Ещё более показательны другие слова рассказчика, о корне конфликта между диктаторами и писателями: «Между прочим, что такого не поделили диктаторы и писатели? Начиная с печально известной распри Цезаря с Овидием, они как Фантастическая Четвёрка и Галактус, как Люди Икс и Братство Злых Мутантов, как юные Титаны и Смертонос, Форман и Али, Моррисон и Крауч, Сэмми и Серджио, похоже, обречены на постоянные стычки на полях битвы. Рушди объявляет тиранов и бумагомарателей антагонистами от природы, но, на мой взгляд, это слишком простое объяснение, подразумевающее, что писатели тут как бы ни при чём. Моё мнение: диктаторы нюхом чуют конкурента. То же самое свойственно и писателям. Словом, рыбак рыбака видит издалека».
Юниор не находит для Трухильо ни одного доброго слова, но если приглядеться, то у них обнаружится немало общего: агрессивное неприятие неподчинения, потребительское отношение к женщинам и — судя по всему, желание единолично контролировать дискурс о прошлом, память.
Оно подталкивает к разговору о фантастическом в романе: фуку и фэнтези/научной фантастике/супергероях. Юниор верит в первое и, как видно даже из примеров, увлекается вторым.
Система отсылок к произведениям англоязычной поп-культуры — они представлены именно перечисленными жанрами литературы и кино — позволяет рассказчику перебросить мостик между реальностью Доминиканской республики и реальностью США (роман написан преимущественно на английском, и Оскар с Юниором живут преимущественно в штатах), а заодно между собой и Оскаром. Из этих отсылок вытекает одна проблема: зло в поп-культуре часто исходит от конкретного человека или конкретной группы людей (не фокальных персонажей), а значит, чтобы его устранить, нужно просто от них избавиться. И ещё одна: избавление происходит в результате насилия, а не коммуникации.
О фуку мне встретилась фраза: «In true post-modern fashion the narrator oscillates between establishing the veracity of the supernatural and allowing for its dismissal». На самом деле это колебание, вызванное сомнениями в постижимости мира, появляется уже в произведениях романтиков — например, в «Разбитом кувшине» Генриха фон Клейста. Выбор в пользу фантастической или реалистической интерпретации остаётся читателю — и персонажам.
Юниор придерживается фантастического видения истории, государственной и частной, и эта его особенность сочетается со стремлением представить угрозу, слишком похожего на него Трухильо и слишком непохожего Оскара, как нечто внешнее и чужеродное. Как в готической литературе. Такой приём позволяет удовлетворить две исключающие друг друга потребности: встретиться с тревожащим внутри себя и в то же время избежать этой встречи. В поп-культуре он встречается сплошь и рядом. Противовесом Юниору здесь выступает Лола: она утверждает, что, во-первых, нет никакого фуку — есть только жизнь, а во-вторых — «…десять миллионов Трухильо — вот кто мы все такие». Иными словами, склонность персонажей в пользу одной или другой версии сообщает о них нечто важное: стремятся они к отворачиванию, вытеснению, замалчиванию или нет. В этом романе фантастическое помогает рассказчику заслонить действительность, а не приблизиться к её пониманию.
Остаётся разглядеть, что именно оно заслоняет. По тому же Кофману, сверхнормативный диктатор воспринимается как воплощение сверхнормативного латиноамериканского пространства, то есть — как нечто естественное, аутентичное. При этом Трухильо у Диаса насилует женщин пачками, то есть — раз за разом повторяет ритуал приобщения к земле и культуре. Сознание Трухильо остаётся для нас закрытым, зато сквозь рассказ бабника Юниора пробивается связанная с этой неспособностью остановиться неуверенность. Видимо, не такие уж они и носители подлинности, если определять подлинность именно на латиноамериканский манер — как укоренённость в пространстве. Я вижу здесь критику расхожих клише, а с ними — самых основ доминиканской культуры.
Ещё более показательны другие слова рассказчика, о корне конфликта между диктаторами и писателями: «Между прочим, что такого не поделили диктаторы и писатели? Начиная с печально известной распри Цезаря с Овидием, они как Фантастическая Четвёрка и Галактус, как Люди Икс и Братство Злых Мутантов, как юные Титаны и Смертонос, Форман и Али, Моррисон и Крауч, Сэмми и Серджио, похоже, обречены на постоянные стычки на полях битвы. Рушди объявляет тиранов и бумагомарателей антагонистами от природы, но, на мой взгляд, это слишком простое объяснение, подразумевающее, что писатели тут как бы ни при чём. Моё мнение: диктаторы нюхом чуют конкурента. То же самое свойственно и писателям. Словом, рыбак рыбака видит издалека».
Юниор не находит для Трухильо ни одного доброго слова, но если приглядеться, то у них обнаружится немало общего: агрессивное неприятие неподчинения, потребительское отношение к женщинам и — судя по всему, желание единолично контролировать дискурс о прошлом, память.
Оно подталкивает к разговору о фантастическом в романе: фуку и фэнтези/научной фантастике/супергероях. Юниор верит в первое и, как видно даже из примеров, увлекается вторым.
Система отсылок к произведениям англоязычной поп-культуры — они представлены именно перечисленными жанрами литературы и кино — позволяет рассказчику перебросить мостик между реальностью Доминиканской республики и реальностью США (роман написан преимущественно на английском, и Оскар с Юниором живут преимущественно в штатах), а заодно между собой и Оскаром. Из этих отсылок вытекает одна проблема: зло в поп-культуре часто исходит от конкретного человека или конкретной группы людей (не фокальных персонажей), а значит, чтобы его устранить, нужно просто от них избавиться. И ещё одна: избавление происходит в результате насилия, а не коммуникации.
О фуку мне встретилась фраза: «In true post-modern fashion the narrator oscillates between establishing the veracity of the supernatural and allowing for its dismissal». На самом деле это колебание, вызванное сомнениями в постижимости мира, появляется уже в произведениях романтиков — например, в «Разбитом кувшине» Генриха фон Клейста. Выбор в пользу фантастической или реалистической интерпретации остаётся читателю — и персонажам.
Юниор придерживается фантастического видения истории, государственной и частной, и эта его особенность сочетается со стремлением представить угрозу, слишком похожего на него Трухильо и слишком непохожего Оскара, как нечто внешнее и чужеродное. Как в готической литературе. Такой приём позволяет удовлетворить две исключающие друг друга потребности: встретиться с тревожащим внутри себя и в то же время избежать этой встречи. В поп-культуре он встречается сплошь и рядом. Противовесом Юниору здесь выступает Лола: она утверждает, что, во-первых, нет никакого фуку — есть только жизнь, а во-вторых — «…десять миллионов Трухильо — вот кто мы все такие». Иными словами, склонность персонажей в пользу одной или другой версии сообщает о них нечто важное: стремятся они к отворачиванию, вытеснению, замалчиванию или нет. В этом романе фантастическое помогает рассказчику заслонить действительность, а не приблизиться к её пониманию.
Остаётся разглядеть, что именно оно заслоняет. По тому же Кофману, сверхнормативный диктатор воспринимается как воплощение сверхнормативного латиноамериканского пространства, то есть — как нечто естественное, аутентичное. При этом Трухильо у Диаса насилует женщин пачками, то есть — раз за разом повторяет ритуал приобщения к земле и культуре. Сознание Трухильо остаётся для нас закрытым, зато сквозь рассказ бабника Юниора пробивается связанная с этой неспособностью остановиться неуверенность. Видимо, не такие уж они и носители подлинности, если определять подлинность именно на латиноамериканский манер — как укоренённость в пространстве. Я вижу здесь критику расхожих клише, а с ними — самых основ доминиканской культуры.
BY Lukupäiväkirja
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Russians and Ukrainians are both prolific users of Telegram. They rely on the app for channels that act as newsfeeds, group chats (both public and private), and one-to-one communication. Since the Russian invasion of Ukraine, Telegram has remained an important lifeline for both Russians and Ukrainians, as a way of staying aware of the latest news and keeping in touch with loved ones. I want a secure messaging app, should I use Telegram? The gold standard of encryption, known as end-to-end encryption, where only the sender and person who receives the message are able to see it, is available on Telegram only when the Secret Chat function is enabled. Voice and video calls are also completely encrypted. In the United States, Telegram's lower public profile has helped it mostly avoid high level scrutiny from Congress, but it has not gone unnoticed. In this regard, Sebi collaborated with the Telecom Regulatory Authority of India (TRAI) to reduce the vulnerability of the securities market to manipulation through misuse of mass communication medium like bulk SMS.
from tr
