#хуизхуинарт

Независимые школы современного искусства

Последний месяц, что свойственно для конца весны, стали замечать участившиеся анонсы о появлении разнообразных инициатив по образованию в современном искусстве. Какие-то из них уже многим знакомы, какие-то объявили о появлении меньше месяца назад, часть фокусируется на практике, часть — на теории, кто-то предлагает предметные курсы, а кто-то годовую программу. Но разобраться хочется во всех, что мы и попробуем сделать.

Каждый из проектов, несмотря на явно наметившуюся синонимичность в ценностях и подходах, имеет разную форму: среди упомянутых в этом материале организаций есть школа, программа, платформа и академия. Мы расспросили их основателей об особенностях организаций, внутреннего устройства обучения и взглядах на положение образовательных форматов по современному искусству.

Для удобства мы соберем в этой публикации ссылки на каждое из небольших интервью с инициаторами проектов (а для быстрой навигации еще и закрепим пост на пару дней):

— Ан Кубанова о программе «Азы»
— Илья Качаев о платформе «Станция»
— Анна Таганцева об AAcademy19
— Андрей Андреев о школе «ШОВ»

#хуизхуинарт

Ан Кубанова о независимой просветительской программе для современных художников «Азы»

Об «Азах» мы знаем уже пару лет, когда они еще были лабораторией и только задумывали выстроиться в программу. Сейчас, спустя пару лет, проект оформился в полноценную годовую структуру, которая будет поделена на три направления: теория, практика и сообщество. Курсы пройдут с сентября 2025 до июня 2026, а набор на них открыт до 31 июля.

В самом конце сайта, после подробного рассказа о преподавателях и обучении, небольшим шрифтом написано «окей, а кто придумал "Азы"?». Их придумала Ан Кубанова — независимый куратор, директор галереи FUTURO и основательница программы, о которой мы ее и расспросили:

— Почему формат обозначен как «просветительская программа»?

— Программа подразумевает под собой учебный план, который можно адаптировать на разных людей, время и место. Именно он является результатом нашей деятельности, с ним мы шли к потенциальным преподавателям и партнерам. Разрабатывая «Азы», мы решали, сколько должно быть теоретических дисциплин, как отделить проектное мышление от художественной практики, как открыть художникам и художницам полноту инфраструктуры, возведенной сообществом вокруг современного искусства. В отличии от образовательного учреждения, где обучают и оценивают конкретные знания, просветительская инициатива стремится создать воодушевляющую среду, в которой бродят идеи, теории и сами люди.

— Для кого она?

— Программа «Азы» придумана для начинающих в современном искусстве художниц и художников, которым подходит комплексный подход в развитии: теория, практика и сообщество. Мы ждем до 31 июля тех, кто обычно подает анкеты в Свободные мастерские, ИСИ, Базу, потому что вдохновлялись этими классными школами. Верю, что мы способны дать такие же крепкие азы знаний и навыков, как они.

— Как бы вы охарактеризовали существующие форматы обучения по современному
искусству?

— Мне свойственны поиск возможностей и положительное отношение к жизни, поэтому я оцениваю ситуацию с обучением в Москве нормально. Здесь есть много вариантов под разный запрос: изучать теорию онлайн, взять узкий практический курс, ходить в книжный клуб или даже получить высшее. Однако есть множество городов в России, где нет ни одной просветительской инициативы. Когда я мечтаю о будущем Программы «Азы», я думаю о художницах и художниках в других городах.

—> сайт

#хуизхуинарт

Илья Качаев о платформе подготовки специалистов в сфере современного искусства «Станция»

О «Станции» мы узнали совсем недавно — ее запуск анонсировали пару недель назад с понятным и четким посылом: «наша платформа — это то, где мы сами хотели бы учиться». Проект инициировали Илья Качаев и Анастасия Вострецова: «Мы работали координаторами учебной программы в институте современного искусства База и за время работы со студентами и преподавателями у нас сформировалось понимание того, как можно организовывать образовательную программу сегодня».

Сейчас, до 6 июня, у ребят открыт опен-колл на трехмесячную программу «Современность искусства», а уже через пару дней, 13 мая, они проведут открытую онлайн-дискуссию «This is co contemporary», где можно будет больше узнать об обучении и задать вопросы преподавателям.

А пока мы расспросили о платформе одного из ее основателей, куратора и художника — Илью Качаева:

— Почему формат обозначен как «платформа»?

— Две ключевые цели проекта — аккумуляция сообщества и предоставление качественного, разностороннего образования в области искусства. Для их достижения мы планируем внедрять разнообразные модели обучения: не только лекционные курсы, но и другие форматы — выставки, открытые ридинг-группы, небольшие фестивали видеоарта. Слово «платформа» точнее отражает широту и гибкость наших будущих инициатив.

— В своем стейтменте вы пишите, что созданная вами модель позволяет «корректировать направления развития, реагируя на изменения в мире искусства». Как это происходит?

— Мы предлагаем различные форматы участия: можно поступить на комплексную программу — это самый содержательный формат по объему материала, либо выбрать один или несколько отдельных курсов, оплачивая только их. Мы постоянно работаем над новыми программами: до конца этого года планируем запустить ещё две абсолютно новые образовательные траектории. После завершения одной программы студент может поступить на другую вне конкурса и со скидкой. Такая модель позволяет оперативно реагировать на изменения в арт-среде и корректировать содержание обучения в соответствии с актуальными запросами

— Как бы вы охарактеризовали существующие форматы обучения по современному искусству?

— За последние полтора года появилось несколько новых образовательных инициатив, что внушает оптимизм. В то же время, к сожалению, была закрыта одна из ведущих школ — База. С точки зрения художественной практики особенно выделяется Aacademy19, предлагающая конкретный инструментарий для работы с материалами.

—> сайт

#хуизхуинарт

Анна Таганцева об AAcademy19. Часть 1:

Об академии, инициированной основателями галереи Devyatnadsat’ — Петром Пироговым и Анной Таганцевой, мы писали здесь неоднократно: работы их студентов всегда отмечали на выпусках WIN-WIN’а. Стараемся не пропускать и выставочную программу, которая разворачивается не только в их пространстве на Слободском, но и на дружественных площадках вроде липецкой галереи «Буксир». К слову, совсем недавно у ребят развернулась экспозиция не менее любопытного объединения — Сообщества Современных Сибирских художников под кураторством Полины Слепенковой, поэтому точку на карте зафиксировать точно стоит, если вы еще не успели.

Об устройстве проекта мы расспросили соосновательницу AAcademy19 и галереи Devyatnadstat`, художницу и куратора Анну Таганцеву:

— Первая строчка вашего сайта: «AAcademy19 создана художниками для художников». В чем преимущество такого устройства?

— AAcademy19 выросла на базе галереи. Когда мы открыли 19 (галерею), то стали получать множество различных предложений по выставочным проектам. Однако ощущалась ограниченность в выборе медиа. Например, нам часто присылали объекты с керамикой или графикой, так как эти медиа более доступны для изучения, а по керамике проводится множество воркшопов. В то же время альтернативных подходов к объектам и скульптуре было очень мало. Кроме того, тексты к проектам, которые нам присылали, зачастую существовали обособленно. Стало ясно, что с этим необходимо что-то делать.

На тот момент я преподавала живопись в МШСИ и проводила небольшие курсы и артист-токи в различных местах. Я регулярно сталкивалась с запросами на персональные консультации по работам от студентов, а также ко мне приходили советоваться другие художники. Мой опыт в классической школе позволял мне по-другому подходить к созданию объектов, и у меня была накоплена база контактов с лекторами, мастерами и производствами, к которым можно было обратиться. Нехватка молодых школ, где можно было учиться не только теории, но и практики, школы с постоянной мастерской была очевидна.

Тогда мы начали пробовать проводить небольшие воркшопы, сначала по белому камню, живописи и графике. После них нас стали спрашивать о более длительных программах. Постепенно короткие воркшопы и артист-токи вылились в небольшие курсы, а затем и в годовое обучение. Сейчас мы готовим итоговую выставку уже второго потока.

Благодаря тому, что программы состоят из небольших блоков, мы исключаем существование тоталитарной, довлеющей единой фигуры мастера и от нас выходят очень разные художники. А обучение состоит из блоков по разным материалам, теоретической части и обсуждения проектов и работ. Судя по отзывам наших студентов, у них по итогу формируется мнение, что есть разные подходы в искусстве и в методе работы с ним, у них выстраивается широкий кругозор и не пропадает желание что-то делать — это главный результат.

#хуизхуинарт

Анна Таганцева об AAcademy19. Часть 2:

— А как формируются и составляются эти курсы?

— Нам важно, чтобы студенты смотрели широко, видели разные техники, подходы, медиа, могли обойти несколько мастерских, оценить среду искусства разносторонне. Сами темы возникают исходя из пробелов в образовании, в тех подходах, которые у нас не используются, но уже развиты в мире — так у нас, например, появился курс «Логика художественных систем» из-за не освещённости связки экономика-искусство.

Сейчас мы столкнулись с тем, что школы, связанные с образованием в сфере саунд-арта, существуют очень обособленно. И теория саунд-арта — это очень специфическая вещь. Поэтому мы взялись за разработку небольшой лаборатории по работе со звуком как медиа.

У нас очень разная сфера интересов, которая позволяет давать студентам более полную картину. Хочется, чтобы от нас выходили художники, которые пусть не используют все полученные навыки, но знают, что у них есть выбор. Они как гурманы, в хорошем смысле слова, которые могут уже для своих проектов выбирать абсолютно разные подходы.

— Как бы вы охарактеризовали существующие форматы обучения по современному искусству?

— Очень сложно с форматами обучения, потому что большая часть — это теоретические школы. Теоретики — это прекрасно, и я очень уважительно отношусь к теории современного искусства в целом. С этим как будто бы у нас нет даже таких проблем — теорию можно смотреть онлайн, у нас довольно сильная постконцептуальная и концептуальная школа, преемственность подобного рода образования чувствует себя хорошо. Но искусство очень изменчиво и сейчас простой стройно концептуально собранный объект уже не работает.

И вот что касательно практики... Когда художник учит художника, и студенты видят, как он функционирует в художественной среде, делает проекты, работает в мастерской — это совсем другое. Теоретик находится на дистанции, что позволяет ему объективно оценивать процесс, но именно взгляд изнутри — как художники мыслят, как выстраивают практику — этого у нас не хватает. В зарубежных академиях основные преподаватели — действующие художники.

При этом у нас сохранилась сильная промышленная дизайнерская школа. Было бы здорово адаптировать ее для современного искусства — мы уже заходили на это поле, адаптировали монументальные техники по работе с графитом, цветными цементами, мозаикой, и самое главное попытались осмыслить их контекстную и концептуальную составляющею. Мы пытаемся уменьшить этот разрыв: либо ты учишь теорию современного искусства, либо идешь в классическую академию изучать то, что может не пригодиться. После 5-6 лет классической школы мало кто чувствует себя свободно в современном искусстве, как и после изучения только теоретической части.

Сейчас много инициатив, меня постоянно зовут преподавать в разных местах. Но я планирую сократить эту активность, чтобы сосредоточиться на развитии AAcademy19. Хочется создать по-настоящему хорошую школу, что бы из наших стен выходили действительно классные художники и меняли бы среду молодого искусства изнутри.

—> сайт

#хуизхуинарт

Андрей Андреев о самоорганизованной школе ШОВ. Часть 1:

С Андреем мы встретились, как и предстоит будущим студентам проекта, в Петербурге в пространстве школы. Это был завершающий диалог в подготовке нашего небольшого материала и к нему уже наметились какие-то общие линии, которые частично подтвердились, а отчасти получили новый виток.

Главное отличие проекта «ШОВ» – он петербургский и присутствие здесь важно. Несмотря на то, что это интервью было хронологически последним, понимание его необходимости было первичным – большинство московских инициатив так или иначе на слуху, тогда как местные самоорганизации (которых, как заметит далее сам Андрей, значительно меньше) как будто остаются местечковыми а может мы просто пристрастны к Петербургу.

Сегодня там прошли первые лекции от нашего постоянного автора Анастасии Хаустовой, а впереди студентов ждут не менее любопытные спикеры, которых мы бы и сами рады послушать. Поэтому приглашаем к знакомству с проектом и слушаем рассказ о нем от художника и автора идеи Андрея Андреева:

— Одной из первостепенных ценностей проекта вы обозначили формулу «образование как горизонтальный обмен» – почему это важно?
 
— Потому что мы сами будем участниками, тоже будем учиться вместе со всеми. Для меня это бесконечный процесс. Основная идея школы – попробовать найти единомышленников и близких по духу людей. Многие разъехались, а существующее комьюнити кажется очень разрозненным. Поэтому мы хотим собрать активных и бодрых людей в одном пространстве и попробовать найти точки соприкосновения.

Я всегда интересовался и занимался самоорганизованными, некоммерческими проектами, такими как «Нетипичное объединение таксистов», «Хостел», «Где мой отец?», последний год был в Третьяковской премии, делал проект в самоорганизованной галерее «Бомба». Идея школы сложилась не сразу – всё шло от желания создать пространство для встреч и участия. Поэтому своего рода слоган у нас – «место современного участия». Или, как мы говорим: ШОВ – это место, где участие становится способом быть рядом.

Большую часть жизни я прожил в Петербурге, но были несколько продуктивных лет жизни в Москве. Поэтому есть представление о процессах происходящий в искусстве в обоих городах. И, как мне кажется, в Питере большой провал в теории и концептуализации искусства, поэтому спикеры в основном у нас московские, а собираемся мы в Петербурге. Сейчас пространство стартует со школы, но может трансформироваться и сочетать разные активности –в том числе я хочу, чтобы там был шахматный клуб.
 
— Как формировался преподавательский состав и лекционная программа?
 
— Сейчас мы запускаем 1 сезон – короткий курс на месяц. В нем обучение базируется на теории и общении, переход к практике и совместным действиям будет зависеть от интенций и запросов участников. В дальнейшем планируем развить годовую программу.

Я думал о том, кто является целевой аудиторией школы: конечно же мы открыты для всех, кто неравнодушен и соболезнует современному искусству Росии. Это могут быть молодые художники, которые закончили Штиглица или институт Репина, которые что-то уже знают и умеют, но не понимают, что с этим делать дальше. Но и также для тех, кто уже имеет выставочный бэкграунд и хочет углубиться в современное искусство.

Компетенции наших спикеров точно хватит на всех. Я пригласил преподавателей, с которыми знаком лично, а с некоторыми мы давно дружим, и с которыми, как мне кажется – и это важно –мы смотрим плюс-минус в одну сторону в плане ценностей и искусства – это Настя Хаустова, которая проведет 4 лекции, Ваня Новиков, Рома Головко, Настя Жолудева, Маша Крючкова, а в организации мне помогает Аня Спиртная. Все они яркие акторы совриска, и понятно, на каких практиках фокусируется каждый из них. Мы постараемся раскрыть темы так, чтобы они были максимально полезны для участников. У нас есть определенный план лекций, а все остальное может меняться – будем эксперементировать, смотреть, куда нас ведет процесс и прислушиваться.

#хуизхуинарт

Андрей Андреев о самоорганизованной школе ШОВ. Часть 2:

— На днях вы опубликовали список участников первого набора. Как проходил отбор заявок?
 
— Изначально мы планировали взять 8 человек, так как пространство у нас небольшое, и хочется, чтобы всем было комфортно. И я, честно говоря, не верил, что такое количество наберётся – потому что время не очень удачное, и потому что Питер. Но оказалось иначе. Было много интересных, прям классных заявок – как от знакомых и очевидных ребят, так и от тех, кто ещё не раскрылся.

Из всех заявок мы отобрали 10 человек, которых пригласили очно на собеседование – чтобы посмотреть друг другу в глаза, понять, с кем нам предстоит провести этот месяц. Потому что важно – создать экологичную среду как для участников, так и для меня самого.
 
— Как бы вы охарактеризовали существующие форматы обучения по современному искусству?
 
— Мне кажется, не только в арт-сообществе, но и в обществе в целом есть запрос на встречу, на совместность, а в Питере таких мест осталось совсем мало. Когда у меня зарождалась идея о пространстве, я решил прогуляться по площадкам местных независимых объединений и расстроился от подтверждения собственных мыслей – что здесь как будто никому ничего не надо. И думал, насколько нужно появление нового пространства, как оно может функционировать, как и кому может быть полезно. И вот – мы будем собираться в ШОВ. У нас есть ванная – она прекрасна.
 
— В нашем материале с организаторами новых независимых образовательных площадок сразу несколько выпускников БАЗЫ — с чем это связано?
 
— БАЗА, на мой взгляд, была одной из лучших институций по совриску в России, поэтому, наверное, до сих пор им прилетает с разных сторон. Они проделали огромную работу и выпустили ряд интересных художников. И, отвечая на вопрос, я думаю, это потому, что в БАЗЕ был больший акцент на самоорганизованные инициативы и их поддержку — если говорить о Москве. В Питере, например, это были «Что делать?». Вот лично я в процессе обучения обрёл друзей, с которыми и тогда, и потом мы делали совместные проекты.

—> подробности

#смотритесами

Юля Тихомирова о выставке «Знаки препинания» в ГЭС-2. Часть 1:

Как известно, цензуре и невозможности прямого говорения можно противопоставить цезуру, маленькую паузу бездыханную, пространство красноречивой тишины, молчание, отказ. Именно со слова «цезура» начинается выставка «Знаки препинания», ставшая результатом творческой лаборатории под руководством Леры Конончук и Елены Яичниковой. В рамках лаборатории шесть приглашенных художниц пытались пластически осмыслить поэтику сбоя, заминки, спазма, — короче, всего, что создает сдвиг в нормативном потоке речи. Остраняет, создает паузу для критического восприятия… — тема крайне занятная, смыкающаяся с эстетикой провала, продуктивной неудачи, безумно романтической по своей интонации темой.
 
Пространство условно разделено на три зоны, первую из которых составляют две работы Анны Гарафеевой: «Цезура» и «Тоннель». Уже упомянутая «Цезура» представляет собой очерченный и подсвеченный квадрат, по границам которого пущена подначивающая фраза «Переступите черту». Симптоматично, что соблазнившегося на трансгрессию ждет… целое ничего. Вернее «пространство свободы», за которым можно условно делать что душе угодно. Мы, впрочем, знаем, что в Доме Культуры поистине трансгрессивные жесты не поощряются, а по-настоящему расслабиться невозможно в постоянном присутствии подчеркнуто вежливых смотрителей. Формально пространство дает карт бланш, де факто можно вновь отчетливо почувствовать незримые путы кодов конвенционного поведения на себе. И все же считать мерцающий квадрат произведением не совсем честно, ведь важнейшей его частью является перфоманс, согласно партитуре которого перформер должен выражать «агрессивные сексуальные влечения и бессознательные желания». Но и тут все не так просто: как мы помним, свобода наша заканчивается там, где начинаются моральные устои другого (это слово можно написать и с большой буквы), а потому остановить череду прекрасных непотребств может любой наблюдающий, нажавший активирующую звуковой сигнал кнопку на экране смартфона. Так цезура смыкается с цензурой, а свобода оффлайн регулируется анонимным импульсом.
 
Вторая работа Гарафеевой, «Тоннель», посвящена не остановкам, а мучительно-долгому дискомфорту, который невозможно внятно артикулировать. В выставочном пространстве коридор, по одной стене которого располагаются повешенные в ряд экраны, транслирующие узкий и ржавый желоб, по которому будто бы в прямом эфире ползет еле протиснувшаяся в него художница. Произведение аффективно нагруженное, очень клаустрафобическое, при этом отлично демонстрирует состояние невыразимой телесной напряженности. Если в «Цезуре» рамки незримые, то «Тоннель» зажатость буквализирует. На состояние дискомфорта играет и крайне реалистичное звуковое сопровождение: гулкие хрипы, шебрушения, трение обнаженного тела о ржавый желоб… сильное произведение неловко цензурируется при входе и навязчиво-заботливым экивоком от ГЭС-2, работа стыдливо прикрыта шторкой, на которой предупреждает о том, что в художественной работе «содержатся сцены, изображающие дискомфорт и сильные переживания», особо чувствительных просят воздержаться.

Вторым пространственным разделом стала инсталляция группы «Нежные бабы» (Александра Артамонова и Евгения Лаптева) «Место пробела». Массивный черный лес-лабиринт из вертикально поставленных строгих монолитов — произведение, посвященное Куршской косе. Мы бродим меж колоссальных колонн, внутри которых располагаются ниши, наполненные видео, кажущимися архаическими артефакты и эстетские художественные произведения. Медитативные видео фонят скрытой тревогой, во многом из-за того что в них фигурирует опасный металл: вот девушка в странном лаконичном танце медленно поворачивает острые ножи (интуитивно сцена напомнила «Жнецов» Алексея Венецианова, у него тоже нежность обрамлена опасностью), отблеск от которых формирует световые пропилеи к краям экрана, вот кто-то пытается обуздать копну волос шпильками (они могут очень больно войти в кожу головы), вот женщина будто бы запертая в нише расцарапывает зеркальную поверхность витрины, отделяющую ее от нас.

#смотритесами

Юля Тихомирова о выставке «Знаки препинания» в ГЭС-2. Часть 2:

Эти же опасно-нежные металлические артефакты оказываются физически явлены в других нишах: расцарапанная поверхность, сплавленные воедино шпильки… а вот и вид Куршской косы рядом с настоящей старой косой. Здесь препинанием становится многозначность: волосяная коса, географическая, инструмент. Подняв голову наверх мы видим решетку: в литературном тексте мы подобное не встретим, но вот в нотной грамоте существует решетка диеза. Вставший рядом с нотой, он добавляет ей второе значение, меняет белую клавишу на черную.
 
Финальный раздел отличается от первых двух наличием слов. В «Павильоне материнского языка» Евгении Сусловой буквально звучат слова, которые художница характеризует как «общие места в отношениях матери и дочери», Сам Павильон представляет собой пространство, в центре которого располагается зеркальный кристаллический конус, из нутра которого доносится механически сгенерированное: «Не мешай», «Подрастешь — поймешь», «Не ной». Гораздо интереснее, впрочем, динамика, которую задает ритм движения кристалла. Каждая его грань — зеркальная, в него так и подбивает посмотреться, убедиться в своей целостности. Мы действительно смотримся в своих родителей и хотим увидеть себя через них, собрать свой образ их глазами, структурировать себя любовью. Но чтобы не терять свое отражение в мерно вертящемся зеркальном кристалле надо двигаться вслед за ним. Чтобы сохранить свою отраженную целостность необходимо неловко поспевать-вслед, подстраиваться под чужой ритм пусть и родного существа. Телесное, физическое неудобство, построенное на сбитом и неестественном ритме — вот буквализированная метафора сложных родительской-детских отношений.
 
К эстетике детского обращается и Лиза Бобкова, чья инсталляция «Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что» посвящена алогичности. Сшитые из фрагментов протекающих труб лестницы, которыми невозможно воспользоваться, эдакая инфантильная пародия на Пиранези. У их подножия растекаются лужи-кляксы, ассоциирующиеся с логотипом детского канала Nickelodeon. Графическая серия, поставленная рядом, представляет собой чернильные звуковые волны, оказывающиеся белым шумом, тупиком коммуникации. Так скульптура и графика на своих языках рассказывают об алогичности и бредовости, объединяет же их нарочито детская инстанция, за которой кроется интенция поговорить о чем-то вездесущем и тревожащем.
 
Последняя работа, «Lingua ignota» Марии Романовой, возвращает нас к заявленной с самого начала теме паузы и тишины, встревающей в чувственные отношения. Мария Романова создает лабораторию из далекого будущего, в котором спиритические сеансы и коммуникация между параллельными вселенными сошлись воедино. Это лаборатория женщины-ученой, которая как-то вышла на связь с другой женщиной, из другой вселенной. Они стали общаться и сблизились, но судьба, однако, не была к ним благосклонна и связь насильственным образом прервалась. Обитательница лаборатории не знает, что случилось с ее собеседницей, быть может она и весь ее мир сгинул в небытие, но она не оставляет попыток наладить связь: свидетельства этих попыток мы и видим в инсталляции. Лаборатория напоминает рабочее пространство алхимика или барочные кабинеты редкостей: тут и заспиртованные части тела, и модель тонкого тела, и гербарий, микроорганизмы, и научные природы, и высокие технологии из будущего, — все это, впрочем, может быть трактовано как фрагменты воспоминаний горюющей. Результатом обсессивных изысканий стал аппарат, выдающий оборванные реплики, постоянно перемежающийся сбоями, паузами. Активировать его можно дотронувшись до мембраны, содержащий волос. Эдакий научно-фантастический «Омут памяти» из «Гарри Поттера». Связь прервалась, но есть горькая память. Впрочем, перемежающаяся цезурами. Это сай-фай баллада, псведо-сайнсарт, романтическая история неудачи. Пауза становится символом невозможности, а цензором выступила трагедия.

#избачитальня

Сергей Попов о книге Альберта Леонга «Кентавр» об Эрнсте Неизвестном:

Выход монографии Альберта Леонга о Неизвестном приурочен к громкому юбилею — 100-летию художника. При том, что Неизвестный признан безусловным классиком, вокруг него сложены мифы — у нас, даже специалистов, не говоря о широкой публике, не возникло глубокого понимания его творчества. Книга призвана это изменить.

Это обстоятельная, на 400 с лишним страниц, качественно изданная монография со множеством цветных репродукций. Ее подготовка к публикации заняла более года, мы обязаны ее появлением Фонду «Прометей», который занят коллекционированием и популяризацией наследия скульптора. К выходу книги приурочена выставка в Доме писателей в Переделкино.

Прежде всего, это биография мастера. О Неизвестном есть что рассказать. Его фигура вызывает героические ассоциации. Происхождение из благородной еврейской семьи, на долю которой выпали страдания сталинского времени. Смертельное ранение на войне, после которого он выжил — воспетое Вознесенским в стихотворении «Неизвестный — реквием в двух шагах, с эпилогом». Спор с Хрущевым на легендарной выставке в Манеже. Сопротивление консерваторам в Союзе художников и участие в крупнейших монументальных проектах. Эмиграция и последовавшее признание. Установка монументов «Треугольника скорби» в России.

Неизвестный становился персонажем известных текстов Александра Зиновьева и Владимира Янкилевского. О нем неоднократно выходили книги, а кроме того, он сам писал и публиковал эффектные публицистические статьи. Монография Леонга, вышедшая на английском в 2002 году, отличается от всех предыдущих детализацией, сверкой множества фактов, демонтажом легенд, возникавших вокруг художника. Повествование ее неспешно, мы в хронологическом порядке проходим все этапы жизни Неизвестного. Рассказ начинается с исследования его имени, которое на самом деле Эрик. С течением времени он поменял его на более громкое, выразительное — Эрнст. Другого художника, названного Эриком, мы тоже все знаем. Интересно, что два крупных автора, родившихся с разницей в несколько лет, были названы столь редким именем.

Для перевода на русский была сделана сверка огромного количества документов. Но при всей обстоятельности книге не хватает двух важных линий — анализа собственно творчества Неизвестного и контекста его работы, в которых, впрочем, нельзя винить автора – не искусствоведа, но историка, исследователя социальной культуры.. Здесь почти нет упоминания его соратников — впечатление, что скульптор творил свои монументы лишь в окружении чинивших ему препятствия чиновников и властей. На самом же деле схожими модернистскими проектами в архитектуре занимались десятки крупных художников, и не менее результативно, чем Неизвестный. В то же время, экспрессионизм Неизвестного стал одним из маркеров искусства поколения шестидесятников и составил славу художника. Он заслуживает более вдумчивого изучения. Интересны и темы, которые Неизвестный поднимал в своих полотнах и скульптурах: протезированный и роботизированный человек, соединение живого и механического, животного и человеческого. Новым поколениям есть еще что открывать в творчестве Неизвестного, и книга Леонга о художнике как об исторической фигуре и своеобразном кентавре будущего станет им хорошим подспорьем.