«Вернись и возьми» (из «Африканской книги» Александра Стесина)
В одной повести собрано, кажется, всё, что способно меня подкупить. Во-первых, увлечённый рассказчик (осторожно: его увлечение заразно). Во-вторых, вещи, которые мне было бы интересно, но слишком страшно сделать самой, — например, поехать в глушь какой-нибудь страны с непривычным укладом жизни. В-третьих, неотворачивание от неприглядной стороны этой самой жизни; растущее понимание, как при встрече с ней себя вести. В-четвёртых, наблюдения о межкультурной коммуникации. В-пятых, приятный язык. И в качестве бонуса — ненавязчивая ирония.
Повесть состоит из двух частей: в первой автор? списанный с автора персонаж? работает в благотворительном госпитале в американском Бриджпорте, во второй — в ганской Эльмине. И там, и там он встречает целую галерею колоритных лиц.
Многие из них при всей своей яркости находятся не на своём месте. Скажем, медсестра Нана Нкетсия — представительница влиятельного ганского рода, заброшенная родителями во враждебную американскую среду и рассорившаяся с ними из-за недостойного выбора профессии. Из второстепенных героев Нане отводится самая важная роль: в ней рассказчик обретает проводника по ганской культуре, на поверку невероятно интересной, и в какой-то мере — по тёмному лесу эмигрантской идентичности. Дело в том, что у самого рассказчика с ощущением принадлежности к месту тоже неладно:
— Не знаю я, Нана, почему меня постоянно куда-то тянет. То есть знаю, наверное. Я ведь эмигрантское отродье, в Америке русский, а в России американец. Человеку, который не здесь и не там, надо ехать в Африку. Преодолеть закон исключённого третьего. — Понимаю: санкофа. — Что? — Сан-ко-фа. Как бы ты это перевёл? — Вернуться, чтобы взять… Вернуться, чтобы что-то взять. — Правильно. Санкофа — это из адинкра [узоров в культуре ашанти; с каждым из них связан определённый обряд и какое-нибудь образное выражение], из наших символов. Я вот тоже всю жизнь живу, как будто это всё — так, на время, а в один прекрасный день я всё брошу и благополучно вернусь домой. Хотя где этот дом, я понятия не имею. Надо, мне кажется, сменить установку. Пожить без костылей. Тогда никакая Африка не понадобится… Но в Гану ты всё равно поезжай, тебе там понравится. Вон ты уже как на чви болтать начал — зря, что ли, старался?
На следующей странице как раз и начинается вторая, ганская часть «Вернись и возьми».
Санкофа — это обретение утраченной идентичности. Главный герой, следуя своей логике, уезжает на её поиски в Гану, но в итоге заболевает малярией и приходит в себя снова в Бриджпорте, рядом с Наной. Возвращается туда, откуда пустился в путь. На уровне текста — чтобы преодолеть/осуществить санкофу, отбросить костыли? Эмигрант уже не будет тем или этим, но в перспективе может стать сразу всем. Возможно, шанс сплавить разрозненное рассказчику в самом конце и представляется.
А возможно, я невольно приписываю ему свой опыт. Меня однажды осенило по дороге из Ювяскюля в Хельсинки именно в таком ключе: «Все языки, которые я когда-либо учила, — мой язык. Именно так, в единственном числе».
«Вернись и возьми» (из «Африканской книги» Александра Стесина)
В одной повести собрано, кажется, всё, что способно меня подкупить. Во-первых, увлечённый рассказчик (осторожно: его увлечение заразно). Во-вторых, вещи, которые мне было бы интересно, но слишком страшно сделать самой, — например, поехать в глушь какой-нибудь страны с непривычным укладом жизни. В-третьих, неотворачивание от неприглядной стороны этой самой жизни; растущее понимание, как при встрече с ней себя вести. В-четвёртых, наблюдения о межкультурной коммуникации. В-пятых, приятный язык. И в качестве бонуса — ненавязчивая ирония.
Повесть состоит из двух частей: в первой автор? списанный с автора персонаж? работает в благотворительном госпитале в американском Бриджпорте, во второй — в ганской Эльмине. И там, и там он встречает целую галерею колоритных лиц.
Многие из них при всей своей яркости находятся не на своём месте. Скажем, медсестра Нана Нкетсия — представительница влиятельного ганского рода, заброшенная родителями во враждебную американскую среду и рассорившаяся с ними из-за недостойного выбора профессии. Из второстепенных героев Нане отводится самая важная роль: в ней рассказчик обретает проводника по ганской культуре, на поверку невероятно интересной, и в какой-то мере — по тёмному лесу эмигрантской идентичности. Дело в том, что у самого рассказчика с ощущением принадлежности к месту тоже неладно:
— Не знаю я, Нана, почему меня постоянно куда-то тянет. То есть знаю, наверное. Я ведь эмигрантское отродье, в Америке русский, а в России американец. Человеку, который не здесь и не там, надо ехать в Африку. Преодолеть закон исключённого третьего. — Понимаю: санкофа. — Что? — Сан-ко-фа. Как бы ты это перевёл? — Вернуться, чтобы взять… Вернуться, чтобы что-то взять. — Правильно. Санкофа — это из адинкра [узоров в культуре ашанти; с каждым из них связан определённый обряд и какое-нибудь образное выражение], из наших символов. Я вот тоже всю жизнь живу, как будто это всё — так, на время, а в один прекрасный день я всё брошу и благополучно вернусь домой. Хотя где этот дом, я понятия не имею. Надо, мне кажется, сменить установку. Пожить без костылей. Тогда никакая Африка не понадобится… Но в Гану ты всё равно поезжай, тебе там понравится. Вон ты уже как на чви болтать начал — зря, что ли, старался?
На следующей странице как раз и начинается вторая, ганская часть «Вернись и возьми».
Санкофа — это обретение утраченной идентичности. Главный герой, следуя своей логике, уезжает на её поиски в Гану, но в итоге заболевает малярией и приходит в себя снова в Бриджпорте, рядом с Наной. Возвращается туда, откуда пустился в путь. На уровне текста — чтобы преодолеть/осуществить санкофу, отбросить костыли? Эмигрант уже не будет тем или этим, но в перспективе может стать сразу всем. Возможно, шанс сплавить разрозненное рассказчику в самом конце и представляется.
А возможно, я невольно приписываю ему свой опыт. Меня однажды осенило по дороге из Ювяскюля в Хельсинки именно в таком ключе: «Все языки, которые я когда-либо учила, — мой язык. Именно так, в единственном числе».
#lukupaivakirja_стесин
BY Lukupäiväkirja
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The regulator said it had received information that messages containing stock tips and other investment advice with respect to selected listed companies are being widely circulated through websites and social media platforms such as Telegram, Facebook, WhatsApp and Instagram. Telegram Messenger Blocks Navalny Bot During Russian Election At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup. NEWS Either way, Durov says that he withdrew his resignation but that he was ousted from his company anyway. Subsequently, control of the company was reportedly handed to oligarchs Alisher Usmanov and Igor Sechin, both allegedly close associates of Russian leader Vladimir Putin.
from tw
