*** Это шахтный ствол, это клеть дрожит. Это я спускаюсь, разинув рот, в горном деле тёмный, что антрацит, – услыхать струенье подземных вод. Нам – довольно Пруста среди зимы. Нам бы – лишь боярышника кусты... Но придём к шахтёрам – просить взаймы, исчерпав лексические пласты. Чтоб, когда им скажут: «Всему хана. Трепыхаться дальше – какой резон?», – коногонки луч натыкался на запредельный угольный горизонт. Это мой Вергилий, седой шахтёр, сапогами чавкая, месит грязь, воспевая лаву и транспортёр, лишь мужскою рифмою обходясь. Горнякам знаком ядовитый газ и взрывная взвесь распирает грудь. Я хотел бы с ними нащупать лаз, ускользнуть отсюда – куда-нибудь. И когда всё станет огнём гореть, их чумазый ангел проявит прыть – на поверхность где-то поднимут клеть: ...и цветёт боярышник, так и быть
* Шахтёрский город – поперёк пути кривого из отмороженных варяг в худые греки. Как всё запущено, дружок, как всё хреново. И дым отечества теперь – не слаще редьки. Ещё не убраны поля, но одиноко, – как если убраны уже. Скудеет личность. Зато капустные ряды – само барокко. Зато горняцкая среда – сама тактичность. ___ Я брёл по штрекам и сигал с каких-то сходней, – где люциферовым огнём грозит разруха, сочится гибельный метан из преисподней и мечет чёрную икру земное брюхо. Я окончательно догнал: течёт недаром конвейер угольный одним привычным руслом, – когда в чистилище стоял, объятый паром, и кафель брал меня в расчёт – с мерцаньем тусклым. И хохотали мужики в шахтёрской бане. Им всё равно – что Элиот, что Эзра Паунд – и не приходится слова искать в кармане. А забухать – хоть в огород, хоть в андеграунд. Нам станет всем не до бумаг и фотографий, когда степные города сойдут на убыль. ...И неразборчивый портрет впечатан в кафель, как древний папоротник был впечатан в уголь.
Трубный завод Разливы технических вод. Напутственный пар теплотрассы. Стоял себе трубный завод. На практику шли лоботрясы. Стоял, как последний редут. Злорадствовал голос из хора, что варвары скоро придут – и трудно представить, как скоро! С провинции спрос невелик. Теперь и не вспомнится толком, когда этот трубный возник в степи за шахтёрским посёлком. Казалось, он выдержит всех. Подробности давят на жалость. В громадный формовочный цех подшефная школа вмещалась. Пригодный для выпуска труб железобетонных конструкций, пейзаж убедительно груб – другие детали сотрутся… И где протекает Коцит, и что нам проблемы Гекубы, – донецкая степь насвистит в железобетонные трубы. На этом имперском ветру, когда разлетаются карты, сидят и играют в буру, к трубе прислонясь, практиканты. Сидят и не знают утрат печальней, чем гибель Патрокла… Густой многослойный закат цехам размалёвывал стёкла. Такой был простор и размах, такая случалась фактура, что юность – на птичьих правах – чихала на бредни авгура: о жутких размерах трубы и в ней заседавших подростках; о дальнем прицеле судьбы, грядущих её отголосках. * Стоял, никому не мешал, но вынесен был подчистую… Кто мыслил: «кирпич и металл исчезли, а я существую», – тому и поставят на вид, насколько Юпитер рассержен, когда арматура торчит наглядней, чем внутренний стержень.
Пейзаж назидательно строг. За лишнее слово удавят. Разруха подводит итог. Быльём зарастает фундамент. Плацдарм для обильного зла и варварских скудных наречий. Наверное, карта легла не так, как положено лечь ей. Не самый смертельный исход: развалины, рвы, арматура – летейских ландшафтов штрихкод, суровая правда авгура. Очки торопливо протру: на фоне закатной полоски, к трубе прислонившись, в буру играют всё те же подростки…
*** Это шахтный ствол, это клеть дрожит. Это я спускаюсь, разинув рот, в горном деле тёмный, что антрацит, – услыхать струенье подземных вод. Нам – довольно Пруста среди зимы. Нам бы – лишь боярышника кусты... Но придём к шахтёрам – просить взаймы, исчерпав лексические пласты. Чтоб, когда им скажут: «Всему хана. Трепыхаться дальше – какой резон?», – коногонки луч натыкался на запредельный угольный горизонт. Это мой Вергилий, седой шахтёр, сапогами чавкая, месит грязь, воспевая лаву и транспортёр, лишь мужскою рифмою обходясь. Горнякам знаком ядовитый газ и взрывная взвесь распирает грудь. Я хотел бы с ними нащупать лаз, ускользнуть отсюда – куда-нибудь. И когда всё станет огнём гореть, их чумазый ангел проявит прыть – на поверхность где-то поднимут клеть: ...и цветёт боярышник, так и быть
* Шахтёрский город – поперёк пути кривого из отмороженных варяг в худые греки. Как всё запущено, дружок, как всё хреново. И дым отечества теперь – не слаще редьки. Ещё не убраны поля, но одиноко, – как если убраны уже. Скудеет личность. Зато капустные ряды – само барокко. Зато горняцкая среда – сама тактичность. ___ Я брёл по штрекам и сигал с каких-то сходней, – где люциферовым огнём грозит разруха, сочится гибельный метан из преисподней и мечет чёрную икру земное брюхо. Я окончательно догнал: течёт недаром конвейер угольный одним привычным руслом, – когда в чистилище стоял, объятый паром, и кафель брал меня в расчёт – с мерцаньем тусклым. И хохотали мужики в шахтёрской бане. Им всё равно – что Элиот, что Эзра Паунд – и не приходится слова искать в кармане. А забухать – хоть в огород, хоть в андеграунд. Нам станет всем не до бумаг и фотографий, когда степные города сойдут на убыль. ...И неразборчивый портрет впечатан в кафель, как древний папоротник был впечатан в уголь.
Трубный завод Разливы технических вод. Напутственный пар теплотрассы. Стоял себе трубный завод. На практику шли лоботрясы. Стоял, как последний редут. Злорадствовал голос из хора, что варвары скоро придут – и трудно представить, как скоро! С провинции спрос невелик. Теперь и не вспомнится толком, когда этот трубный возник в степи за шахтёрским посёлком. Казалось, он выдержит всех. Подробности давят на жалость. В громадный формовочный цех подшефная школа вмещалась. Пригодный для выпуска труб железобетонных конструкций, пейзаж убедительно груб – другие детали сотрутся… И где протекает Коцит, и что нам проблемы Гекубы, – донецкая степь насвистит в железобетонные трубы. На этом имперском ветру, когда разлетаются карты, сидят и играют в буру, к трубе прислонясь, практиканты. Сидят и не знают утрат печальней, чем гибель Патрокла… Густой многослойный закат цехам размалёвывал стёкла. Такой был простор и размах, такая случалась фактура, что юность – на птичьих правах – чихала на бредни авгура: о жутких размерах трубы и в ней заседавших подростках; о дальнем прицеле судьбы, грядущих её отголосках. * Стоял, никому не мешал, но вынесен был подчистую… Кто мыслил: «кирпич и металл исчезли, а я существую», – тому и поставят на вид, насколько Юпитер рассержен, когда арматура торчит наглядней, чем внутренний стержень.
Пейзаж назидательно строг. За лишнее слово удавят. Разруха подводит итог. Быльём зарастает фундамент. Плацдарм для обильного зла и варварских скудных наречий. Наверное, карта легла не так, как положено лечь ей. Не самый смертельный исход: развалины, рвы, арматура – летейских ландшафтов штрихкод, суровая правда авгура. Очки торопливо протру: на фоне закатной полоски, к трубе прислонившись, в буру играют всё те же подростки…
BY Записки на полях
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The Securities and Exchange Board of India (Sebi) had carried out a similar exercise in 2017 in a matter related to circulation of messages through WhatsApp. Russians and Ukrainians are both prolific users of Telegram. They rely on the app for channels that act as newsfeeds, group chats (both public and private), and one-to-one communication. Since the Russian invasion of Ukraine, Telegram has remained an important lifeline for both Russians and Ukrainians, as a way of staying aware of the latest news and keeping in touch with loved ones. In the United States, Telegram's lower public profile has helped it mostly avoid high level scrutiny from Congress, but it has not gone unnoticed. Individual messages can be fully encrypted. But the user has to turn on that function. It's not automatic, as it is on Signal and WhatsApp. "For Telegram, accountability has always been a problem, which is why it was so popular even before the full-scale war with far-right extremists and terrorists from all over the world," she told AFP from her safe house outside the Ukrainian capital.
from sg
