Когда я встречаю одних и тех же людей на литературных семинарах, я задаюсь вопросом, что ими движет, кроме жажды литературного туризма. Ведь там есть ловушка, в которую легко угодить. Подаваясь на семинар, человек как бы признается в неуверенности по поводу состоятельности своего творчества, он фактически заявляет, что ему в данный момент нужна помощь. И вот он её получает. А потом снова и снова, от разных людей. Но он подаётся вновь, демонстрируя то ли то, что помощь не помогает, то ли свою незаинтересованность в ней. Период демонстрирации сомнения по поводу своей состоятельности затягивается на годы. Уже взрослый литератор, которого все знают, продолжает существовать в роли подающего надежды ученика, на которого на деле уже махнули рукой. Я не считаю, что художнику так уж полезно подвергать сомнению состоятельность того, что он делает, сознательно ставить себя в позицию ученика, чтобы почти случайно подобранные "мастера" получали возможность его "учить". От травм подобных поучений можно потом годами приходить в себя. Я думаю, важнее найти в том, что делаешь, ту искорку, которая даёт уверенность в том, что это именно то, что тебе нужно, и ты будешь чувствовать себя правым, даже если весь мир будет пожимать плечами.

Есть ощущение, что основные усилия художника сегодня направлены не на создание произведения искусства, а на создание такого мира или такой картины мира, в которой у искусства была бы живая и значимая роль. Возможно, это чисто русская болезнь. В 1991 году Лотман статью о Гоголе завершает словами о том, что национальная традиция - это нацеленность на преобразование мира посредством художественного слова, а теперь, мол, литература на развилке - продолжать эту линию или смириться с ролью одного из видов развлечения. Не, смириться не получается никак - не развлекает как-то.

Возлюбленная

Ты прости меня, мой Господь,
моя возлюбленная — река.
Выплываю волны из-под,
о, любовь моя глубока.
Мыкался теля за нею,
словно удумав согреть.
Пестовал нити, немея.
Плелась её сеть.
Ты прости меня, мой Христос,
кудри суженой зелены,
разрастается буйный торс
с каждым приходом весны.
Вихорь взметал её платья
тополиный подклад,
провоцировал на объятья
невесомого тела клад.
Тыкал семенем в ямку,
думая: овладел.
Надевал паутины панамку,
отходил от дел.
Раз обвенчал с дорогой,
чтобы каждый другим мог,
Ты сохраняй меня, Бог,
ибо жена — огонь.

#новое

Думаю, открытие терапевтического эффекта искусства - одно из сравнительно недавних открытий. Получилось, что огромная волна массового интереса к психологии наполнила искусство значимостью особого рода. Поэзия в этой парадигме средство приведения своих отношений с мирозданием в гармоничное состояние, своеобразный аутотренинг, позволяющий экономить на психотерапевтах. И главное в таком понимании искусства - вопрос, выполняется ли эта функция, а не уровень произведения искусства, создаваемого в итоге. Более того, написанное произведение в данном случае в некотором смысле является отработанным материалом, позволившим достичь однажды гармонии. Но второй раз этим путем уже не пройти, второй раз он не работает, надо будет искать новый путь, новые слова. То есть внутренняя работа при таком творческом процессе безусловно происходит, но сам выход в зону искусства и профессиональной рефлексии происходит далеко не всегда. Издержки арт-терапии, так сказать.

К восстанию декабристов в 1825 году поэзия подошла с тремя ведущими стилями: гражданская поэзия декабристов, элегическая школа гармонической точности Батюшкова-Пушкина-Баратынского и тихая символистская лирика Жуковского. После разгрома восстания все эти стили умерли. Гражданская лирика разгромлена, школа гармонической точности в новой ситуации звучала постыдно, тихая символика стала тиха до исчезновения. Уже через пять лет мы находим в поэзии набор других языков. Поэзия идёт в философию и мистику, рождает титанических личностей, начинает приглядываться к действительности. Даже те же поэты пишут совсем иначе. Возможно, и в наши времена в поэзии мы наблюдаем приблизительно тот же сюжет, но ещё не до конца понятно, с чем поэзия выходит из полосы не менее драматичных испытаний. Потому что мы все ещё из них не вышли.

Приехали авторские экземпляры книжки - в бумаге получилась красивая. Магазин Фаланстер уже сообщил о том, что книга поступила в продажу, можно и дистанционно заказать. Готов проводить презентации, но самому организовывать пока лень, лучше приглашайте. Ну и есть определённый запас авторских на подарки.

Выходные данные: Владимир Иванович Козлов. Русская поэзия начала XXI века: поколения, жанры, фигуры. СПб.: Издательство Алетейя, 2025. 284 с.

Сборник включил избранные критические статьи и эссе, посвященные литературному процессу 2000–2020-х годов. Герои этих публикаций многочисленны — помимо десятков книг и поэтов, это также поколения, жанры, проекты, премии, сообщества, журналы, идеи, читатель. Помимо поиска общего языка в разговоре о поэзии, красной нитью через сборник проходят попытки осмыслить неотрадиционализм русской поэзии и найти уникальное пространство искусство в ситуации современности. Все статьи, вошедшие в сборник, ранее выходили в литературных и научных журналах, для этого издания они были доработаны.
Книга написана доступным языком и предназначена широкому кругу читателей, интересующихся современной поэзией и контекстами, к которым она отсылает.

В Ростове около филармонии есть фонтан с Орфеем, он долгое время стоял без воды - и выглядел символичнее, чем теперь, когда вода в нем появилась. Я нашел текст, связанный с этим визуальным образом, в книжке "Самостояние" 2012 года.

Жест Орфея

Орфей, разрывающий пасть арфе.
Человек сидит на скамье в парке.
В фонтане когда-то была вода.
Песня не выйдет уже никогда.
Она медленно выгрызает нутро.
Человек очень жив и здоров.
Но под веками страшно горят города.
Песня не выйдет уже никогда.
Безопасно, когда ничего внутри нет.
А сейчас там тротиловый эквивалент.
И нагнетается что-то вроде любви.
Такой, что не подобрать рифмы.
Раз ничего нет подобного в мире моем,
раз рифмы нету, все мы умрем.
Человек цепляется за прутья в парке,
будто это правда струны арфы.

#старое

Вчера наткнулся на часть своего архива и в ужасе изорвал и выбросил большую стопку корявых стихов, которые, слава Богу, мне хватило ума не опубликовать. Но бумаги, к слову, не такие уж старые - 10-20 лет назад, и мне тогда, конечно, не казалось, что я пишу как-то не так... Что-то из этого массива публиковалось, что-то даже оказывалось хорошо. Но очень много руды, много лет копошения. Его объем просто пугает - такая иллюстрация пути поэта способна скорее вогнать в депрессию.

Но в то же время, что бы старое не читал, вижу, что искра была, иногда очень классная - просто автор не мог с ней справиться, не мог ее очистить от лишнего, сил и объема сознания не хватало, чтобы ее раздуть как следует. И я помню момент в жизни, в который я вдруг почувствовал: могу справиться, появились силы раздуть искру до пламени, до сильного пламени, до такого пламени, которого я даже не предполагал - вот тогда начался период длинного дыхания, больших сложных текстов, которые составили основу книги "Техники длинного дыхания" (2022). Я и сейчас думаю, что эти тексты задали координаты моей поэтической вселенной, в которой я и сегодня живу.

Так вот, изорвал, а утром, в 6 утра, первое, о чем подумал: ой, вот там была хорошая строфа, жалко...

В "Новом филологическом вестнике" вышла моя статья "Роли «классика» и семидесятника в эссеистике Ольги Седаковой" - по сути, это прочтение ее свежего сборника эссе о русской литературе, который вышел во "Времени". Но и продолжение разговора о неотрадиционализме. Повешу тут.

#неотрадиционализм

Недалеко от дома у нас есть дерево, которое весной расцветает первым. Расцвет этого дерева - особенное время для поэтической медитации. Дерево какое-то необычное, цвет я поначалу принял за вишневый, потом мне сказали, что это не вишня, но уже поздно - в историю поэзии оно войдет как вишня. Уже который год пою вишневый цвет, в этот год он смешивается с пасхальным светом.

Возрождение

дерево голое посреди
каменного и серого
недостроенного и расколотого
стертого в грубый помол

все это можно присыпать
белым нетающим цветом
и прикрывает все это
света безгрешного горсть

вспыхивает внезапно
белой цветочной пеной
будто пасхальным огнем
мертвый холодный брус

брызги парят инертный
материал бордюра
преображен в ребенка
лежащего на земле

пригоршня благодати
и увлажняется почва
время большое белых
маленьких лепестков

позже появятся листья
в них зародятся птицы
на улице станет шумно
сейчас стоит тишина

только точечное мерцанье
преображает сначала воздух
медленно до земли
летит возрождает ее

#новое

Страх Божий

Сразу я распознал ложь его,
но молчал и обдумывал месть.
Тогда не было страха Божьего,
теперь - есть.

Глядя на все это крошево,
равнодушнее делал тон.
Долго не было страха Божьего,
появился потом.

В голову словарь Ожегова
не хочешь ли, брат?
Я не знал страха Божьего,
знал просто страх.

Если использовать жидкость для розжига,
то быстрее закончится сад.
Я не могу больше без страха Божьего
поворачиваться назад.

Я стою сейчас перед вельможами,
стараюсь не слушать их трёп.
Не получится без страха Божьего
двигаться только вперёд.

Чего, казалось бы, сложного:
иди, наслаждайся смотри.
Но беспрестанно от страха Божьего
кто-то рыдает внутри.

Десять лет назад, если бы Журнальный зал вдруг закрылся, уже в тот же день это событие было бы главной новостью дня, а на следующий день сообщество бы уже придумало пути спасения проекта. На сегодняшний день Журнальный зал не доступен около десяти дней - и никакого следа этого события в медиа мне обнаружить не удалось. Видимо, надо признать, что наша современная литература в каком-то смысле преодолела зависимость от Журнального зала. Думаю, что это скорее хорошо, потому что не совсем правильно передоверять работу со своей аудиторией агрегатору. Журналы и проекты научились работать со своей аудиторией самостоятельно, и, думаю, теперь они понимают её гораздо лучше. Но как архив Журнальный зал до сих пор вне конкуренции, очень не хотелось бы, чтобы результаты столь огромного многолетнего труда просто исчезли.

Александр Карпенко в первом номере журнала "Эмигрантская лира" пишет о моей книге эссе "Зачем поэзия" (2023):

Эта книга читается как откровение – и создана для нас, людей пишущих. «Зачем поэзия» – книга новаторская в области мысли...

Козлов умеет задавать себе неудобные, но важные для понимания происходящих процессов вопросы. И здесь новаторство автора – уже в том, что он поднял эти вопросы. Он не только задаёт их, но и честно пытается на них ответить...

Книга Владимира Козлова явилась для меня неожиданностью. Я даже не подозревал, что процессы, о которых пишет автор, поддаются анализу. У Козлова – незаурядные аналитические способности, что среди поэтов является большой редкостью. На мой взгляд, это очень важная книга, которую хочется порекомендовать пишущим людям...

Владимир Козлов, как и подобает творцу, по-пушкински «твёрд, спокоен и угрюм»...

Спасибо критику за щедрые оценки!

Я понимаю, что это, наверное, не особенно интересно - читать критику на автора, которого ты сам мало знаешь. Но все-таки критика часто проговаривает ключи, которые буквально открывают глаза на то, как надо воспринимать поэтические строки. Вдруг это становится очевидным. Было совершенно непонятно - и сразу становится очевидным. Часто между этими состояниями - волосок.

Я часто говорю, что Пушкина мы так хорошо понимаем, потому что нас 200 лет учили его понимать. Так вот, меня понимать еще никто особо и не учил. Я не очень разбалован вниманием критики.

Так вот, буквально вчера мне прислали статью пермского поэта и критика Андрея Мансветова о двух моих книгах - "Опыты на себе" (2015) и "Чистое поле" (2023). Статья вышла уже пару месяцев назад, но я ее пропустил. Сама попытка связать сюжетику этих книг оказалась очень интересна для меня самого - между ними довольно большой отрезок, и сам я эти книги не связывал никак.

Я хорошо знаю, как непросто порой перевести с поэтического на русский некую историю, которую пытается нам рассказать поэт. Особенно когда поэт не торопится излагать биографию и создавать лирического героя. Андрей Мансветов восстанавливает эту историю очень деликатно, не отрываясь от текста. В какой-то момент мне показалось, что критик вот-вот сделает из разбираемого поэта нигилиста, но это был обманный маневр. Цитат привести не могу, потому что текст настолько сплетен из деталей, что все вырванное из контекста бледнеет.

Пускай же что-то после этой статьи сразу станет очевидным.

Есть у меня вполне заветная мысль о том, что, как ни выстраивай в себе мотивацию заниматься поэзией, не будет она устойчивой, если ты не умеешь искренне, не напоказ восхищаться чужими стихами. При этом, по моему — опять же условному — убеждению, восхищаться тем, чего ты не понимаешь, довольно сложно, поэтому восхищаться означает в том числе уметь понимать стихи. Иногда говорят, что способность анализировать убивает читательский опыт. Ерунда: понимать, как это сделано, нужно именно затем, чтобы, когда встречаешь настоящие стихи, не понимать, как это сделано. Вот тогда восхищение будет достаточно сильным и искренним, чтобы снимать ядовитые рациональные вопросы о том, зачем это все. На рациональные вопросы возможен только один сильный ответ — иррациональный: любовь. А себя любить сложно, жить любовью к своим стихам — это клиника, пожалуй. Любить в поэзии можно только другого. А это значит — быть читателем. Быть хорошим поэтом, не будучи прекрасным читателем, на мой взгляд, невозможно. Во всяком случае мне сложно это представить. Так что, когда говорят о том, что у нас много писателей, но мало читателей, проблема формулируется сама собой. На самом деле у нас примерно столько же писателей, сколько и читателей, потому что не читающих пишущих можно не считать — они очень быстро сходят с дистанции.

[нос]

Слабое звено человек
в идеале мог бы одно -
сшить развалившийся век,
собрать рассыпанное зерно.

Мог бы далёкое сопрягать,
осколок приладить к виску,
из мусора строить град,
наесться, довольный, песку.

Мог бы с места любого на старт
и в кипящее молоко.
Мог бы пальцем до носа достать.
но нос далеко, далеко...

#чистоеполе

В продажу поступило небольшое количество книги главреда Prosodia о современной поэзии

В.И.Козлов. Русская поэзия начала XXI века: поколения, жанры, фигуры. СПб.: Издательство Алетейя, 2025. 284 с.

Сборник включил избранные критические статьи и эссе, посвященные литературному процессу 2000–2020-х годов. Герои этих публикаций многочисленны — помимо десятков книг и поэтов, это также поколения, жанры, проекты, премии, сообщества, журналы, идеи, читатель. Помимо поиска общего языка в разговоре о поэзии, красной нитью через сборник проходят попытки осмыслить неотрадиционализм русской поэзии и найти уникальное пространство искусство в ситуации современности. Все статьи, вошедшие в сборник, ранее выходили в литературных и научных журналах, для этого издания они были доработаны.

Заказать книгу можно на специальной странице.

Думаю, издатель не одобрит, но я пришлю электронный вариант книги "Русская поэзия начала XX века: поколения, жанры, фигуры" любому, кто запросит, - но за донат. Донат - способ отсечь людей, которым на самом деле книжка не нужна. Конечно, давним знакомым, кому надо, и так пришлю, но нужен запрос.