Вот дождь идет. Мы с тараканом
Сидим у мокрого окна
И вдаль глядим, где из тумана
Встает желанная страна
Как некий запредельный дым
Я говорю с какой-то негой:
Что, волосатый, улетим! -
Я не могу, я только бегать
Умею! -
Ну, бегай, бегай.

На фотографии — Пригов и Кабаков хохочут о чем-то своем, концептуальном

Леонид Трупырь. Некрокартина «В камышах», 1987 год.

Евгений Юфит. «Весна», 1987 год.

Стихотворение Всеволода Некрасова (1976-1979 года), появление которого по свидетельству Э. Булатова связано с его картиной «Иду» (1975 года).

Илья Кабаков — про Пригова и работу в области культуры:

Будучи в области детской литературы людьми посторонними, хотевшими войти ради заработка в эти издательства (не в компании, что очень важно, потому что в компании мы были бы распознаны и выброшены, но мы входили в анонимную бюрократическую продукцию, которая не нуждалась в нашей индивидуальности, лишь бы делали так, как это здесь принято), мимикрируя в стилистике, попадали не в художественный, а в культурный слой. Работа со стилем «Детгиза» относила нас в область феномена советской культуры того времени. Мы были деятелями не отдельного вида искусства, а деятелями культуры и, с этой точки зрения, являлись очень типичными представителями советской культуры с ее «ни хорошо - ни плохо», «делай примерно, что здесь принято, в общем можешь делать плохо, но только не выходя за рамки». Баланс между индивидуальным и безличным. Энтузиастические формы: радостные лица и при этом вялые, тухлые контуры, интенсивные краски и очень плохой рисунок.

То есть, здесь есть все формы культурного феномена (я продолжаю верить, что существует советская культура как советская цивилизация). Мы вошли спиной и были участниками советской культуры. И в качестве культурного феномена мы, таким образом, соприкасаемся и с другими культурными феноменами, допустим, культурой западной. В то время как, если бы мы были советскими художниками и работали в области искусства, мы бы никаким образом не могли попасть в область искусства Запада. Эти два искусства принадлежат к разным культурам и не сопрягаются. Это, мне кажется, верный анализ: мы работали в области культуры. Другое дело, что можно сказать: это отвратительная культура, но это другой вопрос. Мы были действительно культурными деятелями. Но тогда это не различалось, потому что мы были плохими художниками. Искусство наше было очень плохо. Но сейчас, когда закончилась советская культура, и весь блок этой культуры уходит в прошлое, феномены ее все отчетливее выступают.

Также, как поэзия Пригова. С точки зрения классиков, любителей русской литературы и поэзии, это монстр и вообще что-то неслыханное. Если это пародия, то почему же она так серьезна; если серьезна, то почему так отвратительна... Но они не учитывают, что это феномен не русской культуры, а феномен советской культуры — и в этом качестве это останется навсегда, то есть, она должна быть описана с точки зрения советской культуры. Если бы Пригов нарушал просто стихосложение, то это бы ему прощалось — ну, чего не бывает. Но он нарушает культурный код, что запрещено.

Дуализм по-летовски

Избранные тексты на этикетках для ценников из альбома стихов «Финансовая грамотность».pdf

Олег Васильев. У моря (Паланга), 1966 год.

Дмитрий Пригов — о вредных привычках:

В принципе долгая, нудная, медитативная рабочая практика приводит тебя к способности впадать в состояния измененного сознания не через наркотические средства. Правда, это очень долгий путь. Многие идут коротким путем и глотают таблетки. Социальные, культурные запреты ослабли, они как бы не пролагают путь к чему-то конкретному. Запрет ведь интересен не тем, что тебе запрещает, а тем, что он тебе запрещает во имя чего-то. А поскольку перспективы никакой нет, даже психологической, то попытка овладеть зоной за пределами реальности очень сильна. Люди ведь не живут стратегиями, да и не тактиками тоже — они живут жестами.