Notice: file_put_contents(): Write of 4147 bytes failed with errno=28 No space left on device in /var/www/group-telegram/post.php on line 50
Warning: file_put_contents(): Only 8192 of 12339 bytes written, possibly out of free disk space in /var/www/group-telegram/post.php on line 50 Ефим Дикий: Вторая попытка | Telegram Webview: EDikiy/1820 -
Дождь стучал по подоконнику, повторяя ритм капельницы. Николай прижал ладонь к холодному стеклу, следя, как мутные блики на асфальте сливаются с пятнами старой краски на грязной песочнице во дворе. Там, под навесом, сидел Сережа. Его тринадцатилетнее тело судорожно подрагивало в такт невидимой музыке, пальцы теребили обрывок фольги от шоколадки — сегодняшний трофей за терпеливое сидение в кабинете невролога.
— Па... пап? — голос сына, вязкий и неловкий, словно язык слишком большой для рта. Николай обернулся. Сережа тыкал пухлым пальцем в лист бумаги, смятый от бесконечных попыток сложить журавлика. Вчера Николай показал в сотый раз. Вчера еще помнил, как это делается.
— Подожди, солнышко. — Он потянулся за чашкой, но рука дрогнула, обдав кипятком запястье. Боль пришла с опозданием, сквозь туман в голове. Последние недели мысли путались, как нитки в бабушкином сундуке. Утренние отчеты в лаборатории теперь читал вслух по слогам, а вчера... вчера забыл, где оставил машину. Но как объяснить это жене, когда она, рыдая, прижимала к груди бумагу о согласии на процедуру? *«Он заговорит, Николай! Он скажет "мама" не случайно!»*
Экспериментальная нейросвязь. Перераспределение когнитивных ресурсов через импланты в височных долях. Врачи предупреждали о побочных эффектах, но кто всерьез верит в мелкий шрифт, когда твой ребенок впервые осознанно смотрит в глаза?
— Па-па-а... — Сережа тыкал ему в ладонь бумажным комом. Николай моргнул, с трудом фокусируясь. Мальчик держал почти ровный журавлик, лишь крыло было перекручено. В карих глазах — не привычная мутная пленка, а тревожный блеск.
— Мол... молодец, — Николай сглотнул ком в горле. Это он научил его. Нет, это *он сам* теперь не мог вспомнить очередной шаг. Процесс пошел вспять.
Ночью, пробираясь на кухню за таблетками от мигрени, он услышшал шепот из детской.
— ...не бойся. Папа... поможет. — Сережа сидел на кровати, обняв колени. На столе перед ним — ряд аккуратных журавликов. И один, кривой, в руке. — Папа... у-ходит?
Николай прислонился к косяку, вдруг осознав, что сын говорит о смерти. Не абстрактно, как раньше, а понимая. Знал ли он, что каждое прочерченное в лаборатории уравнение, каждая прочитанная сыном книжка, украдены у отца? Что скоро Николаю придется выбирать: нажать кнопку отмены в программе имплантов или забыть, как завязывать шнурки?
Утром он нашел на столе рисунок. Кривые линии складывались в двух людей: большого с сединой и маленького с ясными глазами. Между ними — стая бумажных птиц, улетающих к солнцу.
— Па-ап? — Сережа трогал его плечо, в пальцах — новый журавль. Совершенный. — Вот... для тебя.
Николай взял поделку дрожащими пальцами. Где-то в глубине, под нарастающей пеленой, кольнуло: сын впервые проявил эмпатию. И последнее, что он успеет понять перед тем, как его разум растворится в тине, это цена вопроса.
Он прижал журавлика к груди, глядя, как Сережа листает энциклопедию, шевеля губами. Завтра, возможно, не вспомнит, как зовут сына. Но сегодня еще может обнять его, вдохнув запах детского шампуня, и шепнуть то, что должен был сказать раньше:
— Прости.
А за окном стихал дождь, унося в лужах обрывки фольги и бумажных крыльев.
Дождь стучал по подоконнику, повторяя ритм капельницы. Николай прижал ладонь к холодному стеклу, следя, как мутные блики на асфальте сливаются с пятнами старой краски на грязной песочнице во дворе. Там, под навесом, сидел Сережа. Его тринадцатилетнее тело судорожно подрагивало в такт невидимой музыке, пальцы теребили обрывок фольги от шоколадки — сегодняшний трофей за терпеливое сидение в кабинете невролога.
— Па... пап? — голос сына, вязкий и неловкий, словно язык слишком большой для рта. Николай обернулся. Сережа тыкал пухлым пальцем в лист бумаги, смятый от бесконечных попыток сложить журавлика. Вчера Николай показал в сотый раз. Вчера еще помнил, как это делается.
— Подожди, солнышко. — Он потянулся за чашкой, но рука дрогнула, обдав кипятком запястье. Боль пришла с опозданием, сквозь туман в голове. Последние недели мысли путались, как нитки в бабушкином сундуке. Утренние отчеты в лаборатории теперь читал вслух по слогам, а вчера... вчера забыл, где оставил машину. Но как объяснить это жене, когда она, рыдая, прижимала к груди бумагу о согласии на процедуру? *«Он заговорит, Николай! Он скажет "мама" не случайно!»*
Экспериментальная нейросвязь. Перераспределение когнитивных ресурсов через импланты в височных долях. Врачи предупреждали о побочных эффектах, но кто всерьез верит в мелкий шрифт, когда твой ребенок впервые осознанно смотрит в глаза?
— Па-па-а... — Сережа тыкал ему в ладонь бумажным комом. Николай моргнул, с трудом фокусируясь. Мальчик держал почти ровный журавлик, лишь крыло было перекручено. В карих глазах — не привычная мутная пленка, а тревожный блеск.
— Мол... молодец, — Николай сглотнул ком в горле. Это он научил его. Нет, это *он сам* теперь не мог вспомнить очередной шаг. Процесс пошел вспять.
Ночью, пробираясь на кухню за таблетками от мигрени, он услышшал шепот из детской.
— ...не бойся. Папа... поможет. — Сережа сидел на кровати, обняв колени. На столе перед ним — ряд аккуратных журавликов. И один, кривой, в руке. — Папа... у-ходит?
Николай прислонился к косяку, вдруг осознав, что сын говорит о смерти. Не абстрактно, как раньше, а понимая. Знал ли он, что каждое прочерченное в лаборатории уравнение, каждая прочитанная сыном книжка, украдены у отца? Что скоро Николаю придется выбирать: нажать кнопку отмены в программе имплантов или забыть, как завязывать шнурки?
Утром он нашел на столе рисунок. Кривые линии складывались в двух людей: большого с сединой и маленького с ясными глазами. Между ними — стая бумажных птиц, улетающих к солнцу.
— Па-ап? — Сережа трогал его плечо, в пальцах — новый журавль. Совершенный. — Вот... для тебя.
Николай взял поделку дрожащими пальцами. Где-то в глубине, под нарастающей пеленой, кольнуло: сын впервые проявил эмпатию. И последнее, что он успеет понять перед тем, как его разум растворится в тине, это цена вопроса.
Он прижал журавлика к груди, глядя, как Сережа листает энциклопедию, шевеля губами. Завтра, возможно, не вспомнит, как зовут сына. Но сегодня еще может обнять его, вдохнув запах детского шампуня, и шепнуть то, что должен был сказать раньше:
— Прости.
А за окном стихал дождь, унося в лужах обрывки фольги и бумажных крыльев.
BY Ефим Дикий: Вторая попытка
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Ukrainian President Volodymyr Zelensky said in a video message on Tuesday that Ukrainian forces "destroy the invaders wherever we can." Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups. In addition, Telegram's architecture limits the ability to slow the spread of false information: the lack of a central public feed, and the fact that comments are easily disabled in channels, reduce the space for public pushback. The Security Service of Ukraine said in a tweet that it was able to effectively target Russian convoys near Kyiv because of messages sent to an official Telegram bot account called "STOP Russian War." What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm.
from us
