На одной из своих лекций заметил, что запас слов-паразитов пополнился частыми "кажется", "определенным образом" и "так или иначе". Виню во всём академический бэкграунд: сегодня во время докладов коллеги и преподаватели так и сыпали этими фразами — не знаю насколько рефлексивно они это делали.

"Кажется" лишний раз указывает на субъективность тезиса и оторванность от объективной истины. Это, конечно, полезно, но, кажется, особого смысла напоминать всем об этой установке в гуманитарных науках нет.

С другими фразами ситуация немного сложнее. Например, мы можем сказать: "фрейм лекции определенным образом считывается участниками, после чего они соответствующе адаптируют свое поведение". После фраз "определенным образом" и "так или иначе" обычно идет именно последствие, а не экспликация. Получается они используются когда мы указываем на наличие продуктивного, многогранного различения внутри описания — мы сигнализируем слушателям что оно есть и что в него можно углубиться, но далее не заостряем на этом внимание.

Это может быть уместно. Но лишь при полностью рефлексивном и интенциональном употреблении. В обратном случае каждая такая фраза порождает вопросы (а каким именно образом? а какие могут быть варианты и различения внутри?), при наборе критической массы которых общая нарративная канва выступления обрастает мистикой, а конкретные концепты превращаются в бесформенные X, Y, Z.

В то же время это очень удобный символ статуса. Сам поймал себя на мысли, что иногда говорю "это так или иначе происходит" когда знаю, что за процессом есть теоретическая глубина, а я, не погрузившись в нее, делаю вид, что у нас нет времени на разбор всего и вся. Уж лучше тогда либо сразу хотя бы в паре предложений проговаривать внутренние концептуальные различения, либо вообще не использовать упомянутые конструкции.

Это я в том числе прописываю для себя, чтобы избавиться от привычки. Верните в науку уверенность, смелость и дерзость.

В продолжение сюжета о непредвиденных последствиях, к которым приводят действия больших социальных организаций (и, в частности, религиозных сообществ), почитайте как современная практика заключения в карцере корнями уходит в довольно гуманистичные амбиции квакеров

https://publicdomainreview.org/essay/silent-treatment/

как я изобрел к grounded theory

Ни в одном социологическом проекте, который я делал, я не смог следовать качественной методологии кодирования. Обычные стандарты кодирования, вдохновленные grounded theory враждебны моему ОКРизированному мозгу. Когда их используешь ощущение, что слишком много усилий тратишь впустую, создавая эти десятки кодов и потом их пересматривая агрегируя и так далее.

Поэтому на днях для магистерской я написал пару очень злых абзацей про grounded theory, по сути пересказывая статью Deterding and Waters, которая меня в какой-то момент покорила. По сути в статье авторы делают три вещи:
(1) Показывают, что по фактам 90% статей социологов-качественников, в которых написано "мы использовали grounded theory" не используют grounded theory. И grounded theory это способ не объяснять твою методологию
(2) Показывают, что методика grounded theory напрямую связана с материальностью качественных исследований 70х годов, когда ты анализировал интервью, вырезая из них кусочки и разрисовывая цветными карандашами
(3) Предлагают прозрачную, простую и очень крутую методику кодирования

Так вот, написал я эту критику, а параллельно транскрибирую интервью. Вижу в интервью интересный кусок. Но я не могу кодировать его прямо тут потому, что для кодирования у меня другое ПО. Поэтому я решил просто скопировать важную цитату в качестве заметки в Обсидиан, создав документ с соответствующим названием. Названия больших тем я идентифицировал уже давно, пока проводил интервью. Через пару минут вижу еще важную цитату, копирую ее тоже. Потом для простоты сделал систему гиперссылок, с помощью которых я могу ссылаться на источники данных и на другие заметки. Потом я понял, что для простоты стоит не просто копировать длинные цитаты и тэгать их источник – можно еще их кратко пересказывать, чтобы потом было проще анализировать. Гипотезы, агрегации данных и другие заметки я оставляю вместе с цитатами в этих документах.

И тут я понял, что я по сути изобрел велосипед grounded theory: я вырезаю куски текста и складываю их рядом на столе; сопровождаю карандашными комментариями; подчеркиваю важные фрагменты жирным. Ну супер. Вычеркну абзац про Detering & Waters и стыдливо напишу "I analysed the data using coding procedures inspired by the grounded theory".

вышла еще одна шалось, всем плясать минимум полчаса!

статья (в соц обозе!!) — большая теоретическая работа, в которой я собираю современную теорию социального действия, вдохновленную когнитивными исследованиями в области социологии и чуть-чуть (не сильно!) психологии и нейронауки. но все не так страшно, я беру за основу теорию полей и американский прагматизм, активно ссылаюсь на джона леви мартина, джона дьюи, пьера бурдье. в итоге получается чертырехчастная схема различных сочетаний когнитивных привычек (которые я называю "интересом") и аффекта, которые сопровождают переход от нерефлексивного модуса действования к рефлексивному

звучит как-то запутанно, но вообще скорее занудно-забавно. это важная для меня работа, опубликованная в важном журнале, мне будет приятно, если кто-то осмелится ее прочитать

большое спасибо максу котельникову и ване александрову — без вас ничего бы не получилось!

Белок-призрак: как научное мошенничество убивает надежду

В 2006 году ученые совершили то, что казалось прорывом в борьбе с болезнью Альцгеймера. Белок с неуклюжим названием «амилоид-бета-звезда-56» (Aβ*56) вызывал потерю памяти и другие симптомы деменции у крыс после инъекции. Медики ликовали: наконец-то, зная причину болезни, можно найти эффективное лечение. Оригинальная статья в Nature с тех пор набрала 2300 цитирований.

Но возникла серьезная проблема — возможно, Aβ*56 вообще не существует.

Первооткрывателем белка был Сильвен Лесне - молодой учёный из Университета Миннесоты. Он опубликовал множество статей об Aβ*56, но оказался почти единственным исследователем, которому удалось обнаружить это соединение.

Благодаря упорной детективной работе других ученых, в 20 статьях Лесне нашлись сфабрикованные изображения с результатами вестерн-блот анализа. Оригинальную статью в Nature вместе с несколькими другими отозвали. Попытки поймать этот белок-фантом стоили миллионы долларов и подарили ложную надежду пациентам с болезнью Альцгеймера и их семьям. Но что хуже всего — они направили исследования по ложному пути, и отвлекли тысячи специалистов от перспективных направлений.

Это громкий, но, к сожалению, далеко не единственный случай научного мошенничества. С некоторыми другими вы можете познакомиться в статье Дэниела Энгбера об охоте за фальсификациями в науке. Джеймс Хитерс, исследователь и научный сыщик, даже опубликовал целый учебник, где подробно объясняет, как проверять академические работы на предмет потенциальных ошибок, сомнительных практик и прямого мошенничества.

Тем не менее некоторые эксперты считают, что просто раскрыть обман, — недостаточно. Например, Крис Саид в статье «Доводы в пользу криминализации научных нарушений» жестко критикует существующую систему, в которой ученые, уличенные в недобросовестности, почти никогда не сталкиваются с серьезными последствиями. Его предложение радикально, но логично — создать независимые комитеты по расследованию научных нарушений (по примеру Дании) и ввести уголовную ответственность за научное мошенничество.

Саид приводит примеры громких фальсификаций данных в медицине и оценивает потенциальный ущерб миллионами потерянных лет качественной жизни (QALY). И это действительно серьезная проблема, которая в отечественных реалиях стоит еще острее.

Вокруг липовых диссертаций и мусорных научных журналов в России фактически расцвела бизнес-экосистема. Думаю, рецензенты Nature, просто не поверят, какой откровенный бред попадает в РИНЦ и звучит на кафедрах крупнейших вузов.

Боюсь, что усилия Диссернета, Комиссии по борьбе с лженаукой и сотен невоспетых активистов и просветителей — капля в море. Но тут возникает парадокс: криминализировать научные нарушения в российских реалиях значит сделать ситуацию еще хуже. Этот подход может сработать в странах с сильным институтом репутации и более-менее стабильно функционирующей правовой системой. У нас же подобный инструмент неизбежно окажется в руках современных последователей академика Лысенко.

В условиях стремительной деградации правовых институтов проблема кажется неразрешимой. Как и многое другое, это удручает.

По следам вчерашнего репоста выступаю завтра в 16:20 в Шанинке на секции Бесконечный эксперимент, организованной уважаемыми коллегами из SAS. Будут история про фальсификацию/верификацию экспериментов, немного баек про открытия в физике и, внезапно, Бурдье (тут вы должны были напрячься).

Джон Милбанк пупупу

Щюц задает очень важные вопросы, на которые пока не очень понятно как отвечать

[СИМВОЛ, РЕАЛЬНОСТЬ И ОБЩЕСТВО]

В Ташкенте удивило то, как сильно повседневная жизнь зависит от тени. Отдых, работа, ожидание, торг на базаре — всё это происходит в тени, которую отбрасывают элементы городской инфраструктуры. Перемещение обязательно нужно планировать с учетом невыносимой для москвича жары, которая стоит тут с 12 до 17. В это время Ташкент напоминает ту планету из Хроников Риддика, где лучи солнца превращали поверхность в смертельное пекло. Я, конечно, утрирую, но всё же...

Тем ценнее здесь становятся свежее утро и мягкий вечер, когда улицы города заполняются людьми; массивные деревья, предоставляющие укров от палящего солнца; и сервисы доставки, перекладывающие необходимость греться и потеть на кого-то другого.

Друзья, нужна ваша помощь с этнографическим исследованием. Если у кого-то есть хайповые знакомые в Алматы или в Каире (со вторым сложнее, знаю (важно чтобы это были местные, а не экспаты)) — можете меня с ними познакомить?

Хочу с кем-нибудь погулять по городу, походить по знаковым/тусовочным местам и поговорить о культуре.

Писать сюда: @eewara

if society is fixed, why social science?

В выходной день прочитал старый пост в блоге психиатра Скотта Александера, в котором он критикует достаточно популярный способ мыслить соотношение биологического и социального как соответственно (!) фиксированного и пластичного. Как пишет Александер, опыт осознанных интервенций в обе природы человека показывает, что отношение скорее обратное.

Александер приводит в пример знаменитую lead-crime hypothesis: ни одна социальная программа по борьбе с преступностью не оказала такого значимого эффекта, как запрет на бензин, содержащий тетраэтиловый свинец.

[продолжение поста выше]

Эта гипотеза до сих пор не получила универсального подтверждения (потому что для создания контрфакта было бы необходимо отравить свинцом пару тысяч детей и пронаблюдать за ними следующие 20 лет), хотя существует ряд исследований , подтверждающих ее. Но можно взять другой пример — ожирение, как это делает Ноа Смит у себя на сабстеке. Американцы перепробовали у себя в стране десятки, если не сотни, «социальных решений» проблемы ожирения. Ни одно из них не принесло значимых результатов: график ожирения карабкался вверх с той же скоростью. Но стоило появиться Оземпику («технологическому решению»), как график сначала перестал ползти вверх, а потом медленно пополз вниз.

Все это указывает на то, что социальная реальность может быть гораздо более жесткой, чем биологическая. Наши попытки интервенции в сферу социального (в том числе, основанные на экспертизе социальных учёных), возможно, хронически недооценивают эту жёсткость.