А+А и Ad Marginem связывает многое — например, любовь к книгам, обращающим внимание на окружающий мир. Совсем скоро издательства устроят совместный выходной в веганском кафе Мох, на котором как взрослые, так и дети смогут провести время в компании книг и живой природы.

Детский мастер-класс по сидбомбингу и презентация книги Нелли Пон и Иоанны Жезак «Сад круглый год. Что такое пермакультура» 6+
13:00
Российский центр пермаркультуры Хольцера проведет детский мастер-класс по изготовлению семенных бомбочек и бомбочек для кормления птиц. Тем временем взрослые узнают, что такое пермакультура, зачем о ней рассказывать детям и как книга Нелли Пон рассказывает о незнакомом понятии юной аудитории.
Регистрация

Воркшоп по nature writing с писательницей Марией Нырковой
17:00
Редакторка журнала Ad Marginem Анна Кузнецова расскажет о книгах издательства из линейки nature writing, а писательница, авторка романа «Роман терпения» Мария Ныркова проведет писательский воркшоп. Участники попробуют определить, что для них — природа, как они к ней относится и где она их настигает, поработают с воспоминаниями и напишут небольшие тексты.
Регистрация

На протяжении всего дня, с 13:00 до 20:00, в кафе будет проходить ярмарка книг обоих издательств и подаваться спэшл от Мха — вишневый боба-ти с пряностями!

Москва, Нижняя Сыромятническая ул., 10с7, Artplay

Читаю «Блокаду в слове» Ирины Сандомирской, книга начинается с рассуждений о страхе, который возникает из-за отчуждения от родного языка. Она цитирует Деррида: «Уменя есть только один язык. Этот язык — не мой» и «Всё же он никогда не будет моим, этот язык, единственный, говорить на котором мне дано судьбой, пока речь остается для меня возможной и в жизни и в смерти, понимаете, — никогда этот язык не будет моим. И по правде говоря, моим он никогда и не был».

Я часто думаю о языке и его начале. Долгое время меня пугала мысль, что мой язык, на самом деле, вовсе не мой. Он родительский, государственный, пришедший из моего окружения, контекста — чей угодно, но не мой. Теперь мне немного спокойнее. Не потому, что эта проблема решилась, а потому что так я чувствую себя менее одинокой.

Пока писала доклад к конференции, узнала, что в 1866 году открылся журнал «Женский Вестник». И хотя издавала его женщина — А. Мессарош, редакция почти полностью состояла из мужчин (только раздел «Хроника заграничной жизни» вела писательница Евгения Конради). Авторами статей и художественных произведений тоже были мужчины. В итоге они выпустили 10 номеров и закрылись.

У Еганы Джаббаровой совсем скоро выйдет книга, и мы в FOM опубликовали из нее кусочек. Пока готовила публикацию, несколько раз перечитала этот фрагмент:

Я всегда знала, что мой отец способен забрать мою жизнь, если она его не устроит, потому что самые страшные глаза, конечно, принадлежат моему отцу. Я люблю его, но так же сильно, как я люблю его, я боюсь его и боялась всегда. Страшные глаза отца пугали нас с сестрой больше всех чудовищ на всем свете. Особенно в детстве, когда он много пил. Каждый вечер он ставил перед собой граненый стакан и лил в него водку «Русский стандарт» до самых краев, отец пил, пока в какой-то момент его теплые глаза, отливающие медовым и зеленым, не становились черными и кровавыми, подобно глазам его отца. Мы видели эту перемену и ждали его гнева.

Я заметила, что субъектки речи в некоторых автофикциональных текстах обращаются к моменту возникновения гнева, злости у человека, совершающего насилие. Часто описывается именно взгляд, глаза или лицо, порою — через повторы и обрывочность. Может быть, меня зацепил текст Еганы, потому что я тоже так делаю. Вот тут, например:

Я не кричала, потому что если кричать, будет хуже. Я видела его глаза очень близко. Я поняла, чего он хочет. Папа был злой, и ему некуда было деть свою злость. <...> Лучше всего я помню его глаза. Это были глаза ярости, гнева. Это были глаза человека, который не мог справиться с бессилием.

Есть и другие тексты. В самом начале романа «Жизнь — сапожок непарный», который про ГУЛАГ, героиня рассказывает об избиениях отца: «Отец брал ее [плетку] в руки и принимался меня бичевать как-то всегда неожиданно. Делал это истово, беспощадно. Мои вопли только распаляли его». Еще она пишет про диссоциацию (про которую я тоже много думаю и пишу): «крик и визг будто отделялись от меня и повисали где-то рядом» и «воображение раздваивалось».

Есть и более ранние тексты, например, «Семейство Тальниковых» Авдотьи Панаевой, книга написана в 1848 году (!). «И бил ли он детей или свою легавую собаку, выражение лица его было одинаково — желание утолить свою ярость. Он вонзал вилку в спину собаки с таким же злым спокойствием, как и пускал тарелкой в свою жену», — это слова героини об отце.

Чувствую себя очень странно, когда вижу в текстах других женщин то же самое, что документирую сама, вплоть до деталей — вроде тех, что крики делают только хуже. Еще странее (пока не понимаю, в хорошем или плохом смысле) думать, что, несмотря на отсутствие традиции, женское письмо хранит переемственность писательских стратегий.

Завтра в «Зотове» обсудим монографию Александра Родченко. Я расскажу о фактографии в его автобиографической прозе в частности и особенностях литературы факта в целом. Начало в 19:00, вход по регистрации.

Зашла в Питере во «Все свободны», купила там воспоминания Веры Засулич. Я сейчас много читаю женскую автодокументальную прозу XIX-XX веков и грущу из-за дизайна обложек. Раньше не обращала на это внимание, сейчас всегда рассматриваю (наверное, год работы в издательстве повлиял).

У Contrapoins было видео, в котором одна из ее персонажек, рассуждая о популярности различных идеологий, говорит, что эстетика во всем этом играет не последнюю роль. Приводит в пример работу Беньямина «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» (по теме еще можно прочесть «Магическский фашизм» Сонтаг). В итоге персонажка Contrapoins берет «Капитал» и дизайнит обложку в фотошопе, она получается розовой и неоновой. Забавно, что издательство Verso выпускало The Political Writings Маркса в розовой обложке. Когда вырасту, хочу издавать женскую левую автодокументальную прозу в красивых обложках.

«Тело» Екатерины Бакуниной — собрано 50% заявленной суммы

Мы собрали 50% суммы краудфандинга на издание романа Екатерины Бакуниной «Тело», тираж которого уже отпечатан и ждёт переплёта в типографии. Это значит, что мы точно получим деньги — спасибо вам! Остаётся чуть меньше недели, чтобы присоединиться к предзаказу и напрямую поддержать издательство.
Борис Поплавский писал об этой книге: «жизнь, воющую от разлуки с самой собой, слышу я в героине "Тела" Бакуниной, которой все чуждо, что отрезано от жизни и от ее проявлений». Послесловие Оксаны Васякиной позволяет вписать «Тело» Бакуниной в контекст актуальной литературы, а оформление обложки романа отсылает к первому изданию, выпущенному в Берлине в 1933 году. Поддержите предзаказ — это лучший способ получить книгу по доступной цене и помочь издательству продолжать работу над архивной серией.

Уже 10-го декабря мы встретимся в Доме творчества Переделкино, чтобы вместе с Оксаной Васякиной презентовать «Тело» — подробный анонс опубликуем ближе к назначенной дате. Ждём!

Писать было сложнее, а потому интереснее, писать означало разрывать кожу, вырывать куски собственного тела без всякого обезболивающего, чтобы населить ими чужое воображение…

«Руки женщин моей семьи были не для письма», Егана Джаббарова

Недавно в кружке гендерных свобод завершился цикл мероприятий «Абортарий», во время которого мы постарались рассмотреть разные стороны проблемы абортов. Нам удалось собрать 16,900₽ для «Консорциума женских НПО».

Запись лекции Саши Талавер уже загружена на ют-канал «кружка». Спасибо всем!

Я начала заниматься лагерными женскими мемурами, потому что, как и многие, заинтересовалась современным женским автофикциональным письмом. Последнее время я снова стала больше о нем думать: то ли из-за ридинга по Эрно, то ли из-за лекции про автотеорию, то ли из-за новой книги Еганы Джаббаровой. Мне не очень интересно отвлекаться на дискуссии о том, что автофикшн — это «самый популярный жанр XXI века», как пишут некоторые критики, потому что в России такие тексты скорее маргинализированы — и на госуровне, и в академии. Меня интересует, как работают эти тексты.

На syg.ma есть статья, в котором автофикшн называется не просто гибридным, но мультимодальным жанром. И хотя мне кажется, что термин «автофикшн» — не про жанр, а про практики письма, в этой статье объясняется, как фрагментарный текст становится цельным. От себя добавлю, что когда начинаю читать новый автофикциональный текст, то думаю о нем как о старом ковре с узорами: сначала осматриваю его целиком, потом вытаскиваю из него разрозненные фрагменты, соотношу их друг с другом и пытаюсь нащупать ту «внутреннюю линзу» авторки, через которую эти узоры сшиваются воедино.

В середине декабря в «Транслите» вышла моя рецензия на книгу поэтессы Варвары Недеогло «Русские девочки кончают свободной землей». Спустя несколько дней авторка попросила удалить этот текст, так как он может быть опасен (по мнению Варвары, он подводит ее под уголовную статью). Почти сразу же после ее просьбы редакторы «Транслита» удалили текст, потом там какое-то время висела плашка, в написании которой я не участвовала.

Я искренне переживаю, что текст мог причинить вред. Точно могу сказать, что он не был «инсинуацией» — я писала его не с целью доносительства, на мой взгляд, это очевидно. Как очевидно и то, что о «подрыве» я писала как о языковой стратегии (те самые «образ и метафора», о которых говорит Варвара). Тем не менее я осознаю, что это слово может считываться в его прямом значении — именно поэтому мы и убрали текст. Мы также отправили рецензию на лингвистическую экспертизу и все это время ждали ее результатов, получили их пару дней назад. По совету эксперта мы отредактировали те моменты, которые могут быть опасны для Варвары и людей, ранее упоминавшихся в тексте, и выложили его снова с соответствующей сноской.

Эта ситуация довольно сильно меня задела: Варвара называет мою работу непрофессиональной, пишет о моей «нарциссической упертости и полном похуизме». Саму рецензию она называет «мономаниакальной» (это слово особенно тревожит, я не понаслышке знаю, что такое манические эпизоды). При этом моего имени она не пишет, тем самым «снимая ответственность» с меня. Я никогда не боялась брать на себя ответственность, поэтому мне важно написать этот пост. Я работала над текстом почти два месяца и сильно вложилась в него, пересмотрела и перечитала большое количество материалов, чтобы понять, как работает поэзия Варвары. Я старалась относиться к ним с любовью, потому что местами в них было выражено то, что я чувствовала эти уже почти два года, но было и то, с чем мне сложно солидаризироваться. Для меня это личная работа, над которой я провела почти два месяца, поэтому все происходящее с этим текстом воспринимаю остро и болезненно.

Ищем колле:жанок 👀

Ищем иллюстратор:ок для оформления публикаций в журнале feminist orgy mafia!

Если вы хотели бы присоединиться к проекту, пожалуйста, напишите @ankuznets или @baranesso4ka, прикрепив примеры работ.

Это волонтёрская позиция — к сожалению, сейчас мы не можем предложить вам оплату. Поэтому будем особенно признательны, если вы трезво оцените время и силы, которые готовы посвящать проекту.

Пожалуйста, учитывайте вопрос личной безопасности при отправке заявки.

Пишу заявки на научные конференции и думаю, повлияет ли на решение организатор:ок то, что я использую феминитивы. И в целом много думаю о новом т.н. законе. В процессе почему-то вспомнилось, что на моем учебнике по истории за 5 класс на обложке изображали Сапфо. Я тогда училась в Новомосковске, и все книги нам выдавали из школьной библиотеки.

На канале «кружка гендерных свобод» вышла запись ридинга по «Событию», который мы проводили в рамках цикла «Абортарий», посвященного репродуктивным правам. Обсуждаем там гендерные, творческие, законодательные, классовые и всякие прочие дискурсы, о которых пишет Эрно в своей книге.

Мне всегда сложно бывать в Новомосковске, я неосознанно отстраняюсь от этих поездок. В субботу навещала бабушку с дедушкой, долго гуляла по городу в метровых сугробах; по радио в маршрутке звучала реклама работы на местном заводе с корпоративным транспортом, реклама службы перевозки больных. Я понимаю, что смотрю на Новомосковск (который от столицы в трех часах езды на автобусе) с московских позиций, я подмечаю его бедность, хотя брошенные двухэтажные сталинки — далеко не все, что там есть. Бабушка говорит, что город стал красивый, особенно летом. Но я почему-то этого не вижу.

Фотограф Дмитрий Марков сказал, что легко любить нашу страну абстрактно, а конкретно, со всеми проблемами, — уже сложнее. Чтобы увидеть красоту в Новомосковске, нужно смотреть внимательно. А я этого очень боюсь, потому что если смотреть внимательно, можно увидеть не только красивое, но и то, от чего бывает больно. Я раньше не понимала этого страха, потому что каждый раз, когда его чувствовала, делала так, чтобы он исчезал. А после этой поездки решила, что это глупо и вообще-то не очень честно, потому что не получается заниматься письмом, чем угодно хорошим не получается заниматься, если себя обманываешь.

Написала еще один текст про автофикшн — на этот раз не про литературу, а про автофикциональные практики в современном искусстве, кинематографе и театре. Статья вышла в «Инде», прочесть можно по ссылке.