Сóрок сорóк

Димитриев рассуждает о перспективах афганско-пакистанского конфликта. А я добавлю вот что.

Прежде всего, афганская государственность ВСЕГДА была направлена против Пакистана как искусственно созданного британскими колонистами государства, занимающего территории (провинции Хайбер-Пахтунхва и Белуджистан), которые Афганистан считал “исторически” своими. Напомню, что в 1947 году королевский Афганистан стал единственной страной, голосовавшей в ООН против членства Пакистана. Это стало ответом афганских элит не только на признание миром “несправедливой”, расчерченной британцами “линии Дюранда”, но и на отказ Исламабада рассматривать вопрос о самоопределении белуджей и пуштунов. Ибо Пакистан как модерновое nation state строился вокруг урдоговорящей панджабско-мухаджирской общности, не признававшей прав иных народностей (белуджей, пуштунов и, отчасти, синдхов) на самоопределение в каком-либо виде.

Этот подход Пакистана уже в 1947-48 гг. привел к началу вялотекущих затяжных мятежей в Белуджистане и пуштунской Северо-западной пограничной провинции (СЗПП, ныне Хайбер-Пахтунхва), которые, - предсказуемо, - опирались на моральную и материальную поддержку Кабула. Посему, уже в 1955 году Пакистан полностью закрыл границу с Афганистаном, толкнув Кабул к сближению с СССР, через который пошла почти вся внешняя торговля Афганистана (в сторону Ирана тогда было очень мало хороших дорог).

Впрочем, стремление контролировать Афганистан так же является имманентной чертой пакистанской внешней политики, имеющей, так сказать, мистические корни в самом названии страны. Ибо в 1933 году деятель исламского антиколониального движения Чоудхри Рахмат Али предложил термин “Пакстан” в качестве имени для будущей страны, разъяснив, что “...оно состоит из букв, с которых начинаются названия всех наших малых отечеств: Панджаб, Афганистан, Кашмир, Синд и Белуджистан”. Иными словами, Афганистану тоже неплохо было бы вернуться в дружную семью пакистанских народов.

Что касается Афганистана, то идея противостояния с Пакистаном, якобы хапнувшим исконно афганские земли, была постоянным маяком внешнеполитического курса Кабула независимо от того, какой идеологии придерживался тот или иной политический вождь страны. 

Те же самые карты, на которых пакистанские Белуджистан и Хайбер-Пахтунхва были обозначены как оккупированные “панджабско-мухаджирским империализмом” афганские территории, были впервые введены в оборот в середине 50-х годов еще при Захир-шахе. Когда двоюродный брат шаха Мухаммед Дауд в 1973 году сверг монархию, градус противостояния с Пакистаном поднялся до предвоенного уровня: пуштунский националист Дауд не только напрямую поддержал новые сепаратистские мятежи в Белуджистане и СЗПП, но и проводил угрожающие маневры национальной армии на афганско-пакистанской границе. В ответ Пакистан начал вооружать и оснащать разрозненную тогда еще религиозную оппозицию, которая громко “выстрелит” в годы советского вторжения.

Скинувшие Дауда в апреле 1978 года левые из Народно-демократической Партии Афганистана продолжили конфронтационную линию. Причем, идет ли речь о кратковременном (78-79) господстве радикальной фракции “Хальк” (при которой карты “оккупированных Пакистаном территорий” были введены в официальный оборот) или же о руководстве их более умеренных соперников из фракции “Парчам”, претензий к Пакистану не становилось меньше.

Хотя в эпоху власти левых ненависть Кабула к Исламабаду имела более приземленное объяснение, нежели желание восстановить историческую справедливость, т.к. Пакистан (власть в котором в 1977 году захватил консервативный отмороженный генерал Зия-уль-Хак), панически боявшийся формирования “клещей” Афганистан-Индия-СССР, активнейшим образом поддерживал “антисоветский джихад”, став ключевым звеном на пути следования американского оружия и саудовских денег в руки афганской оппозиции.

Telegram

Димитриев

Две недели назад начались боевые действия на границе Афганистана и Пакистана. На странице X у одного из талибских пропагандистов я увидел карту Великого Афганистана, которая включает в себя Пакистан, часть Ирана, Индии и Туркмении. На самом деле это карта…

www.group-telegram.com/us/sorok40sorok.com/772

1.4K viewsedited  Jan 19 at 20:55

Димитриев рассуждает о перспективах афганско-пакистанского конфликта. А я добавлю вот что.

Прежде всего, афганская государственность ВСЕГДА была направлена против Пакистана как искусственно созданного британскими колонистами государства, занимающего территории (провинции Хайбер-Пахтунхва и Белуджистан), которые Афганистан считал “исторически” своими. Напомню, что в 1947 году королевский Афганистан стал единственной страной, голосовавшей в ООН против членства Пакистана. Это стало ответом афганских элит не только на признание миром “несправедливой”, расчерченной британцами “линии Дюранда”, но и на отказ Исламабада рассматривать вопрос о самоопределении белуджей и пуштунов. Ибо Пакистан как модерновое nation state строился вокруг урдоговорящей панджабско-мухаджирской общности, не признававшей прав иных народностей (белуджей, пуштунов и, отчасти, синдхов) на самоопределение в каком-либо виде.

Этот подход Пакистана уже в 1947-48 гг. привел к началу вялотекущих затяжных мятежей в Белуджистане и пуштунской Северо-западной пограничной провинции (СЗПП, ныне Хайбер-Пахтунхва), которые, - предсказуемо, - опирались на моральную и материальную поддержку Кабула. Посему, уже в 1955 году Пакистан полностью закрыл границу с Афганистаном, толкнув Кабул к сближению с СССР, через который пошла почти вся внешняя торговля Афганистана (в сторону Ирана тогда было очень мало хороших дорог).

Впрочем, стремление контролировать Афганистан так же является имманентной чертой пакистанской внешней политики, имеющей, так сказать, мистические корни в самом названии страны. Ибо в 1933 году деятель исламского антиколониального движения Чоудхри Рахмат Али предложил термин “Пакстан” в качестве имени для будущей страны, разъяснив, что “...оно состоит из букв, с которых начинаются названия всех наших малых отечеств: Панджаб, Афганистан, Кашмир, Синд и Белуджистан”. Иными словами, Афганистану тоже неплохо было бы вернуться в дружную семью пакистанских народов.

Что касается Афганистана, то идея противостояния с Пакистаном, якобы хапнувшим исконно афганские земли, была постоянным маяком внешнеполитического курса Кабула независимо от того, какой идеологии придерживался тот или иной политический вождь страны. 

Те же самые карты, на которых пакистанские Белуджистан и Хайбер-Пахтунхва были обозначены как оккупированные “панджабско-мухаджирским империализмом” афганские территории, были впервые введены в оборот в середине 50-х годов еще при Захир-шахе. Когда двоюродный брат шаха Мухаммед Дауд в 1973 году сверг монархию, градус противостояния с Пакистаном поднялся до предвоенного уровня: пуштунский националист Дауд не только напрямую поддержал новые сепаратистские мятежи в Белуджистане и СЗПП, но и проводил угрожающие маневры национальной армии на афганско-пакистанской границе. В ответ Пакистан начал вооружать и оснащать разрозненную тогда еще религиозную оппозицию, которая громко “выстрелит” в годы советского вторжения.

Скинувшие Дауда в апреле 1978 года левые из Народно-демократической Партии Афганистана продолжили конфронтационную линию. Причем, идет ли речь о кратковременном (78-79) господстве радикальной фракции “Хальк” (при которой карты “оккупированных Пакистаном территорий” были введены в официальный оборот) или же о руководстве их более умеренных соперников из фракции “Парчам”, претензий к Пакистану не становилось меньше.

Хотя в эпоху власти левых ненависть Кабула к Исламабаду имела более приземленное объяснение, нежели желание восстановить историческую справедливость, т.к. Пакистан (власть в котором в 1977 году захватил консервативный отмороженный генерал Зия-уль-Хак), панически боявшийся формирования “клещей” Афганистан-Индия-СССР, активнейшим образом поддерживал “антисоветский джихад”, став ключевым звеном на пути следования американского оружия и саудовских денег в руки афганской оппозиции.

BY Сóрок сорóк