Зевса, однако, провести ему не удалось: тот, «многосведущий в знаниях вечных, сразу узнал, догадался о хитрости. Злое замыслил против людей он»: сделал выбор в пользу несъедобных частей нарочно, но в отместку «силы огня неустанной решил ни за что не давать он людям ничтожным, которые здесь на земле обитают», чтобы сырым ели доставшееся им мясо люди. Однако и тут пришёл на помощь Прометей, похитив огонь с Олимпа, за что впоследствии и был на многие века прикован по приказу Зевса цепями к горе.
«С этой поры поколенья людские во славу бессмертных на алтарях благовонных лишь белые кости сжигают». Неплохая история, не так ли? которая, увы, является лишь поздней рационализацией... Она — попытка заново объяснить, а почему же так вышло: хотя Гесиод всего лишь второй достоверно известный исторически поэт, уже к его времени греки успели забыть, какой же смысл их предки вкладывали в эти самые облитые жиром и вином кости. И только сейчас мы можем его восстановить.
Как пишет Онианс, хотя описания Гомера о том, как после смерти греки поступают с костями Патрокла и Ахилла хорошо известны, «сколько-нибудь удовлетворительного объяснения этому обряду наука до сих пор не дала». Что характерно, способ их хранения донельзя напоминает вышеописанный акт жертвоприношения: так, в Илиаде после сожжения тела Патрокла его кости греки бережно достают из пепелища и помещают в сосуд, «двойным покрывши их жиром», в Одиссее же о костях Ахилла говорится, что они в хранятся в «неразмешанном вине».
Здесь следует вспомнить о том, какой греки воспринимали то, что называют душой. Многие у нас столь привыкли к (пост)христианскому её восприятию, что и представить не могут ничего иного, и при этом слове представляют эдакую полную копию тела, но одетую в молочно-белые одежды, играющую на арфе и возносящуюся на небеса. В качестве примера можно вспомнить пресловутого Э. Юдковского, хм, «популяризатора», мгм, «науки», который в своём fanfiction устами героя полагает «очевидной» истиной тот факт, что «такой штуки, как душа, не существует», имея в виду именно описанную её вариации, иные не рассматривая в принципе. Такой вот стереотип.
Прежде, когда затрагивался вопрос греческих погребальных обрядов, мне уже довелось рассказать о той психологии, которая древними вкладывалась в кремацию: они тоже полагали, что душа является духовной копией тела, однако таковой, по их мнению, может стать только уже после гибели последнего, тогда как покуда человек жив, его «псюхе» (ψυχή) или же эон (αιών) в жидком виде пребывает внутри организме. После же смерти, чтобы он упокоился, её необходимо выпарить, преобразовать в газообразное состояние, для чего тело с его жидкостями и сжигается.
Даже такие маргиналы, удалённые от греческого мейнстрима, как т.н. орфики, полагали, что душа спускается в царство Аида «сухой» (αυος): «Я высохла от жажды и погибаю», жалуется душа в одной из их табличек. Мёртвые вообще чаще всего характеризовались греками как «высушенные», и, по Ониансу, «испытывали величайшую потребность во влаге, в жизненной жидкости … которая возвратила бы им состояние „живущего“, „влажного“».
Вот почему умерших древние (вс)поминали «чаще всего … в виде возлияний (χοαί)», при этом используемая жидкость как бы поглощалась его душой-псюхе. При этом часто употреблялось вино, и это был один из редких случаев, когда оно оставалось неразбавленным. Однако, поскольку тем же образом укреплять можно и душу ещё живущего, таким же был «обычай, налив в чашу несмешанного вина, выпить за здоровье кого-то присутствующего или отсутствующего». Именно отсюда, к слову, возникла манера, известная и у нас, высоко поднимать хмельные тосты одинаково за здравие и за упокой, употребляя, однако же, рационально внутрь, а вовсе не проливая мимо.
⬅️ «„На тебе, Боже, что нам негоже“: о рациональности жертвоприношений», 2/3 ➡️
«С этой поры поколенья людские во славу бессмертных на алтарях благовонных лишь белые кости сжигают». Неплохая история, не так ли? которая, увы, является лишь поздней рационализацией... Она — попытка заново объяснить, а почему же так вышло: хотя Гесиод всего лишь второй достоверно известный исторически поэт, уже к его времени греки успели забыть, какой же смысл их предки вкладывали в эти самые облитые жиром и вином кости. И только сейчас мы можем его восстановить.
Как пишет Онианс, хотя описания Гомера о том, как после смерти греки поступают с костями Патрокла и Ахилла хорошо известны, «сколько-нибудь удовлетворительного объяснения этому обряду наука до сих пор не дала». Что характерно, способ их хранения донельзя напоминает вышеописанный акт жертвоприношения: так, в Илиаде после сожжения тела Патрокла его кости греки бережно достают из пепелища и помещают в сосуд, «двойным покрывши их жиром», в Одиссее же о костях Ахилла говорится, что они в хранятся в «неразмешанном вине».
Здесь следует вспомнить о том, какой греки воспринимали то, что называют душой. Многие у нас столь привыкли к (пост)христианскому её восприятию, что и представить не могут ничего иного, и при этом слове представляют эдакую полную копию тела, но одетую в молочно-белые одежды, играющую на арфе и возносящуюся на небеса. В качестве примера можно вспомнить пресловутого Э. Юдковского, хм, «популяризатора», мгм, «науки», который в своём fanfiction устами героя полагает «очевидной» истиной тот факт, что «такой штуки, как душа, не существует», имея в виду именно описанную её вариации, иные не рассматривая в принципе. Такой вот стереотип.
Прежде, когда затрагивался вопрос греческих погребальных обрядов, мне уже довелось рассказать о той психологии, которая древними вкладывалась в кремацию: они тоже полагали, что душа является духовной копией тела, однако таковой, по их мнению, может стать только уже после гибели последнего, тогда как покуда человек жив, его «псюхе» (ψυχή) или же эон (αιών) в жидком виде пребывает внутри организме. После же смерти, чтобы он упокоился, её необходимо выпарить, преобразовать в газообразное состояние, для чего тело с его жидкостями и сжигается.
Даже такие маргиналы, удалённые от греческого мейнстрима, как т.н. орфики, полагали, что душа спускается в царство Аида «сухой» (αυος): «Я высохла от жажды и погибаю», жалуется душа в одной из их табличек. Мёртвые вообще чаще всего характеризовались греками как «высушенные», и, по Ониансу, «испытывали величайшую потребность во влаге, в жизненной жидкости … которая возвратила бы им состояние „живущего“, „влажного“».
Вот почему умерших древние (вс)поминали «чаще всего … в виде возлияний (χοαί)», при этом используемая жидкость как бы поглощалась его душой-псюхе. При этом часто употреблялось вино, и это был один из редких случаев, когда оно оставалось неразбавленным. Однако, поскольку тем же образом укреплять можно и душу ещё живущего, таким же был «обычай, налив в чашу несмешанного вина, выпить за здоровье кого-то присутствующего или отсутствующего». Именно отсюда, к слову, возникла манера, известная и у нас, высоко поднимать хмельные тосты одинаково за здравие и за упокой, употребляя, однако же, рационально внутрь, а вовсе не проливая мимо.
⬅️ «„На тебе, Боже, что нам негоже“: о рациональности жертвоприношений», 2/3 ➡️
Однако почему именно вино? Как оно может заменить и восполнить естественную влагу? Всё дело в том, пишет Онианс, что «древнейшие греки признавали родство людей и растений», соответственно и «жидкость, содержавшаяся в человеке, отождествлялась с соком растений», была буквально тем же. Позднее Аристотель, выводя свою концепцию души, также полагал, что растения обладают такой душой, которая есть и у человека, просто у него она тем не ограничивается, а содержит кроме этой и более сложные части.
Ими вообще «считалось, что животная жизнь и растительная существуют по одним и тем же принципам», в частности, это касалось высушивания, порой необходимого для новой жизни, ведь, «как правило, для получения урожая семена нужно предварительно подсушить, т.е. как бы умертвить … Этот период покоя, сухости, почти смерти зерна … во время которого совершаются изменения, необходимые для нового порождения». Тут можно заодно увидеть, что идея перерождения души, реинкарнации, или, точнее, метемпсихоза (μετεμψύχωσις), логически вытекала из народного мышления, а вовсе не возникла откуда-то внезапно.
Кроме прочего, «из представления о жизни как жидкости и о сухости умерших вырастает широко распространенная идея „живой воды“», которую греки знали в виде легенды, известной из схолиона к «Государству», рассказывающей о Главке, получившем бессмертие из соответствующего источника (αθάνατος πηγή), использованием подобной же воды Геродот объясняет долгожительство эфиопов.
«Этой же идеей объясняется попытка омолодить старика, сварив его в кипятке: таким образом в человека поступает эон взамен его собственного, уже иссякшего»: в частности, такое обещалась проделать Медея, впрочем, в большинстве случаев жестоко обманув. Отсюда вытекают все новоевропейские сказания такого рода, начиная с «Конька-Горбунка» и заканчивая историей поиска источника конкистадорами в Америке. «Эту же мысль мы обнаруживаем в крещении», продолжает Онианс: «не просто омовении, но передаче с водой новой жизни»: «крещение, как и кипячение в котле, воспринималось как новое рождение».
Ещё живым тоже крайне важно восплонять запас своей «влажности», эона, который неизменно уходит, например, с потом; впоследствии Плиний вслед за древними «отождествляет эту жидкость с жиром … позже … и костный мозг (medulla). Итак, «жир, костный мозг … идентифицировались с жидкостью и жидкой составляющей жизни».
По ходу дела теперь, пишет Онианс, «мы можем лучше понять и обычай смазывать тело маслянистой жидкостью или мазью»: то же оливковое масло, которым столь любили натирать тело греки, согласно их представлениям, «проникая сквозь поры, возвращало телу утраченное с потом вещество жизни и силы». Ведь «с точки зрения греков, суть умащения заключалась в проникновении вещества в тело», введении его под кожу. Похоже мыслили потом и римляне: так, у Плавта персонаж «восплоняется (replere) мазями», а у Петрония уставших «восстанавливают» (refecerunt) маслом.
Вернувшись после этого небольшого экскурса назад к жертвоприношению, «теперь мы понимаем, что боги вовсе не были обмануты — они получали вещество жизни», подытоживает Онианс. Для них воскуривалась сама псюхе, содержащаяся в жире и костном мозге, точно так же выпаривалась, как и при кремации: «На погребальном костре вещество жизни отделялось от тела и исчезало в виде пара. В виде пара поднимается к небесам и приношение богам, высвобожденное огнем на алтаре».
Итак, в то время как люди поедали тела животных, боги ели последних души. Они поглощали эон, а ведь это слово вовсе неспроста в наши дни имеет значение «вечность», да и римский аналог понятия звучит весьма всеобъясняюще: aeternitas.
⬅️ «„На тебе, Боже, что нам негоже“: о рациональности жертвоприношений», 3/3
Ими вообще «считалось, что животная жизнь и растительная существуют по одним и тем же принципам», в частности, это касалось высушивания, порой необходимого для новой жизни, ведь, «как правило, для получения урожая семена нужно предварительно подсушить, т.е. как бы умертвить … Этот период покоя, сухости, почти смерти зерна … во время которого совершаются изменения, необходимые для нового порождения». Тут можно заодно увидеть, что идея перерождения души, реинкарнации, или, точнее, метемпсихоза (μετεμψύχωσις), логически вытекала из народного мышления, а вовсе не возникла откуда-то внезапно.
Кроме прочего, «из представления о жизни как жидкости и о сухости умерших вырастает широко распространенная идея „живой воды“», которую греки знали в виде легенды, известной из схолиона к «Государству», рассказывающей о Главке, получившем бессмертие из соответствующего источника (αθάνατος πηγή), использованием подобной же воды Геродот объясняет долгожительство эфиопов.
«Этой же идеей объясняется попытка омолодить старика, сварив его в кипятке: таким образом в человека поступает эон взамен его собственного, уже иссякшего»: в частности, такое обещалась проделать Медея, впрочем, в большинстве случаев жестоко обманув. Отсюда вытекают все новоевропейские сказания такого рода, начиная с «Конька-Горбунка» и заканчивая историей поиска источника конкистадорами в Америке. «Эту же мысль мы обнаруживаем в крещении», продолжает Онианс: «не просто омовении, но передаче с водой новой жизни»: «крещение, как и кипячение в котле, воспринималось как новое рождение».
Ещё живым тоже крайне важно восплонять запас своей «влажности», эона, который неизменно уходит, например, с потом; впоследствии Плиний вслед за древними «отождествляет эту жидкость с жиром … позже … и костный мозг (medulla). Итак, «жир, костный мозг … идентифицировались с жидкостью и жидкой составляющей жизни».
По ходу дела теперь, пишет Онианс, «мы можем лучше понять и обычай смазывать тело маслянистой жидкостью или мазью»: то же оливковое масло, которым столь любили натирать тело греки, согласно их представлениям, «проникая сквозь поры, возвращало телу утраченное с потом вещество жизни и силы». Ведь «с точки зрения греков, суть умащения заключалась в проникновении вещества в тело», введении его под кожу. Похоже мыслили потом и римляне: так, у Плавта персонаж «восплоняется (replere) мазями», а у Петрония уставших «восстанавливают» (refecerunt) маслом.
Вернувшись после этого небольшого экскурса назад к жертвоприношению, «теперь мы понимаем, что боги вовсе не были обмануты — они получали вещество жизни», подытоживает Онианс. Для них воскуривалась сама псюхе, содержащаяся в жире и костном мозге, точно так же выпаривалась, как и при кремации: «На погребальном костре вещество жизни отделялось от тела и исчезало в виде пара. В виде пара поднимается к небесам и приношение богам, высвобожденное огнем на алтаре».
Итак, в то время как люди поедали тела животных, боги ели последних души. Они поглощали эон, а ведь это слово вовсе неспроста в наши дни имеет значение «вечность», да и римский аналог понятия звучит весьма всеобъясняюще: aeternitas.
⬅️ «„На тебе, Боже, что нам негоже“: о рациональности жертвоприношений», 3/3
Менее недели произошёл очередной Хэллоуин, вновь вызвав бурные чувства у всех тех, кто видит себя охранителями некоей «отечественной традиции» от «дурного влияния» извне. Не первый уже год уже можно наблюдать их яростные нападки на тех, кому по нраву подобные бусурманские, а то и «сатанинские», по их мнению, увлечения.
Похоже, что последним термином, к слову, сейчас они обозначают вообще всё, минимально им не нравящееся, в точности как большевики и их потомки в СССРФ именовали и именуют всё и вся «фашизмом»: уже в 1944 г. Оруэлл замечал, что такое применение приводит только к тому, что по итогу «слово ... почти полностью лишено смысла», ведь, как признаётся, «слышал его в отношении фермеров, лавочников ... телесных наказаний, охоты на лис, боя быков, Комитета 1922 г., Комитета 1941 г., Киплинга, Ганди, Чан Кайши, гомосексуализма ... Ассоциации молодежных общежитий, астрологии, женщин, собак и не знаю, кого еще». То же мы видим и здесь.
Соседняя ветвь христианства, известная как католичество, на взгляд эдаких охранителей, поступила крайне дурно, интегрировав в своё время в себя подобное откровенное язычество, хотя бы и под видом «Дня всех святых», впрочем, касается это и «Дня Святого Валентина», который также у нас стараются заменить очень своеобразным аналогом. Не противостоя всему этому навязыванию, убеждены они, мы обречены быть замещены культурно, и, ergo, погибнуть духовно: прежним останется одно название народа, суть же станет совершенно другой, подобно тому, как например, нынешние египтяне или греки не имеют вообще никакого отношения к тем народам, которые так именовались в древности.
И им стоит верить, ведь они знают, о чем говорят: в конце концов, мы говорим о религии, которая сама была здесь совершенно чуждой, придя незваной и насильно заменив в своё время иную, местную, естественную, развившуюся из общего для всех индоевропейцев корня. Итак, они опасаются, что и с ними поступят аналогично, видят свой же modus operandi, потому страх этот столь понятен, близок, — тем паче, что подобное воздаяние им обещано… самой же главной книгой христианства: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними».
Но не только и не столько некое «влияние чуждых нам современных западных ценностей» здесь они пытаются предупредить. Вовсе не новый враг их пугает, но прежний, который даже спустя столько веков упорно отказывается умирать: так и недоеденная ими Античность.
Так, «День влюблённых» просто и без затей восходит к римским Луперкалиям, которые были запрещены ещё в 496 г., что, как мы видим, не особенно помогло, простой люд решил, что ему виднее, и пронёс праздник для нас сквозь время. И что же, они всерьёз полагают, что их запретительные попытки сейчас, когда христианство стало бесконечно более беззубым, удадутся лучше? Довольно наивно-с… Так или иначе, как поётся в одной rebel song, «for 800 years we've fought you without fear, — and we'll fight you for 800 more». Вот и оказывается, что подлинной, по-настоящему народной традицией в этом случае оказывается полное игнорирование потуг «запретить и не пущать», отношение к воззваниям фундаменталистов как к белому шуму, саботирование веками.
Сим, кроме прочего, выходит, что эти охранители совершают преподлую подмену понятий, ведь отменить они стараются, против того, что говорят, не поветрие, не какое-то новьё, но ту самую посконность, погубить традицию.
«Борцам с неизбежностью», 1/3 ➡️
Похоже, что последним термином, к слову, сейчас они обозначают вообще всё, минимально им не нравящееся, в точности как большевики и их потомки в СССРФ именовали и именуют всё и вся «фашизмом»: уже в 1944 г. Оруэлл замечал, что такое применение приводит только к тому, что по итогу «слово ... почти полностью лишено смысла», ведь, как признаётся, «слышал его в отношении фермеров, лавочников ... телесных наказаний, охоты на лис, боя быков, Комитета 1922 г., Комитета 1941 г., Киплинга, Ганди, Чан Кайши, гомосексуализма ... Ассоциации молодежных общежитий, астрологии, женщин, собак и не знаю, кого еще». То же мы видим и здесь.
Соседняя ветвь христианства, известная как католичество, на взгляд эдаких охранителей, поступила крайне дурно, интегрировав в своё время в себя подобное откровенное язычество, хотя бы и под видом «Дня всех святых», впрочем, касается это и «Дня Святого Валентина», который также у нас стараются заменить очень своеобразным аналогом. Не противостоя всему этому навязыванию, убеждены они, мы обречены быть замещены культурно, и, ergo, погибнуть духовно: прежним останется одно название народа, суть же станет совершенно другой, подобно тому, как например, нынешние египтяне или греки не имеют вообще никакого отношения к тем народам, которые так именовались в древности.
И им стоит верить, ведь они знают, о чем говорят: в конце концов, мы говорим о религии, которая сама была здесь совершенно чуждой, придя незваной и насильно заменив в своё время иную, местную, естественную, развившуюся из общего для всех индоевропейцев корня. Итак, они опасаются, что и с ними поступят аналогично, видят свой же modus operandi, потому страх этот столь понятен, близок, — тем паче, что подобное воздаяние им обещано… самой же главной книгой христианства: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними».
Но не только и не столько некое «влияние чуждых нам современных западных ценностей» здесь они пытаются предупредить. Вовсе не новый враг их пугает, но прежний, который даже спустя столько веков упорно отказывается умирать: так и недоеденная ими Античность.
Так, «День влюблённых» просто и без затей восходит к римским Луперкалиям, которые были запрещены ещё в 496 г., что, как мы видим, не особенно помогло, простой люд решил, что ему виднее, и пронёс праздник для нас сквозь время. И что же, они всерьёз полагают, что их запретительные попытки сейчас, когда христианство стало бесконечно более беззубым, удадутся лучше? Довольно наивно-с… Так или иначе, как поётся в одной rebel song, «for 800 years we've fought you without fear, — and we'll fight you for 800 more». Вот и оказывается, что подлинной, по-настоящему народной традицией в этом случае оказывается полное игнорирование потуг «запретить и не пущать», отношение к воззваниям фундаменталистов как к белому шуму, саботирование веками.
Сим, кроме прочего, выходит, что эти охранители совершают преподлую подмену понятий, ведь отменить они стараются, против того, что говорят, не поветрие, не какое-то новьё, но ту самую посконность, погубить традицию.
«Борцам с неизбежностью», 1/3 ➡️
Что же до Хэллоуина, то он много старше, чем празднество народа, сочинившего вышеупомянутую песню, и те, кто называли его Самайн, уже утратили всякое понимание его глубинной сути. Древнейшие упоминания о нем не сообщают ничего кроме смутной, неясной связи с мёртвыми, которые в этот день вроде как начинают ходить среди живых, поскольку истончается завеса, отделяющая миры тех и других: отсюда и проистекает основной и наиболее узнаваемый элемент праздника, переодевание в различную нечисть, предпочтительно то, что называют «немертвым», undead. Впрочем, и ношение костюма просто необычайного персонажа вполне отвечает идее — тем сильнее, чем более оный отличен от самого перевоплощающегося.
Только в наши дни, благодаря развитию науки компаративистики, той, которая indoeuropean studies, стало ясно наконец, что здесь к чему: в своё время, в глубочайшей древности, когда индоевропейцы ещё были единым народом с общим языком, то был день возвращения домой «армии мёртвых», ужасающей и знаменитой Дикой охоты, представлявшей собой на деле молодёжные юношеские отряды, инвестные как *kóryos, тема которых здесь уже не раз затрагивалась. Целых полгода до своего триумфального homecoming a.k.a. νόστος эти молодые люди жили вдали от общества, которое их породило, что было их испытанием в процессе получения аттестата зрелости.
Их излюбленным приёмом в процессе этого «выгуливания» было притвориться, да так, чтобы и самим поверить, «нечистой силой»: в первую очередь, оборотнями, затем — умершими людьми. Последними они до своего возвращения у себя дома, собственно, и считались, были там уже «отпетыми» и оплаканными, а оное, соответственно, проходило по категории воскрешения. Фрэзер и примкнувшие английские болтуны в своё время сочинили не имеющую отношения к реальности «умирающего и воскресающего бога», однако своё здравое зерно в ней было: просто происходило описываемое не с небожителями, но со вполне земными, и в массовом порядке. В их случае undead означало, что они и не были по-настоящему мертвы, хотя концептуально вообще все воспринимали их именно так, от врагов до ближайших родственников.
Известные легенды, связанные с Самайном, сохранили только рудименты древней сути явления, однако нечто отдалённо знакомое мы разглядеть-таки иногда можем: так, герой Келит упоминается как лидер фианны, которая и является ирландской версией *kóryos, и также сказано, что он убивает троих, обернувшихся волками, наконец, именуется «быстроногим» и талантливым сказителем, что, как мы помним, тоже является характерными чертами молодёжи в таких отрядах.
Trick or treat и его аналог у нас, колядки, обычай, при котором дети обходят дома и с некоторой добровольно-принудительностью добывают у хозяев сласти — вот и всё, что осталось от прежней пробирающей до мозга костей суровости *kóryos, который, действительно, посещал поселения — только чтобы не оставить хозяевам вообще ничего, часто — и самой жизни, да и вообще сравнять на своём пути всё с землёй; отнюдь не напрасно их сравнивали с саранчой, и даже их бог-покровитель, кроме волков и прочего, повелевал также этими насекомыми.
⬅️ «Борцам с неизбежностью», 2/3 ➡️
Только в наши дни, благодаря развитию науки компаративистики, той, которая indoeuropean studies, стало ясно наконец, что здесь к чему: в своё время, в глубочайшей древности, когда индоевропейцы ещё были единым народом с общим языком, то был день возвращения домой «армии мёртвых», ужасающей и знаменитой Дикой охоты, представлявшей собой на деле молодёжные юношеские отряды, инвестные как *kóryos, тема которых здесь уже не раз затрагивалась. Целых полгода до своего триумфального homecoming a.k.a. νόστος эти молодые люди жили вдали от общества, которое их породило, что было их испытанием в процессе получения аттестата зрелости.
Их излюбленным приёмом в процессе этого «выгуливания» было притвориться, да так, чтобы и самим поверить, «нечистой силой»: в первую очередь, оборотнями, затем — умершими людьми. Последними они до своего возвращения у себя дома, собственно, и считались, были там уже «отпетыми» и оплаканными, а оное, соответственно, проходило по категории воскрешения. Фрэзер и примкнувшие английские болтуны в своё время сочинили не имеющую отношения к реальности «умирающего и воскресающего бога», однако своё здравое зерно в ней было: просто происходило описываемое не с небожителями, но со вполне земными, и в массовом порядке. В их случае undead означало, что они и не были по-настоящему мертвы, хотя концептуально вообще все воспринимали их именно так, от врагов до ближайших родственников.
Известные легенды, связанные с Самайном, сохранили только рудименты древней сути явления, однако нечто отдалённо знакомое мы разглядеть-таки иногда можем: так, герой Келит упоминается как лидер фианны, которая и является ирландской версией *kóryos, и также сказано, что он убивает троих, обернувшихся волками, наконец, именуется «быстроногим» и талантливым сказителем, что, как мы помним, тоже является характерными чертами молодёжи в таких отрядах.
Trick or treat и его аналог у нас, колядки, обычай, при котором дети обходят дома и с некоторой добровольно-принудительностью добывают у хозяев сласти — вот и всё, что осталось от прежней пробирающей до мозга костей суровости *kóryos, который, действительно, посещал поселения — только чтобы не оставить хозяевам вообще ничего, часто — и самой жизни, да и вообще сравнять на своём пути всё с землёй; отнюдь не напрасно их сравнивали с саранчой, и даже их бог-покровитель, кроме волков и прочего, повелевал также этими насекомыми.
⬅️ «Борцам с неизбежностью», 2/3 ➡️
Функции этого бога впоследствии были разными кусками унаследованы другими божествами разделявшихся индоевропейцев, и нет такого одного, про которого можно определенно сказать, что он является ипостасью того изначального.
Один из таких «потомков» отвечал впоследствии и за Луперкалии, так что облик врага, с которым, если возвращаться к началу разговора, у нас борются ранее упомянутые фундаменталисты-охранители, понемногу вырисовывается... Собственно, библейская книга «Откровение» a.k.a. Ἀποκάλυψις как раз пугает триумфальным возвращением его *kóryos, изображая в 9 главе последней в виде необычайной саранчи с человеческими лицами и такими характерными признаками как женские, сиречь длинные, волосы; далее, сообщается, что она не трогает растительности, но губит людей, а повелевает ею некий «ангел бездны», которому «имя … по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион».
Однако ж! неужели древние вернутся? А ведь и индуистская эсхатология сулит похожее: в Махабхарате обещается, что когда наступит Кали-Юга, править станут, кроме прочих, некие «яваны», что общепринято считается искажением слова «ионийцы».
Однако всё ещё интереснее, ведь есть и третий донельзя популярный и в то же самое время глубоко и законченно в своей сути языческий праздник, к которому этот бог имеет самое прямое отношение. Он, конечно, спрятался куда лучше, буквально у всех на виду, однако и его, если следовать прежней логике, нужно преследовать, осуждать, а то и запрещать с никак не меньшим азартом...
Речь идёт не о чём ином как… Рождестве/Новом годе, празднестве, внешний облик заимствовавшим у симпосия, события, в ходе которого уже взрослые мужчины, бывшие когда-то довно *kóryos, совершали то, что можно назвать «тряхнуть стариной», демонстрируя вечную справедливость поговорки про кормимого волка. Они вспоминали молодость, для чего «одевали в лес» помещение; в этом-то и состоит смысл гирлянд и прочей мишуры, а также ели.
Христианизация, если минимально углубляться в суть, и здесь оказывается ничуть не менее поверхностной, нежели в случае двух других. Впрочем, на тему того, как этот праздник задним числом присоединили к посконно языческим, прекрасно не раз и много кем освещалось, и нет нужды повторяться.
Так что же, стоит ли ждать непримиримой борьбы и здесь? Тем паче, что такая уже была: так, пуритане в Британии и США, прекрасно всё это осознавая, долгое время попросту пресекали празднование Рождества, а некоторые из них так поступают и поныне. А ведь именно им так стараются подражать наши фундаменталисты.
⬅️ «Борцам с неизбежностью», 3/3
Один из таких «потомков» отвечал впоследствии и за Луперкалии, так что облик врага, с которым, если возвращаться к началу разговора, у нас борются ранее упомянутые фундаменталисты-охранители, понемногу вырисовывается... Собственно, библейская книга «Откровение» a.k.a. Ἀποκάλυψις как раз пугает триумфальным возвращением его *kóryos, изображая в 9 главе последней в виде необычайной саранчи с человеческими лицами и такими характерными признаками как женские, сиречь длинные, волосы; далее, сообщается, что она не трогает растительности, но губит людей, а повелевает ею некий «ангел бездны», которому «имя … по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион».
Однако ж! неужели древние вернутся? А ведь и индуистская эсхатология сулит похожее: в Махабхарате обещается, что когда наступит Кали-Юга, править станут, кроме прочих, некие «яваны», что общепринято считается искажением слова «ионийцы».
Однако всё ещё интереснее, ведь есть и третий донельзя популярный и в то же самое время глубоко и законченно в своей сути языческий праздник, к которому этот бог имеет самое прямое отношение. Он, конечно, спрятался куда лучше, буквально у всех на виду, однако и его, если следовать прежней логике, нужно преследовать, осуждать, а то и запрещать с никак не меньшим азартом...
Речь идёт не о чём ином как… Рождестве/Новом годе, празднестве, внешний облик заимствовавшим у симпосия, события, в ходе которого уже взрослые мужчины, бывшие когда-то довно *kóryos, совершали то, что можно назвать «тряхнуть стариной», демонстрируя вечную справедливость поговорки про кормимого волка. Они вспоминали молодость, для чего «одевали в лес» помещение; в этом-то и состоит смысл гирлянд и прочей мишуры, а также ели.
Христианизация, если минимально углубляться в суть, и здесь оказывается ничуть не менее поверхностной, нежели в случае двух других. Впрочем, на тему того, как этот праздник задним числом присоединили к посконно языческим, прекрасно не раз и много кем освещалось, и нет нужды повторяться.
Так что же, стоит ли ждать непримиримой борьбы и здесь? Тем паче, что такая уже была: так, пуритане в Британии и США, прекрасно всё это осознавая, долгое время попросту пресекали празднование Рождества, а некоторые из них так поступают и поныне. А ведь именно им так стараются подражать наши фундаменталисты.
⬅️ «Борцам с неизбежностью», 3/3
ГДЕ НА САМОМ ДЕЛЕ НАХОДИТСЯ ЛЕГЕНДАРНАЯ АТЛАНТИДА, КОТОРУЮ ИСКАЛИ СОВЕТСКИЕ ПОДЛОДКИ
«Что за глупости?», спросят сразу некоторые, увидев название. Какие ещё подлодки, какую Атлантиду? Это всерьёз? Ну, бред же? Хотелось бы. Правда. Но нет: это происходило в 80-ые всерьёз и взаправду.
Всё дело в том, что для новоевропейцев концепция этого острова была так важна, что многие и по сей день не в силах с ней расстаться: аж в 1933 г. организация искателей затерянного острова заявила, что никогда не откажется от идеи Атлантиды, и плевать они хотели на «нудные научные аргументы».
Хотя может показаться, что Атлантида — это исключительно «что-то на рентвшном», это верно разве что для самого недавнего времени, прежде же на протяжении веков это была ключевая в мышлении развитого человечества идея, её интерпретации всерьёз влияли на геополитику.
В какой-то момент с Атлантидой тесно оказался связан даже народ Израилев: скажем, очень многие были убеждены, что «десять потерянных колен» удалились именно туда. И в наши дни печально известный «популяризатор науки» Э. Шломо Юдковский, сам являющийся евреем, не отказал себе в удовольствии поэксплуатировать тему.
Первым же, кто упомянул Атлантиду, что на удивление мало кто знает, является небезызвестный философ Платон, который, выводя остров атлантов в своих сочинениях «Тимей» и «Критий», всего-навсего продолжал свои прежние построения, известные по «Государству», а затем развитые в «Законах».
Поскольку новоевропейцы веками плохо были включены в контекст, сопутствующий созданию этих произведений, никто из них не мог и примерно понять, что же великий афинянин имел в виду. К счастью, сейчас уже всё не так, и в чём тут, собственно, дело, хорошо известно — в т.ч. станет и вам, если ознакомитесь по ссылке (которая, кстати, ведёт к посту в открытом доступе, не закрытому пейволлом).
«Что за глупости?», спросят сразу некоторые, увидев название. Какие ещё подлодки, какую Атлантиду? Это всерьёз? Ну, бред же? Хотелось бы. Правда. Но нет: это происходило в 80-ые всерьёз и взаправду.
Всё дело в том, что для новоевропейцев концепция этого острова была так важна, что многие и по сей день не в силах с ней расстаться: аж в 1933 г. организация искателей затерянного острова заявила, что никогда не откажется от идеи Атлантиды, и плевать они хотели на «нудные научные аргументы».
Хотя может показаться, что Атлантида — это исключительно «что-то на рентвшном», это верно разве что для самого недавнего времени, прежде же на протяжении веков это была ключевая в мышлении развитого человечества идея, её интерпретации всерьёз влияли на геополитику.
В какой-то момент с Атлантидой тесно оказался связан даже народ Израилев: скажем, очень многие были убеждены, что «десять потерянных колен» удалились именно туда. И в наши дни печально известный «популяризатор науки» Э. Шломо Юдковский, сам являющийся евреем, не отказал себе в удовольствии поэксплуатировать тему.
Первым же, кто упомянул Атлантиду, что на удивление мало кто знает, является небезызвестный философ Платон, который, выводя остров атлантов в своих сочинениях «Тимей» и «Критий», всего-навсего продолжал свои прежние построения, известные по «Государству», а затем развитые в «Законах».
Поскольку новоевропейцы веками плохо были включены в контекст, сопутствующий созданию этих произведений, никто из них не мог и примерно понять, что же великий афинянин имел в виду. К счастью, сейчас уже всё не так, и в чём тут, собственно, дело, хорошо известно — в т.ч. станет и вам, если ознакомитесь по ссылке (которая, кстати, ведёт к посту в открытом доступе, не закрытому пейволлом).
boosty.to
«Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки», 1, 2 и 3 из 22 - Павел Боборыкин, «Эллинистика»
«Атлантида?», сразу же спросят некоторые: «Это что-то на рентвшном?» Ну, это же там, на «первом мистическом» ведь о подобном обычно рассуждают, не так ли? После чего постараются держаться от темы как можно дальше, чтобы не оказаться, не приведи боги, замеченными…
Существует ли магия взаправду или это всё сплошное шарлатанство? Трудно однозначно дать ответ на вопрос, заданный таким образом. Другое дело — изучить, какие мнения на сей счёт вообще бывают, как думали сейчас и прежде люди: в этом случае объективность исследования будет бесконечно выше, и такое уже встречалось на этом канале. В плане научности между тем и другим вопросом, пожалуй та же грань, что у теологии против религиоведения.
Сравнение с религией тем удачнее, что, как и там, тут, да и вообще всегда, хуже всего крайности, ведь, как заметили уже «семь мудрецов», во всём должна быть надлежащая мера. Так, дурен такой агностицизм, который называют «постоянным принципиальным», заранее объявляющий, что ничем не будет поколеблен, и тем слабо отличим от своего казалось бы злейшего врага, религиозного фанатизма, который мыслит похоже; другое дело «временный вынужденный», ожидающий новых фактов.
С магией обстоит похожая ситуация: даже несмотря на то, что научных и прочих надежных доказательств в пользу её существование и немного, целиком отмести её существование всё же нельзя, а уверенность в ином будет несильно не лучше абсолютной же веры каждому, кто утверждает, что принадлежит к когорте гадалок и колдунов.
Следующая мысль, которая отсюда следует, состоит в том, что способные к магии, быть может, и есть, однако далеко не все, кто себя к таким приписывает, говорят правду. Нация, особо склонная доверять разного рода psychics, американцы, искренне верящая, что экстрасенсорика самая настоящая быль, несмотря на этот факт, давно выработала как раз такое к ним отношение: они убеждены, что далеко не все там мошенники, но большинство, и искусство состоит в том, чтобы отличить одних от других. Этому целиком посвящён такой характерный кинофильм как Red Lights (2012), в котором человек, оказывающийся действительно обладающим способностями, весь фильм разоблачает тех, кто себе подобное лишь приписывает.
Схоже мыслят официалы Католической церкви: несмотря на то, что ежегодно они разбирают тысячи случаев предполагаемого чуда, отправленные расследовать представители лишь очень немногие действительно признают таковыми, в основном же, как сообщали, они сталкивались с откровенным обманом.
Всё это предисловие к тому, что автор этих строк вовсе не собирается утверждать, что персонаж, известный в сети как Екатерина Дайс, является шарлатаном уже по факту того, что предлагает оккультные и подобные услуги. Вовсе нет, тут может быть по-разному; выводы не в её в пользу сделаны на основе совсем другого: того дилетантизма, которым она накормила издание «Ведомости.ру» и который тот, к прискорбию, выдал, не жуя, массам. Собственно, это причина, почему я не прошёл мимо: серьёзное вроде как издание, а значит, такие глупости там опасны.
В ответ на мои резонные замечания упомянутая Дайс попросту удалила комментарий с уточнениями, а затем заблокировала всюду, в т.ч. и в ЛС, но не до того, как заявиться туда с отборным хамством.
Такие торговцы магическим нередко и чаще всего напрасно воображают себя заодно специалистами в культурной антропологии, и эта Дайс входит число как раз последних. Замечу сразу, что такие, кто делает это не зря, тоже очень даже есть, и первой в их числе могу безусловно назвать достойнейшую владелицу канала Fire walks with me.
«Куда нам бросить Κύβο», 1/3 ➡️
Сравнение с религией тем удачнее, что, как и там, тут, да и вообще всегда, хуже всего крайности, ведь, как заметили уже «семь мудрецов», во всём должна быть надлежащая мера. Так, дурен такой агностицизм, который называют «постоянным принципиальным», заранее объявляющий, что ничем не будет поколеблен, и тем слабо отличим от своего казалось бы злейшего врага, религиозного фанатизма, который мыслит похоже; другое дело «временный вынужденный», ожидающий новых фактов.
С магией обстоит похожая ситуация: даже несмотря на то, что научных и прочих надежных доказательств в пользу её существование и немного, целиком отмести её существование всё же нельзя, а уверенность в ином будет несильно не лучше абсолютной же веры каждому, кто утверждает, что принадлежит к когорте гадалок и колдунов.
Следующая мысль, которая отсюда следует, состоит в том, что способные к магии, быть может, и есть, однако далеко не все, кто себя к таким приписывает, говорят правду. Нация, особо склонная доверять разного рода psychics, американцы, искренне верящая, что экстрасенсорика самая настоящая быль, несмотря на этот факт, давно выработала как раз такое к ним отношение: они убеждены, что далеко не все там мошенники, но большинство, и искусство состоит в том, чтобы отличить одних от других. Этому целиком посвящён такой характерный кинофильм как Red Lights (2012), в котором человек
Схоже мыслят официалы Католической церкви: несмотря на то, что ежегодно они разбирают тысячи случаев предполагаемого чуда, отправленные расследовать представители лишь очень немногие действительно признают таковыми, в основном же, как сообщали, они сталкивались с откровенным обманом.
Всё это предисловие к тому, что автор этих строк вовсе не собирается утверждать, что персонаж, известный в сети как Екатерина Дайс, является шарлатаном уже по факту того, что предлагает оккультные и подобные услуги. Вовсе нет, тут может быть по-разному; выводы не в её в пользу сделаны на основе совсем другого: того дилетантизма, которым она накормила издание «Ведомости.ру» и который тот, к прискорбию, выдал, не жуя, массам. Собственно, это причина, почему я не прошёл мимо: серьёзное вроде как издание, а значит, такие глупости там опасны.
В ответ на мои резонные замечания упомянутая Дайс попросту удалила комментарий с уточнениями, а затем заблокировала всюду, в т.ч. и в ЛС, но не до того, как заявиться туда с отборным хамством.
Такие торговцы магическим нередко и чаще всего напрасно воображают себя заодно специалистами в культурной антропологии, и эта Дайс входит число как раз последних. Замечу сразу, что такие, кто делает это не зря, тоже очень даже есть, и первой в их числе могу безусловно назвать достойнейшую владелицу канала Fire walks with me.
«Куда нам бросить Κύβο», 1/3 ➡️
«Атлантида?», сразу же спросят некоторые: «Это что-то на рентвшном?» Ну, это же там, на «первом мистическом» ведь о подобном обычно рассуждают, не так ли? После чего постараются держаться от темы как можно дальше, чтобы не оказаться, не приведи боги, замеченными в порочащих связях, к примеру, не станут и читать настоящий текст.
Подобная реакция, конечно, встречается преимущественно у контингента, который можно охарактеризовать как «наивные обыватели»: люди, путём наблюдения за которыми, по Гоббсу, «мы ежедневно убеждаемся», что они, «те, кто заботится лишь о своей утробе и своем покое», «согласны скорее верить всякой нелепости, чем беспокоить себя ее критической проверкой».
Но постойте, разве не логичнее так охарактеризовать саму целевую аудиторию упомянутого канала, которую он и накачивает сочиняемыми им глупостями? Безусловно, однако в случае оных такой диагноз очевиден; другое дело — те, кто стал жертвами контакта с деятельностью тех, кто себя называет «борцами с лженауки».
Про них всё это верно будет не менее, против того, что сами они считают. Интоксикация «популяризацией» приводит у них к очень определённой аберрации восприятия: они искренне уверяются, что истину не только возможно объективно отличить от заблуждения, но это ещё и относительно нетрудно сделать, — что и пытаются совершить прямо-таки с наскока. Проявляется это исключительно в том, что оные начинают бояться и избегать всего напоминающего хотя бы отдалённо пресловутые «лженауку» и «обскурантизм».
О чём это тут идёт речь? Да всё о том, что многим таким достаточно увидеть слово «Атлантида» в тексте, чтобы отнести исследование к тому самому «мракобесию», что наблюдалось в случае прошлой итерации данного исследования. Ну и что, казалось бы, много разве с простаков возьмёшь? Возможно, что и так, но впечатлило вашего покорного тут то, что соответствующая деформация затронула и тех, кто вроде как зовётся учёными, впрочем, понятно, к выдающимся из числа таковых не относясь даже в самых своих смелых мечтах. И поныне могу припомнить их бурную и необоснованную реакцию, причём и таких, насчё которых затем было замечено, что эти Античность вроде как преподают…
Всё это было вызвано исключительно формой, содержание же таковский люд уже не интересовало. Что и неудивительно, ведь, как известно, вообще все люди, интересующиеся вопросами, делятся на две неравномерные группы: тех немногих, кого интересует суть, аргументы, логика и т.п., и большинство прочих, способных воспринимать что-либо исключительно через призму где-то уже почерпнутых стереотипов.
#atlantis
«Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 1/18 ➡️
Подобная реакция, конечно, встречается преимущественно у контингента, который можно охарактеризовать как «наивные обыватели»: люди, путём наблюдения за которыми, по Гоббсу, «мы ежедневно убеждаемся», что они, «те, кто заботится лишь о своей утробе и своем покое», «согласны скорее верить всякой нелепости, чем беспокоить себя ее критической проверкой».
Но постойте, разве не логичнее так охарактеризовать саму целевую аудиторию упомянутого канала, которую он и накачивает сочиняемыми им глупостями? Безусловно, однако в случае оных такой диагноз очевиден; другое дело — те, кто стал жертвами контакта с деятельностью тех, кто себя называет «борцами с лженауки».
Про них всё это верно будет не менее, против того, что сами они считают. Интоксикация «популяризацией» приводит у них к очень определённой аберрации восприятия: они искренне уверяются, что истину не только возможно объективно отличить от заблуждения, но это ещё и относительно нетрудно сделать, — что и пытаются совершить прямо-таки с наскока. Проявляется это исключительно в том, что оные начинают бояться и избегать всего напоминающего хотя бы отдалённо пресловутые «лженауку» и «обскурантизм».
О чём это тут идёт речь? Да всё о том, что многим таким достаточно увидеть слово «Атлантида» в тексте, чтобы отнести исследование к тому самому «мракобесию», что наблюдалось в случае прошлой итерации данного исследования. Ну и что, казалось бы, много разве с простаков возьмёшь? Возможно, что и так, но впечатлило вашего покорного тут то, что соответствующая деформация затронула и тех, кто вроде как зовётся учёными, впрочем, понятно, к выдающимся из числа таковых не относясь даже в самых своих смелых мечтах. И поныне могу припомнить их бурную и необоснованную реакцию, причём и таких, насчё которых затем было замечено, что эти Античность вроде как преподают…
Всё это было вызвано исключительно формой, содержание же таковский люд уже не интересовало. Что и неудивительно, ведь, как известно, вообще все люди, интересующиеся вопросами, делятся на две неравномерные группы: тех немногих, кого интересует суть, аргументы, логика и т.п., и большинство прочих, способных воспринимать что-либо исключительно через призму где-то уже почерпнутых стереотипов.
#atlantis
«Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 1/18 ➡️
Характерно, что один из самых известных «популяризаторов науки», Э. Шломо Юдковский, выводит как раз подобного персонажа в своём opus magnum: хотя это и оксфордский профессор, он совершенно не способен, в отличие от заглавного героя, мыслить outside the box, тогда как последний, явно выражая мысли автора, напротив, не понимает, «как можно просто ткнуть в кусок реальности и заявить, что он не научен» только на основании того, что не его принято считать таковым.
И он прав, подлинный исследователь должен руководствоваться в первую очередь тем, что уже Платон именовал первым качеством всякого мыслителя: бесстрашие. Ведь научная деятельность вроде как и состоит в преодолении расхожих представлений путём их критического рассмотрения: уже древние греки, как пишет д.и.н. А.И. Зайцев (2000), почти сразу после изобретения ими науки, «выяснили, что подтверждаются очень часто гипотезы, противоречащие наглядной очевидности и прочно укоренившимся мнениям». Традиционное общество же сурово пресекает подобное отклонение, ставя «нарушителя перед угрозой утраты связей с обществом или даже прямой расправы», именно потому стагнируя, оставаясь в целом неизменным на протяжении веков если не тысячелетий.
Тем более странно видеть подобное у тех, кто числится учёными, впрочем, не секрет, что большинство из историков занимается не поиском научной истины, но такими вещами как обслуживание национального мифа: тех «преданий старины глубокой», к которому восходит история страны, опирающихся чаще всего на запредельно сомнительные или даже откровенно сфабрикованные в массе своей источники. Это весьма недалёкие люди, деятели от речеписа, занятие тем же, чем минправды Оруэлла.
Ещё может быть так, что этот страх показаться маргиналом и «мракобесом», вследствие которого некоторая тема табуируется, вызван и неспроста, очень даже намеренно, и целью была как раз такая реакция: такую версию очень любят поклонники конспирологии, и, быть может, правы как минимум отчасти.
И всё же удивительны античники, тем более, специалисты по классической Греции, пугающиеся Атлантиды, учитывая, что вообще-то она напрямую относится профессиональной деятельности, ведь, как стоит напомнить, впервые о ней мы узнаём из диалогов всё того же Платона. Может, дело касается только отечественной среды, только тут так всё плохо? Возможно: ведь за рубежом, того более, исследователи не только не опасаются заниматься темой, но и им, похоже, en masse присуща весьма «обскурантская» позиция на её счёт.
Так, д.ф. и структ. П. Видаль-Накэ (2012 [2005]), видный специалист по вопросу, «исключает любую возможность существования Атлантиды как реального острова и государства посреди океана, до сих пор носящего ее имя», отмечая, что это далеко не мейнстримный взгляд на вопрос в академической среде, и добавляет, что его вышеприведённый вызвал лишь сочувствие со стороны другого мастистого исследователя, Ж. Дюмезиля (известного, в частности, разработкой т.н. теории трёх функций, одной из которых является небезызвестный männerbunde или *kóryos), который отметил, что только немногие коллеги согласятся с подобным радикальным рационализмом.
Это подтверждает д.и.н. Е.Г. Рабинович (1983), которая указывает, что на вопрос «Стоит ли верить Платону?» в контексте Атлантиды «безосновательно положительный ответ в последнее время настолько чаще безосновательно отрицательного, что можно говорить о присущем нашей эпохе „атлантическом благочестии“».
Итак, академический мейнстрим, преобладающее мнение специалистов по вопросу, внезапно склоняется в пользу того, чтобы в Атлантиду верить, а ведь это и будет тем самым, что «популяризаторы» обзовут «научным» взглядом на вопрос, обратный обругав «обскурантским»: ведь критерий здесь не метод, с помощью которого к выводу пришли, но то, кто последнего придерживается. Соответственно, не согласившись с ним, и отказавшись считать Атлантиду реальностью, мы поступим крайне «обскурантски», «антинаучно». Ну и ладно.
#atlantis
⬅️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 2/18 ➡️
И он прав, подлинный исследователь должен руководствоваться в первую очередь тем, что уже Платон именовал первым качеством всякого мыслителя: бесстрашие. Ведь научная деятельность вроде как и состоит в преодолении расхожих представлений путём их критического рассмотрения: уже древние греки, как пишет д.и.н. А.И. Зайцев (2000), почти сразу после изобретения ими науки, «выяснили, что подтверждаются очень часто гипотезы, противоречащие наглядной очевидности и прочно укоренившимся мнениям». Традиционное общество же сурово пресекает подобное отклонение, ставя «нарушителя перед угрозой утраты связей с обществом или даже прямой расправы», именно потому стагнируя, оставаясь в целом неизменным на протяжении веков если не тысячелетий.
Тем более странно видеть подобное у тех, кто числится учёными, впрочем, не секрет, что большинство из историков занимается не поиском научной истины, но такими вещами как обслуживание национального мифа: тех «преданий старины глубокой», к которому восходит история страны, опирающихся чаще всего на запредельно сомнительные или даже откровенно сфабрикованные в массе своей источники. Это весьма недалёкие люди, деятели от речеписа, занятие тем же, чем минправды Оруэлла.
Ещё может быть так, что этот страх показаться маргиналом и «мракобесом», вследствие которого некоторая тема табуируется, вызван и неспроста, очень даже намеренно, и целью была как раз такая реакция: такую версию очень любят поклонники конспирологии, и, быть может, правы как минимум отчасти.
И всё же удивительны античники, тем более, специалисты по классической Греции, пугающиеся Атлантиды, учитывая, что вообще-то она напрямую относится профессиональной деятельности, ведь, как стоит напомнить, впервые о ней мы узнаём из диалогов всё того же Платона. Может, дело касается только отечественной среды, только тут так всё плохо? Возможно: ведь за рубежом, того более, исследователи не только не опасаются заниматься темой, но и им, похоже, en masse присуща весьма «обскурантская» позиция на её счёт.
Так, д.ф. и структ. П. Видаль-Накэ (2012 [2005]), видный специалист по вопросу, «исключает любую возможность существования Атлантиды как реального острова и государства посреди океана, до сих пор носящего ее имя», отмечая, что это далеко не мейнстримный взгляд на вопрос в академической среде, и добавляет, что его вышеприведённый вызвал лишь сочувствие со стороны другого мастистого исследователя, Ж. Дюмезиля (известного, в частности, разработкой т.н. теории трёх функций, одной из которых является небезызвестный männerbunde или *kóryos), который отметил, что только немногие коллеги согласятся с подобным радикальным рационализмом.
Это подтверждает д.и.н. Е.Г. Рабинович (1983), которая указывает, что на вопрос «Стоит ли верить Платону?» в контексте Атлантиды «безосновательно положительный ответ в последнее время настолько чаще безосновательно отрицательного, что можно говорить о присущем нашей эпохе „атлантическом благочестии“».
Итак, академический мейнстрим, преобладающее мнение специалистов по вопросу, внезапно склоняется в пользу того, чтобы в Атлантиду верить, а ведь это и будет тем самым, что «популяризаторы» обзовут «научным» взглядом на вопрос, обратный обругав «обскурантским»: ведь критерий здесь не метод, с помощью которого к выводу пришли, но то, кто последнего придерживается. Соответственно, не согласившись с ним, и отказавшись считать Атлантиду реальностью, мы поступим крайне «обскурантски», «антинаучно». Ну и ладно.
#atlantis
⬅️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 2/18 ➡️
Как жалуется Видаль-Накэ, «несмотря на все [его и не только] усилия … ничто не может помешать появлению новых „реалистических“ интерпретаций мифа об Атлантиде». Как раньше, так и теперь, где только таинственный остров Платона люд не пробует локализовать, ибо очень уж ему хотелось, чтобы тот и правда существовал в реальности: при случае мы с вами уже изучали феномен неспособности среднего человека смириться с чистой фантазией, work of fiction, которую качество несуществования, совершенной выдумки, в их глазах совершенно обесценивает.
Эту манеру мышления, не побоясь обвинения в том, что сейчас называют ageism, назовём детской: ведь это весьма юному возрасту присуще возмущаться и спорить, когда маме доводится упомянуть, что сейчас они читают-де сказку, легенду, о том, чего, скорее всего, никогда не было.
Грекам, рано возмужавшим, было принять подобное нетрудно, но по мере деградации античной цивилизации, эту способность оная быстро растеряла, и уже в эллинизм можно встретить художественную литературу более раннего периода, принимаемую за историческую истину, даром, что речь может идти о комедии, откровенном и нарочитом стёбе. Всё то же касается и истории Атлантиды, только здесь ситуация бесконечно хуже, ведь речь идёт о сложном философско-концептуальном построении, который понять бесконечно труднее.
Последнее потомкам оказалось не совсем по силам: так, пишет Видаль-Накэ, только в 1779 некто Дж. Бартоли «впервые понял то, что никто не понимал со времен Платона»: что последний сочинил Атлантиду, чтобы вывести некий тезис, а вовсе не описывал нечто действительно существовавшее.
Все прочие же здраво, как им казалось, рассуждали в таком духе: «Греки не дураки были, чай, явно нас не глупее, чтобы просто сидеть выдумывать невесть что. А значит, основано на реальных событиях». И такой ход мысли неудивителен, он присущ человечеству по умолчанию, ведь в массе ему и не должно быть доступно то, что принято называть эстетикой, она вне его оптики. Напомню, что греки так называли то, что по определению не «попробуешь на зуб», принципиально вне деятельности, из которую можно извлечь непосредственную, явную, очевидную выгоду.
Взрослели новоевропейцы долго, и во времена Видаля-Накэ (2001 [1981]) ещё впечатляли газетными заметками, на полном серьёзе заявляющими, что советские подлодки после более чем десятилетних поисков в районе Гибралтара обнаружили лишь складки морского дна, а вовсе не сам затонувший остров, как думали (sic!). «Русские говорят, что это не Атлантида», уточняет заголовок: вот же, а были ведь все шансы на обратное, неправда ли?
И это несмотря на то, что голоса скептиков раздавались к тому моменту уже давно, да и, право, по правде тут удивляешься только, что такие вещи вообще оказалось нужно проговаривать… как мы, однако, видим, они звучали радикально не только тогда, но и продолжают ныне.
Так, Н. Фрере (1749-1751), писал, что «если бы наши современники, жаждущие найти остров атлантов Платона в Америке [sic!], дали бы себе труд чуть-чуть подумать об основном замысле “Тимея” и “Крития”, они бы увидели, что на все это следует смотреть как на философскую выдумку». Того же мнения придерживался Ж.-Б. д'Анвиль (1768): «Почему бы в рассказе Платона об этом событии не увидеть … философа, погруженного в размышления скорее блистательные, чем правдоподобные?».
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 3/18 ➡️
Эту манеру мышления, не побоясь обвинения в том, что сейчас называют ageism, назовём детской: ведь это весьма юному возрасту присуще возмущаться и спорить, когда маме доводится упомянуть, что сейчас они читают-де сказку, легенду, о том, чего, скорее всего, никогда не было.
Грекам, рано возмужавшим, было принять подобное нетрудно, но по мере деградации античной цивилизации, эту способность оная быстро растеряла, и уже в эллинизм можно встретить художественную литературу более раннего периода, принимаемую за историческую истину, даром, что речь может идти о комедии, откровенном и нарочитом стёбе. Всё то же касается и истории Атлантиды, только здесь ситуация бесконечно хуже, ведь речь идёт о сложном философско-концептуальном построении, который понять бесконечно труднее.
Последнее потомкам оказалось не совсем по силам: так, пишет Видаль-Накэ, только в 1779 некто Дж. Бартоли «впервые понял то, что никто не понимал со времен Платона»: что последний сочинил Атлантиду, чтобы вывести некий тезис, а вовсе не описывал нечто действительно существовавшее.
Все прочие же здраво, как им казалось, рассуждали в таком духе: «Греки не дураки были, чай, явно нас не глупее, чтобы просто сидеть выдумывать невесть что. А значит, основано на реальных событиях». И такой ход мысли неудивителен, он присущ человечеству по умолчанию, ведь в массе ему и не должно быть доступно то, что принято называть эстетикой, она вне его оптики. Напомню, что греки так называли то, что по определению не «попробуешь на зуб», принципиально вне деятельности, из которую можно извлечь непосредственную, явную, очевидную выгоду.
Взрослели новоевропейцы долго, и во времена Видаля-Накэ (2001 [1981]) ещё впечатляли газетными заметками, на полном серьёзе заявляющими, что советские подлодки после более чем десятилетних поисков в районе Гибралтара обнаружили лишь складки морского дна, а вовсе не сам затонувший остров, как думали (sic!). «Русские говорят, что это не Атлантида», уточняет заголовок: вот же, а были ведь все шансы на обратное, неправда ли?
И это несмотря на то, что голоса скептиков раздавались к тому моменту уже давно, да и, право, по правде тут удивляешься только, что такие вещи вообще оказалось нужно проговаривать… как мы, однако, видим, они звучали радикально не только тогда, но и продолжают ныне.
Так, Н. Фрере (1749-1751), писал, что «если бы наши современники, жаждущие найти остров атлантов Платона в Америке [sic!], дали бы себе труд чуть-чуть подумать об основном замысле “Тимея” и “Крития”, они бы увидели, что на все это следует смотреть как на философскую выдумку». Того же мнения придерживался Ж.-Б. д'Анвиль (1768): «Почему бы в рассказе Платона об этом событии не увидеть … философа, погруженного в размышления скорее блистательные, чем правдоподобные?».
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 3/18 ➡️
ПОЧЕМУ В ФЭНТЕЗИ И RPG КОРОЛЕВСТВА КАК ПРАВИЛО ДОБРЫЕ, А ИМПЕРИИ ЗЛЫЕ?
Жанр, называющийся фэнтези, а также следующий за ним RPG, довольно-таки ригиден, не согласны? Авторы, ничтоже сумняшеся, пользуют одни и те же готовые шаблоны, несильно на эту тему рефлексируя, о чём в сети можно даже нагуглить рассуждение под названием «Малый типовой набор». Какая-либо деконструкция, не говоря уже о реконструкции, встречается крайне редко.
В общем, все там привычно ходят строем, мусоля некий нигде не записанный, но каждым «примерно чувствуемый» канон. Проявляется он и в стереотипном восприятии определённых типов государственного устройства, и на эту тему существует даже правило в The Grand List of Console RPG Cliches, гласящее просто: «Королевства хорошие, империи злые».
Действительно, упомянутая тенденция легко прослеживается, восходя уже к «Звёздным войнам», которые, несмотря на звездолёты, безусловно относятся к жанру. Однако можно копнуть и глубже, припомнив короля Артура, праотца всея фэнтези, и роман Т. Мэллори о его противостоянии силам злого императора Рима. Легко отыскать множество и других примеров.
Другое дело, почему же так вообще вышло? Откуда такое восприятие идёт? Что же, для того, чтобы ответить на вопрос, нам придётся углубиться в нюансы истории таких вещей, как помазание на престол, борьба за инвеституру, гибель Римской империи и многого другого. Сделать это можно, ударив кнопкой (или пальцем) вот по этой ссылке (которая, к слову, приведёт к посту, не закрытому пейволлу, но доступному для всех).
Жанр, называющийся фэнтези, а также следующий за ним RPG, довольно-таки ригиден, не согласны? Авторы, ничтоже сумняшеся, пользуют одни и те же готовые шаблоны, несильно на эту тему рефлексируя, о чём в сети можно даже нагуглить рассуждение под названием «Малый типовой набор». Какая-либо деконструкция, не говоря уже о реконструкции, встречается крайне редко.
В общем, все там привычно ходят строем, мусоля некий нигде не записанный, но каждым «примерно чувствуемый» канон. Проявляется он и в стереотипном восприятии определённых типов государственного устройства, и на эту тему существует даже правило в The Grand List of Console RPG Cliches, гласящее просто: «Королевства хорошие, империи злые».
Действительно, упомянутая тенденция легко прослеживается, восходя уже к «Звёздным войнам», которые, несмотря на звездолёты, безусловно относятся к жанру. Однако можно копнуть и глубже, припомнив короля Артура, праотца всея фэнтези, и роман Т. Мэллори о его противостоянии силам злого императора Рима. Легко отыскать множество и других примеров.
Другое дело, почему же так вообще вышло? Откуда такое восприятие идёт? Что же, для того, чтобы ответить на вопрос, нам придётся углубиться в нюансы истории таких вещей, как помазание на престол, борьба за инвеституру, гибель Римской империи и многого другого. Сделать это можно, ударив кнопкой (или пальцем) вот по этой ссылке (которая, к слову, приведёт к посту, не закрытому пейволлу, но доступному для всех).
boosty.to
«Почему в фэнтези и королевства добрые, а империи злые?», 1 и 2 из 6 - Павел Боборыкин, «Эллинистика»
Касаемо жанра фэнтези существует распространённое заблуждение, что он будто бы порождён англичанами. Это не так, и отцами-основателями тут без сомнения являются американцы «братья» Говарды: Роберт Говард и Говард Лавкрафт. Является, несмотря на звездолёты…
В 1841 г., согласно Видалю-Накэ, Т.-А. Мартен «разобрал все гипотезы, выдвинутые разными учеными и полуучеными по поводу местонахождения исчезнувшего острова … он выражается предельно ясно: „По моему мнению, Атлантида не имеет отношения ни к истории событий, ни к реальной географии“ … и заключает: Атлантиду „пытались найти в Новом Свете. Нет, она принадлежит к другому миру, располагающемуся не в пространстве, а исключительно в мыслях“».
«Нельзя сказать вернее!», заключает Видаль-Накэ: «И я считаю, что давно пора оставить историю этих вымыслов именно там, куда ее определил Мартен, „первый … который кажется трезвым после стольких пьяниц“». Как мы однако, увидим, примеру последовали немногие, и злоупотребление спиртным продолжалось, в частности, в таком был замечен некий «проект Arzamas» аж в 2016.
Впрочем, уже М. Фичино, который в 1485 г. перевёл «Крития» для новоевропейцев, тут же, на месте, «пришел к выводу, что рассказ об Атлантиде правдив, но правдив в „платоническом“ смысле, поэтому напрасно искать Атлантиду на карте».
Несмотря на всё это, пишет к.и.н. Ю.Н. Литвиненко (2008), в 1933 году искатели Атлантиды, собравшись на съезде в Ванкувере, заявили: «Мы никогда не откажемся от идеи Атлантиды», добавив, что их вера в доподлинное существование оной слишком высоко, чтобы её «могли поколебать нудные научные аргументы». Похожим образом они мыслят и поныне, почти 100 лет спустя, и меняться не собираются, и потому они — последние, для кого предназначено настоящее сочинение.
Тем более что средний уровень их весьма упал по мере смены веков: согласно Видалю-Накэ, «эрудитов и ученых постепенно сменили менее компетентные исследователи и даже откровенные мифоманы и шарлатаны»; однако даже «лишенные научной поддержки, „реалисты“ не собираются сдаваться». Подобное мы с вами уже видели в случае концепции додревнего матриархата.
Итак, некоторых, как мы уже поняли, никакими средствами нельзя убедить, что никакой Атлантиды никогда не было. Иронично, что подобная приверженность идее в действительности демонстрирует лишь полное непонимание того, как мыслил Платон. Напомню, что он выделял два мира: тот, что открывается в ходе познания органами чувств, который он считал ложным и иллюзорным, и другой, истинно-сущий, доступный только одному разуму.
Первый мы наблюдаем вокруг нас, но всё это — лишь дымка, подлинная реальность лежит где-то там, в занебесной области. Соответственно, мы можем сказать, что Атлантида выдумана и, ergo, её никогда не было, но для Платона всё наоборот: как раз поскольку она сочинена, то куда подлиннее, чем мы с вами. «Уинстон, вы не существуете».
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 4/22 ➡️
«Нельзя сказать вернее!», заключает Видаль-Накэ: «И я считаю, что давно пора оставить историю этих вымыслов именно там, куда ее определил Мартен, „первый … который кажется трезвым после стольких пьяниц“». Как мы однако, увидим, примеру последовали немногие, и злоупотребление спиртным продолжалось, в частности, в таком был замечен некий «проект Arzamas» аж в 2016.
Впрочем, уже М. Фичино, который в 1485 г. перевёл «Крития» для новоевропейцев, тут же, на месте, «пришел к выводу, что рассказ об Атлантиде правдив, но правдив в „платоническом“ смысле, поэтому напрасно искать Атлантиду на карте».
Несмотря на всё это, пишет к.и.н. Ю.Н. Литвиненко (2008), в 1933 году искатели Атлантиды, собравшись на съезде в Ванкувере, заявили: «Мы никогда не откажемся от идеи Атлантиды», добавив, что их вера в доподлинное существование оной слишком высоко, чтобы её «могли поколебать нудные научные аргументы». Похожим образом они мыслят и поныне, почти 100 лет спустя, и меняться не собираются, и потому они — последние, для кого предназначено настоящее сочинение.
Тем более что средний уровень их весьма упал по мере смены веков: согласно Видалю-Накэ, «эрудитов и ученых постепенно сменили менее компетентные исследователи и даже откровенные мифоманы и шарлатаны»; однако даже «лишенные научной поддержки, „реалисты“ не собираются сдаваться». Подобное мы с вами уже видели в случае концепции додревнего матриархата.
Итак, некоторых, как мы уже поняли, никакими средствами нельзя убедить, что никакой Атлантиды никогда не было. Иронично, что подобная приверженность идее в действительности демонстрирует лишь полное непонимание того, как мыслил Платон. Напомню, что он выделял два мира: тот, что открывается в ходе познания органами чувств, который он считал ложным и иллюзорным, и другой, истинно-сущий, доступный только одному разуму.
Первый мы наблюдаем вокруг нас, но всё это — лишь дымка, подлинная реальность лежит где-то там, в занебесной области. Соответственно, мы можем сказать, что Атлантида выдумана и, ergo, её никогда не было, но для Платона всё наоборот: как раз поскольку она сочинена, то куда подлиннее, чем мы с вами. «Уинстон, вы не существуете».
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 4/22 ➡️
Далее следует сделать небольшое отступление. Как известно, одной из величайших проблем антропологии, этнографии и прочего подобного на протяжении прошлых веков, была склонность к обобщению, вызванная желанием рассуждать не о скучных частностях, а сразу делать крупные обобщения.
От этого печального принципа, впрочем, оные науки и поныне не до конца избавились, но ситуация явно улучшилась, осталось только преодолеть накопившиеся теории, рождённые от него, увы, среди массовых представлений, особенно у нас в стране, доминирующие: в качестве примера можно вспомнить, например, английские теории религии Фрэзера-Тейлора-Спенсера, согласно которым все древние верования почти целиком были сфокусированы на земледелии, — что не имеет никакого отношения к истине и основано на той самой неуместной индукции.
Зачем так было сделано? Всё дело в том, что частности уже у Аристотеля имеют меньшую ценность, чем далекоидущие выводы из них, он замечал, что только о ряде вещей может быть знание, тогда как о конкретной одно лишь мнение; в этом он, естественно, следовал за учителем, ведь и Платон полагал, что познаваема лишь идея, эйдос (εἶδος), для каждого понятия существующий в единичном экземпляре, в отличие от его множества проекций в наш мир, которые лишь кажутся и не имеют подлинного бытия. В некотором роде это не вызывает сомнения: скажем, студент, изучающий анатомию, узнаёт о том, как устроен каждый человек, организм всякого из нас, конкретных же касается только для иллюстрации, практики.
Согласно Платону, совокупность отражений эйдоса является в той или иной мере его испорченными, отличными от идеала копиями. Следующая философская мысль, отсюда следующая, в том, отличающеется друг от друга, иначе называемое Иным, ложно, тогда как истинно только подобное, или Тождественное. Сводится к этому и другая оппозиция, Единого, или монады, и Множества.
В общем, новоевропейцы не спорили, но соглашались с принципом, основав на нём всю свою науку, с понятными последствиями. Неудивительно, что преодолением его занялся только структурализм, потомок в т.ч. учения Ницше, который страстно отвергал платонизм, возвращаясь к досократикам, мыслившим иначе. Можно припомнить немало примеров вреда, к которому приводило такое мышление, из разбиравшихся тут самый вопиющий связан с неким С.В. Дробышевским, который вроде бы найденные древние останки весьма измученных людей в Крыму определил как принадлежащие гребцам, на основании чего, однако, пришёл к выводу в духе «вот такой была ваша Античность», сиречь вся, иначе говоря, бесстыже обобщив.
К чему это всё? А к тому, что и концепция Атлантиды основана на похожем направлении мысли. Напоминаю, что оригинальный миф изложен Платоном в диалогах «Тимей» и «Критий». Большинство тех, кто слышал про остров атлантов, разумеется, не только их не читало, но и не знает, что это первоисточник. Увы, касается это всё и многих, кхм, исследователей, которые рассуждали на тему.
Вот почему для широкой публики станет открытием, что у Платона помимо самой Атлантиды действуют также Афины — но не знакомые нам классические, а совсем иные, древние даже по его меркам, ещё не затронутые тем, что философ полагал разложением, произошедшим в его время. История, рассказанная им, посвящена устройству этих держав, а также их великому противостоянию, случившемуся за 9 тыс. лет до того законодателя Солона, якобы первым из греков узнавший об Атлантиде от египетских жрецов.
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 5/18 ➡️
От этого печального принципа, впрочем, оные науки и поныне не до конца избавились, но ситуация явно улучшилась, осталось только преодолеть накопившиеся теории, рождённые от него, увы, среди массовых представлений, особенно у нас в стране, доминирующие: в качестве примера можно вспомнить, например, английские теории религии Фрэзера-Тейлора-Спенсера, согласно которым все древние верования почти целиком были сфокусированы на земледелии, — что не имеет никакого отношения к истине и основано на той самой неуместной индукции.
Зачем так было сделано? Всё дело в том, что частности уже у Аристотеля имеют меньшую ценность, чем далекоидущие выводы из них, он замечал, что только о ряде вещей может быть знание, тогда как о конкретной одно лишь мнение; в этом он, естественно, следовал за учителем, ведь и Платон полагал, что познаваема лишь идея, эйдос (εἶδος), для каждого понятия существующий в единичном экземпляре, в отличие от его множества проекций в наш мир, которые лишь кажутся и не имеют подлинного бытия. В некотором роде это не вызывает сомнения: скажем, студент, изучающий анатомию, узнаёт о том, как устроен каждый человек, организм всякого из нас, конкретных же касается только для иллюстрации, практики.
Согласно Платону, совокупность отражений эйдоса является в той или иной мере его испорченными, отличными от идеала копиями. Следующая философская мысль, отсюда следующая, в том, отличающеется друг от друга, иначе называемое Иным, ложно, тогда как истинно только подобное, или Тождественное. Сводится к этому и другая оппозиция, Единого, или монады, и Множества.
В общем, новоевропейцы не спорили, но соглашались с принципом, основав на нём всю свою науку, с понятными последствиями. Неудивительно, что преодолением его занялся только структурализм, потомок в т.ч. учения Ницше, который страстно отвергал платонизм, возвращаясь к досократикам, мыслившим иначе. Можно припомнить немало примеров вреда, к которому приводило такое мышление, из разбиравшихся тут самый вопиющий связан с неким С.В. Дробышевским, который вроде бы найденные древние останки весьма измученных людей в Крыму определил как принадлежащие гребцам, на основании чего, однако, пришёл к выводу в духе «вот такой была ваша Античность», сиречь вся, иначе говоря, бесстыже обобщив.
К чему это всё? А к тому, что и концепция Атлантиды основана на похожем направлении мысли. Напоминаю, что оригинальный миф изложен Платоном в диалогах «Тимей» и «Критий». Большинство тех, кто слышал про остров атлантов, разумеется, не только их не читало, но и не знает, что это первоисточник. Увы, касается это всё и многих, кхм, исследователей, которые рассуждали на тему.
Вот почему для широкой публики станет открытием, что у Платона помимо самой Атлантиды действуют также Афины — но не знакомые нам классические, а совсем иные, древние даже по его меркам, ещё не затронутые тем, что философ полагал разложением, произошедшим в его время. История, рассказанная им, посвящена устройству этих держав, а также их великому противостоянию, случившемуся за 9 тыс. лет до того законодателя Солона, якобы первым из греков узнавший об Атлантиде от египетских жрецов.
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 5/18 ➡️
«Древние Афины», по Видалю-Накэ, есть «выражение политики Тождественности (одинаковости)», того самого принципа, о котором сказано прежде. Они — «вне истории, насколько это возможно для города», вечно равны сами себе, не имеют становления, развития, подобны эйдосу, а ведь это в глазах Платона и есть главные признаки существования по истине.
«Атлантида же, напротив, — мир истории, какой … ее понимал Платон, то есть мир чистой Инаковости (или неподобного)», продолжает исследователь, ведь «история для Платона соткана изо лжи». «История Атлантиды … разворачивается без каких-либо помех», из чего следует, что всё её существование лишь кажется.
Итак, «картина Афин статична, тогда как описание Атлантиды разворачивается во времени». Кончается эта ноомахия, война идей, викторией неизменности: «Афины победили. Единый полис одержал верх над полисом, скатившимся в хаос … разнородности. Воды поглотили Атлантиду, и их триумф положил конец дальнейшему развитию Иного».
Согласно Проклу, его учителя Ямвлих (III-IV вв. н.э.) и Сириан прямо наблюдали здесь «космическое противоборство между миром Единого и миром Диады (множества), между Одинаковостью (тождественным) и Инаковостью (иным), Движением и Покоем, Пределом и Беспредельным», иначе говоря, этот неопифагореец всё сводит, в данном случае справедливо, к дедовской концепции систойхии (συστοιχία), из «составленная из десяти главных оппозиций, в которые „некоторые пифагорейцы“ укладывали всю действительность».
Она выстраивала великую оппозицию, с одной стороны, таких вещей как правое, мужское, конечное, единое, покоящееся, добро и т.д., а с другой — совсем иных: левого, женского, бесконечного, множества, движущегося, зла, и др. Сам Прокл похожего мнения, как и Видаль Накэ, который признаётся, что «попытался показать, что и текст Платона развивается именно в этом направлении».
Так оказывается, что речь идёт о конфликте идей, столь часто более или менее глубоко скрытом в художественных произведениях: кое-кем наличие именно этого принципа считается ключевым для того, чтобы сочинению стать великим. Однако суть противостояния не всегда очевидна.
Скажем, некоторые склонны считать, что Толкин под Мордором подразумевал СССР, отчего они даже стараются по поводу и без так называть последний и его правоопреемницу, однако это мнение мало на чём основано. В действительности Профессор, глубоко презиравший индустриализацию и вообще склонный к луддизму, выводил противоборство старой-доброй девственно зелёной Англии, отражённой идиллией Шира, и той же Англии, но отравленной промышленностью и вообще технологией, что и изображал Мордор.
Речь идёт, таким образом, о внутренней борьбе, схватке идеологий внутри одной страны, одной нации. То же мы видим и у Платона… впрочем, видеть это мы начали только со времён уже упоминавшегося Бартоли (1779), который «впервые понял … со времен Платона», что «Атлантида была маскировкой для империалистических, морских Афин», а «война между Афинами и Атлантидой — это внутренний στάσις Афин»: слово это, стазис, дословно означающее стабильность и остановку вообще, в политическом смысле значило противоположное — гражданскую войну, политический переворот, вообще любой раздор в пределах страны.
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 6/18 ➡️
«Атлантида же, напротив, — мир истории, какой … ее понимал Платон, то есть мир чистой Инаковости (или неподобного)», продолжает исследователь, ведь «история для Платона соткана изо лжи». «История Атлантиды … разворачивается без каких-либо помех», из чего следует, что всё её существование лишь кажется.
Итак, «картина Афин статична, тогда как описание Атлантиды разворачивается во времени». Кончается эта ноомахия, война идей, викторией неизменности: «Афины победили. Единый полис одержал верх над полисом, скатившимся в хаос … разнородности. Воды поглотили Атлантиду, и их триумф положил конец дальнейшему развитию Иного».
Согласно Проклу, его учителя Ямвлих (III-IV вв. н.э.) и Сириан прямо наблюдали здесь «космическое противоборство между миром Единого и миром Диады (множества), между Одинаковостью (тождественным) и Инаковостью (иным), Движением и Покоем, Пределом и Беспредельным», иначе говоря, этот неопифагореец всё сводит, в данном случае справедливо, к дедовской концепции систойхии (συστοιχία), из «составленная из десяти главных оппозиций, в которые „некоторые пифагорейцы“ укладывали всю действительность».
Она выстраивала великую оппозицию, с одной стороны, таких вещей как правое, мужское, конечное, единое, покоящееся, добро и т.д., а с другой — совсем иных: левого, женского, бесконечного, множества, движущегося, зла, и др. Сам Прокл похожего мнения, как и Видаль Накэ, который признаётся, что «попытался показать, что и текст Платона развивается именно в этом направлении».
Так оказывается, что речь идёт о конфликте идей, столь часто более или менее глубоко скрытом в художественных произведениях: кое-кем наличие именно этого принципа считается ключевым для того, чтобы сочинению стать великим. Однако суть противостояния не всегда очевидна.
Скажем, некоторые склонны считать, что Толкин под Мордором подразумевал СССР, отчего они даже стараются по поводу и без так называть последний и его правоопреемницу, однако это мнение мало на чём основано. В действительности Профессор, глубоко презиравший индустриализацию и вообще склонный к луддизму, выводил противоборство старой-доброй девственно зелёной Англии, отражённой идиллией Шира, и той же Англии, но отравленной промышленностью и вообще технологией, что и изображал Мордор.
Речь идёт, таким образом, о внутренней борьбе, схватке идеологий внутри одной страны, одной нации. То же мы видим и у Платона… впрочем, видеть это мы начали только со времён уже упоминавшегося Бартоли (1779), который «впервые понял … со времен Платона», что «Атлантида была маскировкой для империалистических, морских Афин», а «война между Афинами и Атлантидой — это внутренний στάσις Афин»: слово это, стазис, дословно означающее стабильность и остановку вообще, в политическом смысле значило противоположное — гражданскую войну, политический переворот, вообще любой раздор в пределах страны.
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 6/18 ➡️
Касаемо жанра фэнтези существует распространённое заблуждение, что он будто бы порождён англичанами. Это не так, и отцами-основателями тут без сомнения являются американцы «братья» Говарды: Роберт Говард и Говард Лавкрафт. Является, несмотря на звездолёты, фэнтези и франшиза Star Wars, ключевая мифологическая система в мышлении жителя США; режиссёр пятого эпизода И. Кершнер прямо так и заявил: «Не считаю их [ЗВ] научной фантастикой. Это сказка (fairy tale)».
Антураж там прекрасно знакомый, просто «теперь в космосе»: простой деревенский Иван-дурак, прекрасная принцесса, нуждающаяся в спасении, злобный тиран со своей цитаделью зла, от которой герои не оставляют и камня на камне, и т.д. Там же, собственно, можно увидеть и самую известную злую империю, точнее даже «империю зла», а вот Альдераан там же — королевство, и оно во всём замечательное место, то же касается Набу.
Впрочем, в основном истоки этой неприязни ожидаемо восходят ко временам борьбы Америки за независимость против хозяина: Британской империи. Однако не она, а другая империя, конечно, приходит в голову первой, Римская. Не забывают её и «Звёздные войны»: как убеждён арх. и ист. Б. Уорд-Перкинс (2005), не знающиепромаха попадания stormtroopers даже частично смоделированы с римских преторианцев.
Дурна она уже хотя бы потому, что таково стереотипное её восприятие обывателем: все эти рабство, гладиаторы, гребцы в цепях, мракобесие, загнивание, отсталость и прочие ужасы, при том, что актуальная наукой давно уже доказано, что всё это соответствует исторической реальности примерно никак. Распад и гибель этой империи видятся явлением положительным, «прогрессивным», как и появление вместо неё средневековых королевств, что в целом и отражает среднее фэнтези.
А вот у Азимова в его opus magnum всё наоборот: империя, срисованная с Римской, тут оплот цивилизации и мало чем дурна, однако её время уже подходит к концу, что даёт начало Тёмным векам, а королевства, возникшие из бывших провинций — это откровенно отсталые дикари. В общем, всё так, как оно правда и было… но это и не фэнтези, а реализм т.н. «твёрдой» научной фантастики.
Изучая же интересующий нас жанр, разумно перво-наперво обратиться к непосредственным его корням: как замечает Анджей Сапковский, автор саги о Ведьмаке, «архетипом, прообразом ВСЕХ произведений в жанре фэнтези является легенда о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола», которая восходит к откровенно псевдоисторическому труду некоего Гальфрида Монмутского, у которого Артур происходит от потомков Энея. То, что в основе его сочинения лежала «некая весьма древняя книга», уже не один век как активно оспаривается, как и само её существование, и уже в кон. XII в. хронист Уильям из Ньюбурга полагал «совершенно ясным», что «всё, написанное этим человеком об Артуре … было придумано». Иначе говоря, это было фэнтези с самого своего начала, подлинными мифами тут и не пахло.
В одном из романов по мотивам за авторством Томаса Мэлори (XV в.), называющемся «Повесть о короле Артуре и императоре Луции», где выводится противостояние первого и последнего, собственно, и начинается тенденция изображать борьбу положительных королевств и дурной империи, которое затем становится классическим, хотя, конечно, и не всегда наличествует: сразу следует заметить, что вовсе не всякое фэнтези следует лейтмотиву, однако о тенденции говорить очень даже возможно.
Однако не один лишь этот origin фэнтези формирует описываемую дихотомию, она куда древнее, а соответствующая установка — примордиальнее. Её можно проследить к другой истории происхождения, на этот раз — аж самих новоевропейских государств (ничуть не менее, к слову, легендарной, чем Артур, — как, впрочем, и вообще всё, что касается того, что мы называем «Средними веками»).
«Почему в фэнтези как правило королевства добрые, а империи злые?», 1/6 ➡️
Антураж там прекрасно знакомый, просто «теперь в космосе»: простой деревенский Иван-дурак, прекрасная принцесса, нуждающаяся в спасении, злобный тиран со своей цитаделью зла, от которой герои не оставляют и камня на камне, и т.д. Там же, собственно, можно увидеть и самую известную злую империю, точнее даже «империю зла», а вот Альдераан там же — королевство, и оно во всём замечательное место, то же касается Набу.
Впрочем, в основном истоки этой неприязни ожидаемо восходят ко временам борьбы Америки за независимость против хозяина: Британской империи. Однако не она, а другая империя, конечно, приходит в голову первой, Римская. Не забывают её и «Звёздные войны»: как убеждён арх. и ист. Б. Уорд-Перкинс (2005), не знающие
Дурна она уже хотя бы потому, что таково стереотипное её восприятие обывателем: все эти рабство, гладиаторы, гребцы в цепях, мракобесие, загнивание, отсталость и прочие ужасы, при том, что актуальная наукой давно уже доказано, что всё это соответствует исторической реальности примерно никак. Распад и гибель этой империи видятся явлением положительным, «прогрессивным», как и появление вместо неё средневековых королевств, что в целом и отражает среднее фэнтези.
А вот у Азимова в его opus magnum всё наоборот: империя, срисованная с Римской, тут оплот цивилизации и мало чем дурна, однако её время уже подходит к концу, что даёт начало Тёмным векам, а королевства, возникшие из бывших провинций — это откровенно отсталые дикари. В общем, всё так, как оно правда и было… но это и не фэнтези, а реализм т.н. «твёрдой» научной фантастики.
Изучая же интересующий нас жанр, разумно перво-наперво обратиться к непосредственным его корням: как замечает Анджей Сапковский, автор саги о Ведьмаке, «архетипом, прообразом ВСЕХ произведений в жанре фэнтези является легенда о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола», которая восходит к откровенно псевдоисторическому труду некоего Гальфрида Монмутского, у которого Артур происходит от потомков Энея. То, что в основе его сочинения лежала «некая весьма древняя книга», уже не один век как активно оспаривается, как и само её существование, и уже в кон. XII в. хронист Уильям из Ньюбурга полагал «совершенно ясным», что «всё, написанное этим человеком об Артуре … было придумано». Иначе говоря, это было фэнтези с самого своего начала, подлинными мифами тут и не пахло.
В одном из романов по мотивам за авторством Томаса Мэлори (XV в.), называющемся «Повесть о короле Артуре и императоре Луции», где выводится противостояние первого и последнего, собственно, и начинается тенденция изображать борьбу положительных королевств и дурной империи, которое затем становится классическим, хотя, конечно, и не всегда наличествует: сразу следует заметить, что вовсе не всякое фэнтези следует лейтмотиву, однако о тенденции говорить очень даже возможно.
Однако не один лишь этот origin фэнтези формирует описываемую дихотомию, она куда древнее, а соответствующая установка — примордиальнее. Её можно проследить к другой истории происхождения, на этот раз — аж самих новоевропейских государств (ничуть не менее, к слову, легендарной, чем Артур, — как, впрочем, и вообще всё, что касается того, что мы называем «Средними веками»).
«Почему в фэнтези как правило королевства добрые, а империи злые?», 1/6 ➡️
Согласно д.ф. П. Видалю-Накэ (2012 [2005]), зарождаясь, нации «выбирали между двумя моделями верховной власти: римской императорской и еврейской царской, между Цезарем и Давидом», и, например, «[во] Франции и Испании выбор был сделан (за исключением непродолжительного каролингского периода) в пользу Израиля»; он полагает, что «вестготский король Вамба, возможно, был первым европейским государем, помазанным на трон в 672 г. по израильскому образцу».
Впрочем, не совсем ясно, чем ему не нравится Хлодвиг в 496 г., о котором тоже так считается: по легенде, французских королей помазывали миром из Ampulla Remensis, которую для оного Хлодвига с неба спустила голубка, то бишь — сам Святой Дух (с которым Меровинги вообще были, как уверяли их хронисты, родственны).
Итак, король — «помазанник Божий», его власть дарована свыше, неким сверхъестественным образом, и нетрудно понять, почему такое происхождение власти куда ближе фэнтези, нежели «скучная» и какая-то даже… современная? альтернатива, по которой император утверждён волей народа.
Ведь в той же Римский империи даже в самые её худшие времена, эпоху усиления деспотических и прочих азиатских тенденций, власть верховного властителя по-прежнему покоилась на вечном основании S.P.Q.R.: Сенате и народе Рима, которые как бы делегировали ему свои полномочия, и формально страна никогда не переставала быть Res Publica.
Согласно проф.-клас. Ф. Шахермайру (1953), легко проследить «контраст … между греческим полисом, который был основан на принципе личных связей, и городами Востока, имевших территориальный базис. Идея вавилонян выражалась мыслью „люди области, которую занимает город Вавилон“». Напротив, пишет д.ф. Ж.-П. Вернан (2006 [1983]), «для древних греков город не являлся простой местностью. Они говорили не об Афинах, но об οἱ Ἀθηναῖοι, афинянах». Хотя и в меньшей степени, но всё же схожим образом мыслили и римляне.
Отсюда вытекает противостояние античного и азиатского подходов уже для нашего случая: если император правит самим народом, который населяет территорию, то король, происходя от Израиля и прочего Востока, поступает обратным образом, для него важнее власть над землёй. Даже пресловутая ni Saint ni Romain ni Empire в нач. XVI в. добавляет к названию такую характерную часть как «германской нации». Вот и Людовик XVI был королём Франции, но Наполеон I — императором французов.
Пропасть между ними была огромна: согласно конфиденту последнего Лес-Казу, когда Бонапарт возвращался после своей коронации, «то, подъезжая к Лиону, обнаружил, что всё население окрестностей города собралось, чтобы увидеть его. Он … смешался с толпой людей и заговорил со старой женщиной … После недолгого разговора он спросил: „Моя добрая женщина, раньше у вас был тиран Капет, теперь над вами властвует тиран Наполеон. Что вы выиграли от такой перемены?“ Убедительность этого аргумента на секунду привела пожилую женщину в замешательство, но она тут же пришла в себя и ответила: „Извините меня, господин, но есть большая разница. Этого мы выбрали сами, а того получили случайно“».
В конечном итоге в такого рода власти как у императора мы не наблюдаем ничего необычайного, экзотического, она — плоть от плоти современности, которая, собственно, веками пыталась возродить былое, вернуться к античному уровню, и своего добилась. Но вместе с тем «всё это мы уже видели», существует сейчас и здесь, а ведь для фэнтези важно удивлять, демонстрировать нечто небывалое, не слишком знакомое.
Фэнтези — это, в частности, про эффектную, впечатляющую войну, пресловутое превозмогание, а римляне, как правило, воевали методологически, системно. И крайне потому успешно. Вот римляне как враги — это да, это понятно. Легионы, закованные в штампованную броню, изготовленную по единому стандарту, и сражаются похожим образом, предпочитая оставаться в строю и действовать как один организм. Они, тем самым, представляют собой безликую силу, а такая может быть только по ту сторону конфликта. Уже у Толкина созданное массово читать далее…
⬅️ «Почему в фэнтези как правило королевства добрые, а империи злые?», 2/6 ➡️
Впрочем, не совсем ясно, чем ему не нравится Хлодвиг в 496 г., о котором тоже так считается: по легенде, французских королей помазывали миром из Ampulla Remensis, которую для оного Хлодвига с неба спустила голубка, то бишь — сам Святой Дух (с которым Меровинги вообще были, как уверяли их хронисты, родственны).
Итак, король — «помазанник Божий», его власть дарована свыше, неким сверхъестественным образом, и нетрудно понять, почему такое происхождение власти куда ближе фэнтези, нежели «скучная» и какая-то даже… современная? альтернатива, по которой император утверждён волей народа.
Ведь в той же Римский империи даже в самые её худшие времена, эпоху усиления деспотических и прочих азиатских тенденций, власть верховного властителя по-прежнему покоилась на вечном основании S.P.Q.R.: Сенате и народе Рима, которые как бы делегировали ему свои полномочия, и формально страна никогда не переставала быть Res Publica.
Согласно проф.-клас. Ф. Шахермайру (1953), легко проследить «контраст … между греческим полисом, который был основан на принципе личных связей, и городами Востока, имевших территориальный базис. Идея вавилонян выражалась мыслью „люди области, которую занимает город Вавилон“». Напротив, пишет д.ф. Ж.-П. Вернан (2006 [1983]), «для древних греков город не являлся простой местностью. Они говорили не об Афинах, но об οἱ Ἀθηναῖοι, афинянах». Хотя и в меньшей степени, но всё же схожим образом мыслили и римляне.
Отсюда вытекает противостояние античного и азиатского подходов уже для нашего случая: если император правит самим народом, который населяет территорию, то король, происходя от Израиля и прочего Востока, поступает обратным образом, для него важнее власть над землёй. Даже пресловутая ni Saint ni Romain ni Empire в нач. XVI в. добавляет к названию такую характерную часть как «германской нации». Вот и Людовик XVI был королём Франции, но Наполеон I — императором французов.
Пропасть между ними была огромна: согласно конфиденту последнего Лес-Казу, когда Бонапарт возвращался после своей коронации, «то, подъезжая к Лиону, обнаружил, что всё население окрестностей города собралось, чтобы увидеть его. Он … смешался с толпой людей и заговорил со старой женщиной … После недолгого разговора он спросил: „Моя добрая женщина, раньше у вас был тиран Капет, теперь над вами властвует тиран Наполеон. Что вы выиграли от такой перемены?“ Убедительность этого аргумента на секунду привела пожилую женщину в замешательство, но она тут же пришла в себя и ответила: „Извините меня, господин, но есть большая разница. Этого мы выбрали сами, а того получили случайно“».
В конечном итоге в такого рода власти как у императора мы не наблюдаем ничего необычайного, экзотического, она — плоть от плоти современности, которая, собственно, веками пыталась возродить былое, вернуться к античному уровню, и своего добилась. Но вместе с тем «всё это мы уже видели», существует сейчас и здесь, а ведь для фэнтези важно удивлять, демонстрировать нечто небывалое, не слишком знакомое.
Фэнтези — это, в частности, про эффектную, впечатляющую войну, пресловутое превозмогание, а римляне, как правило, воевали методологически, системно. И крайне потому успешно. Вот римляне как враги — это да, это понятно. Легионы, закованные в штампованную броню, изготовленную по единому стандарту, и сражаются похожим образом, предпочитая оставаться в строю и действовать как один организм. Они, тем самым, представляют собой безликую силу, а такая может быть только по ту сторону конфликта. Уже у Толкина созданное массово читать далее…
⬅️ «Почему в фэнтези как правило королевства добрые, а империи злые?», 2/6 ➡️
Новоевропейцам потому впоследствии было так трудно всё это понять, что от их внимания, «выходцев из совсем иных социальных и религиозных кругов, чем те, которые были знакомы Платону, напрочь ускользнули политические аспекты мысли великого афинянина». Вообще, попросту невозможно понять, что всякие там любомудры имели в виду, не взглянув на них в социально-исторической перспективы, а в случае греков это важно в особенности, учитывая бесконечную справедливость для них высказывания Аристотеля о ζῷον πολιτικόν.
Сочинение Платона бесконечно актуально современным ему реалиям: как пишет дорев. ист. Р.Ю. Виппер (1916), «Платон ни на минуту не упускает из виду окружающей действительности, и все его будто бы отвлеченности немедленно могут и должны быть переводимы на самый реальный язык. В Афинах было в 60-х и 50-х годах IV в. множество людей, сочувствовавших церковно-олигархическим идеям Политии», она же «Государство» или «Республика» (Πολιτεία): речь идёт о самом известном его труде, в котором философ выводит устройство общества, которое сам считал идеальным, утопию.
Платон не теряет оную из виду и описывая Атлантиду: собственно, замечает Видаль-Накэ, «Тимей» происходит сразу после того, как «Сократ и его друзья … закончили обсуждать основные черты полиса, о котором подробно говорится во II-V книгах „Государства“». Более того, «обычно считают, что Сократ в начале „Тимея“ резюмирует учение „Государства“», а далее Атлантида служит иллюстрацией всё того же тезиса, просто с другого ракурса.
Древние Афины, какими они якобы были за 9 тыс. лет до Солона, ничем не подобны ему современным, в то же время их строй «странным образом напоминает „Государство“. И наоборот, Атлантида подозрительно смахивает как раз на знакомые нам исторические Афины, какими застал их Платон. В общем, «рассказ о войне Афин с Атлантидой — это рассказ о противоборстве тех Афин, какими Платон хотел их видеть, так называемых древних Афин, с Афинами империалистическими, которыми они, опираясь на военный флот, стали после греко-персидских войн». Как отмечает Рабинович, перед нами «факт декларации»: «предки афинян, победившие Атлантиду, жили по законам „Государства“».
В войне с самим собой проигравшим всегда ты же и будешь: вот и здесь стоит спросить, уверен Видаль-Накэ, «столкнувшись с Атлантидой и одержав над ней верх, кого на самом деле победили Афины, если не самих себя?»: в конечном итоге «Афины … сами превратились в Атлантиду».
Разумеется, никаких Афин за 9 тыс. лет до древнего законодателя, жившего в VII в., сиречь ок. XCVI в., не существовало в принципе: в микенские времена там стояла лишь крепость, Акрополь, построенная не позднее XV в., однако свидетельства, позволяющие говорить о полисе, начинаются только с IX в. Это так, на случай, если кто-то сомневался, что данные археологии целиком опровергают выдумку Платона; другое дело, что не похоже, что факт того, что перед нами именно последняя, скрывал и он сам…
Скажем, «ни в одном диалоге не повторяются столь часто, как в „Тимее“, заверения в том, что повествуемое не сказка». В частности, «диалог начинается с утверждения, что рассказ, в котором появляется Атлантида … это сказание, „хоть и весьма странное, но безусловно правдивое“». Похоже, что по похожему принципу Лукиан позднее называет свой рассказ о путешествии на Луну «Правдивой историей»: чтобы подчеркнуть факт ровно обратного.
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 7/18 ➡️
Сочинение Платона бесконечно актуально современным ему реалиям: как пишет дорев. ист. Р.Ю. Виппер (1916), «Платон ни на минуту не упускает из виду окружающей действительности, и все его будто бы отвлеченности немедленно могут и должны быть переводимы на самый реальный язык. В Афинах было в 60-х и 50-х годах IV в. множество людей, сочувствовавших церковно-олигархическим идеям Политии», она же «Государство» или «Республика» (Πολιτεία): речь идёт о самом известном его труде, в котором философ выводит устройство общества, которое сам считал идеальным, утопию.
Платон не теряет оную из виду и описывая Атлантиду: собственно, замечает Видаль-Накэ, «Тимей» происходит сразу после того, как «Сократ и его друзья … закончили обсуждать основные черты полиса, о котором подробно говорится во II-V книгах „Государства“». Более того, «обычно считают, что Сократ в начале „Тимея“ резюмирует учение „Государства“», а далее Атлантида служит иллюстрацией всё того же тезиса, просто с другого ракурса.
Древние Афины, какими они якобы были за 9 тыс. лет до Солона, ничем не подобны ему современным, в то же время их строй «странным образом напоминает „Государство“. И наоборот, Атлантида подозрительно смахивает как раз на знакомые нам исторические Афины, какими застал их Платон. В общем, «рассказ о войне Афин с Атлантидой — это рассказ о противоборстве тех Афин, какими Платон хотел их видеть, так называемых древних Афин, с Афинами империалистическими, которыми они, опираясь на военный флот, стали после греко-персидских войн». Как отмечает Рабинович, перед нами «факт декларации»: «предки афинян, победившие Атлантиду, жили по законам „Государства“».
В войне с самим собой проигравшим всегда ты же и будешь: вот и здесь стоит спросить, уверен Видаль-Накэ, «столкнувшись с Атлантидой и одержав над ней верх, кого на самом деле победили Афины, если не самих себя?»: в конечном итоге «Афины … сами превратились в Атлантиду».
Разумеется, никаких Афин за 9 тыс. лет до древнего законодателя, жившего в VII в., сиречь ок. XCVI в., не существовало в принципе: в микенские времена там стояла лишь крепость, Акрополь, построенная не позднее XV в., однако свидетельства, позволяющие говорить о полисе, начинаются только с IX в. Это так, на случай, если кто-то сомневался, что данные археологии целиком опровергают выдумку Платона; другое дело, что не похоже, что факт того, что перед нами именно последняя, скрывал и он сам…
Скажем, «ни в одном диалоге не повторяются столь часто, как в „Тимее“, заверения в том, что повествуемое не сказка». В частности, «диалог начинается с утверждения, что рассказ, в котором появляется Атлантида … это сказание, „хоть и весьма странное, но безусловно правдивое“». Похоже, что по похожему принципу Лукиан позднее называет свой рассказ о путешествии на Луну «Правдивой историей»: чтобы подчеркнуть факт ровно обратного.
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 7/18 ➡️
Как уже упоминалось, исторические развитие, движение и вообще изменение Платоном почиталось за доказательство небытия явления, у которого они замечены. Вот почему в данном случае он как бы высмеивает принцип исторического сочинения, воспроизводя даже его стиль, а конкретно — самого основателя жанра: «Платон … хотел пародировать и критиковать Геродота»; этот приём называется пастиш. В своё время иссл. Ж.-Ф. Прадо после тщательного анализа доказал, что в «Критии» используется особый, отсутствующий в других произведениях Платона словарь, который был философом заимствован не у кого иного как «отца истории».
Тем ироничнее, что позднее исследователи с удивлением рассуждали о «молчании Геродота и Фукидида об Атлантиде», хотя ясно, что «Фукидид … не мог говорить об Атлантиде потому, что в его время она еще не была … задумана».
Собственно, момент с затоплением сам по себе уже говорит о выдуманности всей истории. Уже Фрере замечал: «То, что Платон говорит об этих потопах и их последствиях, нужно ему лишь для придания хоть какой-нибудь видимости правдоподобия сказке об Атлантиде … Так как … в его собственное время не было … и следов острова Атлантида, то ему по требовалось подготовить ответ на неизбежно возникающие вопросы».
В своё время Карл Саган сочинил притчу о некоем персонаже, доказывающим, что у него в гараже запрятан дракон, однако на любые попытки других обнаружить его там находивший отговорки по типу: «да нет, он невидим», «и неслышим тоже», «и не обнаруживаем никакими иными способами». Юдковский, большой её поклонник, комментирует это словами: «плохая гипотеза должна ловко маневрировать, чтобы избежать опровержения», но лучше — заранее предупредить вероятные к себе вопросы. Так Платон и поступил.
Подражая и тем высмеивая историков, философ в то же время действует по принципам, им противоположным: так, по Видалю-Накэ, «Платон спокойно мог исключить Саламин из истории греко-персидских войн», как он поступает в «Законах», «что было немыслимо для Геродота и Фукидида»: «не то, чтобы их история была совершенно лишена идеологического измерения, но существовала определенная черта, которую они не могли переступить».
Впрочем, это верно больше для Фукидида, чем Геродота, который совсем не стеснялся в случае удалённых стран сочинять выдумки, имевшие не исторический, но концептуальный смысл. Кроме прочего, это привело к тому, что позднее новоевропейцы, принявшие некоторые из них за чистую монету, сочинили не имеющую в действительности исторических оснований концепцию первобытного матриархата.
Однако, действительно, Платон, как мы видим, нисколько не уважает «первый закон истории», позднее записанный Цицероном: равно «ни под каким видом не допускать лжи … [и] ни в коем случае не бояться правды». Зачем он вообще пытается скрыть общеизвестный факт Саламинского сражения? Кого вообще надеется провести таким топорным обманом? Что же, своих современников, конечно, и не пробует, а пишет для других, для будущего: напомню, что в «Государстве» он планировал запретить всё, что может «испортить молодёжь», и, разумеется, историки первыми оказывались в числе таковых.
Там бы преподавалась одна-единственная истинная версия, отредактированная с точки зрения идеологемы Платона, — ну а то, что она прямо противоречила исторической реальности… что же, по похожему принципу обучали и в СССР, и ничего (его, кстати, некоторые исследователи в т.ч. и по этому признаку, хотя не только, полагают самым успешным воплощением «Государства»: об этом ещё будет написано).
Саламин же ему неприятен исключительно потому, что читать далее…
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 8/18 ➡️
Тем ироничнее, что позднее исследователи с удивлением рассуждали о «молчании Геродота и Фукидида об Атлантиде», хотя ясно, что «Фукидид … не мог говорить об Атлантиде потому, что в его время она еще не была … задумана».
Собственно, момент с затоплением сам по себе уже говорит о выдуманности всей истории. Уже Фрере замечал: «То, что Платон говорит об этих потопах и их последствиях, нужно ему лишь для придания хоть какой-нибудь видимости правдоподобия сказке об Атлантиде … Так как … в его собственное время не было … и следов острова Атлантида, то ему по требовалось подготовить ответ на неизбежно возникающие вопросы».
В своё время Карл Саган сочинил притчу о некоем персонаже, доказывающим, что у него в гараже запрятан дракон, однако на любые попытки других обнаружить его там находивший отговорки по типу: «да нет, он невидим», «и неслышим тоже», «и не обнаруживаем никакими иными способами». Юдковский, большой её поклонник, комментирует это словами: «плохая гипотеза должна ловко маневрировать, чтобы избежать опровержения», но лучше — заранее предупредить вероятные к себе вопросы. Так Платон и поступил.
Подражая и тем высмеивая историков, философ в то же время действует по принципам, им противоположным: так, по Видалю-Накэ, «Платон спокойно мог исключить Саламин из истории греко-персидских войн», как он поступает в «Законах», «что было немыслимо для Геродота и Фукидида»: «не то, чтобы их история была совершенно лишена идеологического измерения, но существовала определенная черта, которую они не могли переступить».
Впрочем, это верно больше для Фукидида, чем Геродота, который совсем не стеснялся в случае удалённых стран сочинять выдумки, имевшие не исторический, но концептуальный смысл. Кроме прочего, это привело к тому, что позднее новоевропейцы, принявшие некоторые из них за чистую монету, сочинили не имеющую в действительности исторических оснований концепцию первобытного матриархата.
Однако, действительно, Платон, как мы видим, нисколько не уважает «первый закон истории», позднее записанный Цицероном: равно «ни под каким видом не допускать лжи … [и] ни в коем случае не бояться правды». Зачем он вообще пытается скрыть общеизвестный факт Саламинского сражения? Кого вообще надеется провести таким топорным обманом? Что же, своих современников, конечно, и не пробует, а пишет для других, для будущего: напомню, что в «Государстве» он планировал запретить всё, что может «испортить молодёжь», и, разумеется, историки первыми оказывались в числе таковых.
Там бы преподавалась одна-единственная истинная версия, отредактированная с точки зрения идеологемы Платона, — ну а то, что она прямо противоречила исторической реальности… что же, по похожему принципу обучали и в СССР, и ничего (его, кстати, некоторые исследователи в т.ч. и по этому признаку, хотя не только, полагают самым успешным воплощением «Государства»: об этом ещё будет написано).
Саламин же ему неприятен исключительно потому, что читать далее…
#atlantis
⬅️⬆️ «Где на самом деле находится легендарная Атлантида, которую искали советские подлодки?», 8/18 ➡️