NUMINOSUM

#философия
То, что Платон в своих диалогах использует образы из мистерий (тайных культов), а также технические мистериальные термины (epopteia, theoria, enargeia etc.), было понятно еще античным комментаторам. За 2400 лет удалось выработать множество интерпретаций сего факта, которые можно расположить где-то между двумя крайними подходами: первым, согласно которому Платон обращается к соответствующей образности в литературных, риторических или объяснительных целях, т. е. она не имеет сущностной значимости, и вторым, по которому Платон намеренно облекает свои концепции в мистериальные «одеяния», чтобы пробудить у учеников понимание высших истины, которые не могут быть выражены рационально. Во втором случае мистериальная образность — это сущностный способ, каким может быть явлено идеальное для греческого слушателя, конечная же цель философии тождественна цели мистерий — познание «мира идей». Как можно заметить, ответ на вопрос о роли мистериальной образности тесно связан с ответом на вопрос о функции мифов в диалогах Платона, и в каком-то смысле — о конечной цели философии вообще.

Современный взгляд на проблему представлен в монографии испанского исследователя Альберто Бернабе «Platón y el orfismo. Diálogos entre religión y filosofía» (2011). Бернабе является ведущим специалистом по орфизму-дионисизму (о том, можно ли четко развести орфизм, дионисизм и другие типы мистериальных практик в V–IV вв. до н.э., в науке нет единого мнения), и для развития своей концепции он привлекает наиболее свежие материалы, в том числе материалы Золотых табличек. К сожалению, я не знаю испанского языка, так что знакомился с содержанием работы через англоязычные статьи Бернабе, рецензии-пересказы, а также с помощью переводчика.

Бернабе предлагает умеренный подход, находящийся где-то между вышеописанными крайними позициями. Согласно этому подходу отношение Платона к орфизму должно описываться через понятие «транспозиции»: Платон заимствует орфические образы и терминологию, очищает их от того, что считает неприемлемым в понимании божественного, и контекстуализирует в пределах своей философии, придавая им новые смыслы; в то же время свою философию он рассматривает в качестве способа правильного понимания мистерий и как возможный источник их переосмысления. Иными словами, Платон заимствует образность орфизма, реконтекстуализирует ее и «возвращает» обновленный вариант самим мистериям — разумеется, не отождествляя при этом философию и мистериальную практику в целом.

Бернабе начинает с реконструкции орфизма времен Платона. Он не считает орфизм единым движением, но выделяет четыре типа «орфиков»: поэты или оракулы; аскеты, живущие в соответствии с моральными принципами орфизма (такими как отказ от мяса и кровавых жертвоприношений); священнослужители, в том числе проводящие инициацию; толкователи орфических текстов в философском ключе (путем этимологизирования и обращения к аллегориям). Интересно, что к самому Орфею Платон в целом относится негативно, видя в нем поэта-обманщика, который очаровывал своих слушателей ложными сказаниями. Обычно Платон использует орфический материал через обращение к орфическим мифам без упоминания их авторства. Он высказывается одобрительно об орфиках-аскетах и толкователях, притом сам неоднократно привлекает «орфические» толкования для демонстрации подлинного нравственного смысла имен богов и мифов (методологически можно найти много общего между «Кратилом» и Дервинийским папирусом). В общем, Платон демонстрирует разное отношение к орфическому материалу: он его отвергает и высмеивает (как искажающий природу богов); он его цитирует без упоминания авторства; он заимствует орфические сюжеты без адаптации, но чаще всего он заимствует орфические сюжеты, адаптируя их к своей философии и своему пониманию божественного (правда, этот аргумент можно перевернуть и сказать, что, начиная со «среднего» периода, Платон сам находился под влиянием орфиков-аскетов и толкователей и просто перенял их понимание божественного).
Читать продолжение

Telegraph

Платон, орфизм и мистерии

То, что Платон в своих диалогах использует образы из мистерий (тайных культов), а также технические мистериальные термины (epopteia, theoria, enargeia etc.), было понятно еще античным комментаторам. За 2400 лет удалось выработать множество интерпретаций сего…

www.group-telegram.com/us/sergey_boroday.com/1143

8.6K viewsSep 1 at 14:41

#философия
То, что Платон в своих диалогах использует образы из мистерий (тайных культов), а также технические мистериальные термины (epopteia, theoria, enargeia etc.), было понятно еще античным комментаторам. За 2400 лет удалось выработать множество интерпретаций сего факта, которые можно расположить где-то между двумя крайними подходами: первым, согласно которому Платон обращается к соответствующей образности в литературных, риторических или объяснительных целях, т. е. она не имеет сущностной значимости, и вторым, по которому Платон намеренно облекает свои концепции в мистериальные «одеяния», чтобы пробудить у учеников понимание высших истины, которые не могут быть выражены рационально. Во втором случае мистериальная образность — это сущностный способ, каким может быть явлено идеальное для греческого слушателя, конечная же цель философии тождественна цели мистерий — познание «мира идей». Как можно заметить, ответ на вопрос о роли мистериальной образности тесно связан с ответом на вопрос о функции мифов в диалогах Платона, и в каком-то смысле — о конечной цели философии вообще.

Современный взгляд на проблему представлен в монографии испанского исследователя Альберто Бернабе «Platón y el orfismo. Diálogos entre religión y filosofía» (2011). Бернабе является ведущим специалистом по орфизму-дионисизму (о том, можно ли четко развести орфизм, дионисизм и другие типы мистериальных практик в V–IV вв. до н.э., в науке нет единого мнения), и для развития своей концепции он привлекает наиболее свежие материалы, в том числе материалы Золотых табличек. К сожалению, я не знаю испанского языка, так что знакомился с содержанием работы через англоязычные статьи Бернабе, рецензии-пересказы, а также с помощью переводчика.

Бернабе предлагает умеренный подход, находящийся где-то между вышеописанными крайними позициями. Согласно этому подходу отношение Платона к орфизму должно описываться через понятие «транспозиции»: Платон заимствует орфические образы и терминологию, очищает их от того, что считает неприемлемым в понимании божественного, и контекстуализирует в пределах своей философии, придавая им новые смыслы; в то же время свою философию он рассматривает в качестве способа правильного понимания мистерий и как возможный источник их переосмысления. Иными словами, Платон заимствует образность орфизма, реконтекстуализирует ее и «возвращает» обновленный вариант самим мистериям — разумеется, не отождествляя при этом философию и мистериальную практику в целом.

Бернабе начинает с реконструкции орфизма времен Платона. Он не считает орфизм единым движением, но выделяет четыре типа «орфиков»: поэты или оракулы; аскеты, живущие в соответствии с моральными принципами орфизма (такими как отказ от мяса и кровавых жертвоприношений); священнослужители, в том числе проводящие инициацию; толкователи орфических текстов в философском ключе (путем этимологизирования и обращения к аллегориям). Интересно, что к самому Орфею Платон в целом относится негативно, видя в нем поэта-обманщика, который очаровывал своих слушателей ложными сказаниями. Обычно Платон использует орфический материал через обращение к орфическим мифам без упоминания их авторства. Он высказывается одобрительно об орфиках-аскетах и толкователях, притом сам неоднократно привлекает «орфические» толкования для демонстрации подлинного нравственного смысла имен богов и мифов (методологически можно найти много общего между «Кратилом» и Дервинийским папирусом). В общем, Платон демонстрирует разное отношение к орфическому материалу: он его отвергает и высмеивает (как искажающий природу богов); он его цитирует без упоминания авторства; он заимствует орфические сюжеты без адаптации, но чаще всего он заимствует орфические сюжеты, адаптируя их к своей философии и своему пониманию божественного (правда, этот аргумент можно перевернуть и сказать, что, начиная со «среднего» периода, Платон сам находился под влиянием орфиков-аскетов и толкователей и просто перенял их понимание божественного).
Читать продолжение

BY NUMINOSUM