосы, луна торжествует над колыханием.
(из книги "Where Shall I Wonder", 2005)
перевод с английского Дмитрий Сабиров
Потерянный поезд
Всё понимаю, наши грёзы важны посланием к нам о том, чего стоит избегать, чтобы бодрствовать.
Терпение — ничего не написать домой.
Можешь звать привередливым, но мне нравится видеть канонерку в бухте, она предупреждает, что мы всегда можем отступить и коснуться прошлого, когда это кончится. Пленённая чудом трибуна знает цену передышке, и вздох срывается с губ. Чтение показаний от эскимосов.
Грёзы могут взбунтоваться, пока ты спишь — когда ожидаешь этого меньше всего.
Ей не хватало знаний в политике для успеха в этой полной недовольства вселенной.
В другой раз, когда я уже наполовину развернулся, увидел, как он приближался, но позабыл пригнуться. Хоть это и длилось всего мгновение, застёгиваю молнию, пока не перевернуло корыто и не усилился ветер с запада. Остальные застывали на утвари, полные крика, матрасы повернули к северу.
Запрокинув волосы, луна торжествует над колыханием.
(из книги "Where Shall I Wonder", 2005)
перевод с английского Дмитрий Сабиров
Джеймс Скайлер
Каменный нож
Дорогой Кенвард,
чем же так ценен
письменный нож. Это просто
вещь, в которой я нуждался, то,
на чём глаза отдыхают, всегда
желаемое, то же, что сказать,
это то, чего мне
не хватало, но я
не знал; от него никакой
пользы, и всё же
он необходим, как коробка
пуговиц, или карты, зелёное
небо утреннее, острова и
проливы в овсянке, тушёные устрицы
на пару. Смуглый
агат жилистый, будто лес
в дыму, добавляющем
смутный изгиб взморника
спешно, бесцевтная
от ржавчины бухта. Волнистые линии
вечера северного — Мунк,
не терзаемый страхом —
намёк на янтарь вблизи:
носу — смолой укрытая
мысль, глазу —
в лаке зелёном игла
с отсутствием зелени,
осадок этой картины.
Гладкий он, как топор, обнаженный
и изящный, как озеро,
мужественный, как лингам,
Ноября непогоду сковало,
что им
делать?
Вскрывать письма? Нет,
это просто вещица,
предмет, тёмный, с застывшей яростью
и прекрасный, чей сюрприз —
всегда найдётся место ему минувшему:
наслаждаться им, не притрагиваясь. Не-
обратимые возвращения
в коричневый мир,
созданный из древесины,
заснеженный, бури эпи-
центр по-прежнему в камне.
26 декабря, 1969
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Каменный нож
Дорогой Кенвард,
чем же так ценен
письменный нож. Это просто
вещь, в которой я нуждался, то,
на чём глаза отдыхают, всегда
желаемое, то же, что сказать,
это то, чего мне
не хватало, но я
не знал; от него никакой
пользы, и всё же
он необходим, как коробка
пуговиц, или карты, зелёное
небо утреннее, острова и
проливы в овсянке, тушёные устрицы
на пару. Смуглый
агат жилистый, будто лес
в дыму, добавляющем
смутный изгиб взморника
спешно, бесцевтная
от ржавчины бухта. Волнистые линии
вечера северного — Мунк,
не терзаемый страхом —
намёк на янтарь вблизи:
носу — смолой укрытая
мысль, глазу —
в лаке зелёном игла
с отсутствием зелени,
осадок этой картины.
Гладкий он, как топор, обнаженный
и изящный, как озеро,
мужественный, как лингам,
Ноября непогоду сковало,
что им
делать?
Вскрывать письма? Нет,
это просто вещица,
предмет, тёмный, с застывшей яростью
и прекрасный, чей сюрприз —
всегда найдётся место ему минувшему:
наслаждаться им, не притрагиваясь. Не-
обратимые возвращения
в коричневый мир,
созданный из древесины,
заснеженный, бури эпи-
центр по-прежнему в камне.
26 декабря, 1969
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
девчонки
мне приходилось три дня проводить
подвозя одну из тех
девчонок до разных аптек
на Голливуд-Бульвар.
как они добывали рецепты
шут их знает
может они ебались со своими
врачами или кого-то грохнули
шут их знает
но добывали же.
какой-то цирк, ей-богу.
одна из девчонок
мне набрала: «Эдди пытается
отжать мой рецепт! попроси
Эдди остать от меня!»
я набрал Эдди и
втолковал ему, что я собираюсь
надрать ему задницу,
что я уже был к этому близок.
Эдди был её братцем.
он жил там.
когда я приехал,
он уже смылся.
«он не сумел найти рецепт…» –
она сказала мне, «я
его засунула в рот. я почти
рассосала его…»
она показала мне мокрый пожёванный комок
бумаги, развернула и сказала,
«пойдём…»
Не знаю, что бы это для меня значило.
обычно – что когда мы возвращались домой, я глотал
какие-то колёса с бухлом
и творил херню.
например, разбивал зеркало в ванной или
кромсал журнальный столик охотничьим ножом.
хотя девчонки были
ничего,
секса толком не было.
это значило
что я высаживал ту или другую
из тачки
у рецептурного отдела
какой-нибудь дешёвенькой аптеки на
Голливуд-Бульвар
в 10:35.
потом искал парковку
и позже находил одну из них,
она шаталась на шпильках
казалась беззащитной
а по факту до жути грязной
посылая дураков-мечтателей
в толпе на тротуаре,
а заметив меня,
ныряла
в новые дни и ночи
таблов и алкашки
взлётов и падений
водки вина пива бренди
какая разница
пока мы не
перестали существовать
до следующего
раза.
Чарльз Буковски
пер. с английского Евгении Либерман
мне приходилось три дня проводить
подвозя одну из тех
девчонок до разных аптек
на Голливуд-Бульвар.
как они добывали рецепты
шут их знает
может они ебались со своими
врачами или кого-то грохнули
шут их знает
но добывали же.
какой-то цирк, ей-богу.
одна из девчонок
мне набрала: «Эдди пытается
отжать мой рецепт! попроси
Эдди остать от меня!»
я набрал Эдди и
втолковал ему, что я собираюсь
надрать ему задницу,
что я уже был к этому близок.
Эдди был её братцем.
он жил там.
когда я приехал,
он уже смылся.
«он не сумел найти рецепт…» –
она сказала мне, «я
его засунула в рот. я почти
рассосала его…»
она показала мне мокрый пожёванный комок
бумаги, развернула и сказала,
«пойдём…»
Не знаю, что бы это для меня значило.
обычно – что когда мы возвращались домой, я глотал
какие-то колёса с бухлом
и творил херню.
например, разбивал зеркало в ванной или
кромсал журнальный столик охотничьим ножом.
хотя девчонки были
ничего,
секса толком не было.
это значило
что я высаживал ту или другую
из тачки
у рецептурного отдела
какой-нибудь дешёвенькой аптеки на
Голливуд-Бульвар
в 10:35.
потом искал парковку
и позже находил одну из них,
она шаталась на шпильках
казалась беззащитной
а по факту до жути грязной
посылая дураков-мечтателей
в толпе на тротуаре,
а заметив меня,
ныряла
в новые дни и ночи
таблов и алкашки
взлётов и падений
водки вина пива бренди
какая разница
пока мы не
перестали существовать
до следующего
раза.
Чарльз Буковски
пер. с английского Евгении Либерман
EN ABYME
Здесь, в полумрачном саду, становится так, что не отличить
пропасти от представления. Мы считаем звёзды краткими
словами,
которые вечерами моргают, говоря что-то, что мы и сами
хотели б сказать. Слова текут к неведомым тёмным берегам.
Пройдёшь мимо деревни того сорта, что встречается в Японии
от мира картинок. И это живописная деревня,
не так ли? Мне пришлась она по душе и я надеюсь в ней
побывать однажды.
Это там ты угодил:а в изгнание среди смеющихся детей
смеющегося класса. Теперь мы старше и опустошаемся
в винно-тёмный приговор, в чернильно-тёмное море.
Джошуа Кловер.
Перевод с английского Максима Дрёмова.
Здесь, в полумрачном саду, становится так, что не отличить
пропасти от представления. Мы считаем звёзды краткими
словами,
которые вечерами моргают, говоря что-то, что мы и сами
хотели б сказать. Слова текут к неведомым тёмным берегам.
Пройдёшь мимо деревни того сорта, что встречается в Японии
от мира картинок. И это живописная деревня,
не так ли? Мне пришлась она по душе и я надеюсь в ней
побывать однажды.
Это там ты угодил:а в изгнание среди смеющихся детей
смеющегося класса. Теперь мы старше и опустошаемся
в винно-тёмный приговор, в чернильно-тёмное море.
Джошуа Кловер.
Перевод с английского Максима Дрёмова.
Джеймс Скайлер
Палата без номера
По привычке грубые руки пары работников персонала в синей форме
оборачивают в белую ночную рубашку страдания,
сшитую яркой незримостью эмблем добродетели
или утыканной ими, как значками братства или мозаики,
означающими странствие. Он всегда только с дороги?
Взаправду мучающийся: изнутри и снаружи его голова
горела в раскалённой проволоке боли: "Я этого не вынесу": ждёт
и ждёт от времени и местности за стенами объясненья,
что же внутри? Чтоб быть в порядке, носить новые вещи,
урезать свою зарплату ради галстука, шарфа или перчаток, Love
"Your Magic Spell" струпьями покрывает лихорадочные губы, не
накладывать холодных компрессов, но чтобы быть ему, устремлены на него
глаза призванных к самоотверженности, одиноких в дни большей корысти.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Палата без номера
По привычке грубые руки пары работников персонала в синей форме
оборачивают в белую ночную рубашку страдания,
сшитую яркой незримостью эмблем добродетели
или утыканной ими, как значками братства или мозаики,
означающими странствие. Он всегда только с дороги?
Взаправду мучающийся: изнутри и снаружи его голова
горела в раскалённой проволоке боли: "Я этого не вынесу": ждёт
и ждёт от времени и местности за стенами объясненья,
что же внутри? Чтоб быть в порядке, носить новые вещи,
урезать свою зарплату ради галстука, шарфа или перчаток, Love
"Your Magic Spell" струпьями покрывает лихорадочные губы, не
накладывать холодных компрессов, но чтобы быть ему, устремлены на него
глаза призванных к самоотверженности, одиноких в дни большей корысти.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
ОБВИНЕНИЕ «ГОЛУБОЙ НОРЫ»
28 января 1962
Ты точно слышал меня этой ночью
Я упоминал тебя 800 раз
28 января 1962
Мои забытые наркотики
оставили меня в покое
28 января 1962
7:30 должно быть вонзились своими
шипами в твоё синюшное запястье
28 января 1962
я засунул за ухо транзистор
и откладываю в сторону
3 буханки суицида (?)
2 бритвенных пирога
1 сетку для волос “De Quincey”
5 удушенных газом Хамрстедских нянек (sic)
кучу масла
2 ресничные удавки (sic)
6 средств для глаз с лизолом
он произнёс с немалым шармом и надрывом:
И это все я даю?
Одну паршивую отсрочку
в 2 часа ночи?
Чё?
Я лучше работу найду
Леонард Коэн
перевод с английского Евгении Либерман
28 января 1962
Ты точно слышал меня этой ночью
Я упоминал тебя 800 раз
28 января 1962
Мои забытые наркотики
оставили меня в покое
28 января 1962
7:30 должно быть вонзились своими
шипами в твоё синюшное запястье
28 января 1962
я засунул за ухо транзистор
и откладываю в сторону
3 буханки суицида (?)
2 бритвенных пирога
1 сетку для волос “De Quincey”
5 удушенных газом Хамрстедских нянек (sic)
кучу масла
2 ресничные удавки (sic)
6 средств для глаз с лизолом
он произнёс с немалым шармом и надрывом:
И это все я даю?
Одну паршивую отсрочку
в 2 часа ночи?
Чё?
Я лучше работу найду
Леонард Коэн
перевод с английского Евгении Либерман
Джон Эшбери
Глазуновиада
Человек с красной шляпой,
белый медведь — и он здесь?
Окно с тенью отброшенной
тоже здесь?
Все эти мелочи в помощь,
мои первоименности на́ небе,
сомнамбулическая солома летней арктической ночи?
Медведь
падает замертво в видимость окна.
Прекрасные племена вот-вот перешли на север.
В колебаниях вечера ласточки теряют просветы.
Реки их крыльев над нами сужаются и накрывают бедой.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Глазуновиада
Человек с красной шляпой,
белый медведь — и он здесь?
Окно с тенью отброшенной
тоже здесь?
Все эти мелочи в помощь,
мои первоименности на́ небе,
сомнамбулическая солома летней арктической ночи?
Медведь
падает замертво в видимость окна.
Прекрасные племена вот-вот перешли на север.
В колебаниях вечера ласточки теряют просветы.
Реки их крыльев над нами сужаются и накрывают бедой.
(перевод с английского Дмитрий Сабиров)
Гасподзь, ужо. Задужа было лета,
Спусці на сонечны гадзіннік цень,
І хай лятуць па калідорах ветры.
Саспель наказам познія плады
дай ім на гэта 2 спякотных дні
здаві да скону, ловы расчыні
віна цяжкога позняй асалоды
хто дом не мае, не прыдбае больш
самотны зараз — так і застанецца
пісаць лісты даўгія стане, як прачнецца,
і будзе па алеях скрозь і ўздоўж
бадзякавáць, пакуль лісцё біеццца
Райнэр Марыя Рыльке
пераклад з нямецкай Вікця
Спусці на сонечны гадзіннік цень,
І хай лятуць па калідорах ветры.
Саспель наказам познія плады
дай ім на гэта 2 спякотных дні
здаві да скону, ловы расчыні
віна цяжкога позняй асалоды
хто дом не мае, не прыдбае больш
самотны зараз — так і застанецца
пісаць лісты даўгія стане, як прачнецца,
і будзе па алеях скрозь і ўздоўж
бадзякавáць, пакуль лісцё біеццца
Райнэр Марыя Рыльке
пераклад з нямецкай Вікця
Я увидел дерево, расцветающее громом
протягивающее спелые электрические плоды
И там была абсолютная вечность
Между его ветвями и корнем
Но внизу нечто темное
Выкручивается изо всех сил на земле
Мгновение, стремящееся к постоянству
Тень, ищущая звук.
И с дерева, цветущего громом
Ветви сгибались поблизости
Мелодия случайного мгновения
Повисла как звезда.
Джек Спайсер
(перевод с английского Валентин Трусов)
протягивающее спелые электрические плоды
И там была абсолютная вечность
Между его ветвями и корнем
Но внизу нечто темное
Выкручивается изо всех сил на земле
Мгновение, стремящееся к постоянству
Тень, ищущая звук.
И с дерева, цветущего громом
Ветви сгибались поблизости
Мелодия случайного мгновения
Повисла как звезда.
Джек Спайсер
(перевод с английского Валентин Трусов)